Маленькая группа

Канеки стоял, облокотившись о стену, около двери номера. Затем парня внезапно окликнули. Он сразу же узнал этот детский голосок.       — Братик! — Хинами, подпрыгивая, подошла к Канеки и, не раздумывая, сразу же обняла его.       — Хинами-чан, — Канеки ласково улыбнулся и потрепал короткие волосы девчушки. — Как ты? Не голодна?       — Нет! — с улыбкой ответила девочка, немного отойдя от парня. — У меня всё хорошо, братик.       На миг улыбка девочки исчезла, она смущенно отвела взгляд, начав озираться вокруг.       — Что-то случилось?       — Да, точнее… как дела у тебя с Аято-куном? Вы с ним поладили? — тихо спросила она, словно это был секрет глобального масштаба.       — Как бы сказать… — Кен нервно усмехнулся и почесал затылок.       — Ясно, — Фуегучи грустно посмотрела на братика, сжимая в руках подол длинноватой красной юбки.       Она до сих пор беспокоилась о Канеки и не знала, как ему помочь. Повисло неловкое молчание.       — Кстати, Хинами-чан, кто твой сосед по комнате? — вдруг вспомнил парень, искренне надеясь, что хоть ей повезло с этим делом.       Фуегучи натянула довольную ухмылку, спрятав руки за спиной. От подобной реакции Канеки стало ещё интереснее.       — Это-тян, — сказала, наконец, она, расплывшись в улыбке. — Братик, представь себе, у нее есть все книги Такацуки-сенсея! А ещё она тоже хорошо знает кандзи. Сестренка Это очень умная!       Хинами выдала эту информацию по-детски наивно. А Канеки прибыл в немалом удивлении. Это — гуль, который постоянно околачивается возле Татары, одета как мумия, вся в бинтах. Да и вообще она не оказывала подобного впечатления вроде умной, начитанной… девушки? Но сам Канеки знал о ней ничтожно мало. Быть может, Это действительно неплохой гуль, раз Хинами так о ней отзывается. Данная мысль немного успокаивает Кена.       — Рад за тебя, — скрыв обеспокоенную мину, сказал Канеки, снова растрепав русые волосы девчушки.       — Не понимаю я вас, Банджой-кун… — доносится до боли знакомый голос с изысканным акцентом из другого конца коридора. — У меня и в мыслях не было следить за Канеки-куном! Shame! (Стыд!)       — Сомневаюсь я в твоих словах, — вздохнул мускулистый мужчина внушительного роста, пожав плечами. — И меня зовут Банджо! Бан-джо!       Завидев Кена, Цукияма и Банджо сначала искренне удивились, затем обрадовались, горячо приветствуя Канеки, которого они так долго не видели.       — Неужели вы соседи? — во второй раз Кен поддается удивлению. Такое распределение соседей выглядит странным, посему зарождается мысль о возобновлении слежки за Аогири. «Им нельзя доверять», — сделал вывод парнишка после недолгих дум.       — Ну, я бы все равно предпочел этого странного типа, чем Аято, — Банджо покосился на Цукияму, который был поглощен беседой с Хинами. От воспоминаний своего прежнего руководителя, Киришимы, тело Банджо покрылось мурашками.       Казуичи сделал недовольную гримасу. Видимо, мужчина до сих пор хранил свою злость на Аято. Канеки же, напротив, при упоминании этого мальчишки не чувствовал гнев или другие отрицательные эмоции. В его голове до сих пор плыла картина злого и красного Аято или его удивленное лицо.       Кен усмехнулся.       — Что? — спросил Банджо, услышав его смешок, на что Кен махнул рукой, затем начал поглаживать подбородок — его фирменный жест, когда он что-то скрывает.       — Ничего. Сейчас Аято-кун болен, вчера он перестарался. Ах, кстати! — Канеки щелкнул пальцами, внезапно кое-что вспомнив. — Чуть не забыл про болезнь Аято-куна! Я должен идти.       — А!.. Братик! — Хинами оторвалась от беседы с Цукиямой и хотела было побежать за Кеном, однако проворный братик скрылся за дверью номера, оставив ребят в одиночестве и в полной тишине. «Мне же надо было братику кое-что сказать…»       Первым заговорил Цукияма, прижав кулак к сердцу и сделав болезненный вид:       — Dolce! Заботливый Канеки-кун так прекрасен! Но… — Он остановил полный печали и боли взгляд на закрытой двери, ведущей в номер Канеки. — Кажется, я ревнив… Почему Канеки-кун заботится об этом monello (мальчишке)?       Тон Цукиямы способен изменяться очень быстро: от невообразимо громкого крика до резкого тихого шепота.       — Братик просто очень добрый, — Хинами так же грустно смотрела на Цукияму, всерьез обеспокоившись из-за того, что Шуу выглядел очень подавленным.       — Заткнись, извращенец. Хинами-чан права. Канеки просто проявляет свою доброту и заботу.       Банджо сложил руки на груди и задумался: «С чего вдруг этому извращенцу ревновать?». В голове не укладывалась ни одна нормальная мысль. Всё-таки Аято и Канеки слишком-слишком разные друг для друга. Банджо посмотрел на Цукияму и махнул рукой — этот тип точно не нормальной ориентации! А что насчет Канеки и Аято?       «Ха-ха, это просто смешно!»

***

Кен тихо прошел в спальню, где сопел Аято.       «Уснул все-таки», — с облегчением подумал он и ласково улыбнулся, хоть и Киришима этого не видел.       На дворе было ещё светло, Кен не знал, чем себя занять. Поэтому он взял с полки до боли знакомую книгу, стряхивая с нее тонкий слой пыли.       «Яйцо Черной Козы»       Один из шедевров Такацуки Сен. Кен уже не в первый раз ее перечитывал. И после каждого раза он находил новые ответы. После того как Канеки стал гулем, он видел в главном герое себя. И всё больше убеждался, будто бы эта история была переписана с его жизни.       Конечно, с ним не случилось то же самое, что и с главным персонажем книги. Но обстоятельства и испытываемые чувства очень схожи, из-за чего пробирала дрожь после прочтения.       Усевшись возле спящего Аято, Канеки, вдыхая аромат старой книги, начал неспеша, растягивая каждую минуту удовольствия, проникаться в мир, созданный Такацуки.       После получаса тишины Аято локтем толкнул Кена, чем немало испугал самого парня и вытащил его из мира чтения довольно резко. Канеки чуть не уронил книгу. Посмотрев на Киришиму, он понял, что парень до сих пор спит. Брови его не нахмурены, лицо имеет спокойное, умиротворенное выражение. Канеки лег возле него, решив ненадолго отдохнуть от чтения.       «Они с Тоукой-чан так похожи, и спящий он выглядит намного милее», — отметил Канеки, невольно протянув руку к спящему лицу Аято. Тыльной стороной ладони он дотронулся до щеки парня. Температура спала, заметил Кен. Он гладил по его нежной коже ещё некоторое время. А сам парень даже не думал просыпаться. Большим пальцем Канеки прошелся по шершавым губам Киришимы, потеребив нижнюю губу, отчего лицо Аято приобрело беспокойный вид, а брови нахмурились. Однако Кен не убрал руку с его лица, лишь тихо усмехнулся.       К сожалению, это не продолжилось долго. Аято лениво приоткрыл один глаз, затем второй. Встретившись с почему-то удивленным взглядом Канеки, Киришима сначала не понял, в чем дело. После минутного молчания он вдруг почувствовал, что щека его немного горит, а лицо Кена слишком близко. Окончательно очухавшись, Аято резко двинул голову вперед, отчего ударился лбом об челюсть Кена.       — Твою ж… больно! — недовольно вскрикнул Аято, потирая чуть красный лоб от сильного удара.       — Тебя никто не уговаривал ударяться об мою челюсть, — слегка наиграно-мрачным тоном проговорил Кен. На его щеках был еле заметен румянец.       — Чёрт, тогда какого хрена твоя потная ладонь была на моем лице?! И вообще, я не разрешал тебе со мной спать!       «Потная ладонь?! — возмутился Кен, и теперь его лицо приобрело сочно-красный цвет. — Вот же бестактный маленький…»       Канеки не стал отвечать на эти вопросы, а из-за стыда он был вынужден отвернуться. «Да уж, зачем я вообще начал это?» — мрачно подумал Канеки и пожелал вернуть последние минут десять назад.       — Я хочу пить… — буркнул Аято, до сих пор хмурясь.       Кен, вспомнив, что сам назначил Аято-куну постельный режим, сразу же удалился из номера.       «Куда это он? — задался вопросом Киришима, сжимая в кулаках одеяло. — Неужели обиделся? Ну и пусть обижается!»       Тихо бормоча под нос оскорбления в адрес Кена, Аято натянул одеяло до подбородка. Теперь была его очередь краснеть. Он чувствовал, как медленно поднимается его температура. И вовсе теперь не из-за болезни.       Вскоре Канеки вернулся с двумя дымящимися чашками. Аято почувствовал приятный запах кофе и вышел из своего, так сказать, временного логова, который состоял только из большого одеяла.       — Вот! — Канеки мягко улыбнулся, ставя чашку на тумбочку около кровати.       Сначала Аято недоумевал, из-за чего вдруг Кен начал проявлять такую доброту. А потом вспомнил, что на самом деле этот парень до тошноты добрый, чем напоминает отца.       Томно глядя на пар, который исходил от горячего кофе, в голове Киришима прокручивал моменты детства с Аратой и тупой сестрой, словно пленку. Отец водил детей в разные кафе (не в Антейку), чтобы они попробовали, казалось бы, сладкий вкус горького кофе. Ведь только в кофе, помимо человечины, гули испытывали удовольствие, подобно человеку, который кушал сладости.       Арата пытался подарить то же счастливое детство, которое имели другие дети — люди. Он хотел осчастливить своих детей. Однако он был слаб, это Киришима ясно понимал, и именно из-за слабости Арата не смог защитить ни Аято, ни Тоуку, заставив детей бежать от тех, к кому Арата старался испытывать любовь — бежать от людей.       От воспоминаний сердце болезненно сжалось. Очень странно. Ведь в обычном случае такого не происходит. Аято думал, что уже ничего не испытывает к отцу. Однако… Канеки сегодня слишком многое напомнил ему, а из-за нахлынувшей неприятной ностальгии Аято чувствовал доселе незнакомую ему боль.       «Слабый, слабый, слабый отец! Слабак! Почему ты не мог быть сильным?! Ты слаб из-за своего мягкого характера! Вот почему! Сильные выживают, а слабые, как ты, умирают!»       Канеки тряс за плечи Аято, словно пытаясь его разбудить от кошмара. Кошмара, который затянул Киришиму полностью.       — АЯТО-КУН! — когда Канеки вскрикнул его имя в очередной раз, Аято вздрогнул и перевел рассеянный взгляд на Канеки, удивившись его крику.       Кен с облегчением вздохнул, сильнее сжал его плечи и посмотрел в глаза растерявшегося Киришимы. Их взгляды скрестились. Канеки нахмурился, выглядел слишком обеспокоенным, будто бы только что спас Аято от смерти, отчего сам Аято не понимал, в чем дело. Канеки снова вздохнул и ослабил хватку. Киришима хотел было задать вопрос — что случилось? — однако Кен притянул Аято к себе и… обнял.       Его объятье с каждой секундой становилось все крепче, прижимая Аято ближе и сильнее, словно не давая ему шанса сбежать.       — Скажи, — наконец издал голос Кен, шепча прямо в ухо Аято, — почему ты… заплакал?