4 часа ранее
Голова была необычно тяжела, а тело — слишком расслаблено. Сладкий сон внезапно прекратился, оборвался на самом интересном месте, и Канеки открыл глаза. Пару минут он смотрел в потолок и пытался вспомнить, что вчера произошло. Воспоминание согрело его душу и вмиг отогнало весь остаток сна. Кен повернулся к другой стороне тесной кровати, однако заметил, что место, на котором должен лежать Аято, пустовало. В квартире было необычно тихо, лишь кролик стоял в углу и грыз морковку, которую дал ему Канеки. «Может, вышел погулять?» — подумал Кен и попытался успокоить себя, не терзаясь тревожными мыслями. Он накинул чёрную куртку и застегнул её, дойдя молнией чуть ли не до шеи. Надев белоснежную шапку с бубенцом, парень вышел из квартиры. Кен шагал по знакомому тротуару. Он хорошо помнил эту дорогу, каждое дерево на пути и даже лица, которые ежедневно в одно и то же время куда-то спешили. Однако мирную идиллию ностальгии нарушила жёлтая лента, на которой жирным шрифтом был текст: «Запретная зона» Канеки съёжился, и в этот момент подул сильный осенний ветер. Погода сделалась мрачной, серые облака окружили город и медленно двигались в сторону ветра, беспрекословно подчиняясь дуновению. Кен огляделся и засунул руки в карманы глубже. Даже сквозь тёплую одежду он чувствовал, как ветер проникает прямо в кожу, заставляя тело покрыться мурашками. Канеки приподнял ленты и, наклонившись и перекинув сначала правую, затем левую ногу, подошёл ближе к месту. В уголках воспоминания тут же издались приятные знакомые звуки, нос защекотал яркий запах свежих зёрен, в голове мелькнули лица, которые искренне улыбались ему. Затем, поддавшись сильной ностальгии, он почувствовал себя прежним Канеки, который был работником Антейку и наивно верил, что может построить мост между людьми и гулями. «— Хочешь спросить, почему гули в Антейку обслуживают людей? Потому что мы живём в их мире. Чтобы не вызвать подозрений, мы должны копировать их поведение. Кроме того… — искренняя улыбка тронула морщинистое лицо, и Йошимура, скрестив руки за спиной, повернулся ко мне. — Мне нравятся люди» «— Странно, что голуби пришли сюда, ведь двадцатый район гораздо спокойнее, — проговорил Ута мягким голосом, чеша затылок. А у меня в голове застыл один вопрос: «Они называют этот район тихим?!» — Простите… — услышав меня, Ута повернулся ко мне, глядя своими чёрными как смоль глазами. — Говоря о районе, что вы имели в виду? Мне он совсем не кажется спокойным. Покрутившись на стуле, он вдруг сделался мрачнее, а голос его стал тихим, нашёптывающим, словно он рассказывает ужастик малым детям: — Если поживёшь в другом районе, поймёшь, что первый район отличается от четвёртого, но не может сравниться с тринадцатым. Там всё время идёт война за территорию и ради забавы устраивается охота на людей, — закончив, Ута сделал длинную паузу и снова отвернулся от меня. Чуть погодя, он добавил: — Двадцатый район тихий и спокойный. И это заслуга Антейку» «К чёрту этого придурка, — сказала Тоука гневным голосом, исподлобья глядя на ухмыляющегося Цукияму, — но если Антейку потеряет хотя бы одного члена персонала… тогда возрастет нагрузка на меня, а это будет очень хлопотно. В последних словах чувствовалась наигранность, но суть была ясна. Антейку — это не обычное кафе. Антейку — это семья» Здание Антейку всегда отличалось от серых построек вокруг. Словно отдалившись от надоедающих суеты и рутины, кафе призывало сделать перерыв от всего этого и выпить чашку вкуснейшего кофе, неважно, гуль ты или человек. Кофейня была оформлена довольно просто, но уютно. Везде бушевал цвет мокко* с взбитыми сливками и шоколадным сиропом: стены молочного цвета, плавно переливающиеся и обретающие более тёмный оттенок; мраморная барная стойка, классические столы, по цвету напоминающие горький шоколад. И везде, естественно, запах кофе. Снова подул сильный ветер, забравший за собой приятные воспоминания об Антейку. Канеки зажмурился и, открыв глаза, заметил перед собой лишь дряхлое здание, которое словно пережило вторую мировую войну. Впрочем, Кен не был далёк от истины. Окна разбиты, деревья остались абсолютно голыми, а местами были видны следы от пожара. Кен зашёл внутрь, зазвенел звонок, что уже не издавал того звонкого звука, при котором Тоука бежала к новоприбывшему посетителю, чтобы поприветствовать его. Перед глазами плыли нечёткие картины прежней кофейни, где за стойкой потирал стакан Кома-сан, рассказывая всем историю о «дикой обезьяне»; где стояла улыбчивая Ирими-сан, поправляя длинные прямые волосы; где Нишики с Тоукой постоянно ввязывали друг друга в словесные перепалки и где в углу за всем наблюдал Йошимура, словно старый добрый отец, мягко улыбаясь и тихо посмеиваясь. Однако все столы были сломаны, на стенах остались брызги крови, что отдавали неприятный запах. Канеки со скорбью в глазах наблюдал за этим, а комок в горле начал потихоньку нарастать. Картина прежнего Антейку разбилась вдребезги, и Канеки почувствовал жгучее разочарование, в сердце болезненно кольнуло. «В том, что Антейку в таком состоянии, — Кен сильно сжал кулак, так, что ногти вонзились в кожу, — виноват только я» — Так и знала, что ты будешь тут, Канеки Кен. Канеки резко повернулся в сторону звука, но там никого не оказалось. Осмотревшись, он никого не заметил. Сердце тревожно забилось в груди, на лбу выступил пот, он машинально встал в боевую позу. За единственным уцелевшим столом сидела женщина. Канеки вздрогнул. Волосы её были взлохмачены, явно не причесанные, на маленьком носике сидели большие круглые очки. Незнакомка положила ногу на ногу и деловито скрестила пальцы. Канеки от удивления еле нашёл нужные слова и через силу выговорил: — Такацуки… Сен?***
Аято бежал со всех сил, поворот за поворотом, лестница, снова поворот… Повсюду были звуки бомбёжки, крики, скрещивание кагунэ и чего-то неизвестного. За очередным поворотом Аято увидел… человека, одетого в броню и держащего оружие — куинке. Его глаза вмиг сделались какуганом, он не думая высвободил кагунэ. Человек, заметив Аято, направил свой куинке на него, однако он не успел издать писк, как был уже разделен на части. Кровь тут же хлестнула по лицу Аято, капля тёплой крови сластила язык. Облизнувшись, мальчишка побежал дальше. Сердце отчаянно билось в груди, он ни на миг не останавливался. Повсюду лежали трупы: и людей, и гулей. Но такие картины ему довелось видеть не раз. Сейчас его голова была забита лишь одним полугулем-получеловеком. Ноги отчаянно ныли, как бы прося остановиться, но Аято не слушал их. Вопреки всему он бежал к подвалу. Его встретил длинный пустующий холл и ряд столбов. Отрывистое дыхание эхом раздавалось в помещении. На лестнице лежали два трупа гулей. Киришима пригляделся к ним, понимая, что смутно помнит их. Это были гули класса SS. Сглотнув, Аято замедлил шаг и огляделся. Витал до безумия знакомый запах, и он было подумал, что это, безусловно, запах Канеки. Однако перед ним появилась большая тёмная фигура, от которой и исходил данный запах. Густые брови были нахмурены, большой человек пару раз хрустнул шеей. На нём была чрезвычайно прочная и толстая броня, отдающая резким запахом, что был до боли знаком Киришиме. Человек повернулся к Аято, снова хрустнул шеей и усталым голосом спросил: — Ещё один? «Видимо, этих двух убил он», — подумал Аято, готовясь к предстоящей схватке. Человек в броне, закрывающей всё его тело, поднял руку к уху и еле слышно проговорил: — Да, это Шинохара. Нет. Да… — Аято сразу догадался, что он говорит по рации. — Нет, я не закончил. Мужчина обратил взгляд на Киришиму, отчего мальчишка сразу же встал в боевую позу, снова высвободив кагунэ. — Тут ещё один. Нет, подкрепление не требуется. — Чуть погодя, Шинохара добавил: — Я сам его убью.