Сгоревшие надежды или восстание из пепла.

Ночь. Одинокие звездочки заглядывают в окно, а луна - большой, противный диск холодного металлического цвета роняет свой тусклый свет на покрытый паркетом пол небольшой квартирки города Асбеста. Вадим осторожно перевернулся на бок и распахнул свои янтарного цвета глаза. Темно, одиноко. Интересно, как там мелкий? После трогательного перемирия Глеб сразу же выключился. Все-таки сильно ему намяли бока… Вадиму было стыдно и больно. Он встал с кровати и направился на кухню. Нужно было посидеть и хорошенько все обдумать. А думается лучше всего за чашкой хорошего кофе. К счастью, у мамы таковой имелся. Вадиму снова вспомнилась та разведенная гадость, которую он имел удовольствие пробовать осенью, отправившись за своим маленьким чудом вникуда. Так он и окрестил это место. От теплой кружки медленными светлыми клубами поднимался пар. Знакомая с детства картина – ночь, родное гнездо и кружка кофе, между прочим, та самая. Алая, с белыми буквами, сливающимися в единое название зарубежной фирмы. Она с детства была его, его и осталась. В соседней комнате заскрипела кровать. Следом за странным звуком в дверном проеме появилась сонная физиономия Глеба. -Чего не спишь? – спросил он старшего, присаживаясь рядом. -Не знаю, тяжко что-то, - Вадим отвел взгляд. Хорошо, что краснеть не умел с рождения, а то непременно бы залился краской, - А ты чего? -Не могу нормально устроиться на кровати. Все болит, - Глеб тоже избегал взгляда старшего, поэтому направился к шкафчику с продуктами, собираясь налить себе кофе. -Все настолько плохо? – губы Вадима дрогнули, но голос его не выдал. Однако этот вопрос даже ответа не требовал. На лице мелкого было написано все. Синяк на скуле, рассеченная бровь, царапина на подбородке. Страшно представить, что творится с остальным его телом. Вадим снова вспомнил, как бил его ногами, не жалея сил. -Не заморачивайся, - Глеб опустился на стул напротив старшего, - На мне все, как на собаке заживает, сам же знаешь. От этой фразы Самойлов-старший вздрогнул. В голову полезли воспоминания, маленькие такие картинки из прошлого. Осенний день. Семья сидит за столом. Особо отличившийся в школе Вадим, дует губы, волком смотря на отца, который снова запретил ему гулять. Отец читает газету, делая вид, что не замечает обиженного сына. Мать витает в облаках, думая о чем-то своем. И тут в комнату проходит маленькое чудо. Глеб еще только научился ходить, и совал свой нос везде, куда ему не надо. Все трое сознательных членов семьи заняты чем-то своим и в упор не видят, как малыш тянет крошечные ручки к кружке, наполненной кипятком. Зато на звук разбившейся посуды голову поворачивают все трое. Глеб шлепнулся на зад и растерянно осматривал груду осколков. Он еще не понял, что произошло, как руки вдруг обожгло нестерпимым огнем. Мать вскочила, вытащила голосящего малыша из лужи и унесла в комнату. Отец с Вадимом недоуменно переглянулись. Глава семейства тогда вздохнул и произнес уставшим голосом: -Сколько посуды он еще побьет? Подумать страшно. Старший Самойлов тогда не придал мимолетной фразе никакого значения, но сейчас он понимал, насколько эгоистично себя вел его прародитель. Все дети падают, ставят себе синяки, расшибают колени, но их все равно жалко, когда они плачут. Тем более, в изувечивании себя его младший брат достиг какого-то сумасшедшего профессионализма. Второй эпизод и того хуже. Двухлетний Глеб носится по дому за дымчатой кошкой, которую замучил уже до истерики со стороны несчастного животного. Новогодний вечер. Мать на работе, отец читает газету. Он вообще постоянно ее читал. Вадим за своим столом корпеет над уроками, которые тут же клянет по чем свет стоит. Кошка устала носиться по углам, шарахаться под кровати, забираться на спинки кресел, и решила подыскать себе местечко побезопаснее. Местечком побезопаснее, по мнению Дымки, оказалась елка. Несчастное, замученное животное кидается под него, а ребенок упорно лезет за ней. Как дерево упало, Вадим не услышал, зато отцовский трехэтажный мат – легко! -Когда же ты угомонишься! – орет он на рыдающего Глеба, - Всю посуду побил, теперь до елки добрался?! – и невдомек главе семейства, что личко и ручки ребенка покрыты царапинами от побитых игрушек. Тут уже себя потихоньку проявляет старший брат – стирает кровь, вытаскивает осколки, промывает водой и осторожно лепит пластырь. Правда лепит, как попало, но разве это важно? Третий эпизод чуть не заставил сердце Самойлова-старшего остановиться. Лето. Хочется гулять с друзьями, а мама отправила мелкого на прогулку вывести. Вопиющая несправедливость! Кислый Вадим сидит на скамейке и смотрит, как мелкий качается на качелях. Вверх – вниз. Старший зол и обижен на весь мир. Вон остальные ребята сейчас в футбол играют, а он сиди тут и смотри, как бы что не случилось. Да что с ним вообще может случиться? Словно желая опровергнуть мысли брата, Глеб теряет равновесие и падает с качелей. Падает прямо под них. Больно ударившись, малыш встает, и злосчастные качели прилетают ему сзади по голове. Искры из глаз, темные точки вокруг. Мир почти меркнет, но ненадолго. Вадим летит вперед, подбирает свое маленькое чудо и внимательно осматривает, насколько сильно влетело малышу. Влетело сильно. Здоровенная шишка уверенно выпирает вперед. От родителей влетит! Вздохнув, Самойлов-старший берет брата за руку и ведет домой. День с самого утра не задался. -Вадь, - малыш вдруг останавливает его и тянет за рукав, - А давай маме не будем говорить? -Почему? – искренне не понимает старший, - Крови нет, зеленкой мазать не будут. И йодом тоже. -Тебя будут ругать. Что-то перевернулось тогда внутри Вадима. Такой маленький комочек жизни оказался в большей степени человеком, чем он, такой взрослый и сильный. Мама, правда, заметила шишак сама, и как ни старался маленький, Вадиму все равно влетело по первое число. Но это все тогда казалось таким не важным! Важным казалось то, что Глеб научился сочувствовать и сопереживать. Дальше – хуже. В школе у мелкого не ладилось совсем. Учиться – не учился, зато дрался – будь здоров! Даже повода не надо. Увы, задиристый характер не вполне соответствовал физической силе. Иными словами, ему всегда влетало чаще, чем остальным участникам драки. Счесанные кулаки, разбитая физиономия – вот что стало его постоянным спутником. И Вадим ничего не мог сказать на этот счет, поскольку сам был таким же. Правда, он чаще бил, чем позволял бить себя, но это же такие тонкости… Время шло, а ничего не менялось. На репетициях Глеб регулярно ронял себе на ногу гитары, мог запросто не заметить края сцены и шарахнуться вниз. Цеплялся своими тяжелыми ботами за провода и выдергивал аппаратуру, из-за чего приводил в бешенство звуковика, которому приходилось заново все налаживать. А вот теперь, у него новая мания мазохизма – непрекращающиеся гастроли. -Вадь, ты о чем задумался-то? – Глеб осторожно отхлебнул кофе, но чашка выскользнула из рук и вылила горячее содержимое на ноги. Младший проклял свою любовь к коротким домашним шортам. -Вот об этом и думал! – театрально выдохнул Вадим и протянул ему свою чашку. -Зачем? Я могу и заново налить, - не понял мелкий, но старший отрицательно замотал головой. -Это я могу заново налить, а ты пей мой. Он остыл уже, и ты не сможешь обжечься. -А если честно, о чем ты думал? – Глеб сделал серьезное лицо и выжидающе уставился на брата. Вадим внимательно осмотрел его изукрашенную запекшейся кровью физиономию с лиловым синяком на скуле и ухмыльнулся. -О том, какой ты у меня сейчас красавец! -Да иди ты! – Глеб поднялся и зашагал обратно в комнату, на ходу бросая, - Как будто не по твоей воле я такой! Старшему стало грустно. Вспоминать драку не хотелось. Тем более не хотелось нарушать такой хрупкий мир, только что воцарившийся между ними. Он встал и последовал за ним. Мелкий пытался улечься, но никак не мог. Постоянно что-то заставляло его менять положение. У Вадима сердце сжалось в тугой комок и рухнуло вниз. -Больно? -Похоже, пока это все не заживет, мне придется спать стоя! – всхлипнул Глеб. -Это я тебя… Так? – спросил старший и осторожно опустился на край кровати. Младший замер, устроившись на спине, но было видно, что ему с трудом дается даже такое положение. Вадим осторожно поднял край его футболки и задрал до груди. Увиденное повергло его в шок. На Глебе почти не было живого места – сплошные синяки. -Вадь, блин. Оставь меня в покое! – мелкий осторожно оттолкнул его и вернул футболку в прежнее положение, - Я уже рук не чувствую! В квартире действительно было холодно, как и каждую предыдущую зиму. А тут еще и окно открытым оставили, чтобы выветрить запах крови. Глеб и зима – понятия не совместимые, - подумал Вадим и отправился закрывать форточку. -Когда-нибудь я заделаю эти щели… - пообещал он и прилег рядом с братом. -Сколько раз ты уже обещал? – спросил младший, - Жаль, нет платка. -Ты его сегодня собственными руками уничтожил! – не смог не подколоть Вадим, но тут же запнулся, вспомнив, что он сегодня чуть не уничтожил кое-что поважнее платка. -Так что ты вспоминал? Старший нахмурился. Что ж он никак не отстанет-то? Вот вцепился, и теперь так и будет твердить свое, пока не дам ему утвердительного ответа, - с тоской подумал он и решил все же доверить мелкому правду. -Наше детство вспоминал. Ты же всегда был ходячей бедой! Кипяток пролил, елку на себя уронил, с качелей упал и еще ими по башке же и получил! А потом маме рассказывать не хотел. Боялся, что зеленкой мазать будет. -Дурак, - медленно выдохнул Глеб, - Я же за тебя боялся. Боялся, что тебе опять влетит. Тебе же всегда за меня влетало… А потом, ты срывался на мне. -Не правда! – перебил Вадим, - Кричал иногда, но не срывался никогда. Ударить, во всяком случае, у меня никогда не получалось. -Все когда-то бывает впервые. Старший вздохнул. Ни капли обиды в голосе, только горькая, тоскливая безысходность веет из самой глубины души. Что это? Неужели, самобичевание? Глеб тем временем ненавидел себя за все, что сделал, начиная с самого детства и заканчивая сегодняшним днем. -Я во многом виноват, знаю, что заслужил, - почти обреченно выдыхает его маленькое чудо, - Меня вообще иногда убить надо… -Перестань! Вадим так и не понял, что на него нашло. Он рывком пододвинулся к брату и обнял за хрупкие плечи. Тут же тело младшего выгнулось дугой. Из полураскрытого рта вырвался сдавленный вздох. -Вадик, больно! -Прости. Но я все равно обниму тебя. Где не больно? Глеб сам пододвинулся к нему и задрожал. Вадим в недоумении понял, что его маленькое чудо плачет. Легкие всхлипы, шмыганье носом, скатившаяся по щеке крупная слеза. Он осторожно прижал его к себе и спросил: -Что с тобой творится? Что тебя так гложет изнутри, что ты с самого детства творишь всю эту неведомую хрень? -Просто… Я не нужен никому, Вадь, - Глеб повернулся к брату лицом, - Вспомни сам, как все проходило! Стоило мне удариться или пораниться, никто никогда не спрашивал, больно ли мне, все думали только о вытекающих из этого последствиях, вроде разбитой чашки, поваленной елки, взбучки от родителей! – последнюю фразу мелкий выдохнул ему в лицо, - Никто не спрашивал, что же я чувствую. А ведь больно было! И с кипятком! И с качелями! И с елкой! И когда со сцены свалился, весь бок себе отбил! Он неожиданно замолчал, но потом сразу продолжил с надрывом: -А сегодня еще хуже было! И с самого детства я спрашиваю себя, а почему? Что я такого сделал, чем заслужил это? Почему ко мне всегда относятся так, как к чему-то плохому? Все дети бьют чашки, все роняют елки, с качелей падают тоже все. За что же меня ненавидели? -Глеб, - Вадим придвинулся к нему вплотную, чтобы иметь возможность смотреть четко в глаза, - Никто не относился к тебе плохо! Просто вспомни, что творилось в семье! Мама не вылезала из больницы, отец бесился, что никак не может воспроизвести грандиозный проект, потому что в Асбесте это никому не нужно. А у меня с учебой дела шли плохо. Ты просто был самый маленький в семье… Ты не мог защититься… Черт, понимаю, насколько это омерзительно звучит, но постарайся понять. Я отменил твои концерты и автограф-сессию не потому, что желаю твоей творческой карьере зла, но потому что ты себя мучаешь! Тебе нужен был отдых! Нужен был! И я, черт возьми, рад, что ты сейчас здесь, со мной. А сегодня у меня просто случился взрыв, и снова ты попался под руку! Юля, как с цепи сорвалась, я не знал, куда деться! Пилила меня ужасно, я в своем доме находиться не мог! Знаю, что это никогда в жизни не оправдает моего поступка, но я искренне надеюсь, что ты меня поймешь. -А я уже понял, - вздохнул Глеб и прикрыл глаза, - Останься здесь, пожалуйста? Со мной, в смысле. -Куда я теперь от тебя денусь, - Вадим поплотнее прижался к нему, не обращая внимания на протестующие вздохи и закрыл глаза.