The Riser

22. Всё произошло мгновенно. Только что вокруг были поля, а теперь Джейсон лежал на полу из белого… белого… камня? Красный Колпак подумал, что не будет пытаться ничего постичь, дабы не спятить раньше времени, и осторожно сел. И тут же рывком, несмотря на вспыхнувшую боль, перенёс вес вперёд и встал на одно колено. Всемать, – а в том, что женщина с изумрудными глазами без зрачков, разделёнными на отдельные «ручейки» очень длинными серебряными волосами и никак не определяемым возрастом именно Всемать, Джейсон не сомневался ни мгновения, – смотрела на молодого человека с выражением, ближе всего которому подходило определение «любопытства». - Ты обратился ко мне, – произнесла Всемать, и голос её отразился от чего-то в Джейсоне, о чём он раньше не подозревал. – В тебе кровь моего народа. Ты имел на это право. Слушаю тебя. Красный Колпак постарался, чтобы голос его звучал достаточно почтительно, но без излишнего подхалимства. Всемать должна была оценить ситуацию, а не визитёра. - Я прошу остановить того, кто в моём мире называет себя Джокером, Великая, – чётко выговорил Джейсон, – он преступник и убийца, на его руках реки крови. Выражение лица Всематери не изменилось. - Для моей расы не предусмотрено наказание за преступления против человечества, – ответила она спокойно. – Как на Земле не наказывают за раздавленных муравьёв. - Тогда накажи его за преступление против своего! – немедленно парировал Тодд. – Он убил меня, а во мне, – он старательно повторил, – кровь твоего народа! Губы Всематери дрогнули, словно она пыталась сдержать улыбку. - Он ведь убил тебя как человека, а не как своего. С возможностью регенерации, – напомнила она. – Это не считается у нас преступлением, как на Земле не обвиняют в убийстве персонажа онлайн-игры. К тому же, по правде говоря, он, как твой создатель, имеет на тебя все права, и, даже если убьёт тебя окончательно, мне нечего будет вменить ему в вину. Красный Колпак опустил на пару секунд голову, словно собираясь с мыслями. На самом деле, ему пришлось скрыть выражение лица. Оставалось сделать один ход. Муравьи, онлайн-игры… здесь он был единственным, кто мог оперировать человеческими понятиями, а значит, Всемать считывала его. Причём не просто видела нужные ей слова, а мгновенно охватывала всю их суть. Наивысший уровень телепатической связи… - В таком случае, – медленно заговорил Джейсон, – выходит, что я не могу обратиться за твоим правосудием, пользуясь законами твоей расы. Но я прошу, Великая, об одолжении. – Он сделал паузу. – Я наполовину человек. Я мост между двумя расами. Прошу тебя, без обязательств и обещаний, взгляни на Землю моими глазами. Позволь показать тебе, что вижу я. Любопытство в глазах Всематери переросло в настоящий интерес. Она слегка склонила голову набок, раздумывая, – Красный Колпак вспомнил похожий жест у Джокера ,– а затем кивнула, немного скованно, словно ещё сомневаясь. - Покажи, – согласилась она и протянула Джейсону руку. Тодд бережно коснулся ладони Всематери, ощущая пальцами гладкую и очень тёплую кожу. Что-то в юноше, отозвавшееся до того на голос, отозвалось теперь и на прикосновение: держать Всемать за руку хотелось вечно, она была похожа на давно утерянный и вновь обретённый дом. Дом… Джейсон внезапно понял, что следует показать в первую очередь. Не войну героев, не могильные плиты – дом. А своим домом он мог назвать только особняк в пригороде Готэма, принадлежащий семье Уэйнов. И он показал. Брюса, взвалившего а себя ответственность за целый город, скрывающего свои чувства, но умеющего чувствовать – потерявшего всё. Весёлую и влюблённую Барбару – прикованную к инвалидной коляске. Доброго и солнечного Дика с его неизменно улыбкой – мёртвого, на руках наставника и отца. Умного и вечно серьёзного Тима – застрявшего в зоне фантома. Дэмиана, на самом деле сильно любившего своего старшего брата – и убившего его. Джима Гордона, Харви Буллока и Рене Монтойю, лучших полицейских, которых Джейсон когда-либо встречал. Кларка Кента, преданного друга семьи, который был так счастлив, женившись на Лоис – и потерял её вместе со всем своим городом. Зелёную Стрелу и Чёрную Канарейку, любовь, что их связывала… их новорождённого сына. И детей, других детей, потерянных детей. И пятнадцатилетнего парня, вздрагивающего под ударами лома и отсчитывающего последние секунды до взрыва. И залитый светом особняк Уэйнов, который снился ему, как бы далеко от дома он ни оказался. Всемать разорвала связь. Она молчала, и в глазах её, вместо интереса, застыли слёзы. - Это люди, Великая, – сказал Джейсон, и голос его прозвучал хрипло, – мы не регенерируем и не обладаем достаточно большой силой. И мы не можем просить у тебя защиты по закону. Но когда закон бессилен, у нас на Земле есть понятие… по-человечески. То, что ты видела – лишь верхушка айсберга. Всё, что мы уже потеряли, не идёт ни в какое сравнение с тем, что мы потеряем в будущем. Джокер собирается творить чудовищные вещи, и среди моего народа нет никого, кто мог бы остановить его. Один из серебряных «ручейков», на которые делились волосы Всематери, внезапно дрогнул и пошёл волной. Всемать смотрела куда-то вдаль… или вглубь… мимо Красного Колпака и мимо зала, в котором они находились. Смотрела почти целую минуту, – хотя, Тодд судил субъективно, он не был уверен, что в этом месте существует время, – а потом губы её сжались в тонкую полоску и она, наконец, перевела взгляд на Джейсона. - Ты прав, – произнесла Всемать, – это зашло слишком далеко. 23. Мэтт с интересом разглядывает портреты. Они заканчиваются на Сэмюэле Уэйне, который и оставил особняк окончательно. Портреты смотрят со своих полотнищ так, словно и вправду видят нерадивого потомка, которому, похоже, суждено вскоре развалить остатки семейной компании. От взгляда Дэмиана Уэйна так вообще бросает в дрожь. А вот его отец, Брюс, излучает скорее уютность. Впрочем, здесь, должно быть, сказывается влияние семейности портрета: Брюс, в отличие от остальных Уэйнов, изображён не лично или с супругой, а в окружении четырёх своих сыновей и какого-то старика. Кажется, трое из сыновей были приёмными: во всяком случае, имён, кроме Дэмиана, Мэтт вспомнить не может, а что за старик примостился рядом не знает вовсе. Можно бы прочесть табличку, но буквы без должного ухода безнадёжно выцвели. И то, триста пятьдесят лет прошло с отъезда Сэмюэля, а с создания портрета так и вовсе пятьсот. Мэтт неожиданно усмехается, вспоминая старинные семейные легенды. Про Брюса Уэйна говорили, что он спонсировал тогдашнего защитника Готэма, супергероя Бэтмена. Мэтт не уверен, насколько это могло быть правдой. Сейчас супергероев совсем не осталось. Ну, разве что ходят слухи про Райзера, но Мэтт не думает, что Райзер существует. Мэтт не верит в супергероев.