Мейсерова соната

Старинный советский анекдот про космонавта, забывшего свой позывной, пригодился через пару лет. Мейсер рассказал этот анекдот пилоту — что самое смешное, сидевшему за штурвалом всё того же транспорта, что когда-то вёл Иванов. Прибытие небольшой техасской делегации (по три человека из официалов и бывших повстанцев) на торжественный запуск корабля «Макросс» было вроде бы согласовано, но рейс и так запаздывал, а теперь ещё диспетчер аэропорта Южная Атария упёрся рогом в бесконечные согласования. Лётчик, бывший ООНовский разведчик, разумеется, забыл резервные коды, никогда в жизни не используемые — а тут они понадобились. «В связи с особыми обстоятельствами». За этими обстоятельствами Мейсер полез в свой компьютерно-телевизионный чемоданчик. Конструкцию из ненового индустриального лаптопа, телеприёмника, двух передатчиков, простенькой камеры и ещё пары полезностей он собрал года четыре назад. Полевому журналисту чемоданчик заменял кучу тяжёлого оборудования — с ним Мейсер был сам себе радио— и телестанцией. Фирменный позывной «Радио 28», голоса свободного Техаса, мог прозвучать в эфире в любой момент, причём даже без ретрансляторов его было слышно миль на тридцать. Самолёт наворачивал третий круг вокруг острова Южная Атария, а Мейсер быстро поймал местный телеканал, и с причиной задержки посадки всё стало понятно. Оказывается, мимо диспетчеров внаглую прошёл какой-то мелкий самолётик, с лётчиком которого теперь публично переругивался очень-очень знакомый голос... Посадку всё-таки дали, и Мейсер глянул в записную книжку. В качестве контакта на этом острове — оплоте исследований ООНовской стороны — был только некий Линн Кайфун, китаец, и то — рядом с этим именем стоял жирный знак вопроса. Кен понадеялся, что всё будет нормально и контакт не понадобится. «Нормально», однако, точно не получилось — сегодня был какой-то день чрезвычайных ситуаций. Выходя из самолёта, Мейсер, разумеется, не мог оторвать глаз от возвышающегося совсем недалеко «Макросса». Но он отнюдь не ожидал, что из корабля вырвется в небо яркий луч пушки, вдруг напомнившей о том самом летнем дне десять лет назад, когда этот самый корабль появился... Барраж лучевых пушек превращал гнездо зергов, за которых играл одноклассник Дик, в руины. Кен Мейсер с минуты на минуту ждал окошка «Победа!». Но тут дом тряхнуло, и электричество отрубилось. А через год в потрёпанный домик вломились федералы с новенькими ООНовскими нашивками, которые так и не заметили затаившегося в саду мальчишку с камерой... ООНовские нашивки блестели на груди полицейских, перехвативших группу после паспортного контроля. Вежливо, но твёрдо — «Чрезвычайная ситуация, пройдёмте в бомбоубежище». Кто-то из ребят дёрнулся — не арест ли это. Но на входе в убежище была немалая очередь, причём явно из местных жителей. Похоже, дело и вправду пахло жареным — причём не от каких-нибудь упёртых, не принявших примирение антиООНовцев. В этом случае такую известную личность, как Мейсер, уж точно сдёрнула бы местная «спецуха» и выпустила бы в эфир, тормозить атакующих. Но сейчас явно никому было не до политики и вообще ни до чего... кроме какой-то юной дурочки, вдруг сорвавшейся из очереди и убежавшей к городку. Вскоре с той стороны послышалась канонада. Всех оставшихся в очереди быстренько запихнули в бомбоубежище — мать (или не мать, но явную родственницу) сбежавшей девчонки, хотевшую было дёрнуться за ней, сунули туда силой. Честно говоря, не без участия Мейсера, впервые в жизни помогавшего ООНовским силовикам. А ещё через какое-то время что-то особенно сильно бухнуло, и в задраенном убежище внезапно пропала сила тяжести. Люди летали по нему хаотически, многие паниковали и оттого сталкивались друг с другом. Кену не случалось попадать в космос, но ему в дежурный раз повезло — до войны он очень любил компьютерные игры, и в какой-то из них учился рулить телом в невесомости. Так что он, ни с кем не шлёпнувшись и ничего себе не сломав, спокойно провисел под потомком часа три, пытаясь размышлять, что могло случиться... А потом пришла помощь. Узнав, куда он попал вместе с Макроссом и всем городком, Мейсер тихо вспомнил малый боцманский загиб на трёх языках.