Принц и нищенка

Ну и кто бы мог подумать, что я подружусь с эльфами? Да даже в планы Эру это, видимо, не очень-то и входило! Я даже в страшных снах не видел такого исхода. Не могу сказать, что эльфы сильно противные. Мне с ними никогда не было дискомфортно, ибо точек соприкосновения у нас с народом эльдар всегда было меньше необходимого. Они закупали у нас ювелирные изделия и приглашали наших архитекторов для строительства своих изысканных дворцов, а мы, в свою очередь, получали от них неплохие деньги. Эльфы не жадные, и это их большой плюс, хотя, наверное, корни нашей вражды лежат отнюдь не в материальных разногласиях. Перворожденные, старшие дети Эру — так они себя прозвали сами. Мы, по их мнению, обслуживающий персонал, и осознание этого всегда заставляло мой народ держаться от подобных выскочек подальше. Игрушечных дел мастера — такое прозвище дали нам эльдар. Обидно? Просто несправедливо. Мы годами охраняем границы Средиземья наравне с остальными, а на нас все равно смотрят сверху вниз. Из-за разницы в росте — это даже буквальное выражение! Но мы выше хоббитов, и это несомненный плюс. Хоббиты вообще странный народец. Себе на уме. Хоть одна бравая четверка и спасла наш мир от разрушения... В общем, все началось еще незадолго до собрания в Ривенделле. Меня послали к Владыке Элронду, как представителя народа Синих Гор, дабы решить судьбу Средиземья при участии всех вольных народов. Я, конечно, понимал, на что подписываюсь, когда соглашался быть членом похода Братства Кольца, но мне в принципе было нечего терять. Семью я не создал, оба родителя отошли в чертоги Аулэ, а секирой я владел лучше, чем ригелем или лобзиком. Дома я зарабатывал на жизнь не огранкой или ковкой, мне доверяли только литье. Не то чтобы я был неуклюжим, просто я не обладал достаточной усидчивостью для мелкой работы. Эмалированием я так ни разу и не занялся, к примеру. В поход пошли девять мужчин и одна эльфийская девушка. Их называют эллет, хотя даже для эльфийки она была странная до невозможности. Не владела никаким оружием, не разговаривала на родных языках, и вообще складывалось ощущение, что она только-только родилась. Я знал, что она вроде как лишь душа в оболочке, посланная непонятно кем ради помощи и обладающая некими знаниями, но все равно для меня было удивительным, что послали в такие темные времена на эту землю в буквальном смысле ребенка. Как самый старший (исключая, конечно, эльфийского князька), я взял на себя ответственность за юную деву с прекрасными разноцветными глазами. Ее звали Эленвен. С той поры, когда я впервые с ней познакомился, она меня совершенно очаровала. Как и каждого, кто имел честь встретить ее на своем пути. Я серьезно. Боромир совершенно недвусмысленно воздыхал, смотря вслед удаляющейся тонкой фигурке, хоббиты краснели каждый раз, когда девушка сидела с ними у костра и пыталась начать беседу, а принц Лихолесья и подавно, казалось, вертится вокруг нее, как коршун, охраняющий свою добычу. Надо ли говорить, что среди этой челяди Эленвен питала ко мне большее расположение? Не надо. Я ведь совершенно очарователен. Ну, не об этом. Говорят, общая беда сближает людей. Не только людей, как оказалось. Каждое существо в этом походе стало для меня другом, братом, родней и даже больше. Я не слишком сентиментален, но мое каменное сердце болело абсолютно за всех. Люди оказались не такими уж снобами, и даже их слабые, на первый взгляд, души прошли сложный путь проверки на прочность с достоинством. Хоббиты, казавшиеся мне доселе трусливыми созданиями, показали себя храбрейшими из всех нас, несмотря на свой рост и физическую неразвитость. Эльфы... я даже не знаю, что именно про них можно сказать, чтобы в полной мере описать мое удивление. Леголас олицетворял собой неземное существо с огромным горячим сердцем, готовым согреть любого, кто в том нуждается. Годы его жизни притупили в нем нарочитую эмоциональность, но душевные порывы никуда не делись. Он рассказал мне свою историю, и в тот день я понял, что, возможно, бессмертие является не таким уж большим преимуществом, ведь если бы Эленвен не появилась в его жизни, он бы влачил абсолютно бессмысленное существование, мучаясь на огне собственных иллюзий. Я был шокирован тем, как в этом мире все, оказывается, устроено. Звезды живые, камни живые, деревья живые. Будто я жил на этой земле и был абсолютно слеп ко всему происходящему. Не раз Леголас спасал мою шкуру и не раз был прикрыт мной от удара. С тех пор, как я с ним познакомился, все для меня открылось с совершенно иной стороны. Я больше не хотел изоляции. Я хотел увидеть мир. Хотел слушать истории и сопереживать им. Взять хотя бы историю Арагорна. Или Гендальфа. Кто-нибудь когда-нибудь спрашивал Гендальфа про его историю? Сколько лет он бродит по земле в облике старца? Кто дожидается его в Валиноре? Чего стоит ему, забыв о себе, заботиться о каждом живом существе в Средиземье? У него ведь тоже есть и душа, и сердце. Его судьба нигде не записана и не требует освещения, но я ее услышал, и она не менее поразительна, чем судьба принца лесов. Нет на свете ни одного существа, у которого не было бы своей сказки о любви. И моя началась сразу после окончания Войны Кольца. Война выдалась на редкость затяжной, а поход с каждым днем неподъемным грузом ложился каждому из нас на плечи. У всех были благородные мотивы, но цену, которую мы заплатили за их свершения, озвучивать бессмысленно. Каждый из нас терял что-то. Любимых, надежду, здоровье, дружбу и даже самих себя. Если Эленвен и знала нашу судьбу, то мы шли вслепую. Дыхание смерти не покидало нас до того момента, пока мы все вместе не взглянули ей в лицо у стен Мордора. Мы чуть не потеряли нашу ягодку в ту беспросветную ночь. Мне даже вспоминать страшно, в каком отчаянии находился Леголас. Я почти видел, как его душа отделяется от тела. Я тряс его и пытался привести в чувства, но его слепые глаза не видели, а уши перестали слышать. Он уходил и никто не смог бы его задержать, кроме бледной кисти руки, показавшейся из ядовитых облаков горы Ородруин. Только фарфоровые пальчики блеснули на небосклоне, как юноша пришел в себя. Я удивлялся, как это он так их быстро заметил, но потом мне объяснили. У эльфов существует особая связь. Они слышат друг друга, где бы они не находились, и точно знают, когда что-то случается с их возлюбленными. Он любил ее. Я не верил в бесконечную любовь, особенно у существ, живущих тысячелетиями, но я увидел это собственными глазами. Про эльдар ходили легенды, что они распутники и даже сладострастны настолько, что не разбирают половой принадлежности, ведь их мужчины так похожи на женщин, но нет. Эти легенды врали. Эльфы больше всего походили на своих создателей, ибо были детьми природы, а она, в свою очередь, одарила их верностью сполна. Они рождались и умирали парами. Никто бы не смог это объяснить. Это нужно увидеть. Ты будто слышишь звон порвавшейся струны в момент, когда их связь прерывается, будто не догадываешься, а знаешь, что теперь выживший партнер не жилец вовсе. Тогда, у стен Мордора, мне показалось, что Эленвен была прислана на нашу землю не ради помощи Братству. Ради него. Ради Леголаса. Может быть, это была фатальная ошибка, что ее душа не была рождена в том же мире, в котором родился он. Возможно, эту ошибку Валар и исправили ее появлением. Но факт оставался фактом. Я обзавидовался, пока наблюдал за этими пташками. Не то, чтобы я не влюблялся. Была одна девушка. Я даже рискнул попросить ее руки, но, к сожалению, она погибла после затяжной болезни и оставила меня одного. Я любил ее? Очень. В ней удивительно сочетались несочетаемые качества для гномесс. Геральдина слыла отличным воином, и мы познакомились на ежегодном турнире по единоборствам. Всего несколько женщин участвовало в нем, и она была в их числе. Короткие торчащие во все стороны рыжие волосы и смешные губы в форме сердечка приглянулись мне, как мужчине, но после того, как она трижды положила меня на лопатки, я стал относиться к ней крайне осторожно. С того турнира надо мной повисла недобрая слава слабака, и моя гномесса часто надо мной смеялась в присутствии моих друзей. Она ходила в мужской одежде и вертела своими широкими бедрами, зная, что я лягу на лопатки перед ней и без всяких физических воздействий. Мне эти бедра по ночам снились! Бедра и губы! Корявый орк, да она была самой привлекательной женщиной из всех мной виденных! Ее развитая мускулатура была результатом работы в копях. Вся ее семья состояла из шести братьев и ее одной, но вместо того, чтобы относиться к единственной девочке, как к принцессе, ее выучили мастерству добычи алмазов, и она наравне с мужчинами махала киркой с утра до ночи. В общем, на одном из праздников в честь Аулэ наш государь устроил пышный пир с музыкой и плясками. И я первый раз увидел Геральдину в женском платье с мелким цветочным узором и, как сейчас помню, рюшами на рукавах-фонариках. Ну я и не устоял. Признался и чуть не плюхнулся в обморок, когда услышал, что я тоже вроде бы ничего такой. Слава Валар, у меня оставались после смерти матери ее невероятные украшения в несметном количестве, и я сразу стал задаривать свою лисичку разными цацками, хоть и не получал официального разрешения приближаться ближе, чем на шаг. Лисичкой я ее прозвал за нрав и внешнее сходство. Насчет нрава — ох, она из меня и веревки вила. Стоило ей надуть ее прелестные розовые губки — как я тут же исполнял любую девичью прихоть. Выглядело со стороны, наверно, очень забавно, но она оказалась совсем не такой. Когда пещерная хворь сразила ее, и доктора развели руками, я увидел первый раз ее настоящий характер. Она оказалась очень слабой, и страх пожирал ее изнутри с каждым днем все больше. Девушка просила у меня прощения за все свои выходки и хваталась за мою руку в приступах ужасающего кашля, как за якорь в море. Только в тот момент я попросил ее руки, надеясь на милость богов и на чудесное выздоровление. Но тщетно. Любовь бессильна перед страхом. Геральдина не смерти боялась, а того, что не оставила после себя ничего, кроме дурной славы вертихвостки. Она сокрушалась, что мечтала о детях, брала с меня обещание, что я заведу семью, несмотря ни на что. Просила молиться за нее на земле и не поминать плохим словом. Ушла она тихо. Не в пример тому, как жила. Я верю, что Аулэ принял ее в свою обитель, и она теперь обрела покой в своей мятежной душе. После нее осталась светлая память и всё те же никому ненужные украшения в несметном количестве. А еще мое сердце окаменело, и, наверно, это и сподвигло меня отправиться в Ривенделл и рисковать собой ради общего блага. Мне нечего было терять. Меня никто не ждал, и я вроде как никому не был сильно нужен. В итоге, я прошел войну и вернулся в свой пустой дом на самой окраине поселения у подножия Синих Гор. Меня встречали с почестями и устроили шумный праздник в честь героя Войны Кольца, но сразу после праздника я пошел домой, отставил в угол натруженную секиру и, сев на покосившийся пыльный стул, долго смотрел в окно, размышляя о том, что же мне теперь со всем этим делать. Ну, вероятней всего, стоит для начала убраться, помыться, подстричься и хорошо поспать, не думая о том, что меня могут во сне прикончить. Заманчивая перспектива. Пока моя персона занималась уборкой, уже наступило утро. Разложив кружевные салфетки матушки на стульях, я подпоясал рубаху кожаным ремнем и, взяв железное ведро, решил сходить к ручью, чтобы набрать воды для купальной бочки. Выйдя за дверь, я вдохнул полной грудью столь любимый мной запах иван-чая, высаженного моим отцом при его жизни и разросшегося практически на всю улицу, и потопал по направлению к источнику. Он был буквально в шаговой доступности, но я выбрал долгий путь вокруг поселения ради того, чтобы обойти все места, по которым успел соскучиться. Вот таверна моего четвероюродного брата, в которой подают травяное пиво и хрустящие куриные крылышки в собственном соку, а вот дом моей первой любви (эта девушка выскочила замуж раньше всех наших ровесников и уже успела нарожать шесть малышей), вон там стоит старая заброшенная избушка местной травницы... паршивая она травница, надо сказать, и единственный ее весомый плюс — это самогонный аппарат, изготовленный для создания спирта, так помогающего лечить и душевные раны тоже. Ничего не менялось в этом болоте. Те же лица и те же проблемы. У кого-то убежал баран, кто-то пропил последние приличные штаны, а кто-то перевыполнил план производства, и его препротивная довольнеханькая рожа сейчас красуется на стене почета у дома городничего. Ну, там и мой портрет есть. Правда, я бы сделал подбородок более волевым, а нос менее похожим на грушу. Отвратный художник. Я в жизни намного лучше. Дойдя до источника, я повесил ведро на странную механическую установку, которая одним нажатием рычага приводит в движение систему шестеренок и зачерпывает воду из ручья без каких-либо усилий и промачивания ног. Рычаг дернулся с трудом, и колесики заскрипели. Я лишь краем глаза заметил невысокую девушку с белокурыми кудрями, заколотыми в прическу. Гномесса не спеша собирала землянику вдоль берега и на три собранные ягодки одну клала в рот. — Хороший аппетит у женщин — это отрада для мужских глаз. Девушка распрямилась и обернулась на звук, встретившись со мной взглядом. Очаровательные пухлые щечки и огромные бирюзовые глаза. Она затаила дыхание и испуганно похлопала ресницами, видимо, не зная, что ответить герою войны. Я сразил ее наповал! — Простите, — девушка засеменила в рощицу, а я довольно улыбнулся. Что-то новенькое. Я ее раньше не видел. Как я пропустил такой бриллиант? Надо ее догнать! — Подождите! Не убегайте! Побросав все свои дела, я побежал к броду и стал переходить неглубокий ручей по мелкой гальке. Пройдя примерно половину, у меня в иле застрял сапог, и, пока я его вытаскивал, нечаянно запутался в собственных же ногах и упал в ледяную проточную воду. Откуда-то сверху послышался девичий смех, и я поднял глаза, боясь увидеть там прелестную незнакомку, наблюдающую за моим позором. Так и получилось. Гномесса зажала рот ладошками и тихо посмеивалась над моей мокрой персоной. — Вам помочь? — Меня зовут Гимли. Я сын Глоина. Член Братства и герой... — Я знаю, кто вы, — девушка опять хихикнула. — Вы водяной... Она произнесла это утверждение сквозь зубы, чтобы не дать хохоту вырваться наружу. — Юная леди, смеяться над мужчиной, попавшим в неловкую ситуацию, не совсем благородно. Как и лопать землянику в таком количестве. У вас рот испачкан. — Но вы сказали... И я, зачерпнув воды в ладошки, одним движением окатил лицо девушки снопом колких брызг. Она завизжала и зло сверкнула глазами. — Что вы себе позволяете?! — Я вас умыл. Не стоит благодарности. Дернув сапог из грязи и встав, я надел его на ногу и прошествовал к девушке. Подойдя, я поклонился, как и положено джентльмену. Девушка вытерла рукавом сарафана влагу с лица и сделала неуклюжий книксен. — У вас дивные глаза, дорогуша, я знал одну особу, которая похожа на вас, как две капли воды. Правда, она эльфийка. Даже не так. Она эльфийская королева. — Это оскорбление? Ох, я и забыл, что только я один и дружу с эльфами. — Нет, что вы. О ее красоте ходят легенды. Как вас зовут? — Мирта, сир Гимли. Я прибыла после обучения из Эребора. Занимаюсь эмалью. — Ох, эмаль... Это самая тонкая работа во всем ювелирном мастерстве. Могу я посмотреть на ваши руки? Девушка сдвинула изогнутые брови и протянула мне правую ладошку. Тонкие пальчики с белоснежной кожей. Ни мозолей, ни трещин. Наверняка нежные и ласковые руки. О чем это я? — У вас прелестные ручки, достойные вашей прелестной внешности. Думаю, ваша работа настолько же... — Прелестна. — Да, точно, — я немного закашлялся. — Я хотел сказать, что заметил вашу красоту издалека. Вы словно бриллиант в фианитовой жиле. Словно луч солнца в темном гроте пещер... Мирта громко засмеялась, держась за живот, а я опешил. Смеяться, когда я так стараюсь ее очаровать? Я что, сноровку растерял? — Ой, не могу. Ой, ну всё... — она оперлась на мою руку и согнулась пополам с новой порцией смеха. Я сначала ничего не понял, а потом уловил странный звук и шевеление в своих волосах. Аулэ! Что это? Зарывшись руками в пышные кудри, я наткнулся на что-то скользкое и маленькое. Лягушка! У меня на голове лягушка! Брезгливо сморщившись и откинув от себя склизкую тварь, я залился бордовой краской и потупил взор. Гномесса перестала ухохатываться и обратилась ко мне уже спокойно: — Я согласна встретиться с вами сегодня вечером, дорогой водяной, если вы обещаете не приводить на свидание своих друзей. Хорошо? В общем, я кивнул, и с того момента мы с Миртой стали тесно общаться. Может быть, я не настолько плох в добыче, насколько я вам говорил? Мне ведь удалось найти самую красивую драгоценность в этих горах. Девушка оказалась довольно милой и общительной. Она была несколько младше меня, и ее судьбы не коснулись ни потери, ни даже прошедшая война. Добрый нрав, задорный смех и полная отдача работе. То, что она делала руками, можно было назвать настоящим предметом искусства. Девушка создавала украшения, по красоте сравнимые с теми, в которых были настоящие драгоценные камни, а ведь она лишь покрывала эти украшения различным эмалевым порошком, который при определенной температуре запекается и проявляется совершенно неожиданным образом. Она будто чувствовала, когда нужно снять изделие с огня и какие цвета смешать, чтобы получить нужный оттенок небесно-голубых топазов или коньячного бриллианта. Мое каменное сердце тоже подверглось обработке. Я таял в ее присутствии. Мне вдруг слышались певчие птички и замечались яркие краски на небосклоне. Потихоньку, помаленьку я сравнивал улыбку девушки с восходом солнца, а ее светлые кудри с чистым золотом. Я растворялся. Единственным ее существенным минусом было то, что не один я боролся за ее внимание. Один из ведущих архитекторов Эрид Луин Артаст уже несколько раз сватался к Мирте и, хоть пока и не получил официального ответа на предложение, уже успел надарить ей всяческих безделушек. Мое расположение еще не выказывалось так красочно, но я был буквально в шаге от того, чтобы принять решение вступить в борьбу за сердце понравившейся женщины. Девушка мне очень приглянулась. Даже больше, чем очень. Она постепенно завладевала моими мыслями все больше, а когда я еще и узнал про соперника, то вообще чуть не сдал матушкины украшения на полировку. Я все-таки старой закалки и, как честный гном, обязан выказать свою симпатию как полагается. Традиционно. Ну или, может быть, не совсем. — Я прошу вас принять мою руку и сердце взамен на безграничное счастье и право называть вас своей супругой. Облачившись в праздничную рубашку и пригладив волосы назад, я стоял перед зеркалом и репетировал свою речь. Этим вечером я должен был зайти за Миртой и сопроводить ее до самого своего любимого места в расщелине. Это аметистовая жила, которую наш государь решил не трогать и оставить, как предмет гордости нашего народа. Она поражала своей масштабностью и красотой, а у меня так кстати был ключ от прохода в нее. Надо ли говорить, что за этот ключ я сполна заплатил? Еще как. Пришлось поставить привратнику целый ящик травяной настойки и пузатый бочонок гондорского эля, который я привез из Минас Тирита. Ну ничего. Если я женюсь, то этот же бочонок и разопью на собственной свадьбе. — Не пойдет. Может быть по-другому? Я встал на одно колено и, поправив цветной платочек в нагрудном кармане, улыбнулся и протянул своему отражению руку. — О, Мирта! Прекраснейшая из созданий Аулэ! Я прошел войну ради ваших глаз... Ну вранье же. Я сам не знаю, какого Балрога поперся в Мордор! Эх. Леголас умеет говорить, а не я. Вот он бы мне точно подсказал нужные слова! Чего он там пел своей звездочке на свадьбе? Что-то там насчет того, что он забудет все, что было до нее и разделит с ней все, что имеет, чтобы сделать ее счастливой... Какой-то эльфийский бред! Розовые сопли! Я так не буду говорить, а то еще уши заострятся. Ладно. Была не была. Если я ей нравлюсь, то она согласится, даже если я чихну, стоя на одном колене. Где тут мое кольцо? Порыскав по карманам, я выудил бархатную коробочку темно-синего цвета и открыл ее. Мифриловое кольцо с топазом в форме слезинки. Кольцо моей матери. Очень дорогое и изысканное. По всему периметру толстой шинки выгравированы замысловатые узоры, а оправа, словно ветки дерева, держат драгоценную сердцевину. Такие кольца сейчас большая редкость. Юной леди не устоять. Ладно. Перед смертью не надышишься. В общем, я зашел за Миртой в указанное время и таинственным тоном сказал, что приготовил для нее небольшой сюрприз. Мы прошли в копи и по нехитрой сети подземных тоннелей через небольшое количество времени добрались до назначенного места. Открыв двери и пропустив девушку внутрь первой, я самодовольно ухмыльнулся на восторженные охи моей зазнобы. Аметистовая расщелина сверкала сотнями огней из-за света факела, что я нес в руках, и при каждом его движении поднималась волна блестящих брызг. Словно ты погрузился в темноту ночи и сейчас сидишь в гостях у самой Варды, наблюдая за грациозным танцем ее прекрасных созданий. Огромное пространство скальной породы буквально приковывало к себе взгляд. Такую красоту не встретишь на равнинах и океанском берегу. Это особая прелесть, которая всегда была так заманчива для гномьего народа. Истинная, суровая, завораживающая красота камня. Насколько жесткая по своей сути, настолько же и нежная в своем исполнении. — Гимли, это просто невероятно! Как у тебя получилось? Сюда же никого не пускают! Я немного прокашлялся. — Ну я все же герой Войны Кольца и все такое... Про настойку и эль тебе знать не обязательно. Решив, что медлить глупо, я опустился на одно колено и вытащил из кармана бархатную коробочку с кольцом. — Мирта, я... кхм-кхм... в общем... я вроде как тут... ну, знаешь... Бриллиантик мой безупречной чистоты... — Нет. Я опешил и всмотрелся в девушку. Ее лицо выражало крайнюю брезгливость. Губы были поджаты, а брови сведены на переносице. Нет? Как нет? Что нет? — Как это нет? — Я не выйду за тебя замуж, Гимли, сын Глоина. — Почему? — Потому что у тебя уже есть, кого любить. — И кто же это? — Ты сам. Ты себя со стороны послушай. С первой нашей встречи ты городишь какую-то невообразимую чепуху! Мифриловая моя, бриллиантик... у меня имя есть. Я гном, а не ручной крот, чтобы мне прозвища давать! Ты никогда не говоришь от сердца! Никогда не говоришь то, что действительно чувствуешь! О какой свадьбе может идти речь? Хотя сюрприз и правда замечательный... Прости... Мирта обошла меня стороной и убежала прочь, постукивая небольшими каблучками о каменную кладку пещеры. Я так и остался на одном колене, раздумывая о случившемся. Практически до рассвета думал и думал, но ничего не мог понять. Почему она убежала? Я что, действительно веду себя, как идиот? Это значит, что она согласится стать женой Артаста. Войну выиграл, а эту схватку позорно провалил. Женщины — удивительные существа! Что она хотела услышать? Что я пылаю огнем желания взять ее в свои законные жены? Хотя, наверно, и это стало бы для нее чепухой! А что, если я по-другому не умею? Я ведь не особо силен в поэтических признаниях... как и в ювелирном мастерстве... может, я слишком высокого о себе мнения? Я, вроде, вообще ничего не умею, кроме как сражаться. Надо было сразиться с Артастом, а потом делать предложение. Было бы очень впечатляюще! Было бы намного проще, если бы у нас была такая же связь, как у эльфов. Тут уж не отвяжешься и примешь своего партнера, каким бы он ни был. Ну, что мне делать, если я такой? Я ведь и впрямь ее полюбил. Она такая нежная. Такая возвышенная. Прямо Владычица Галадриэль в миниатюре! Ну, что уж теперь. В общем, я плелся домой, вздыхая на каждом шагу и смотря на рассветное красочное небо. Расстегнув пуговицы рубашки и снова привычно взъерошив волосы, я считал каждый свой шаг и расстраивался еще больше, осознавая, что, возможно, профукал свой последний шанс стать кому-то нужным. Мне теперь до конца своих дней остается только служить в охране или того хуже — стоять на тумбе проверяющего, чтобы оповещать об обвалах рабочих. На что я еще сгожусь? Могу уехать в Лихолесье нянчить детей Леголаса и Эленвен. Стану живой игрушкой эльфийским отпрыскам. Я неудачник. С большой буквы Н! — Гимли... Прямо рядом с моей покосившейся избушкой стояла Мирта, неловко переминаясь с ноги на ногу. Девушка выглядела расстроенной не меньше меня, и у нее буквально на глаза наворачивались слезы. — Гимли, прости меня. Я не хотела. Просто ты всегда так отстраненно говоришь, и мне обидно, что слова у тебя будто заученные. Стандартные. Я хочу услышать, что ты на самом деле чувствуешь... Ну уж нет. Если я начну говорить то, что я реально чувствую, то она сбежит, ибо все мои мысли по большей части о вкусных отбивных и зря отданной бочке эля. Ну ладно. Терять уже нечего. Я попробую один способ... за который, верно, стану себя ненавидеть.... Тяжело вздохнув, я начал свою нехитрую авантюру: — Мирта, дочь Фарона. Я больше ста лет ждал тебя. Я забуду каждый день, проведенный без тебя. Я не вспомню ничего, что было до тебя. Только сейчас я родился по-настоящему. Только с твоим приходом моя жизнь обрела смысл. Я закрою тебя собой от всех невзгод. Я не позволю никому разлучить нас и стану беречь каждую секунду, проведенную в твоих ласковых руках. Если ты согласишься стать моей женой... Ну точь-в-точь речь Леголаса на свадьбе! Слово в слово вспомнил! — Ох, Гимли... Девушка покраснела и кинулась в мои объятия, повиснув у меня на шее и начиная обцеловывать меня, куда только дотягивалась. — Я согласна! Согласна! Согласна? Святые Валар! Сработало!!! Вот это Леголас бомбовую речь придумал! Спасибо, дружище! Значит, вот именно с той минуты я взял в жены самое прекрасное существо в Средиземье! Я был счастлив, любим, накормлен и обласкан вот именно с этой самой минуты. Мирта оказалась потрясающей хозяйкой, и на своей свадьбе я все-таки отбил бочонок гондорского у привратника. Жизнь действительно обрела для меня новый смысл. Все стало по-другому. Я обрел покой и умиротворение. Мне больше не надо было возвращаться в пустой дом и думать о своем предназначении. Я стал возлюбленным, мужем и отцом троих непоседливых малышей с огненно-рыжей шевелюрой! Моя Мирта нежное существо, не похожее на других женщин гномьего народа. Для того, чтобы она сияла ярче солнца, требовалось всего лишь придумать какую-нибудь поэтическую чепуху, достойную эльфов. Скажем так... я теперь очень часто переписывался с Леголасом. Разумеется, эта переписка была под строжайшим секретом, и никто ни о чем не догадывался до момента прибытия Лихолеской четы к нам в гости. Сдала меня, кстати, его неразумная дочь, хоть и прелестная до невозможности. Она нашла папины письма и долго смеялась над моим косноязычием. Сын моего друга в буквальном смысле слова его копия, и я даже не сразу их различил по приезду. Ох, как же мне досталось от супруги! Но было уже поздно на меня обижаться, ибо у меня было трое рыжих аргументов в пользу прощения. И я его получил. К этому, кстати, приложил руку Майтимо, помогая мне придумывать извинительную речь и составлять букет из полевых цветов. Ну точно копия папашки! Всё оправлялось после войны, и все мои друзья обрели частичку умиротворения, хоть когда-то нам всем казалось, что счастье далеко и практически невозможно. А что насчет сказок... Моя семья — моя сказка. Интересней этой сказки на свете ничего нет и не будет... да так, скорее всего, для каждого. Посмотреть хоть на Леголаса и Эленвен! Сколько света они приносят с собой везде, где бы не появились. Их дети, кстати, обладают магией, и после их визита Синие Горы можно было спокойно переименовывать в Цветущие. Столько растительности и живности в нашем поселении не было никогда. А мои дети стали искусными ювелирами, не в пример мне. Я гордился и ходил павлином. Даже набрался наглости и заставил перерисовать мой портрет на стене у дома городничего. Верьте в чудеса, и тогда даже каменное сердце оживет ради любви. Эта самая волшебная магия на свете — стать кому-то нужным.