Принц и нищенка

— Лишь тень некогда прекрасной Арды слепо бродит по свету в поисках протянутой руки, — прошептал тихий голос девушки в сером плаще. — Дорога скверны была протоптана по этим берегам задолго до падения, — сказал я, глядя на растворяющуюся дымку за горизонтом. — В их дома пробралась хворь через открытые двери. — Олорин, — пасмурные глаза юной Ниэнны казалось сейчас пустят слезы. — Война добра со злом не прекращается ни на мгновение с момента сотворения первой мысли в пустоте, но жертвы несут те, на чьей земле воевать сподручней. Ты забыл сострадание. — Прошу, не плачь. Небо хмурится. Девушка кротко вздохнула и, накинув капюшон на голову, стала удаляться. Чуть колышущаяся от ветра душистая трава с полевыми цветами склонялась в почтении, когда легкие ножки юной особы ступали по ней, и я невольно залюбовался хрупкой фигурой, уходящей вдаль. Она укроется во владениях Намо и станет оплакивать мою беспросветную глупость. Сады Ирмо были прекрасны в любую погоду, но с уходом Валиэ воздух будто застыл, а мое сердце пропустило удар от осознания ее визита. Настанет час, и я здесь больше окажусь не к месту и не ко времени. Неужто так скоро? — Олорин! — радостный возглас отвлек меня от печали, в которую меня погрузили тяжелые мысли. — Олорин! Я обернулся и увидел молодого юношу с огненно-рыжими волосами, бегущего мне навстречу. Это Айвендил, один из истари и мой добрый друг. Он, как всегда, светел и полон надежд на лучший исход для всего живого, но порой слишком наивен в своей непосредственности и забывает даже расчесаться. Я даже не удивился застрявшей в локонах юноши веточке. — Неужели бессмертия и отсутствия времени недостаточно, чтобы никуда не торопиться? — посмеялся я. Юноша нелепо затормозил и блеснул зелеными, как трава, глазами, смотря на покрытые дымкой вершины гор. — Она рассказала тебе? — его озорной взгляд с упоением окинул так любимую им природу. — О чем? — Собирают всех истари и созывают Айнур! — Суд? Это было самым очевидным объяснением, но я уже заранее знал ответ на свой вопрос и боялся его услышать. — Ты не видишь дальше своего носа! Нам дают шанс исполнить то, ради чего мы здесь. Покинуть эти берега. Покинуть дом. Покинуть ее? — Ты рад, что ступишь на землю без надежды? — Безделье меня разленило, и я мечтаю познакомиться с природой Средиземья по ту сторону океана. Я так долго ждал этого. Разве тебе не надоело жить только ради себя? Я не разделял энтузиазма Радагаста, но решил не спорить, ибо в моих ушах еще звенел тихий женский голос, просивший меня быть терпеливым и не быть безучастным. Я не живу ради себя. Не ради одного себя. — Так тому и быть, — подвел я итог. Аман не был местом на земле, где смерть обходила стороной, но почву под ногами каждого жителя можно считать по праву святой и благодатной. Теплый климат этих берегов отличался от суровых широт Средиземья, но все же был богат на сезоны. Сейчас вокруг меня расползался приятный, щекочущий нос запах первых весенних цветов. Круглый год здесь цветут сады, но весной называют время, когда деревья плодоносят. Это невероятное зрелище. Будто вся благодать, отмеренная живому, показывает себя во всей своей красе: легкая золотая пыльца летает в воздухе, а птицы поют о любви и гармонии. Валимар нечасто ждет гостей, но сейчас именно тот день, тот час. Стоя на холме Эзеллохар, я мог видеть абсолютно все стороны этого чудного края, и не хватит слов, чтобы описать магию фэа, что распростерла свои объятия, принимая каждого, кто открывал для нее свое сердце. В гавани Аваллонэ суетились эльдар, разматывая канаты для швартовки судов, белые крылья кораблей уже виднелись на горизонте блестящего моря, а песни, сопровождающие путников, летели по воздуху, услаждая мой слух. Не все эти песни были радостными, но у меня не найдется слов, чтобы описать их смысл. Каждый, кто ступал на причал Амана, нес с собой груз пережитого, и иногда этот груз оказывался непосильным. Я не хотел уплывать отсюда, ибо считал Аман своим домом. Впереди меня ждала неизвестность и континент, раздираемый распрями и войной. Это очень странные мысли, но меня здесь держал не только комфорт... Стоило легкой пеленой поддернуть бирюзовое небо, как моя душа задыхалась от радости. Чем больше туч и облаков собиралось над моей головой, тем больше я хотел бури. Я не знаю названия таким чувствам, но хрупкая девушка, что проводит свои дни и ночи в плаче о глупых созданиях, трогала мое сердце, заставляя его биться чаще. Она стала мне другом. Совершенно случайно. Мне так нравилось размышлять в садах Ирмо, что я невольно привлек своими умозаключениями самую мудрую из всех Валиэ. Если бы кто-нибудь из нас был бы настолько мудр, как она, то плакал бы всю оставшуюся жизнь, не переставая. Она не была все время грустной. И для радости и любви в ее душе было место, но в ней удивительно остро сочетались все чувства, и она переживала такие эмоции, что вы назвали бы эйфорию их безликой тенью. Если она радовалась, то безмерно. Если пугалась, то до дрожи. Если дружила, то с полной отдачей. Ниэнна никогда не попрекнула меня ни в чем, хотя не все мои рассуждения были достойны того имени, что мне дали. Она учила меня терпению, милосердию, благородству и, конечно же, состраданию. Ей казалось, что каждое создание в Средиземье — маленькое неразумное дитя, что даже не ведает, что творит. Она не верила, что в основе некоторых существ лежит неискоренимая скверна. Девушка всегда говорила, что даже самый маленький камушек, упавший с горы, может обрушить со скал гигантскую лавину. Так же и с унцией добра в ком-нибудь. Стоит лишь найти эту унцию и поток благости не остановить. Верил ли я? Несомненно. Но мой полет мыслей был более приземленным. Я шел по цветущему саду Ирмо и, дотронувшись кончиками пальцев до раскрытого бутона, легко погладил лепестки, ощущая бьющуюся внутри растения жизнь. Так красиво. Так просто. — Тебя хорошо встретят в Средиземье, — прошептал за спиной тихий девичий голос, и я обернулся. — Везде, куда бы ты не пришел, тебе будут рады, как другу. Ниэнна выглядела куда более радостной, чем я. В кои-то веки. — С чего мне начать? — С начала, — улыбнулась темноволосая красавица, и я в ответ усмехнулся. — Они будут ждать ответов, которых я и сам не знаю. — Ты увидишь много разных существ и узнаешь миллионы разных историй. Учись слушать не только ушами и видеть не только глазами. Волшебство произрастает от веры. Верь. И тогда ни один вопрос не останется без ответа. Я грустно улыбнулся. Ни одно дитя не рождается на земле без родителей, и у меня они были тоже. Только не родители, а скорее создатели, но любовь к ним была великой и всеобъемлющей. Сейчас мне предстояло выпорхнуть из гнезда и остаться совершенно одному. — Ты не один, Олорин. Никто не один, — девушка легко прочла мои мысли и ласково посмотрела на мое лицо. — Я всегда буду рядом. Я не отведу от тебя глаз. — Валиэ... Не успел я достаточно расхрабриться, чтобы сказать ей о своих зарождающихся чувствах, как девушка украдкой дотронулась до моей руки, ввергая все мое естество в ступор. Она взяла мою ладонь, прислонила ее к своей щеке, и я почувствовал теплое дыхание на своем запястье. Так трогательно. Девушка прикрыла глаза всего на мгновение, а потом светло улыбнулась, и даже кроткий смех слетел с ее приоткрытых губ. — В чем дело? — я не понимал причину ее задора. — Ты так красив. Красота не вызывает доверия. Эта фраза прозвучала так дико, что я не сдержался от строгого взгляда в сторону хрупкой девы, но она продолжила, не обращая внимание на мое хмурое выражение лица: — Ты никогда не думал о бессмертии так? Каково видеть человеку нетронутый временем лик? Каково терять молодость и красоту, когда кому-то возможность обладать всем этим до скончания времени дарована по праву рождения? Чего стоит спешка жить? — Не я повинен в своем долголетии. — Никто не повинен. Этот мир был создан таким еще до нашего с тобой появления. Эру разделил между нами свою благодать в равных долях и, к сожалению, совсем скоро ты поймешь, что твои сокровища были куда скромнее, чем тебе казалось. Чем кажется всем на первый взгляд. Девушка всегда начинала издалека, и потому я уже стал понимать, к чему она ведет этот разговор. — Я откажусь от своего облика, если нужно, — и вмиг волосы мои поседели, являя Ниэнне почтенного старца вместо молодого юноши. Девушка распахнула от удивления глаза, как и всегда, когда наблюдала мою магию. Я не скупился и радовал Валиэ чудесами, когда выдавалась минутка. Особенно ее увлекал туман, из которого я строил целые корабли с парусами из солнечного света, но сейчас дева не смеялась, а замерла, и ее руки сжались в нервном жесте. — Я тебя напугал? Слеза скатилась по ее белоснежной щеке. — Ниэнна, что я сделал? Почему ты плачешь при взгляде на меня? — пока я говорил, ноги сами добрались до Валиэ, а пальцы необдуманно стерли мокрую дорожку. И только тогда я понял, что стою и держу в ладонях прекраснейшее женское лицо, а теплое дыхание его обладательницы уже ласкает мои губы. Меня будто по голове ударили, и я еле сдержался, чтобы не отпрыгнуть. Я аккуратно отстранился и потупил взор. Что же я наделал? — Прости меня. — Поцелуй... — голос девушки прозвучал уверенно, но тихо. — Прошу. Будто цветы стали распускаться внутри меня. Будто за моей спиной расправились крылья. Легкий ветерок принес с собой сладковатый запах, а птицы замолчали, даруя мне эти мгновения в полной мере. Это было еще большим волшебством, чем то, что я мог сотворить своими руками. Никто не учил меня любить. Никто не рассказывал мне о том, каково это, но я точно знал, что это именно сейчас и происходит. Давно. Два слова, и я это понял. Как новорожденное дитя, совсем не зная учения и следуя только инстинктам, я опустил легкий поцелуй на приоткрытые губы девушки. И с этим поцелуем я опустил к ее ногам всего себя. Вот так это ощущают существа, вроде меня. Что-то большее, чем то, что можно рассказать словами. Что-то большее, чем то, что можно почувствовать. Создают ли парами нас? Нет. Нас создают одинокими, и в том цена наших чувств утраивается. Они настоящие. Добровольные. Никем нигде не прописанные. Или я ошибаюсь. Я тоже могу ошибаться. Но не сейчас. Сейчас я сделал самый верный в жизни поступок. Со страхом и неловкостью я оторвался от поцелуя и нерешительно заглянул в уже посветлевшие серые глаза Валиэ. Щеки девушки тронул румянец, но во взгляде читалась радость, которую испытывал и я. — Почему ты заплакала, когда увидела меня старцем? — Потому что это прекрасно. Я бы хотела состариться рядом с тобой.

***

Тот день я не забывал никогда. Из года в год. Из века в век. Из тысячелетия в тысячелетие. Пройдя Средиземье вдоль и поперек, я чувствовал на себе взгляд пасмурных, как грозовое небо, глаз, и это давало мне силы идти дальше. Я уплыл из Валинора вместе с остальными истари. Путь по морю был труден, но то, что ждало нас на суше, оказалось еще труднее, чем то, на что мы, как нам казалось, шли. Поначалу мы держались вместе, но со временем у каждого из нас появились приоритеты. Я отделился первым. Так появился Митрандир. Серый странник — такое имя мне дали в Средиземье, и куда бы не привела меня дорога, как и завещала Ниэнна, везде мне были рады. На юге меня прозвали Инканус, что по смыслу недалеко уходило от моего первоначального имени. Таркуном стали величать меня гномы, что охотно слушали мои рассказы и всегда просили показать пару чудес ради развлечения. Только ли ради развлечения я был послан Арде? Нет, конечно. Манвэ знал, что отправляя майар в Средиземье, он навлекает силу, равную нашей мощи. Зло всегда таилось в ожидании своего часа, и Валар не могли выжидать момента нападения скверны из тени. Мы были посланы Арде для защиты. Ради противостояния, но наш зарок был тяжкой ношей, ибо даже будучи высшими созданиями, мы обрекали себя на страдания. Дорога выматывала нас, а страх сковывал наши души. Я достаточно быстро растерял былое самообладание и гармонию души, ведь сохранять спокойствие в спокойном месте гораздо проще, чем быть рассудительным и неспешным, когда вокруг тебя сгущается сумрак. Мне помогала Нарья — эльфийское кольцо, подаренное мне Владыкой Митлонда Кирданом Корабелом. Нарья облегчало мой труд и не раз разжигало мужество в моем сердце, не давая опустить руки. Я прошел много дорог и повстречал много любопытных существ. Передо мной сходили с пьедесталов короли, их отпрыски и целые династии уничтожались в междоусобных распрях. Я наблюдал естественное течение времени и не смел вмешаться, ибо был послан ради противостояния злу совсем иного рода. Иногда мои попытки вмешаться приводили к еще более тяжким последствиям, и я дал себе клятву никогда не нарушать истинный порядок вещей. Иногда, чтобы проросли цветы, нужно выполоть сорняки, и не мне решать, кто из этих существ является корнем гниения. Но я не был беззаботным старцем, блуждающим по миру в неспешном созерцании течения времени. Иногда мои наблюдения приводили к очень интересным выводам. В Эриадоре я, неожиданно для самого себя, познакомился с хоббитами. Это необычный народец с самыми обычными проблемами и потребностями. Эти маленькие полурослики навсегда стали мне добрыми друзьями, и я с уверенностью назвал бы их самыми поразительными существами во всем Средиземье. Хоть по большей части я и общался с эльфами, но у эльдар нет и половины той самобытности, что присуща этим невысокликам. Беззаботные, шумные, очень скопидомистые и отчасти даже скаредные, но преисполненные добротой и отвагой малыши, чьей самой большой проблемой в жизни принято считать неурожай баклажанов. Про них можно говорить часами, но стоит лишь увидеть своими глазами их уклад жизни, как становится понятно, что ты ошибался абсолютно во всем. Как только я приезжал в Хоббитанию — я не хотел оттуда уезжать как можно дольше. Владения полуросликов не трогали ни войны, ни время, ни нависшая над Средиземьем угроза. Островок идиллии посреди океана кошмара. Это было одно из тех мелких, но судьбоносных знакомств, что рушат до основания выстроенную веками систему. Мир изменился буквально в считанные секунды после моего первого посещения Шира. Я не преувеличиваю. Арда разобщилась. Леса пожирала скверна. Из чрева зла стали появляться все более уродливые создания, и на пороге нас уже дожидалась тьма. Первым пал Таур-э-Ндаэделос, в будущем названный Чернолесьем. На холме Амон Ланк Саурон воздвиг крепость, и она, словно маяк, притягивала к себе корабли скорби и горя. Первый жребий открытого противостояния выпал гномам Мглистых Гор. Мы ничего не смогли сделать. Ничем не смогли помочь, ибо созвать всех истари оказалось сложнее, чем мы думали. Жившие обособленно народы не хотели объединяться до последнего момента, отрицая угрозу со стороны приспешника Мелькора, а эльфы, по умолчанию взявшие в свои руки бразды правления Ардой, не спешили бросаться бессмертной грудью на амбразуру. Я старался объяснить степень заблуждения Перворожденным, но они оставались глухи к моим словам. Гордые. Некогда великие и взявшие на себя смелость называться Мудрейшими. Им было далеко до своих предков. Что уж... им было даже далеко до маленьких хоббитов, день изо дня трудящихся в поле, сохраняя крупицы доброты и так важной всем нам крепости сердца. Эльдар закрылись от внешнего мира в своих изящных дворцах, и я уже видел в том длань порока. Дальше Гондор и Арнор накрыла чума, которая уничтожила под корень Кардолан. Лиходейские твари захватили Мордор, создавая огромную армию в недрах Роковой горы и грозя раздавить человеческие владения накапливаемой мощью. Минас Итиль два года держал оборону, но, не найдя поддержки, пал, оставляя после себя золу и воспоминания. Именно тогда я лично собрал воедино всю имеющуюся информацию и обратился к эльдар, в который раз взывая к благоразумию. Все получилось? Не сразу. Через много лет был собран Белый Совет, на котором решалась дальнейшая судьба Арды и была поставлена задача разгадать загадку Дол Гулдура. Это сейчас я знаю, что во всех происходивших событиях был повинен Саурон, а тогда, лишь тень Некроманта, обладающего магией, была видна из беспросветного мрака. Когда чародей явил свой лик, было уже поздно. Пики были подняты, и жернова войны крутились, совершая свой страшный помол. Вы когда-нибудь задумывались о том, что чувствует тот, кто сообщает о надвигающейся буре? Он чувствует себя её причиной. Он становится первым вестником смерти и первой жертвой на алтаре победы. От меня ждали надежды, которой у меня не было. Мне предстояло рискнуть собой ради добычи ответов на вопросы, что неустанно преследовали меня, и я, снедаемый отчаянием и страхом, решил лицом к лицу встретиться со злом. За сотни лет странствий моя спина согнулась, а мысли потеряли былой запал. Я все чаще смотрел вдаль и старался вспомнить серые глаза и волшебство момента, когда я позволил себе любить и быть любимым вопреки своего естества, но с каждым днем эти воспоминания блекли и теряли краски. Среди тьмы и отчаяния я уже почти не мог понять причин своего возникновения здесь. Мне приказали? Меня попросили? В том мое предназначение?

***

В моей жизни было много ярких моментов, которые хочется прожить заново, но этот я не хочу повторять. Никогда. Ни за что. — Ниэнна... — будто молитву прошептал я это имя. Мне казалось, это действительно важное слово. Именно сейчас. Казалось: это именно то, что стоит говорить последним. То, с чего все началось. То, с чего начинался я, и с чего я приду к своему завершению. Мрак окутал меня со всех сторон, и свет Эру, дарованный мне с момента рождения, угасал, теряясь в непрерывном потоке скверны, охватившем все мое естество. Я стоял на коленях, сгибаясь к холодным камням и пытаясь ухватить из воздуха хоть луч надежды, но в ушах стоял набат темного наречия, и я ощущал подкатывающий к сердцу страх. Сквозь пелену этой липкой грязи не пробиться ничему. Я пришел за ответами, и я их получу сполна. Я уже знаю их, но мне не уйти с ними отсюда. Не разогнуться. Ни вздохнуть. Влажная капля упала мне на плечо, больно укусив за разодранную кожу. Я дрался на смерть. Я проиграл. Где-то вдалеке, будто через толщу воды, я услышал гром, и вторая капля ласково опустилась мне на щеку. Третья. Четвертая. Свежий воздух проник в легкие, больше не скручивая органы невозможностью сделать хоть один вздох. Ядовитый туман рассеивался, и я увидел узловатые пальцы в угольной саже. Это были мои пальцы. Мои руки. Я в Дол Гулдуре. Один. — Никто не один, Олорин, — мягкий голос прорезал пространство, и я, забыв о минутном отчаянии, разогнулся и закрутил головой в поисках источника звука. Мои глаза полоснул яркий свет, а с неба, как из ведра, полился свежий дождь, смывая с меня остатки тьмы и ободряя больной рассудок. Тонкая фигурка в сером плаще кротко стояла около разрушенной анфилады крепости, а ореол света вокруг нее разрастался, ввергая тени в бегство. Я слышал вопли злости, глохнувшие вдалеке, и видел, как щупальца зла обжигает ослепительным потоком энергии, исходящем от Валиэ. Девушка с беспокойством осматривала меня и, словно споря сама с собой, через минуту сорвалась с места, вмиг очутившись напротив моего лица. Я вспомнил. Ее необыкновенные глаза, ее бледную шелковую кожу, ее тонкие запястья и причину, по которой я брожу по свету. Ради нее. Я должен прекратить это и вернуться. — Ниэнна... — Тише, — привычная слезинка скатилась из ее глаз, и я не удержался от того, чтобы словить ее губами. Горькая. Улыбнувшись, я оглядел нас, чуть задержавшись на своей старческой руке, которая обнимала ладонью плечо девушки. Я отдернул руку и Валиэ задрожала сильнее. Голова кружилась, и окружающее пространство поплыло перед глазами, но девушка удержала меня от падения, приникая своими губами к моим. Последнее, что я услышал от нее: лишь тихий шепот, который призывал меня не сдаваться. Тихий шепот, который дарил спокойствие и приносил на эти берега крупицы утерянной когда-то надежды. Теперь я точно знал: у всего, что я делаю, есть смысл, ведь по моим следам неустанно следует она. Я слышал это в ее шепоте. Она говорила, что не сводит с меня взгляд. Говорила, что разделит со мной любую уготованную мне участь. И с тех пор я не сдался ни разу.

***

Много приключений я пережил. Стал свидетелем множества событий и чудес. Прошел через войны и мирное время. Видел драконов и падающие звезды. Исходил сотни пар сандалий. Сменил десятки мантий и остроконечных шляп. Я сражался. Я дружил. Я верил в добро и нес свет через все тернии. Я не стану пересказывать вам ту историю, которую вы без сомнения знаете, скажу лишь, что на всем своем долгом веку я так и остался верен уже закоренелым привычкам, хоть и изменился во многом. Я все так же любил дождь и грозы, все так же предпочитал долгие прогулки оседлой жизни, все так же пускал кольца дыма из трубки (ох уж этот лонгботтомский табак), но больше не смотрел на мир через выбор стороны света или тьмы. Я больше не осуждал и не порицал, основываясь только на своих предпочтениях. Я понял, что в каждом из нас есть доля добра, которая борется за свое место под солнцем с нашей темной сущностью. Я поразился, насколько я был далек от того идеала, которому так легко было придерживаться в Валиноре. Мне приходилось делать выбор и порой этот выбор был труден как раз из-за личных предпочтений. Порой этот выбор был несправедлив и неправилен с любой из сторон, но я его делал. Ради того, чтобы подарить кому-то надежду. Ради того, чтобы подарить ее самому себе. Я устал. Смертельно устал и уже сросся со своим обликом старца, практически ощущая на себе тяжесть прожитых лет. И тогда, в самый пасмурный из всех дней осени, после страшной войны и десятка праздников в честь победы, я ступил на дощатую палубу белоснежного корабля вместе со своими друзьями и товарищами, и отправился обратно. Домой. К ней. И больше никогда не видел ее слез. Ниэнна больше не проронила ни слезинки.