Если гора не идет к лесу.

Сам не зная как, младший племянник подгорного государя снова оказался в сокровищнице своего великого предка. Вернее, будто бы очнулся уже посреди нее, как он туда дошел, он сам не помнил, наверно, слишком погрузился в свои мысли. Однако Кили глупым вовсе не был и сам уже подметил, что его все время просто неотрывно что-то сюда тянет. Где бы он ни находился, что бы он ни делал, через какое-то время он неизменно оказывался там, внизу, среди тускло мерцающих осыпей старого золота. Может быть, ему хотелось снова посмотреть на пойманного эльфа, о котором он все время думал, а может быть, совсем не на него… - Мне нужен Балин, - убеждал он сам себя, - я ведь за этим и пришел сюда на этот раз… - Ступай в сокровищницу, - махнули ему наверху, когда он взялся выяснять, где обретался старый гном, - кажется, он тоже ищет Аркенстон, как все. - Ну да, конечно, все ищут Аркенстон, - и как он мог забыть об этом, кратко ухмыльнувшись себе в бороду, он сразу же отправился туда. Внизу, на золотом дне Эребора, как обычно, было нестерпимо жарко и точно так же душно. Кили будто снова занырнул в чье-то теплое мерцающее чрево, в чью-то уютную утробу, из которой вовсе не хотелось выходить на белый свет, если подумать... Сравнение это тем не менее не понравилось ему, как будто его тоже заглотил дракон и теперь в своем тягучем и дремотном сладком сне неспешно переваривает в липком яде, постепенно растворяя то, чем он всю жизнь до этого являлся. - Золото Трора проклято, так все твердят, кому не лень, - Кили чуял - это правда, и оно влияет на них всех. На кого-то больше, на кого-то меньше, но все они подвержены ему. – Оно имеет свою власть над ними. "Все поддаются, но не он, - именно так он думал с уверенным максимализмом юности, спускаясь вниз, - мне все равно, это всего лишь золотые побрякушки. Они ведь не согреют тебя зимней ночью и не скажут слов поддержки в нужный час… Это металл и камень, больше ничего"… И чем он больше приходил сюда, тем чаще это повторял, настойчиво твердил уже с каким-то раздражением даже… Это ничего не значит для него…. В который раз спустившись вниз за это время, Кили медленно ступал по золотой реке, текущей под ногами, высоко подняв над головой свой факел, и внимательно смотрел по сторонам. Однако старший сын Фундина попадаться навстречу ему не спешил. А звать его громко ему не хотелось, ведь именно где-то тут неподалеку сидит тот, белобрысый упырь… Хотя Кили вроде бы старательно обтек то место по большой дуге, но кто же его знает… Может, он так же бродит здесь сейчас, таская за собой свою роскошную золотую цепь, в которую так предусмотрительно заковал его дядя. Неожиданно столкнуться нос к носу с ним совсем не хотелось, потому что он совершенно не был готов к еще одному подобному разговору… А потому он шел осторожно и молча. К тому же возможно, что старый гном спит где-нибудь здесь украдкой, прикорнув между грудами тяжелого золота и забывшись на миг тяжелым и беспокойным сном. Сон почему-то здесь только такой, у всех, кто пришел - тяжелый и беспокойный. А ведь Балин был самый старший в этом походе, хоть и крепкий вполне на вид, но в самой Горе он отчего-то выглядел совсем уже дряхлым и измученным старцем. И если Кили здесь уставал, часто просто падая с ног, то каково же ему? И если это так, пусть лучше старик отдохнет хоть немного. Сколько времени он так блуждал по сокровищнице Трора, он бы впоследствии вряд ли ответил. Невольно создавалось впечатление, что время здесь течет как-то иначе, чем снаружи, в том оставленном им мире с его холодными иглами звезд над головой, голубыми безграничными просторами горизонта и дикими вольными ветрами, рвущими полы плаща. Словно это все проносится над Горой тысячи лет, сменяя друг друга в бурном вихре мелькающих дней, а здесь, под землей, в самом сердце Горы все еще длится один только день. Может быть, первый от сотворения мира, может, напротив - самый последний… Кили все шел и шел куда-то дальше… Иногда он останавливался, поднося поближе свой факел, свет от которого мягко выхватывал из таинственно мерцающего полумрака какую-нибудь особенно понравившуюся молодому гному вещь, которой он потом подолгу любовался. Кили бережно брал ее в руки и подробно рассматривал со всех сторон, бесконечно удивляясь и изумляясь про себя творению древних мастеров своего народа. - Совсем не то что нынче, - с грустью пришел он к такому выводу уже вскоре. Те, что творили до него, были более искусны во всем, как казалось. Кили очень долго завороженно разглядывал ранее никогда не виденное им плетение одной старой кольчуги и все никак не мог понять, как же оно сделано. Он, как и почти любой гном, с ранних лет привычно разбирался в таких вещах, но здесь он не мог. Звенья так хитро были переплетены меж собой, что он не в силах был уловить этот причудливый ритм, понять эту схему. - Вот были же мастера, сотворившие это, - долго дивился он про себя, - мастера из его народа, может быть даже из его, Кили, рода. И может быть, если бы не проклятый дракон, разоривший их Гору, то сейчас он и сам бы мог сделать точно такую. Не прервалась бы преемственность поколений, не были бы утрачены многие секреты их мастерства, вместе с жизнями, всегда напрямую переходившие от мастера к ученику. Да и само бы их существование, должно быть, было абсолютно иным. Не было бы этих вечных скитаний, которые он хорошо запомнил в своем раннем детстве, еще до того, как они осели в Синих горах. Не было бы этой беспокойной кочевой жизни на узлах, где все семейное добро привычно умещается в завязанное латаное одеяло. Как не было бы невозможно суровых печальных песен, что поют у ночного костра, собравшись в тесный кружок, о тех, кого больше нет, но нет их до срока. Поют, тихо роняя в конце злую скупую слезу по обветренным каменным лицам. Кто им заплатит за это все? Кто–то ведь должен ответить… Эльфы? Как почему-то упорно считает дядя, ненавидящий их? Но ведь не эльфы разорили их дом, а кто-то совсем другой… Ходят, ходят ведь тайные, тихие шепотки для того, кто хочет услышать, что совсем не просто так прилетел сюда Смауг когда-то. И прилетел он не сам по себе… Эльфы, быть может, совсем не венец всех известных ему с детства добродетелей, особенно этот их белобрысый правитель, но даже он бы из своей традиционной к ним эльфийской неприязни вряд ли пошел на такое… Потому что не может такое существо, как Тауриэль, быть одного корня с подобным ужасным злодеем. Не от эльфов все зло в Средиземье, как говорят древние сказки, которые слушал он в детстве. Совсем не от них. Так что Кили в этом все же весьма сомневался… Что-то здесь было не то… Но не будь этого всего и его жизнь сложилась бы совсем иначе. Как именно, Кили плохо себе представлял, но, все время взирая краем ока на золотой дым, все застилавший вокруг, в этом ни капли не сомневался. Но сложись все иначе, может быть, он и саму Тауриэль на своем пути вовсе не встретил бы. А это точно было определенно лучшее, что с ним вообще пока что случилось… Младший гном в очередной раз наклонился пониже к бесконечной груде сокровищ у него под ногами и ловко выцепил оттуда удивительной красоты золотую заколку для волос, украшенную нежно переливающимся перламутром морских раковин, складывающимся у него под руками в диковинно сплетенный узор каких-то листьев и цветов. Заколка сразу приглянулась, Кили вдруг представил, как волшебно она заиграет на солнечном свету, пуская радужные блики в ярко-рыжих волосах, подхватывая и собирая на затылке их густые пряди. Представил, как сам он аккуратно скрепляет ей длинные косы, заодно неспешно пропуская шелковые локоны между своих грубоватых и совсем не привычных к этому пальцев. И закусил губу почти что до крови, вот бы ее увидеть… Махал, лишь бы увидеть… Бежать, нужно бежать. Да куда угодно, лишь бы отсюда подальше… Ускользнуть из этого всего, пока еще не слишком поздно, пока он не влип здесь, словно муха, в эту гиблую золотую сеть, которая их всех уже поймала в свои нити. Ускользнуть и сразу затеряться где-то очень-очень далеко… В какой-нибудь полузабытой миром небогатой деревеньке у эдайн. Кузнецы везде нужны. Может и хвала отцу их Дурину за это, не на золотом он блюде с детства ел, так что руками он работать может и умеет. А в любой деревне, в чьей – не важно, хорошим кузнецам работа есть всегда. То ли плуг там нужно подновить, то ли еще орудие какое починить, то ли гвоздей и скоб на новый дом наделать, а то ли просто лошадь хорошенько подковать, что тоже несомненный хлеб. А может, больше ничего не нужно, не нужно этого всего для счастья, этих бесчисленных сокровищ. Он еще раз огляделся, золотой туман вокруг него поплыл куда-то… и вместо этого всего явилась кузница ему. Небольшая, с грубо побеленными стенами, зато посередине горн и наковальня, что еще кхазаду нужно? И увидел он себя, только уже не безбородого юнца, как его все нынче дразнят, а чуть-чуть уже постарше. С окладистой красивой бородой, длинные волосы - в косе, подхваченные ремешком на лбу. Сверху на нем старый, уже весь до дыр прожженный фартук и малость поновее рукавицы. Весело тот молодой кхазад, задорно даже машет молотом и что-то там поет себе в усы едва лишь слышно. Гнет он щипцами белый металл у себя на наковальне, гулко стучит он по нему, скручивает ловко и снова так же ловко распрямляет. Глядь - была простая полоса железа поначалу, а потом вдруг появились огненные ветви и резные листья. А к вечеру уже и роза вышла дивной красоты, тонкая, вся в завитках и лепестки как будто только еле-еле распустились на закрученном внутри бутоне. Он знает, вечером она к нему зайдет в конце работы, чтобы забрать из кузницы домой, смеясь и снова сетуя на то, что он и так в ней, как обычно, слишком задержался. И если его не забрать отсюда, то он так здесь и заночует. Знает, знает, что придет и все равно ждет - не дождется… И вот она заходит, простое платье из невыделанного льна, кожаный поясок на тонкой талии, жилетка меховая сверху, волосы в двух косах на груди, за острым ухом заткнута ромашка. Нос в золотых веснушках, а зеленые глаза смеются, как обычно, в самой глубине: "Все свои гвозди наковал? Когда домой с тобой пойдем?" Кили, улыбаясь, кивает головой на гвозди, ссыпанные в ящик, а потом вдруг достает свою припрятанную розу и протягивает ей. Рыжая все вспыхивает удивленно, разглядывая кованые лепесточки, над которыми он так старался, напевая. - Любимый, как красиво, - тихо шепчет восхищенно, осторожно принимая его кованую розу в дар, будто живую. Руки у него в мозолях, ужасно загрубевшие от жара, от работы, все в ожогах, в выступивших венах, зато ее по-прежнему белы и тонки у запястий так же, как и раньше. Нежные пальцы тихо гладят по кованым узорам листьев, а после по его натруженным рукам и по его лицу, тепло касаются щеки… - Соскучилась, пойдем домой скорее… Кили быстро скидывает рукавицы, легко подхватывая на руки ее, чувствуя, как ее нос и губы скользят по его колкой бороде и выносит ее прочь из кузни, чтобы так и донести до самого порога дома. А дома будет свежий испеченный каравай, парное молоко, душистая корзина ранних яблок, чистое полотенце, ковш колодезной воды в ее руках, букетик полевых цветов, стоящий на столе в выщербленном стареньком уже горшке, двое старших сыновей и дочка, что так похожа на нее… А после ночь до самого рассвета, где руки, губы и признания, все как в первый раз когда-то между ними… Кили вздохнул, что ж, розу он пока еще не отковал ей самолично, так что заколка эта может пригодиться. Повертел ее туда-сюда в руках, а после сунул ее несколько рассеянно к себе в карман. - Приворовываем, значит, потихоньку на дорожку, да, любимый мой племянник? - вдруг негромко раздалось ему в затылок. Кили шарахнулся, едва ли не подпрыгнув от испуга, мигом развернулся. Напротив, всего в двух шагах спокойно возвышался Торин собственной персоной. Кили слегка оторопел, как это он так к нему подкрался со спины, совсем бесшумно, прямо как из воздуха возник? Ведь он ни звука не услышал, ни шороха, ни бряцанья монетки, ничего. Выходит, он задумался так сильно, что ли, что ничего вокруг себя не замечал…. Погодите, что он такое говорит? Между тем Торин глядел в упор. Кили окинул его тоже быстрым кратким взглядом. Увиденное ничего хорошего ему не предвещало. Дядька, казалось, говорил сейчас спокойно, если б не одна деталь, за которую он мигом уцепился своим глазом. В руках подгорный государь держал при этом кнутовище, которым и поигрывал туда-сюда, ритмично постукивая его рукоятью о свою широкую ладонь. В Горе он часто видел его с этой штукой, старший гном буквально с ней не расставался в Эреборе. Где он ее подцепил, Кили понятия не имел. Может, где-то в Эсгароте под шумок ее увел, а может, уже где-то здесь нашел в каких-нибудь завалах. Ручка из дерева была совсем потертой, с вырезанной головой как будто волка, что ли, Кили все не мог понять, что за зверюга. А плетеное к ней кнутовище было гибким, длинным, вроде бы обычным, да только на конце вплеталось небольшое украшеньице из серебра, вроде как игрушечка такая, исключительно для красоты… Но на самом деле такая вот игрушечка была способна рассекать любую плоть почти что до костей при правильном ударе. Кнут ему не нравился ужасно, уж больно орочьи напоминал подобной штукой. Только у уруков чуть покороче плеточки обычно по длине и семь хвостов, где на конце у каждой был вплетенный коготь из металла, мясо на теле рвут не хуже тех же варгов… Где он его взял? Если ударить им прицельно, можно оставить и калекой, а при совсем умелом обращении – таким очень легко убить. Кили очень нервно посмотрел на эту дядькину игрушку, мигом выудил заколку из кармана и поспешно и неловко прицепил ее к своим же косам. Заколка тут же съехала предательски ему на ухо. Торин ее рассмотрел с прищуром. – Прекрасный выбор, - ядовито высказался он. - Я это для себя. Что, может, я не могу? - тут же ляпнул Кили с каким-то нервным вызовом в ответ. Сам ясно понимая, что этот глупый вызов и выдает его побольше всех, но сделать с этим ничего не мог под этим взглядом. - Ну конечно, для себя, - ответил дядя, - я, безусловно, так и понял…. Сбежать надумал, маленький звереныш? Бросить свою семью? Предать меня? – негромкий еще голос Торина чуть-чуть дрожал и прерывался от еле сдерживаемого гнева. - Что? - Кили отступил на шаг невольно. - С чего ты взял сейчас все это? - А почему ты пятишься сейчас как вор, застуканный на месте, а? - Торин, напротив, сделал шаг ему навстречу. Кили остановился. - Я не вор, я ничего здесь не украл! - Вор и предатель, - отрезал Торин. – Вот ты каков! Ты же хотел меня ограбить… - Ты про это, что ли?! - Кили немедленно сорвал с себя злосчастную заколку и поспешно протянул ее ему. - На, забери, не нужно мне… Торин проигнорировал его протянутую руку и продолжал смотреть в упор ему в глаза, чуть-чуть склонивши голову набок. Его племяннику под этим взглядом было очень, очень неуютно. Просто до озноба отчего-то. - Можешь оставить, - наконец ответил он. - Ты ведь хотел украсть совсем не это у меня, а что-то очень ценное в этой Горе… - Может, еще скажешь - Аркенстон! - не удержавшись, фыркнул Кили. - Аркенстон, - Торин буквально простонал название камня с дикой мукой, - Аркенстон… Кого волнует Аркенстон, если подумать… Одного меня, как понимаю. Вы все смеетесь надо мной из-за него… Кили ответно вскинул брови. – Его все ищут день и ночь… - Но он пока что не нашелся, - отрезал Торин, - нет, ты хотел забрать другую ценность, почти что равнозначную в моих глазах… Кили опять воззрился на заколку у себя в руке. - Не знал, что она ценная такая… - Не прикидывайся, Кили, я тебя насквозь всего прекрасно вижу, как говорил тебе уже не раз. Ты ведь отлично понял, о чем я тебе говорю. Еще верней - о ком. Ты хотел украсть здесь то, чего дороже пока нет. Хотел украсть из моих рук эльфийского Владыку… Кили даже рот открыл от изумления. - Ты хотел сбежать с ним. И не лги мне, Кили, я все знаю, - продолжил он. - Сбежать с ним к эльфам. - Ты это все откуда… - А он мне сам сказал, - резко перебил на полуслове Торин, - рассказал буквально только что, как ты к нему явился и предложил ему бежать вместе с тобой. - Что он сказал?! - Кили не поверил собственным ушам, услышав это. Верно, он предлагал ему сбежать, но уж не вместе, это точно, что он ему вообще наплел?! Ах он, эльфийский хитрож….й гад! Вот как подставил лихо! Что придумал! - Он тебе лжет! - воскликнул Кили, весь багровея прямо на глазах от злости. - Врет всем в лицо, ты сам об этом постоянно мне твердишь, и ты поверил! Кили прекрасно помнил, что он и правда думал о таком, но об этом он эльфу не то что бы не говорил, не заикался даже и ничего такого он не предлагал. А предлагал немножечко иное. - А почему бы мне не верить, - процедил на это Торин, - когда ты сам неровно дышишь к остроухим. Неужели это все из-за той твоей лесной лисицы, которая свела тебя с ума своим хвостом?! Ты что, на все готов, чтоб только заглянуть под ее юбку?! - Да!!! - рявкнул Кили. - Именно из-за нее! - сдержаться он уже не мог. То, что сделал этот гнусный белобрысый интриган, его взбесило так, что он собою не владел в эту минуту. - Да, из-за нее! Но все не так, как он тебе наплел, ты понял! - А как тогда?! - быстро промолвил Торин. - Можешь убить меня сейчас на месте, но я предложил ему побег отсюда, без своего сопровождения, замечу, в обмен на то, что он ее со мной отпустит после, - выпалил Кили на одном дыхании, словно ринувшись неудержимо куда-то в бездну с высочайших пиков Мглистых гор. - А что же он? - еще быстрее. - Отказался! Вот что! Отказался наотрез! - Интересно, почему? - Торин нахмурился, с очередным прищуром явно соображая что-то про себя. – Почему он отказался? - переспросил он. – Я не понимаю, это была та самая возможность для него меня легко переиграть. Я бы сказал еще верней, ловко обставить. Единственная, может быть, при всех раскладах, так почему он отказался? - в третий раз переспросил он, заглянув ему в глаза. - Потому что он без памяти в нее влюблен! - выкрикнул Кили. - Он сам, ты понимаешь! - Что? - на этот раз осекся уже Торин. - Ты что сейчас мне говоришь… Он… сам тебе сказал об этом? - очень тихо произнес он. - Да! И если бы ты слышал, как! – Кили несло неудержимо, и он никак не мог остановиться. Внезапно отрезвило выражение лица стоящего напротив дядьки, будто колодезной водой плеснули-окатили, резко, с ног до головы. - Ах, значит вот оно все как, - еле-еле слышно протянул он, глядя уже мимо Кили или словно сквозь него своими широко распахнутыми потемневшими глазами. - Так-так-так, ну что ж, посмотрим…. По всей его реакции на это было очевидно, что он узнал случайно для себя что-то ужасно важное и сейчас как раз соображает, как этим всем теперь распорядиться. Кили мгновенно ясно осознал свою ошибку. И может, даже главную из всех. И очень сильно испугался, по-настоящему уже. От своей обиды, от какой-то ревности, которая его съедала то и дело, грызла и сжимала, как в тисках, он наболтал здесь лишнего сейчас. Он всей душой почуял, что сказал по глупости такое, что говорить было нельзя. Совсем нельзя. Кили закусил губу до крови. Но было слишком поздно, слово не воробей, и если вылетело - не поймаешь. Но нужно было что-то делать, как-то исправлять… - Ладно, это я наболтал тебе со злости, ну про него и эту рыжую, за то, что он меня сейчас же тебе сдал. Нет между ними ничего и быть не может, она невеста его сына, всем известно. А бежать он отказался, потому что чересчур в себе уверен… - к финалу этой фразы его звонкий голос как-то сам собою стих под взглядом дяди. - Очень неуклюжая попытка, Кили, - ухмыльнулся Торин, глядя на него. Кили решил, что он не сдастся все равно. - Просто он уверен, что он возьмет в итоге верх, что ты поддашься, что он тебя уговорит на что захочет. Ведь ты к нему неравнодушен, это всем уже вокруг понятно. - Кили, не усердствуй, это все мимо. Самое главное ты мне уже сказал, - Торин смотрел насмешливо и с явным торжеством и превосходством, как сытый кот, который уже съел горшок сметаны у хозяйки, пока она все проморгала. Кили замолчал и на мгновение отвернулся, проклиная в это время свой язык последними словами, свою несдержанность и свою ревность. Уже явно понимая, что, проговорившись обо всем, подставил под удар, нет, не себя, уж это он переживет, наверно, а ее, любимую свою. Торину ведь это очень важно отчего-то. Это его задело куда больше даже, чем то, что Кили был готов все бросить здесь ради нее. Младший племянник так же знал его прекрасно, несмотря на то, что он здесь очень сильно изменился, Кили это ясно видел по нему. По тому особенному повороту головы, по маленькой морщинке меж бровей, по уголкам у губ, которые сейчас запрятались в густых усах. И по множеству других подобных им примет, ясно говоривших молча и без всяких слов. И в голове у Кили после этого сложился сам собой ответ: "Так значит, это правда… Он к нему действительно испытывает что-то"… - Что ты так смотришь на меня, племянник? - взгляд Кили тоже не остался без внимания. - Неужели это все из-за того, что ты его так хочешь? Все, что ты затеял здесь…, - язык опять его опередил сегодня. - Мне будто слышится сейчас упрек, племянник, - Кили больше не успел открыть свой рот ни разу, потому что Торин стремительно шагнул к нему навстречу и тут же прихватил рукой под подбородок, больно сжав. - Ты ведь и сам недалеко ушел, как я прекрасно понимаю, - Кили дернулся невольно. - В глаза смотри мне! - резкий окрик. Но Кили почему-то не хотел, хотел, наоборот, растаять у него в руке, как легкий дым, вытечь между сильных цепких пальцев скорее прочь. Все внутри него кричало об опасности ему, испуганно металось и дрожало отчего-то. Но дядька прихватил поистине железной хваткой. А еще смотрел в глаза, вбуравливался даже, будто киркой что-то ломал, нет, даже разносил, входя во вкус… Кили весь передернулся. - Пусти меня, - еле выговорил почему-то очень хрипло, голос не слушался совсем, он судорожно облизнулся. А еще вдруг почему-то неудержимо захотелось повалиться на колени перед ним, прямо сейчас. И глядеть, валяясь, снизу вверх, так показалось правильным и верным, и даже, может быть, единственно возможным. - Что? Деревня у эдайн? – Торин поморщился, а подбородок наконец-то отпустили. - Ты так себе все это представляешь? - Как ты узнал…. Что это? - Кили глядел в ответ растерянно, совсем по детски. - Это какое-то, наверно, колдовство? - Значит, забытая деревня где-то у людишек, вот то, о чем мечтает в своем сердце правнук Трора, - Торин его вопрос, казалось, пропустил между ушей, слегка качая головой. – Не могу поверить даже… Мой дед сейчас перевернулся бы в гробу три раза. Да что с тобой такое?! - Нет, это что с тобой! – выкрикнул Кили, снова пятясь. - Со мной? - тут он снова подскочил, стремительным рывком схватил за плечи, разворачивая Кили от себя. - Смотри внимательно вокруг, - его хриплый низкий баритон обжег под ухом шею горячо, - ответь мне, что ты видишь? Кили вздохнул, сглотнув. - Я вижу горы золота вокруг себя… - Смотри внимательнее, Кили, а теперь еще раз мне ответь… - Это не горы, это море… Море власти, - Кили это прошептал. - Чьей же? - такой же шепот ему в ухо. - Твоей… - Неверно снова, - руки уже нежно обнимали, а не стискивали насмерть. – Нашей власти, нашего рода. И ты наследуешь ее. От меня - к тебе, - губы легко поцеловали в бьющийся висок, руки погладили по голове. И снова окружили, словно чьи-то крылья, закутывая в рукава от шубы. - Но… Как же Фили, ведь он старший, - в этих объятиях было хорошо, уверенно, тепло, надежно. С ним за спиной казалось все возможным. Все, что только стоит пожелать… Он сделает… - Не секрет, что я всегда любил тебя чуть больше. Ты задался в нашу породу, мою и твоего прадеда, ты такой же безрассудный и горячий, если задеты твои чувства, и готовый сдвинуть горы ради своей мечты, перевернуть весь мир… Я тебя люблю, как собственного сына и ты об этом знаешь. И я хотел бы, чтобы ты… Ты сел на трон Эребора вслед за мной и правил после сотни лет народом Дурина в этой Горе, сделав его величайшим в этих землях. Чтобы ты продолжил мое дело и исправил навсегда то положение, в котором мы пока что пребываем… Стер бы саму память об этом горьком эпизоде. Так что забудь, прошу тебя, свою деревню вместе с кузней, - голос был нежен, теплое дыхание раздувало на затылке спутанные пряди, - забудь… Ты предназначен для другого… Кили весь вскинулся, встряхнулся, попытался сбросить эти руки с плеч, развернуться, чтобы посмотреть в его лицо. Потому что показалось, что он увидит, обернувшись, чье-нибудь совсем другое. Кто его так обнимает, неужели это его дядя… На секунду стало дико страшно, так, что коленки даже задрожали, подгибаясь, не подчиняясь Кили совершенно. Его опять одним рывком к себе прижали, еще теснее, еще крепче, так что он ощущал ужасный жар от его тела, просто опаляющий его. Будто лава лентой обхватила-обвилась или змея опутала умело и теперь его сжимает потихоньку, руки - ноги, волю заодно… И очень вскоре стиснет насмерть… - Значит, ты не хочешь забывать, - голос был слегка задумчив, его погладили за ухом, аккуратно поправляя выпавшую прядку из косицы. - Нет, не хочу! - Кили казалось, что он это прокричал на всю их Гору и даже за ее пределы до самого неведомого моря, а на самом деле он это еле слышно прошептал, с большим усилием разлепляя свои обветренные губы. – Целых двести лет прошло, я вижу нити седины у тебя в черных косах, но разве ты забыл про эльфа… - Кили снова трепыхнулся, он должен, должен обернуться и взглянуть. Это казалось отчего-то очень важным. - Не дергайся, - его как следует встряхнули. "Ну и сила у него сейчас в руках", - невольно ужаснулся Кили, клацая зубами. - Я ни на день не забывал, - губы сзади нашептали это уже в другое его ухо. - Ни на день и ни на ночь, - в голосе послышалась усмешка. После над макушкой у него вздохнули. - Власть, Кили, она на то и власть, она всегда берет, что хочет, не взирая ни на что, уничтожая, а может быть, небрежно смахивая все препятствия, что возникают на ее пути. Власть – это сила, право считаться только лишь с собой и делать только то, что пожелаешь, диктовать свои законы остальному миру… Держать всех в кулаке. Хочешь свою эльфийку, ну так и бери! Только не так, не в деревенской кузне, как будто бы она тебе еще оказывает честь, снисходит до тебя, делая тебе великую услугу, а сама при этом морщится и думает попутно про твои рукавицы в саже, которыми ты ей испортил выходное платье… Это ты ей честь окажешь. Ты! Подгорный государь, Владыка Эребора, - снова жарко зашептали в ухо. – Смотри, как это будет… Так, как должно быть с самого начала… - губы мокро подышали в шею. И Кили увидал, а еще верней, не просто увидал, а будто в самом деле оказался в том видении и было оно до того реальным, что он уже не мог сказать и различить, где сон и чары, а где явь… Монументальный, каменный, удобный необыкновенно, несмотря на это, вырезанный целиком из монолита будто одним-единственным движением искусного резца – трон Эребора. Этот резец просто отсек все лишнее, являя миру свою мысль. Мысль о величии подгорных государей. Трон его предка Трора, прадеда, которого он никогда не видел, но теперь сидит на нем по праву, занимая его место. Сидит, еще верней – посиживает, не с прямой спиной не шелохнувшись, как его часто пишут на полотнах, а уж скорее чуть небрежно развалившись поудобней, рука поддерживает, опираясь на мощный подлокотник, щеку, а ноги широко расставлены под длинной шубой. Где-то он уже такую шубу видел, только где, уже не помнит… На голове массивная корона, по бокам какие-то тяжелые висюльки. Лениво думает о том, что надо бы их отцепить, они мешают постоянно, отвлекают. Золото, ужасно много золота на нем, не то, что на той женщине, которая сейчас как раз танцует перед ним. На ней его совсем чуть-чуть в сравнении с ним. Тяжелые браслеты на руках и на ногах, слегка похожи на оковы, зато пояс у нее на бедрах весь в тонких золотых цепочках и очень тонкое кольчужное плетение, как золотая нить, едва лишь прикрывает ее грудь. Эту золотую нить он сделал сам, красиво очень, ей идет. Он любит, когда она все это надевает на себя, одно лишь золото и больше ничего. Наконец-то он в ней победил ее дурацкое желание вечно прикрываться непонятно для чего. Он много что в ней победил, это такая малость… - Старайся лучше, - вот что он небрежно ей бросает, при этом очень внимательно и хищно следя за ней из-под ресниц. Вокруг разлился полумрак, где-то по бокам чадят напольные светильни сладким дымом и дурманом, а пламя в них колеблют сквозняки. Или это ветер от ее волос. Она сама, как это пламя, трепещет перед ним сейчас, вся извиваясь в диком танце. Огненный вихрь, горячо… Звенят цепочки у нее на бедрах и браслеты. Сдернуть их, сорвать с нее! Пусть пляшет голая совсем, насыпать ей монет под ноги, пусть режется о них ступнями в кровь. Багрянец с золотом, какое царственное сочетание, не налюбоваться. А может, пригласить еще послов? Может, позвать эльфийских посмотреть, пусть и они оценят ненароком то, что он себе позволить может… Чуть задыхается уже, невольно раскрасневшись, нежная кожа вся блестит уже от пота и от масла в пламени огня. - Ближе… Уже танцует прямо перед ним, так что он видит все подробно, ходящий ходуном туда-сюда плоский подтянутый живот, дерзко торчащие соски, чуть-чуть подкрашенные красной краской, мелькающие то и дело из-под золота кольчужного плетения. И эти бедра, каждый раз просто сводящие его с ума… - Повернись ко мне спиной… Молча, покорно развернулась по его приказу, взметнулись все ее цепочки, косы, ленты и крутит бедрами в татуировках туда-сюда… И каждая из них - его работа… Каждая - рассказ о том, как он здесь утверждался. Быстрее или медленнее, он сам уже не знает, что он хочет… Хочет, чтобы подошла уже, нет, даже подползла по полу, словно кошка, виляя бедрами еще сильнее, чтобы забралась точно так же по ступеням к его каменному трону. Где чувственно лизнула бы его сапог, пройдясь от его носа до коленки, рывком бы распахнула полы его длинной шубы и развела пошире его бедра, оглаживая их руками по складкам его кожаных штанов. А затем бы их расшнуровала ловко и крепко обхватила наконец одной рукой, еле заметно улыбаясь, потом тягуче-медленно потерлась бы своими мягкими сосками о него, а после жарко обхватила бы уже губами… - Тауриэль, - кажется, он это все же простонал, безудержно вбиваясь глубже и прихватил за волосы рывком. И вдруг отчетливо увидел, что лицо ее безжизненно совсем, глаза пусты и ничего не выражают, как у мертвой… Кили очнулся, задыхаясь, с кратким вскриком. Его всего трясло и колотило, било крупной и неудержимой дрожью. - Понравилось тебе на самом деле? – снова мурлыкнули в загривок хрипловато. – Вижу, что да, - горячая ладонь вдруг соскользнула по бедру, погладила затем бесцеремонно, по-хозяйски. Кили напрягся и нечеловеческим усилием воли дико рванулся прочь весь из последних сил. И вырвался из этих цепких и железных пальцев, сам уже не зная, как. Упал на пол, не удержавшись, откатился дальше, не теряя ни одной секунды и наконец-то развернулся посмотреть. За спиной виднелся… Торин, такой, каким и был, только лишь на мгновение показалось, на какую-то мелькнувшую секунду, что чья-то тень будто скользнула по его лицу, нырнув под кожу, спрятавшись под ней, а может, растворившись там без всякого остатка. Кили моргнул раз, другой и даже третий. Это Торин. Но он же видел это, видел! Вот только что… Ему не показалось это, нет! - Ты кто такой? - он никак не мог сравнять дыхание. - Разве ты меня не узнаешь? Кили, мальчик мой, - голос был снова ласков, еще в нем слышался упрек и огорчение, немного легкая обида. – Я же твой дядя… Брат твоей матери, твоя родная кровь… - Ни х…а ты мне не дядя!!! Не подходи ко мне, кем бы ты ни был! - взвизгнул Кили, отползая. - Ну, что же ты, племянник, это я, - Торин с готовностью опять раскрыл свои объятья. – Что с тобой такое, мальчик… - Ты никакой не Торин! Кто ты такой? Сейчас же говори! Владыка Эребора вдруг сделал легкий танцевальный пируэт ему навстречу. – Лишь один из многих… Имя нам легион… И состою на службе у Лугбурза и при Нем, - все тот же шепот ему в уши… Кили весь дернулся, как от удара и опять отчаянно моргнул, взмахнув руками. Торин по-прежнему стоял на месте, не пошелохнувшись, там же, где минутой раньше. – Это что же это? Что? - Кили вдруг дико заорал, потому что больше он этот ужас вынести, стерпеть уже никак не мог. – Изыди!!!! Сын Траина в ответ расхохотался. - Кили, это я! Хорош вопить уже до неба, тебя там не услышат все равно из-под моей земли. Племянник отползал куда-то задом, не в силах оторваться взглядом от его фигуры ни на миг. - Кольцо вот это видишь у меня на пальце? - он показал ему мизинец с каким-то незаметным и невзрачным с виду перстеньком. Кили уставился уже на перстень. От потрясения, которое его объяло целиком, соображал он очень плохо. По сравнению с тем, что тут валялось под ногами, перстенек был так себе, он и внимания бы на него не обратил. Что в нем такого? - Это кольцо Трора, мальчик, - ответил дядя, явно легко читая его сбивчивые мысли, - одно из семи великих гномьих колец, откованных еще во Вторую Эпоху. И первое из них по силе, между прочим. - Кто тебе дал его?! - голос младшего предательски срывался. - Ты знаешь Кто. Все тот же, кто и выковал когда-то их в Эрегионе, еще задолго до тебя и до меня… Тот, кто дает, Даритель… Ведь так Его когда-то называли в этих землях… - Саурон, - озвучил Кили потрясенно. – Это о Нем ты говоришь… - Пусть так. Ты мой наследник, я тебя выбрал с самого начала… И я хочу, чтоб ты его сейчас надел! Слегка примерил на себя…. Кили отчаянно затряс на это головой. - Стой, где стоишь! Не приближайся! - наконец он кое-как вскочил, его шатало. - Я такого не хочу! Я так не хочу! - Хочешь! - громко хлестнуло под Горой. - Я не стану… - Станешь…. - словно змеи прошипели. - Я не стану, слышишь! Я никогда таким не стану! - Неблагодарный маленький звереныш! - вдруг рявкнул Торин что есть силы. - Нет уж, ты станешь! Ты будешь делать все, что я тебе велю! Ты понял! Сбежать он захотел! Кто тебя отпустит, дурень молодой! Ты мне будешь нужен здесь, необходим. А это значит, что ты никуда не убежишь, не то что к Даину или в какую-то забытую деревню, которую ты бестолково и наивно намечтал, а до ближайшего столба, понятно? Я проучу тебя как следует, неблагодарный! Я из тебя еще слеплю, что надо для правления! Он тут же снова выхватил свой кнут, который был засунут за его широкий пояс, лихо раскрутил его в мгновение ока и вдруг стремительно им щелкнул со всей силы, почти у Кили перед носом. Звук от удара был похож на резкий треск сухих ломаемых деревьев, и Кили от него слегка пришел в себя. Встряхнулся, словно кот, подпрыгнул и стремительно метнулся вбок, после чего он принялся бежать, едва не спотыкаясь о прадедово добро, которое, будто назло, все норовило броситься намеренно ему под ноги, задержать. Торин это был или не Торин, в этот момент было не важно. А важно было только то, что если он немедленно не унесет отсюда ноги, то ему, пожалуй, хватит только трех таких ударов, чтобы его прикончить здесь. Или, намного хуже, сбить его с ног, немедленно догнать, легко, играючись, схватить его, как коршун мышь, за шкирку, насесть покрепче, придавив и силой уже нацепить свое проклятое и страшное кольцо… - Погиб, погиб, - металось в голове. И кто погиб, он сам не знал, возможно, Торин, а возможно, уже он. Кнут громко, хлестко щелкал за спиной, заставляя поневоле содрогаться всякий раз всем телом в ожидании кошмарного удара. - Маленький звереныш, вот чем ты мне отплатил, - продолжалась в это время ругань с низким рыком за спиной, - когда я заменил тебе отца в чем только мог. Я с себя снял последнюю рубашку, чтобы прикрыть тебя и брата! Я ночей не спал годами, чтоб ты, мелкая тварь, ни в чем ни разу не нуждался. И вот что я в итоге получаю, ты тут же гнусно предаешь меня, плетешь интриги за спиной, как только тебе выпал случай, не сомневаясь ни на миг! Мало того, спешишь все это сделать! Бежишь сейчас меня предать! - Я тебя не предаю!!! - Кили бы не был сам собой, если бы стерпел все это молча, он обернулся на бегу. Торин несся за ним следом, подобный злому смерчу в своей черной шубе с гривой разметавшихся волос и с перекошенным от бешенства лицом. "Дурин, сейчас он как прицелится получше… Дурин, Дурин помоги"….. - Ты променял меня на жалких эльфов!!! Они тебе родней своих! Да что меня, ты предал всех!!! Новый удар раздался справа, Кили метнулся в сторону в последнюю секунду. - Забью звереныша! - неслось и дальше. - Засеку до мяса маленькую тварь! Куда ж ты от меня бежишь, родной! - проголосил Торин из последних сил. Кили бежал что было духу, про себя молясь о том, что только бы ему случайно не споткнуться на бегу, иначе дядя его догонит и это точно для него конец. Потом с земли поднимется кто-то уже совсем другой, хоть и с его лицом… - Вернись ко мне!!! Вернись… - Ага, сейчас, - Кили истерично рассмеялся, всхлипывая на ходу и наподдал уж так, что по бокам все смазалось в одну секунду. И бежал так после без оглядки и без понятия, куда бежит вообще. А лишь бы только убежать, лишь бы не слышать звук его кнута и не видеть его больше самого, верней, того, кем он тут стал в этой Горе. А в голове все это время навязчиво металось мерзкое словцо – Лугбурз. Как будто варги где-то рядом с глухим урчанием разгрызают чью-то мозговую кость и злобно смотрят исподлобья, дико щерясь белыми клыками. Вот эту догрызут и тут же за твою возьмутся с хрустом, за ту, что повкуснее… Лугбурззз. - Вырвался-таки! - Торин ужасно щелкнул своей плетью напоследок так, что раскрошил этим ударом обломок от какой-то там очередной колонны. – Эльфы, чтоб вас!!! После чего он вдруг остановился, замер, вздохнул, закрыл глаза: "Эльфы…. Я ни на день не забывал… Теперь и ты меня не скоро позабудешь"… Еще раз поглядел вслед Кили с мрачным раздражением: "Беги-беги пока, мой маленький котенок, но далеко тебе не убежать из-под моей руки и власти. Так что еще посмотрим, что ты запоешь"… - Я ни на день не забывал, - он снова это еле слышно прошептал и, резко развернувшись, отправился назад в свои покои, безостановочно шепча эти слова, словно заклятье и кусая от волнения себе губы.