Если гора не идет к лесу.

Плененному Владыке нандор в его действительно незавидном положении оставалось только одно – ждать. Терпеливо ждать, когда он придет, когда он вернется… Синда чуял, что ожидание это не продлится слишком долго и сын Траина вскоре объявится в этой темной комнате, куда он его для чего-то оттащил, пока он, очевидно, был в отключке от его удара в челюсть. Он обязательно вернется. А вот что будет дальше, вслед за этим, здесь он не знал, что и подумать. Надо признать, что просчитать своеобразную логику его поступков у Трандуила выходило мало, потому что он никак не мог взять в толк, чем тот руководствуется в результате, что же для него на первом месте? Слишком много всего всплыло за последнюю неделю, которую он тут провел. Так что он предполагал еще возможные малоприятные сюрпризы с его стороны, хотя, казалось бы, гном уже выкинул все карты перед ним на стол. Сказал о главном. Но все же, что-то он еще припрятал напоследок, синда это нюхом чуял. Тем самым нюхом, который никогда его не подводил, почти звериным. А своему чутью он доверять привык. Так что еще могло быть что угодно и эта неизвестность, помимо прочего всего, едва ли не с ума сводила и раздражала Трандуила до скрежета его зубов, уже давно привыкшего обычно все просчитывать на несколько ходов вперед. Да только вот не в этом деле, как выяснялось постепенно… Здесь он был последним в Средиземье дураком, как сам он теперь думал о себе и не без оснований. И еще он мучился, пока бесплодно, одним всецело занимавшим его голову вопросом, где же кончается влияние темных сил и начинается свобода выбора хозяина Горы, где же та самая граница? Отчего-то был уверен - она есть, даже если тот одержим практически всецело. Замысел Эру отменить никто не может, как бы ни жаждал, даже Темный это признает и чтит его в какой-то мере. Насколько глубоко он впился в гнома, зацепившись за него своими черными когтями? Насколько глубоко проник? А главное, насколько гном ему позволил это сделать? Это был вопрос немаловажный, а может быть и основной, если сколько-нибудь рассудить… Есть ли сама возможность его вырвать у Него? Бильбо он сказал, что есть… Сам он не знал, весь его личный опыт веско говорил ему, что шансы сводятся практически к нулю, что из-под этого уже не выйти. И все равно дурацкая, другого слова нет, нелепая, ничем, никак не подкрепленная надежда упрямо не хотела умирать где-то на самом дне его души. Это можно было выбить только с жизнью и даже Темному это пока еще не удалось, хотя он очень сильно постарался в свое время. Правда, особо долго рассуждать не получалось, чувствовал себя он мерзко, мало того, на самой грани. Еще чуть–чуть давления на него… Безумен здесь не только гном, он, может быть, еще безумней. - Я ведь абсолютно ненормален, - сдавленно всхлипнул вместо смеха, - уже давным–давно. Привык прикидываться просто в силу положения… Но на самом деле во мне нормального ни капли… Искажен - вот правильное слово, к месту, как-то тихо сказанное Митрандиром ему в ухо. Ему бы тут же возмутиться гневно, гордо и с негодованием крикнуть: нет! Да как ты смеешь это здесь предполагать! Но, помнится, он не сказал ему в ответ ни слова. "Значит, признаешь", - заметил майа. Владыка нандор поглядел ему в глаза: "Мудрые не судят скоро"…. Маг усмехнулся, тоже окатив ответным взглядом, развернулся и ушел. Но Митрандир был прав, и он солгал бы сам себе, упрямо отрицая это. "Прежде всего, нужно научиться правду говорить себе, как бы ни была она горька, - помнится, сказал ему когда-то Финдарато, - говорить и признавать. Без этой точки преломления в твоем сознании невозможно сделать следующий шаг". Очень жаль, он так и не спросил его тогда, какой, его не сильно волновали эти вещи в силу его лет и он не понимал и половины из того, что часто говорил Владыка Нарготронда. Ну, а после, после уже было, как известно, слишком поздно… Так что признать, он признавал, но уверен вовсе не был, что с этим он шагнул куда-то дальше. Плотное и долгое общение с Темным майа оставило на нем свой след, неизгладимый отпечаток. Это было очевидно и оба они это знали слишком хорошо. Так или иначе, но Он его в кого-то постепенно все же превратил, как и хотел первоначально. И это существо со всех сторон, как ни взгляни, было не слишком-то приглядным. Он был жесток и подозрителен, ревнив, завистлив, до ужаса властолюбив, он жаждал мести, выучился очень лихо лгать и никому не доверял, во всех уже заранее предполагал врагов… И вместе с этим он был слаб и загнан… Себе он представлялся диким зверем, больным, забившимся в нору и из отчаянья и злости готовым броситься на первого, кто подойдет. Вот он каков на самом деле, другим уже не будет никогда… Варда, зачем он думает сейчас еще об этом… Но о чем же ему думать, когда, возможно, жизнь его в любой момент прервется в этих стенах. И он ее прожил совсем не так, как должен был и результат ее весьма печален. Наверно, Эру с болью смотрит на него… Вместе с этим снова боком промелькнула малодушная и тошная мыслишка, которая стучалась в его двери с каждым годом чаще: а может быть, и хорошо, что завершится, так или иначе, он свободен. Но сам он после все же устыдился: "Я все еще люблю, мне будет жаль их бросить и мне еще не все равно, что будет с ними после, я не свободен отпустить без сожалений… А это значит то же, что и прежде, ему упрямо нужно не сдаваться"… Подумав это, он опять отчаянно подергал со всех сил проклятую веревку, которой он был связан, все так же бесполезно, как и прежде. Оставалось только ждать, чтобы попробовать перехитрить, растрогать как-то, нагло обмануть, в конце концов…. Если не получается убить, да что угодно, лишь бы добиться своего. Зачем он притащил его сюда, что он еще задумал? Наверняка, какую-нибудь новую изощренную издевку, что же еще… Он только этим здесь и занят. Голова немыслимо болела, как и все тело целиком, нет-нет накатывала - подступала дурнота. В конце концов, все мысли синда постепенно сосредоточились только на том, как с этим справиться. Это состояние довольно быстро избавило его от прочих лишних размышлений. Сколько времени он так провел, было не ясно, показалось – очень долго. Может, час, а может, сотню лет. Время напротив зеркала текло совсем иначе. Это зеркало – провал, черная прореха в ткани мира, оттуда ощутимо веет Им, уверенно сквозит и тянет по углам, по всей Горе и пробирает до могильного озноба. Разбить бы в дребезги проклятое стекло одним ударом, раскрошить на мелкие осколки, а их собрать и после в море утопить… Закрыть скорей эту дорожку. На худой конец, завесить очень плотной тканью, чтобы оттуда не сквозило этим гиблым духом. У людей это давно переросло в примету, которую они уже не понимают, просто так принято, а почему - они и сами часто не ответят… Суеверие и все… Но за всеми суевериями, сколько их ни есть, всегда скрывается их древний сокровенный смысл… Сам он старался туда вовсе не смотреть, ему мерещилось все время, что оттуда, из темного тоннеля зазеркалья то и дело тянется, ползет какая-то кошмарная и гибкая рука с неряшливо обломанными жуткими когтями, слепо шарит и скребет ими по полу, только чтобы дотянуться и схватить. И рука, конечно же, тянулась, несомненно. Неустанная мысль Саурона, которую он постоянно обращал к нему, в его сознании облекалась нынче в эту восхитительную форму. - Этого нет, этого нет, - твердил он сам себе, словно молитву, тем не менее не поднимая туда глаз и головы. – Пока я Тебя не вижу, Ты меня не видишь тоже… Ты меня не видишь… Таков закон… Вслед за этой шарящей рукой мерещились глаза, две тлеющие искры в антрацитовых глубинах тьмы. И этот взгляд искал, как и рука, он как бы призывал и провоцировал взглянуть в ответ. Из страха и из любопытства, из невозможности сносить это в неведении, кратко не взглянув туда хотя бы раз. Как только они встретятся глазами, сознанием, зацепятся хоть на секунду друг за друга, то Он его увидит сразу, со всеми его порохами… Он его опять увидит, и ничего страшнее нет в это мгновение для сына Орофера. Он уже в который раз старался всеми силами, что еще есть, не поддаваться этому липкому и тошнотворному, бессмысленному страху, только еще больше превращавшему его в животное, в одну лишь только слепо дрожащую, трепещущую, умирающую плоть. - Мне это все мерещится, мерещится, Его здесь нет… Что-то вдруг громко и протяжно скрипнуло в застывшей ватной тишине, он дико вздрогнул, перестав дышать… Как будто дверь… Наверное, должны быть двери, что сюда ведут и вот теперь они скрипят. Это просто двери. Чьи-то тяжелые неторопливые шаги, кто-то идет. Идет к нему, идет за ним. Как хорошо, подумал он, что кто-то наконец-то появился, кто-то живой и теплый. Плоть и кровь. Вот только бы не Этот, не Этот шел сюда за ним… - Темно, - зачем-то вслух пожаловался он, почти не сознавая, что он говорит. - Сейчас зажгу еще свечей, - раздался голос Торина из темноты. Синда глубоко и тихо выдохнул в ответ, услышав этот голос, испытывая просто непередаваемое облегчение, это всего лишь гном вернулся… А затем опять весь замер, а может быть, это очередной обман и морок, что Он так любит наводить, может, это и не Торин вовсе, а Он сам уже в его обличье. Может, это уже Барад Дур вокруг него давным давно… Он просто не осознает. Захотелось заорать, даже завыть от этой мысли. Но он инстинктивно только крепче вжался в неудобную резную спинку, о которую он опирался. Сейчас, сейчас Он подойдет и снова съест… Вернее, Он опять возьмется с наслаждением мучительно его терзать, чтоб это сделать. И даже если ему повезет, что это Торин, то так или иначе гном Его впустил, он отворил все окна-двери настежь, пригласил Его к себе войти в свой дом. Да и сюда открыл дорожку. Нет, и все равно пусть лучше Торин, даже такой, каким он стал, только не Сам… не Сам… Гном между делом завозился где-то у подножия кровати и наконец зажег хотя бы несколько свечей. Мрак чуть рассеялся при этом. Вспышка света, поначалу больно резанувшая глаза, багрово выхватила хорошо знакомый эльфу профиль с хищным птичьим носом, но совсем не успокоила его. - Это ты, внук Трора? - А ты кого-то ждешь другого? - негромкий голос гнома был слегка насмешлив. После чего хозяин Эребора подошел к почти угасшему камину и, присев на корточки, расшевелил в нем тлеющие угли кочергой, попутно выбивая целый вихрь искр. И некоторое время занимался только этим, ворошил их то и дело и задумчиво и даже будто зачарованно глядел, как снова, пробегая, вьются змейки - всполохи по углям. - Где я? - опять спросил Владыка. - Ты у меня в покоях, если их можно так назвать, - ответил Торин, не поворачивая головы. - Я вижу, ты снял цепи? Почему? - Ты все равно не убежишь, пока на мне Его кольцо… Синда сглотнул, прикрыв глаза: "Как верно"… Во все еще по-прежнему неярком освещении, на фоне языков огня он видел только его общий темный силуэт. Кочерга меж тем исчезла, вместо нее в руке у гнома был уже кинжал. Сейчас Он раскалит его побольше над огнем, специально, чтобы он смотрел, хотя Он может только пальцем щелкнуть, а может и подумать просто. Раскалит железо так, чтобы кончик лезвия чуть-чуть зарделся, а после от души приложит к его коже, например, под ребра, Он так делал, и не раз…. Запах собственной паленой плоти так явственно возник в этот момент в сознании, что его опять нещадно замутило. Но если это правда Торин, то, может быть, просто зарежет им, это было бы легко и даже милосердно с его стороны. "Ну, вот и все, - подумал он устало, - такой конец, конечно, не потянет на балладу менестрелей, чего уж там, как он давно мечтал когда-то". Он бы хотел иной, но ведь могло бы быть и хуже, в гнилых застенках Барад Дура, например… И если он сейчас не в них, то он уже здесь несказанно счастлив. Счастье же такая относительная вещь и часто познается лишь в сравнении… Попутно вспомнился сын Элендила. Красивый, гордый победитель в эпохальной битве, что при Дагорлад. Шел после, никому не кланяясь особо, уверенный в себе герой войны, неся в своей руке Его кольцо. И что же, чем все завершилось для великого героя? Героя подстрелили орки, просто, глупо и до неверия - нелепо. До того, что даже не укладывалось в голове. "Чем-то похоже, - криво усмехнулся сам себе. – А меня зарежет Дубощит в этой Горе и точно так же - просто глупо и нелепо". А ведь придя сюда, он был уверен, что он тут всех переиграет. Смешная аналогия, такая вот ирония судьбы, и он позволил себе хрипло рассмеяться… Гном между делом удивленно глянул на него в ответ. - Ты пришел меня убить, - он опять закрыл глаза со вздохом, отсмеявшись. - Нет, пока что не за этим, - ответил Торин, снова обернувшись на него через плечо. - Тогда зачем? - Владыка поглядел ответно. - Ну когда же ты уже заткнешься, - с досадой буркнул тот, поспешно отвернувшись, словно уворачиваясь из-под прицела его настойчивого взгляда. С этими словами он поднялся, расправил плечи и направился к нему навстречу, лишь поудобней перехватывая свой кинжал. Тяжело уселся рядом на кровать, минуту он глядел ему в лицо, не отрываясь, а затем рывком схватился за его рубашку. - Может, и убью еще, но не сегодня… "А-а, игры продолжаются, - в этот момент с глухой тоской подумал Трандуил, - когда же этому всему конец"… - Не дергайся, а то порежу, - предупредил внук Трора и принялся срезать с него бесцеремонно, по-хозяйски, своим кинжалом последние остатки его жутко грязной, рваной и сильно окровавленной уже рубахи. - Варда, убей меня сейчас же, - простенал сквозь стиснутые зубы Трандуил, отворачивая в сторону свое лицо, - не оставляй… Иначе, если я только доберусь… Если я только доберусь… Что ты творишь? - он гневно глянул. Нет, это был, похоже, гном, внук Трора, Синеглазка Дубощит. Тот бы все делал чуть иначе… И при одном упоминании им Варды, даже самом мимолетном, придушил бы сразу, как котенка, со смаком обозвав ее попутно наглой шлюхой. Это Он любил не меньше… Владыка испытал бы облегчение, поняв, что это Торин, если бы тот его так не хватал. В драке - это все понятно, но здесь, сейчас как-то уже совсем иначе. Как именно - он понимал, но упорно не желал об этом думать. Это уже слишком… Это слишком! Торин проигнорировал его шипенье совершенно, методично продолжая делать свое дело. Но эльф строптиво дернулся разок-другой, едва не напоровшись на его кинжал, вовсю пытаясь уклониться, как-то увернуться, отстраниться, наконец. Так что в итоге после этого всего гном просто взял легко и с треском разорвал на нем на лоскуты остатки от его рубахи и резко сдернул их с него. Затем он подхватил горящую свечу, поднес ее поближе и стал внимательно, подробно и придирчиво рассматривать его. - Ну, ты еще покапай воском, - Трандуил, который уже трижды собирался умирать за это время и даже вроде был готов к своей кончине, в этом случае не смог сдержать язвительный язык, уж такова была его давнишняя привычка. Торин поднял на него глаза, но промолчал, затем он встал и отошел куда-то, вновь нырнув во тьму. Владыка выдохнул, что он его оставил и тут же снова беспокойно огляделся: "Что он еще задумал и к чему все это?" Через несколько минут тот снова вынырнул из темноты. В руках он нес какой-то таз с водой и большой кусок почти что чистой светлой ткани. Увидев это все, Владыка распахнул в недоумении глаза. Гном вновь уверенно уселся рядом с ним, оторвал кусок от ткани, намочив ее в тазу, чуть-чуть отжал и, опять придвинувшись к нему вплотную, ближе уже некуда, взялся довольно осторожно и умело смывать с эльфийского Владыки кровь и грязь. На плененном синда этого всего было в достатке, но постепенно под его руками становилось меньше. Холодная вода смывала, то, что смыть могла, мало-помалу очищая алебастровую кожу эльфа, тем не менее щедро украшенную ссадинами, багровыми кровоподтеками и черными почти что синяками. - Готовишь мое тело к погребению? Или ты просто хочешь прикоснуться лишний раз? - Боги, зачем он это говорит? Зачем он это хочет знать вообще? Впрочем, тут уже не место недоговоренностям и тайнам. Придется доставать последнее на свет… Рука с тряпицей остановилась на мгновение, будто замерев от этих слов, а затем опять продолжила свой путь. Эльф по началу этой процедуры замер, закусил губу, словно весь окаменел мгновенно, казалось, что он вовсе перестал дышать. И уставился хрустальными очами куда-то мимо, в одну ему лишь ведомую точку. Рука опять остановилась. - Я вижу, что ты терпишь, весь зажавшись… - Нет, Дубощит, я просто таю от твоих прикосновений, - процедил Владыка еле слышно. Торин прошелся тканью по его груди и малость задержался там, где темнели его собственные отпечатки пальцев – напротив сердца. И вдруг почувствовал, как оно неистово колотится о ребра под его рукой. Отодвинул мокрую тряпицу и положил свою широкую горячую ладонь на кожу целиком и теперь легко отсчитывал его удары, глядя ему внимательно в глаза, явно выискивая что-то там. - Не смей меня касаться, - еле выдохнул Владыка отрывисто, а голос его чуть дрожал. - Вот как, это почему? – голос Торина, напротив, был спокоен и уверен. - Насколько я запомнил, ты особо у себя в подвалах не смущался, навестив меня там ночью. Сиди спокойно, я должен обработать твои раны, не хватало, чтобы ты внезапно умер от какой-нибудь еще неведомой заразы. Хотя ты тварь живучая, как я уже успел заметить, но я хотел бы исключить подобный вариант наверняка. Нет, если ты вдруг закончишь свой эльфийский век, то только от моей руки, никак уж не иначе. - Как все похоже, у палачей везде одни замашки, - снова подал голос Трандуил, чуть хмыкнув. – Но я тебе уже об этом как-то говорил. Вы лечите, чтобы пытать, - в конце уже расхохотался. - Не зли меня по новой разговорами о палачах, - коротко ответил тот и снова принялся водить по его коже своей импровизированной губкой. - Не понимаю, почему ты недоволен этим, - синда зябко передернул обнаженными плечами. - Ты весь дрожишь, - заметил гоном в ответ на это. - Мне холодно… - Да ты в горячке. Вы умираете, это понятно, но разве вы болеете, как все? - Нет, ну что ты. И гажу я фиалками одними, - он сглотнул, - прекрати немедленно все это… - Что именно? - Торин опустил свои ресницы, задавая свой вопрос. - Ты думаешь, что я не чувствую, как ты касаешься меня под этим убедительным предлогом? Я стар, как этот мир вокруг твоей Горы и думаешь, я обманусь хотя бы на минуту? Это вряд ли… Руки скорее чутко гладили его по ребрам и груди, неспешно изучая каждый миллиметр его кожи, надолго задержавшись на боку. Там от верхней части ребер и до самого бедра кожа то и дело была бугристой, розовой, неровной, на вид как будто скомканной мокрой бумагой. Это были старые следы ужасного ожога, страстно лизнувшего его когда-то по этой части тела - драконьего огня. Гном их чуть-чуть туда-сюда погладил в это время подушечками жестких пальцев… - Это был дракон, на тебе его дыхание и твое лицо…Теперь я это ясно вижу… Можно было бы не спрашивать, как он узнал об этом с этим его кольцом на пальце. - Как можно было загубить такую красоту, - тихо, неверяще закончил он, слегка качая головой, будто задумчиво сказав это скорей себе, по большей части. - Очевидно, он не счел меня таким прекрасным, - хмыкнул синда, по привычке криво усмехнувшись. - Какое странное создание этот Серый Червь, он будто не из племени драконов… Разве он не видел? Разве он был вовсе слеп… Ты самое прекрасное творение Арды, что я видел, не считая Аркенстона… Даже такой, весь опаленный с ног до головы… Одетый в его пламя. Я вижу, что он сделал в той пещере, ни волос, ни кожи, ни лица, что было прежде… Черный уголь, горький пепел… Даже такой… Ската!!! Я бы разорвал тебя на месте в клочья голыми руками… Очень жаль, что не могу… Эльф только молча шире распахнул свой зрячий глаз на это поистине ошеломительное откровение внука Трора, чуть сглотнув. Промолвив это все, гном будто бы с большим трудом очнулся ото сна. - О чем ты спрашивал меня? Ты что-то говорил мне? - Дай мне попить, прошу тебя, - сил оставалось очень мало. Когда он прикасался к нему той своей рукой с кольцом, ему немедленно казалось, что по нему ползет и движется огромная, тяжелая змея, каких он как-то видывал в Хараде, только не ледяная, а напротив - обжигающая кожу. Ползет и горячо скользит, придавливая под собой и властно подчиняя, постепенно подбираясь к его сердцу… Этот дух был для него пока еще невыносим. Келебримбор, как известно, не один ковал те кольца. - Мне нравится, что просишь. Что ты чего-то просишь у меня. Чего, даже не важно. Если бы ты делал это чаще, то, может быть и обошлось бы, - он отставил таз, поднялся, плеснув ему воды в какой-то кубок. - Руки не развяжешь, раз уж ты внезапно отчего-то сильно добрый? - долетело ему в спину. – Видишь, я опять прошу! Налив воды, вместо ответа он опять уселся рядом, вновь оглядел и приподнял его слегка за плечи, обхватив одной рукой подмышки, а второй поднес воды к его губам. Всякое его к себе касание эльф внутри переживал с огромнейшим трудом, но пить хотелось бесконечно… И без воды он долго не протянет здесь. Последний раз он пил из фляги Бильбо, добрый хоббит… Предложенную гномом воду после пил неровными и жадными глотками, слегка стуча зубами о металл, так что струйка воды стекала по подбородку, несмотря на это - выпил почти все. В такой близи от внука Трора волнами шло тепло, от кожи, от его волос и от одежды пахло ноткой самогона и чем-то непонятно пряным. Тяжелым запахом каких-то благовоний. Не то сандалом, не то чем еще, не то отталкивающим, не то наоборот. Запах был тревожный. Мучительно хотелось потереться носом, как принято бывает у зверей, чтобы его сейчас же распознать… Так что эльф принюхался невольно, слегка втянув его ноздрями. От гнома это действо не укрылось. - Все постепенно заживет, - произнес он, внезапно коротко, но горячо целуя его в обнаженное плечо, как раз туда, где был почти что черный и большой кровоподтек. - Не смей! - с невероятной уже яростью тихонько процедил Владыка, сейчас же гибко вытекая из его объятий и быстро отползая в самый дальний угол на всю длину веревки. - Проклятые веревки! - снова рванул, едва не вывихнув себе при этом руки из суставов. Торин сейчас же резко подтащил его назад к себе за бедра, вглядевшись в его искаженное от ярости лицо, повернув его к себе его неповрежденной половиной. - Да ты по настоящему безумен! Перестань меня хватать, как девку! - задыхаясь, шикнул синда. - Да, я действительно безумен, - с таким же придыханием промолвил Торин, как видно и не думая ни капли больше отпираться, - и ты сам первый в этом виноват. Ты виноват во всем! И только ты! Если бы ты не полез тогда ко мне в своих подвалах, я бы сдержался, я бы смог, сумел… Я жаждал обойти твой гиблый лес за тридевять земель, но вовсе не из опасения разных мерзких тварей, которые там у тебя все заплодили, а по совсем иной причине. Я знал, что если я тебя увижу еще хотя бы раз лицом к лицу, то я погиб…. Лучше бы ты нас пропустил, дал нам пройти спокойно и ничего бы не случилось. Ничего бы этого не сталось после. Но на свою беду, на нашу, ты - этого не сделал… - Проклятый Гендальф, он так гнал! – он вдруг закрыл себе лицо ладонью. - Нет времени ни на какой обход, день Дурина уже не за горами - вот те его проклятые слова! Которыми он задурил всем мозг. Он дотащил меня до Леса, впихнул меня туда, буквально чуть ли не насильно, а после взял и молча бросил там, сбежав неведомо куда. Предатель Гендальф…. Ненавижу… - Он не сбежал, - как бы Трандуил ни относился к магу лично, он должен говорить об этом правду. - Сбежал!!! - с ужасной злобой рявкнул гном ему в лицо. - Это известно, чья работа… Это ведь Он его завлек на Колдовскую Гору. Как, впрочем, всех завлек… - А я тебе не верю ни на миг. Да и с чего бы? Когда нас всех схватили твои молодчики-головорезы, я еще надеялся от всей души, что ты не удостоишь меня личной встречей, после всего, что было раньше. После того, как ты расстался с нами. Помнишь? Что ты не станешь говорить со мной. Ему должно быть стыдно мне глядеть в глаза - так думал я об этом, и он не станет, он не должен. Но нет, я был по-прежнему наивен в этом отношении, так же, как и раньше! Ох, глупец. Я все еще надеялся, что ты испытываешь стыд хотя бы в глубине души за свой поступок. Хотя бы его каплю, которая тебе не даст так говорить со мной, как ты заговорил. Но нет, ты захотел взглянуть, развлечься, вдобавок надо мной поиздевавшись. Ты валялся на своем роскошном троне где-то в поднебесье с наглой и надменной мордой и снова говорил со мной оттуда свысока, как будто я какой-то непонятный попрошайка и бандит с большой дороги, которого ты знать не знаешь и вообще увидел в первый раз. Что может быть не так? - Неужели ты не понимаешь, я тебе дал шанс, - веско ответил Трандуил на это. - Ты мне вообще здесь был не нужен и более того – опасен после той истории с драконом. Я здесь устал уже оправдываться за нее, да и не буду больше это делать, после того, что я узнал. Это уже теряет всякий смысл. Но я тебе скажу, как есть, о том, что было после. Даин меня устраивал почти по всем вопросам. Мудрым решением правителя, пекущегося об интересах собственных земель, было бы быстрей избавиться от твоей кандидатуры конкурента. Раз и навсегда решив проблему очень просто, забыть о ней и больше к ней не возвращаться. И не переживать о том, что ты когда-нибудь еще всплывешь со всеми своими притязаниями на Эребор. И я тебе скажу - плевое дело, даже в этих твоих Голубых горах за тридевять земель отсюда. Если бы я захотел, то я бы это все устроил, только щелкнув своим пальцем. Но я тогда подумал, пусть он живет, пусть он начнет с начала. Это и были извинения, чтобы ты понял, и очень щедрые, хочу тебе сказать, в той ситуации, которую мы постоянно обсуждаем. Я тебя пожалел и отпустил. Да-а, я ничего не сделал, как ты говоришь, - он усмехнулся, - это верно. Гном переваривал его слова, наверно, вечность. Владыка ждал в ответ очередной поток упреков, оскорблений, обвинений и ругательств, но вместо этого услышал несколько иное. - Так почему ты пожалел? - он вскинул свой пытливый взгляд на Трандуила. - Я не смог… - Почему? Это простой вопрос… - Не для меня, - Влыдыка эльфов отвернулся. Оба надолго замолчали. После Торин очень тихо заговорил опять. И словно снова больше самому себе, но под конец смотрел уже не отрываясь. - Насколько сильно я боялся этой встречи, настолько сильно я ее желал. Желал тебя увидеть снова. Этот Лес меня манил, не меньше чем сама Гора. Он виделся во сне все это время, будто я ищу в нем неизменно что-то, бредя осенним утром по узенькой лесной тропинке между стволов дубовой рощи, высматривая чей-то легкий след, оставленный в сырой земле… Ищу все время, постоянно… И будто вижу то упавший в травы и туманы искрой перстень, то самый край серебряных одежд, мелькнувший на мгновенье в золоте листвы. Тянусь весь из последних сил и не могу достать, ловлю лишь воздух или блики света. И просыпаюсь весь в слезах, не находя того, что я ищу всем сердцем и руки у меня болезненно пусты. И может, я пошел за тридевять земель, покинув Голубые горы, не для того, чтобы убить дракона, будь он трижды проклят, этот зверь, не за обещанным наследством деда, на которое имею право, а только для того, чтобы взглянуть в твое лицо… Может, только лишь за этим… - Замолчи, - с бессильным вздохом прошептал Владыка, - замолчи сейчас же….Немедленно закрой свой рот… Я этого сейчас не слышал. Если бы он мог его ударить, он бы его ударил в этот миг, резко, наотмашь со всей силы, чтоб кровь из носа хлестко брызнула на стену, заставив моментально замолчать. И глубоко похоронил бы то, что он сейчас ему поведал, каждое слово, сказанное им, в самом дальнем и далеком уголке и никогда потом не доставал под звезды. - Пока ты не договорил, у нас обоих есть еще последняя возможность сделать вид, что все гораздо проще, чем на самом деле. Ты так упрямо отрицал до этих пор все мои подозрения на этот счет… Я не скажу тебе, что я не чувствовал чего-то в этом роде. - Слишком поздно, не находишь… Я столько уже сделал… Но я ни капли не жалею, сделал бы так же сотню раз ради вот этого момента, быть невозможно близко от тебя… Когда я вновь тебя увидел, я уже знал, что это будет, что я руку свою правую отдам за это, да что там – голову свою на плаху положу, лишь бы свершилось это все, ничего и никого не пожалею… Только я никак тогда не думал и не предполагал, что этот шанс мне выпадет уже так скоро… Трандуил закрыл глаза. Варда-мать, ну что же он опять невольно натворил… Ведь он же знал прекрасно, что с ними так шутить нельзя, что их подобное серьезно задевает, что шутки эти в целом плохи… Почему же он себя не смог сдержать, по случаю напившись этой дряни, которую он сам намеревался подложить своим же! Что на него вообще нашло! Зачем он вис на нем там, у себя в подвале, словно какой-то ядовитый плющ на ветке! – Твоя любовь к интригам и делам такого рода, Трандуил, с тобой самим еще сыграет злую шутку, - как-то заметил Радагаст, отнимая у него решительно из ловких шаловливых пальцев прихваченный попутно, облюбованный Владыкой пузырек. – Хватит сыпать по стаканам! Что ж, очередное предсказание высших сил сбылось… Да, бывало, что из-за него вскрывали глотки и травились и вытворяли Моргот только знает, что еще… И каждый раз он это все переживал с большим трудом, терзаясь от своей вины потом годами. Но решиться на войну из-за него, резко сметающую половину Средиземья сразу в Мордор, это уже слишком… - Ты полностью безумен… - Да как скажешь… Но ты стоишь мира. Это упрямо не вмещалось в голове. А он, выходит, правда беспросветно сумасшедший… Но никто еще до этих пор не жертвовал ради него подобным… Никто такого не творил из-за него в таких чудовищных масштабах. Мысль об этом его поразила, даже повергла в шок, на самом деле. И он никак не мог ее переварить. Только поглядел почти испуганно в ответ. - Так это все из-за меня… Горше же всего было осознание того, что он и правда виноват в том, что сын Траина упал во тьму, раскинув руки. Что он своим поступком свою руку к его падению приложил, так или же иначе. И он за это все в ответе. Осознание своей вины его буквально захлестнуло с ног до головы петлей по горлу, как удавкой, так что он не мог дышать и только сдавленно твердил одно лишь слово: "Замолчи"… "Почему я виноват теперь еще и в этом, разве же мне мало всего того, что уже есть на мне", - вот что вслед за этим он подумал, тоже не выдержав и отвернувшись. - И я тебя увидел… Все такой же, как и двести лет назад, сияешь, как холодная далекая звезда своей эльфийской красотой перворожденных, а у меня седые нити в черных косах, я уже жизнь свою прожил наполовину… А ты такой же, как я тебя запомнил в детстве, когда ты приезжал на встречи с дедом. Дед отзывался о тебе нелестно, но я тогда еще не понимал… Глядел и думал, вот бы он забрал меня с собой, в свой Лес, да что там в Лес, куда – не важно… Теперь все поменялось, я на месте деда и я забрал тебя к себе… Как он твое когда-то ожерелье, помнится, что я тогда подумал, что не стал бы так же мелочиться… И я тебя увидел снова, высокого эльфийского Владыку. И я бы все глядел, не отрываясь, до самого конца времен. Хотя я мог бы еще попытаться снова вырвать это из себя, как уже сделал это раньше, если бы не то, что было дальше. Теперь мне это снится по ночам. Да ты мне косы все расплел, ты это помнишь? - со злым отчаяньем он это выдохнул ему в лицо. Эльф лишь беспомощно смотрел в ответ, в кои-то веки совершенно не найдясь с обычным для него язвительным ответом. - Ты хотя бы помнишь? - он прихватил его за плечи. - Помню… Хозяин Эребора поцеловал его над сердцем чуть ли не благоговейно. - Я пошел на все из-за тебя. И я сказал себе - любой ценой. И раз цена такая, значит, я заплачу. Если война из-за тебя, значит война, гори все пламенем вокруг… Признанья эти отдавали каким-то горьким, острым, поистине горячечным безумием так, что пленный эльф хотел ослепнуть и оглохнуть разом, лишь бы вовек не слышать этого всего… - Как Он узнал…, - сам не заметил, что сказал все это вслух. - Я Его однажды помянул как следует со злости, еще в Эред Луин было дело, когда совсем замучили те сны про этот твой проклятый Лес, в котором я тебя ищу безрезультатно. Поклялся тогда всуе, правда, неистово и очень страстно, что пошел бы к Морготу на службу, только бы иметь саму возможность тебе за все когда-то отомстить. - Да боги Запада, за что же! Что я тебе такого сделал лично?! Чтобы от всей души ты призвал такие имена и дал Ему такие клятвы! - За то, что предал и сбежал при нападении дракона, за то, что после не помог, хотя ты мог хотя бы попытаться это сделать, исправить этот свой поступок как-то. Но в большей степени за то, что ты меня в упор не замечал и задирал свой подбородок постоянно. За твою холодную эльфийскую надменность, за высокомерие, за твое сквозящее пренебрежение во всем к подобным мне. За мучительную красоту, которая тебе дана при этом. За то, что я тебя увидел. За то, что ты вообще на свет явился и не сгинул еще в первую эпоху, как все остальные… - он опять как следует потряс его за плечи. - Что ж ты наделал… Ты поклялся темным Вала, Он услышал… Он всегда такое слышит, Он только этого и ждет…. - Не жалею, я тебе уже сказал! Я тебя получил, как я хотел - свое заветное желание. - Ага, а заодно кольцо и Гору. А как же Аркенстон? Ваш пресловутый Аркенстон, ради которого ты рвешь и мечешь дальше? - Пока что не нашелся. И я о нем горюю бесконечно. Но я обрел ему пока поистине достойную замену, заполучив тебя в свой Эребор. Теперь сокровищница внука совсем не хуже, чем у деда. Всем известно, наше племя от начала сотворения алчно жаждет всякой красоты и страстно хочет ею обладать. И мы не можем перед этим устоять, таков наш рок, судьба, и слабость. Жребий и удел. - Моргот, наверно, тайно плюнул в тесто, из которого вас Ауле потом слепил! Так что Кузнец не доглядел! Твой дед тебе в подметки не годится, ты об этом знаешь? Прекрати меня сжимать, мне больно. Неужели это нужно было так…. - Мы оба знаем, что это все возможно только так, когда ты загнан в угол и приперт в нем к стенке. Ты ненавидишь мой народ, как всем известно, и если б я болтался под твоим балконом сотню лет в какой-то там надежде быть замеченным тобой, то ты бы вряд ли даже выглянул оттуда. Может, если только чтобы плюнуть вниз. И я буду делать тебе больно именно за это, сколько захочу… - Разве тебе будет все равно, что я на самом деле думаю об этом в это время? - Мне все равно! - отрезал Торин. – Можешь проклинать меня последними словами, посылая меня в пекло Ородруина хоть сотню раз за ночь! Мне наплевать на этот лепет! Я тебя заполучил, и буду делать все, что мне угодно. Все, что только мне придет на ум. Захочу, распну назавтра на воротах, чтобы тебя клевало наше воронье и рвало тебе мясо на костях. Сяду у тебя в ногах и буду наблюдать за этим с интересом. Захочу, на третий день сниму оттуда, захочу - и снова буду на цепи тебя таскать, как пса, повсюду за собой, а захочу…. - горячие ладони вдруг толкнули, так что эльф со стоном боли снова опрокинулся на черную в подпалинах кровать. Одной ладонью, той, что с кольцом, Торин его как следует прижал к ней, не давая вновь подняться, несмотря на все попытки. Связанные руки, будь они неладны, эльфу никак не помогали в этом деле. - А теперь я бы хотел узнать одну меня волнующую вещь… Услышать это лично от тебя. - Да что еще! - Владыка, словно угорь, отчаянно пытался извернуться у него из-под руки и будто вытечь из-под пальцев. - О ком ты думаешь все это время? Кому так несказанно повезло? Кого ты ищешь взглядом, чье лицо желаешь видеть? О ком твои горячие эльфийские мечты… - Если тебя не волнует, что я думаю, то почему ты задаешь такой вопрос? Какая разница вообще, кем я там занят? Тебе же все равно! - Скажи мне! Или я клянусь, что разберу тебя по волоску и по шерстинке, но все равно узнаю это! - Да ни о ком, - отрезал Трандуил. – Я вечно сплю один, об этом всем давно известно. - А говорят совсем другое… - Торин, ну так про меня чего не говорят! Вот после будут говорить о нас, что я сюда специально притащился, затем, чтобы нырнуть в твою постель. Как думаешь, что правда, а что нет? Гном после этих слов осекся. Глянул в ответ почти беспомощно, затем нахмурился, а потом взорвался с новой силой. - Хватит играть со мной! Та рыжая девица, на которую запал мой Кили, говорят, она твоя? - Рыжая? Нет, не моя. Она невеста Леголаса. Но я не сильно одобряю это выбор. И это тоже всем известно. Она совсем девчонка, которая еще не смыслит ровным счетом ничего. А уж в этом деле и подавно. Но сыну почему-то приглянулась. Да только я-то здесь при чем? У меня совсем другие вкусы. Что я с ней буду делать? Мне станет скучно уже через день. Это нелепое предположение, – в глаза при этом посмотрел насмешливо и прямо, а главное, что честно – честно. - У тебя сердце бьется, как безумное, в груди, - Торин вдруг улегся сверху ухом, чтоб послушать, с силой обнимая, чутко перехватывая каждый его вздох. "Нужно его как-то обмануть, нужно его как-то обмануть, - металась в это время в эльфийской голове одна единственная мысль, - пока на нем это кольцо, он сделает тут что угодно. Лучше бы вешал на воротах, лучше бы на воротах, лучше бы бил… И если он еще узнает это, как знает Тот… То он ухватится за эту его слабость точно так же, намертво вцепившись и неизвестно что еще измыслит дальше. Опять шантаж, да он костьми здесь ляжет, но больше это не допустит. Вот, Кили этот, лохматый маленький гаденыш, это ведь он наверняка ему донес…" - Ну, может, это от того, что ты так невозможно близко… - Варда, хоть бы он купился! Должен! - Ты мне лжешь… - Ну, кто же знает… Торин его погладил уже обеими руками, медленно пройдясь по прессу, ребрам. Было больно, если он сейчас сожмет в том месте, где явно треснуло ребро, он все же взвоет, не сдержавшись. Как на Того похоже, на Другого… Уж Он бы непременно сжал и провернул затем еще вдобавок и не раз. Все тело дико напряглось в привычном ожидании боли, которая его пронзит насквозь, пришпиливая, словно мотылька стальной иглой. Вот же откуда - Мотылек… Это не Он, не Он... Его он обмануть не мог, а этого хотя бы стоит попытаться, нужно постараться это сделать. Нужно себя заставить, превозмочь, переломить… Синда под его руками прекратил отчаянно сопротивляться и теперь лежал, раскинувшись покорно. Почуяв эту перемену, гном явно осмелел, рука, которой он его так сильно прижимал до этого - расслабилась, скользнула вниз по ребрам, по бокам, бедру, затем, просунувшись под спину, горячо и медленно погладила туда-сюда по пояснице. Сил было мало и жаль спускать последние остатки на такое, вместо того, чтоб подлечить хоть как-то свое несчастное ребро, но раз его ничем другим не зацепить… Раз он этого так хочет… - Хочешь, значит, на меня смотреть… На совершенство, созданное Ардой. Ну, так смотри, я дозволяю, - тон был царский. Еще бы, да это гнома сами боги одарили в этот миг, должен прочувствовать сполна. Обожженное лицо его подернулось вдруг легкой светлой дымкой и будто засияло изнутри какой-то невозможной белизной и светом. Исчез ужасный страшный глаз, в глазнице снова засиял, переливаясь, привычный светло-серый и лучистый. Затянулась вмиг чудовищная рана на лице без всякого остатка, с него исчезли так же все кровоподтеки, ссадины, побои и все прочие следы от заточения. Гладкие щеки сразу же покрылись нежным девичьим румянцем, губы больше не были разбиты в кровь и если и алели, то лишь оттого, что он прикусывал их то и дело. А облако волос вокруг лица переливалось чистым шелком в этой дымке. Торин вздохнул и даже замер на какое-то мгновение. А после наклонился очень близко, рассматривая этот звездный лик и не решаясь даже прикоснуться кончиками пальцев к этому видению. Эльф между тем цинично размышлял в это мгновенье: "Он ведь перед ним робеет в глубине души почти по-детски, а его свирепая жестокость - это еще только больше подтверждает… И нарочито демонстрируя ее все время, тем самым он лишь пытается это в себе преодолеть… Все ровно так, как он и думал. Он - его слабость, как он сам только что ему признался и это значит, при умелом обращении он из него веревки может вить… Ну, давай уже, Владыка, ты же такой коварный, про тебя так постоянно говорят… И Лес твой гиблый, темный и лучше уж туда не попадать. Да и вообще ты искажен, как тебе все время тыкают в лицо, давай, чего тебе уже терять-то!" - Развяжи мне руки, - прошептал он ему низко у виска голосом таким, что внука Трора тут же охватила дрожь от самых первых его слов. - Зачем? - он сам не понял свой вопрос. - Чтобы я расплел вновь твои косы, как ты хочешь… Развяжи. Я расплету, - подался весь ему навстречу еще ближе к уху. - Я обращу сегодня ночью взор свой на тебя, как ты хотел, на одного тебя… Все сделаю, как ты захочешь и никто об этом не узнает, а захочешь - и наоборот…Что из сказанного правда? - уже щекой к щеке. - Для чего я здесь, как ты решишь? Торин после этого всего завороженно взялся за веревку на его руках и ловко распустил узлы на ощупь, затем ужасно медленно поцеловал оба его запястья, задерживая его руки у себя в ладонях. Эльф запрокинул голову, стараясь не смотреть. Закончив это, гном опять навис над ним, пленный синда тут же запустил освобожденные ладони в его гриву, запутавшись в тяжелых локонах, сам притянув его за них поближе. Гном все же страстно сжал его под ребра, не сдержавшись. Эльф лишь вздохнул сильнее, стиснутый в его объятьях, тоже будто бы от чувств. - Сними свое кольцо, кхазад… - прошептал он ему в ухо, сам так же уже крепко обнимая и заодно оглаживая гному спину под одеждой, куда он сразу же пробрался. Торин уже было, как во сне, тихонько потянулся, чтобы сделать это, синда намеренно прикрыл ресницы, чтобы голодный хищный блеск в его глазах его не выдал в этот миг, как только стащит с пальца, все – ему конец. Он его прикончит здесь в одну минуту. "Давай, давай, давай!!!!" Но в какое-то мгновенье тот вдруг остановился, резко отстранившись. Эльф издал горячий, просто невозможный и полуживотный стон и тут же притянул его к себе обратно. Но тот снова вырвался из рук, тряхнув строптиво черной гривой. - Нет-нет-нет, - он отрицательно качнул на это головой и поглядел в ответ с прищуром, - ты очень хитрый, это тоже всем известно. И ты меня, конечно же, немедленно обманешь… - Не обману… Вернись обратно… Торин вдруг жестко вновь перехватил его запястья, крепко сжав. - Нет, ты обманешь! Или ты думаешь, что я купился на твои эльфийские уловки, словно какая-нибудь дура девка, которые так сохнут по тебе в твоих лесах? И не мечтай! Ты просто жаждешь, чтоб я снял свое кольцо! Тебя всего трясет, как на морозе, но ты готов прикинуться, сжав свои зубы, ради своего! Как бы я ни хотел, не выйдет у тебя так просто! Думаешь там про себя, что сам глаза закроешь в это время, нисколько не участвуя в процессе, выскользнешь, оставив только тело… Уйдешь за море и за звезды или куда вы там в таких делах?! - Ну, так тебе же все равно! - Владыка вдруг ощерился как самый лютый варг и со всей силы внезапно тяпнул его руку, вовсю стараясь откусить там палец, даже отгрызть его вместе с кольцом. - Ах, ты, тварина! – Трандуил сейчас же получил жестокую пощечину наотмашь, именно такую, какую сам до этого мечтал отвесить и снова рухнул навзничь на кровать, расхохотавшись совершенно сумасшедшим смехом, уже в который раз за ночь. - Ты уж определись, мой милый, я тебе эльфийский лорд или же тварь, а то я сам уже теряюсь, - прошипел оттуда он, захлебываясь этим смехом. - И бьешь, как баба, постоянно! Может, и остальное точно так же, еле-еле! За это мигом получил еще один удар, так, что в глазах все резко потемнело, снова появился тот, невыносимо тонкий звон в ушах и на какой-то миг все смазалось вокруг в неясное размытое пятно. Он только ощущал сквозь это все, как его снова подхватили, ощупывая голову ему, затем прижали, кажется, к груди, где было очень горячо и громко заходилось сердце. - Прости меня, прости, прости, - это ему в макушку и в висок куда-то, в ухо, после в губы, в шею, в плечи, в каждый миллиметр его кожи. - Мое бесценное сокровище, мой звездный свет, сердце моей Горы, мое, я никуда тебя не отпущу, как я могу дышать без сердца… Я тебя сокрою в самой дальней глубине, у ее корней, там, где она берет свое начало. Я там бывал уже однажды. В той самой первозданной тьме еще до времени, куда не проникает ничего. И в этой тьме ты будешь только мой, я не могу тебя делить ни с чем, даже со светом, проникающим сюда, со всяким звуком и с малейшим дуновением ветра, с каплями воды, которые пронзают горную породу… Я там тебя похороню… И когда почувствую, что мой конец настал, что он предельно близок, то умирать приду к тебе, чтобы остаться рядом навсегда… - Но у нас до этого еще есть время, есть… Я буду приходить к тебе в подгорной тьме, чтобы взглянуть в твое лицо, пускай такое, - он с трепетом погладил его по щеке, с которой вновь сползли все чары без остатка, - для меня оно всегда белее света звезд, я именно таким его запомнил. Буду приходить, чтоб прикоснуться к шелковой волне твоих волос, я сам их расчешу алмазным гребнем, сам заплету в тугие косы, вплетая туда жемчуг и сапфиры. Но эти камни меркнут своим блеском, словно пыль в сравнении с тобой… Одену в золото тебя, в парчу и пурпур, и буду поклоняться, стоя на коленях, словно твой последний раб, целуя твои ноги, весь без остатка твой в этой Горе. Мое сердце золотое… Буду приходить, чтобы послушать его стук, звук своей жизни, подержать в своих ладонях, почувствовать его биение в Горе, приложиться с трепетом к своей возлюбленной святыне. Никто, никто тебя там не найдет, Он мне тебя отдал и я возьму… Возьму, как пожелаю и буду брать там каждый раз, несмотря на твои крики, стоны, просьбы и мольбы, твое упрямое эльфийское сопротивление. А ты привыкнешь постепенно, и ты меня в конце концов полюбишь в этой непроглядной темноте… На вкус, на запах, на прикосновения моих грубых пальцев и ладоней к твоей нежной белой коже. Захочешь еще больше, сам будешь жарко подставляться, выстанывая мое имя, сладко задыхаясь и умолять меня еще… Я так хочу это услышать, просто жажду… Это мне снится по ночам… Синда приоткрыл с большим трудом свой зрячий и неповрежденный глаз, поглядел им мутно. - Торин, я не смогу… Я там умру, ты уж прости, но это все не для меня… - Сможешь, сможешь еще как, - он его почти что по-отечески погладил рукой с кольцом по грязным и кровавым волосам, - как же я позволю тебе умереть? Как я могу? - Торин… - Слушаю тебя… - Уж лучше на воротах… вешай. Давай, прямо сейчас, ведь ты до этого хотел… - Нет, мое золотое сердце, здесь ты ошибся, я хотел совсем другого, - с этими словами он его перевернул и оба кубарем перекатились по кровати. - Зря я тебя, тварь такую, развязал, - заметил гном, возясь с ним и придавливая его под собой всем весом, - перестань уже сопротивляться, ты же еле-еле дышишь, перестань!!! Смирись, ты мой! Владыка эльфов хоть и терял уже почти сознание, но все же глухо рыкнул. - Ты запомни, это правда, в этой темноте я буду очень сильно тебя ждать, но ты еще не знаешь, кто тебя там встретит, даже не предполагаешь… - Рычи теперь бессильно на меня, мой белый дикий варг, я вырву с острым наслаждением все твои клыки кузнечными клещами, если надумаешь их снова показать. Вижу, ты кусаться любишь, но мне недолго оставаться без ответа, - с этими словами он вдруг его ужасно больно укусил в плечо, до крови. Просто впился, потом лизнул горячим языком по шее. – Ты мне ухо откусил в тот раз… - На, жри, упырь подгорный! Только смотри, не подавись! - синда с бешенством подставил ему ухо. Но вместо уха гном железной хваткой прихватил его за подбородок, удобно развернув его лицо. - Я укушу сюда для разогрева, - и впился в его губы, действительно, почти кусал. Трандуил схватил за волосы в ответ и дернул со всей силы, на какую еще был способен. Торин только глухо рыкнул, но ничуть не оторвался, кусая его губы в кровь. - Растерзаю, - простонал он ему в рот. – Пока пощады не запросишь… Ненавижу, ненавижу, ненавижу… - Любишь до смерти, я понял… - в перерывах жуткий смех. И вдруг, чуть вздрогнув, сын Траина остановился резко, привстал чуть-чуть, как будто напряженно вслушиваясь в окружающую ночь. – Да у нас тут гости, - через минуту бросил он, нехорошо прищурившись при этом. - Очень, очень жаль, что именно сейчас они меня прервали. Ты! Я к тебе еще вернусь, не сомневайся даже, я тебя не брошу, не надейся! И мы продолжим нашу пылкую с тобой беседу… Но придется мне тебя опять связать, хотя я признаю, с развязанным намного интересней… Дернешься хоть раз еще, пока вяжу узлы, немедленно стащу за волосы с кровати и проволоку паленой мордой до огня и вновь ее туда засуну, второй ее неповрежденной половиной. Ты понял? Или мне тебя опять ударить? Владыка стих, поняв, что он действительно сейчас получит это, после чего был снова крепко и надежно связан. Торин подергал хорошенько за веревку, проверяя. - Не сопротивляйся, будет только хуже, - прошептал он напоследок, его обнимая, поднял с пола свою меховую шубу и очень бережно накрыл его почти до подбородка, закутав в мех. Этот разительный контраст жестокого садизма с какой-то бесконечной нежностью при этом был эльфу хорошо знаком, но все равно сознание это разрывало в клочья. Владыка, про себя проклявший все на этом свете за последний час совместного общения с этим одержимым, закрыл глаза. "Лучше бы я, в самом деле, умер, - совершенно искренне подумал он. – Я не готов все это пережить. Еще и это. Ну и где какой-нибудь орел, который меня вызволит отсюда?" – напоследок с мрачной иронией подумал он, тело все болело, во рту был постоянный привкус крови, но под тяжелой шубой гнома он неожиданно согрелся, хоть и не перестал дрожать в ознобе, словно осинка на ветру. Веки его стали быстро тяжелеть, и он измученно скользнул куда-то в беспробудный сон, как будто провалился в темный и глухой колодец. Торин, накинув на себя свою очередную шубу, еще раз оглянувшись на него в дверях, с большим-большим трудом себя заставил оторваться, чтоб просто сделать один шаг за эти двери. Хозяину Горы сокровищ страстно хотелось только одного в эту минуту: вернуться, уже абсолютно обнаженным занырнуть немедленно под эту шубу, в его тепло и запах, перевернуть его на бок, перехватив рукой под грудь, прижаться там своим горячим телом тесно-тесно, а бедрами еще тесней, кусая за загривок, чтоб эльф почувствовал, как он желанен и наконец-то уже сделать то, что он до сумасшествия хотел. - Ну и кто же ему это помешал?! Кто влез к нему в этот решающий момент, которого он в тайне ждал почти полжизни? Этот кто-то ему за это так заплатит своей шкурой, так заплатит, что боги эльфов зарыдают, - он глухо, низко рыкнул, бешенство его душило так, что он вообще с трудом дышал. С этим он, поудобней подхватив громадную секиру у стены, бесшумно вышел из своих покоев, плотно и уже без скрипа прикрывая за собою двери, нежно погладив напоследок косяки рукой с кольцом… - Тебя никто здесь не найдет во веки, кто бы за тобою не явился, Трандуил…