Если гора не идет к лесу.

Они еще некоторое время посидели втроем с келарем, поговорили о поэзии и прочих подобных вещах, к коим очень располагала открытая бочка из Дорвиниона, наконец Гэлион решил, что он вполне готов к своему публичному выступлению в общей трапезной и не совсем уверенно приподнялся. Леголас, глядя на его нетвердую походку, немедленно вызвался помочь воодушевленному поэту и сопроводить его к месту выступления. - Ты, я надеюсь, с нами? - спросил он у Тауриэль. - Пойду умоюсь и забегу попозже, а вы ступайте, всем точно понравится, - отозвалась Рыжая, намерения которой чуть отличались от озвученного плана. - Приходи, лисичка, - протянул Гэлион, слегка цепляясь для поддержки за Леголаса, - без тебя скучно как-то... Леголас подмигнул ей, и они вместе покинули винный погреб. Выйдя оттуда, Тауриэль сделала вид, что идет к себе. И она действительно на краткий миг заглянула туда, чтобы захватить заранее припасенную снедь для гнома. О своем обещании она еще как помнила. Правда, повелитель, бочка и подарок совершенно вытеснили из головы абсолютно все и было даже сложно оценить, что из этого набора подействовало больше. Ох, Варда, бочка, наверное. Тауриэль, как только вспоминала это, так сразу чувствовала, как предательски алеют самые кончики ушей, выдавая совершенно неуместные чувства. До сих пор он себе такого никогда не позволял в ее адрес и поэтому совершенно застал ее врасплох и здорово сбил с толку этой выходкой. Ну да, положил конец двусмысленностям, в определенном роде… А в целом, что хочешь, то и думай, все как обычно, ничего нового, а правда все равно окажется вне длинного списка предположений. "Я доверяю тебе свою жизнь", - звучит в ушах. Правда или нет? "Ты стала дорога нам обоим". Правда или нет? "Здесь все, что тебе нужно". Правда? А может, мне так не кажется, несмотря на все старания по вылезанию из бочки? Бочка, снова бочка, почему все мысли непременно сворачивают к этой морготовой бочке! Она мешает подумать хорошенько, поразмыслить над словами. Неужто специально все это разыграл? В очередной раз что-то там решил у себя в голове и все эту провокацию и замыслил. А с какой целью, для чего все эти демонстрации? Что хотел? Эру, ну как тут сообразить? Варда, ну какое невыносимо сложное создание правитель Нандор! Угадывай теперь хоть сто лет, а не угадаешь правильно, со свету сживет.. Интересно, есть хоть кто-нибудь во всем Эннорат, способный поставить его на место? Тауриэль призадумалась, на ее памяти это могла быть только одна личность, правда очень-очень давно не бывавшая в Лесу. Упасть в ноги к самой леди Галадриэль и молить, чтобы поросила его о ее переводе в Лотлориен, хоть кем, хоть последним дозорным на границе, да хоть воду на кухню таскать, какая разница... А Леголас, он поймет, он же не такой, как его отец, уж с ним-то она как-нибудь договорится. Нет, не отпустит, конечно же, не отпустит из одной природной вредности и дурного характера. Может, наброситься у него на глазах на Леголаса с поцелуями, чтоб выгнал, нет, его-то жалко, он-то здесь при чем, зачем же ему вдобавок делать больно и так обижать. Как бы к соседям-то напроситься? Главное, только до Владычицы добраться, а там... Что "там", пока как-то ясно не вырисовывалось в ее сознании. Но мысль-то вроде была не дурна, пожить там, послужить годик-другой, может ветер царских дум и переменится, найдет себе новую жертву для опытов, ну или еще что-нибудь случится, мало ли, жизнь ведь не стоит на месте. Надоело сносить эту жуткую несправедливость, надоело разгадывать ребусы, надоело терпеть перепады настроения, надоело это отношение, как к маленькой девочке. Лотлориен, Лотлориен, Золотой лес, вот где можно вздохнуть, ни о чем не думая, смотреть только не надоело каждый день… Спросите у любого нандор, что самое красивое в их земле, ответ очевиден, от него цветы распускаются, птицы поют, шмели жужжат, жабы квакают, дождевые червяки выползают на него поглядеть и все такое... Каково это вообще, без него? Без его присутствия, без его давления, без его насмешек, вообще без него. Что за жизнь? Когда он не руководит ей? Мысль эта, прямо таки изводила ее время от времени, зудела под кожей и болезненно царапала мягкой лапкой. Моргот возьми его со всеми его интригами, глазами, волосами и кхм, остальными красотами. С лица воду не пить, а это, заметьте, лорд Элронд сказал, не какая-нибудь последняя елка в Лесу. Ну вот что за вселенская несправедливость, ну почему Имладрис ее не взял на воспитание, сейчас бы не жизнь была, а песня менестреля. Баллада. Эпос. А вместо эпоса приходится влачить до ужаса жалкое существование под его опекой, мучает и издевается, как только может, вот бы развернуться, махнуть рукой, как Лютиен, что ли, и сказать: "У тебя нет надо мной власти!" И посмотреть в округлившиеся глаза под одной черной бровью. Эру, вновь лезет какая-то очередная чушь, проклятая бочка всему виной. Заморочил мне голову, ага, думает, я, может, спать перестану от увиденного и с лютней сяду под балконом, чтоб ему оттуда плюнуть мне на голову удобнее было, ждите, все равно что-нибудь да придумаю, Гэлион еще со своими журавлями, завязывать с журавлями надо, завязывать... С ворохом этих сумбурных мыслей и им подобных она и сама не заметила, как добралась до темницы с гномами. Гном весь прильнул к решетке, пытаясь дотронуться до нее кончиками пальцев. - Ты вернулась, - счастливо выдохнул он. - Я же обещала, - пожала плечами Рыжая и стала деловито извлекать тайно заготовленные припасы. Молодой гном набросился на еду не хуже варга. - Я и про брата твоего не забыла, -сказала она, насмешливо наблюдая за ним. Кили уплетал с таким аппетитом, что невольно подумалось, а во всем ли он такой... Кхазад, будто подглядев ее мысли, с хрустом откусил сразу половину яблока и снова прильнул к решетке, разделявший их. Спрятал оставшуюся половинку к себе в карман и схватился обеими руками за прутья, прислонившись к ним горячим лбом. - Пойдем со мной, - вдруг решился он, - пойдем, Искорка, не пожалеешь, я же вижу, как ты хочешь вдохнуть полной грудью вольный западный ветер, это правда, у меня ничего сейчас нет за душой, что бы я мог предложить тебе, кроме самого себя, но скоро будет, все будет... - Да я уже знаю, кто ты, - ответила Тауриэль, - правнук Трора, короля под Горой и про дядю теперь все понятно. Мне не нужно золото, Кили, если ты об этом. - Я сказал так, чтобы ты не думала, что тебя ждет тяжелая жизнь рядом со мной, я все для тебя сделаю, все, что в моих силах, чтобы ты ни в чем не нуждалась, всегда буду рядом, всегда буду держать тебя за руку, защищать, помогать и заботиться. Буду жить каждый день для того, чтобы ты улыбалась чаще... "У меня уже есть тот, кто держит меня за руку, цепко-цепко", - хотелось ответить ей, наверное, от неожиданности и какого-то испуга, от того, что ей так стремительно, просто и ошеломляюще выложили всю правду, а она давным-давно от такого отвыкла. Вместо этого вдруг самые настоящие слезы неожиданно комом подступили к горлу и как будто задрожали пальцы. Гном говорил так искренне, как никто другой раньше, он был такой открытый, весь как на ладони и горячо верил в свои слова. Но Тауриэль прикусила губу, отрицательно качая рыжей головой. - Я не могу сейчас, - еле слышно добавила она, - здесь мой дом, моя семья, уж такая, какая есть, но они свои, я верю в твои слова, верю, что ты и вправду сделаешь все возможное... - Так пойдем с нами! - не выдержал гном. - С вами, с вами куда? - Ну хочешь, я все это брошу, мне тоже золото не нужно, я уже нашел свое сокровище, хочешь, вернемся в Эред Луин. - Бросишь что? Кили пристально смотрел на нее: - Ты ведь уже догадалась... Тауриэль точно так же смотрела на него в ответ: - Бросишь дядю и брата, и мы вернемся в Синие горы к твоей матери? - уточнила она. - Она нас примет, - убежденно ответил он. - А Торин, а твой брат, они примут, как ты считаешь? - Со временем, я убежден. - Мне не нужно тебе говорить, как это будет выглядеть со стороны и с твоей, и с моей. А там, у тебя дома, возможно, в лицо тебе не станут ничего говорить только лишь из уважения к твоей матери. Но за спиной будут осуждать, осуждать и не понимать, и не доверять, конечно. Ты, Кили, будешь для них неполноценным из-за меня, как будто ты чем-то неизлечимо болен, от тебя начнут ждать подвоха. Посмотрите-ка, кого он себе подобрал в каких-то дремучих северных лесах на краю света, а что же он выкинет дальше, наследник рода Дурина? Кили выглядел так, как будто его враз окатили холодной водой. - Я вижу, ты не думал об этом, но это правда, мне никогда не стать своей в Синих Горах, просто потому что слишком многое разделяет не только наши семьи, а даже наши народы. Кили долго и хмуро молчал какое-то время, было видно, что он напряженно обдумывает ее слова. - Тогда будет так, - наконец решил он, - мы уйдем ото всех и начнем жизнь заново, мир за этой решеткой велик. Верь, нам найдется в нем место, и я перегрызу глотку любому, кто скажет, что это не так, перегрызу ее любому, кто покажет на нас пальцем. Посмотри, взгляни же, за этими темными лесами есть все, есть Гондор, Рохан, Эриадор, есть Линдон, есть любая жизнь на выбор, на твой вкус, как ты захочешь… Есть реки, равнины, степные ковыли, море и звезды, много чего, кроме леса и гор, того, что ты не знаешь, но так отчаянно стремишься узнать, я вижу это в твоих глазах, Искорка, эту жажду узнать, что же там, за далеким горизонтом… Пойдем, ведь ты такая сильная, как пламя летнего костра, и узнаем это вместе, ты и я, и если вместе горн и лесной костер, то кто нас остановит... "Кили, нас остановят! - хотелось кричать ей, - нас найдут, ты даже не представляешь, с кем хочешь потягаться, нам не простят эту выходку, ни твои, ни мои". Хоть на день - да королева, хоть на денечек - да свободна, и гори оно все этим самым пламенем… Нет, найдут, конечно же, и за морем, в лучшем случае отрежут нос и уши, но такой милости от Владыки в такой ситуации лучше не ждать, такого предательства он, как известно, не прощает, да и я не могу с ним так поступить? Так отплатить ему за то, что подобрал, заботился, как мог, в меру своего понимания. Нет, и этой придуманной жизни у нее не будет, ковылей там этих со звездами… А если она вдруг дерзнет, себя может и не жалко, может вот за это и стоит умереть когда-нибудь, но вот Кили жалко точно, он явно лучшей участи заслуживает, а это определенно без нее. Пусть идет и отвоевывает свою Гору вместе с дядей, тут хоть какие-то шансы на удачу имеются, может повезет им в конце этого пути, и никто из них не будет предателем своего народа, может еще когда и свидятся... Тауриэль закусила себе тыльную сторону руки, потому что непрошенные слезы уже готовы были медленно покатиться у нее из глаз. - Прости меня, я не могу, - она медленно стала отступать от решетки. Гном резко вздохнул, мотнул темной челкой: - Я понял, - тяжело отозвался он, - в любом случае, выберемся мы отсюда не скоро, судя по всему, а я так и не знаю, где Торин... - Он сидит под замком в одиночке, двумя ярусами ниже, - отозвалась Рыжая, подозрительно шмыгая носом,- Трандуил держит его отдельно. - С ним все в порядке? - встревожился племянник. - Я и не знаю, - честно ответила она, - не была еще там, но могу попытаться выяснить, если хочешь? Кили согласно закивал косичками. А Тауриэль развернулась, не в силах больше смотреть на его поникшее лицо и поспешно ретировалась выполнять его просьбу, будто сбежала, хотя почему будто. Слишком много всего и сразу, не думать, не думать об это и сейчас, у нее бешено колотилось сердце. Если я начну думать об этом, я просто сойду с ума. Нельзя жить чувствами. Кто? Кто это сказал на днях? Кто это придумал? А чем тогда жить, сидеть и ждать чего-то? Чего? Про чувства сказал Трандуил, вспомнила она, все верно, зачем ему чувства, чувства мешают правлению, прочь их. Казнить, нельзя помиловать. Ну хорошо, это его выбор, чем он уж там ему продиктован с незапамятных времен, одному Эру известно. А я-то почему должна от них отказываться, в угоду чему? Тому лишь, чтобы он спал спокойно с мыслью, что все под контролем, что ничего не происходит, как он всех расставил, так все и стоят, как его шахматные фигурки, вернее, в ее случае, как оловянные солдатики. Почему я все время должна делать не свой выбор, смотреть на мир его глазами? "Думай головой", - твердит он раз от раза. И вот она действительно думает и видит, что жизни, которую намечтал Кили, ее не будет по многим причинам. "А вдруг будет", - говорил совершенно другой голос далеко-далеко, почти не слышно, но упрямо, говорил вопреки всему, вдруг можно все изменить, стоит лишь захотеть, и если найти точку опоры, нельзя ли перевернуть весь мир. В детстве, когда бывало, Трандуил вечером перед сном нараспев рассказывал ей антаннат о Берене и Лютиен Тинувиэль, она часто представляла себя на месте Дориатской красавицы, мечтала о таких же подвигах вместе с кем-то, мечтала разделить все приключения и все-все чтобы вместе. Когда подросла, то стала мечтать, что Леголас станет для нее Береном. И тут началось пристальное и неусыпное внимание его отца. Экзамен за экзаменом, только в их случае все было наоборот, это она была никем и посмела в своих нелепых мечтах посягнуть на королевского сына. А Трандуил как раз был на месте Тингола. Не зря он о нем время от времени вспоминал с неподдельным восхищением и придыханием в голосе. И судя по всему, старался подражать ему чем мог. Варда, он прожил на десять жизней больше, чем она, куда ей с ним тягаться. Поэтому про Леголаса в этом смысле она запретила себе думать очень скоро. Так где же точка опоры? Кто перевернет ее мир? "Ладно, если в ближайшем будущем не сыщется, то пойду и стану королевой гоблинов, охмурю Азога, ну или сына там его, кто первый подвернется", - решила она, чтобы хоть как-то прекратить себя жалеть. Стражи внизу не было, непорядок, конечно, но Владыка мог сам их отпустить ради праздника, сюда, вниз, вообще мало кто знал ход. Тяжеленные стальные засовы на дверях. Сюда и мышь не проскочит. Однако, та сама сверхнадежная дверь, куда и мышь не проскочит, была немного приоткрыта. Тауриэль мгновенно выхватила кинжалы из-под платья, праздник не праздник, а оно не помешает, вот и пригодилось в результате. Она бесшумно подобралась к двери, замерла на миг, прислушиваясь. За дверью не раздавалось ни звука. Она подналегла плечом и проскользнула внутрь. В сером предрассветном сумраке на полу лежал кто-то завернутый в плащ и это был явно не господин Дубощит. Тауриэль с опаской склонилась к телу, осторожно откинула край плаща и к своему немому ужасу опознала лежащего на боку Трандуила. В первые две секунды она предположила самое худшее, но затем наклонилась к нему ближе и приложила ухо к груди. Он едва слышно дышал, лицо было наполовину закрыто растрепанными волосами. - Живой, Варда, - перевела дух Рыжая, - но, видимо, в обмороке, - ей и самой стало немного нехорошо от увиденного. Она легонько шлепнула его по щеке, затем еще раз, но уже сильнее. Владыка невнятно застонал. - Торин, - дрогнули белые губы. - Нет, нет, это не Торин, это я, - поспешно пробормотала Тауриэль. Он в этом состоянии и убить мог, потом, конечно, разобрался бы, но кому от этого легче? Вот вам и дядя. Она вспомнила суровые синие глаза и презрительную ухмылку, такой голову секирой враз оттяпает, если узнает такие новости про любимого племянника, нужно у Владыки побольше про этого дядюшку разузнать, понятно ведь, не зря он тут оказался в таком положении, а гнома нет... Что же здесь случилось? А главное, что с ним самим? Тауриэль осторожно перевернула его на спину, волна волос упала с его лица и Тауриэль вздрогнула, замерев с широко распахнутыми глазами. - Эру милосердный, Отец всего сущего, что это!?... Нет, не мог же Торин с ним такое сделать, нет, не мог, не кислотой же он ему в лицо плеснул, а выглядит похоже, а еще похоже на ожог, правда старый и зарубцевавшийся, где только можно, темно здесь, не разглядеть… Что тут случилось? Вот видела же, что с ним что-то не то, проследить нужно было, потихонечку проводить незаметненько, да и сесть под дверями, покараулить. Кто ж знал-то, что он здесь очутится, и как сумел выбраться закованный в цепи дядя? Не сам же он его освободил... - Владыка-а! - Тауриэль потрясла его потихоньку, живой - уже хорошо. Длинные ресницы повелителя Сумеречья наконец-то дрогнули и он медленно приоткрыл глаза, болезненно щурясь, левый был затянут жутким бельмом. - А, это ты, Тауриэль, что это со мной такое? И где мы? - Вы что же, ничего не помните? - тихо ответила она, разглядывая его в ужасе. - Мы в той самой камере, куда вы велели посадить Торина Дубощита, а вот что здесь случилось, так уж вышло - я не знаю. Трандуил с тихим стоном приподнялся и сел. - Сбежал, - глухо констатировал он, - да только как? Он ведь был прикован к стене цепью, если только ему не помогли, а-а, мышка Бэггинс, полурослик, - пояснил он, - кто ж еще. - Что с вашим лицом, Владыка? - тихо произнесла Рыжая. В этот миг плевать ей было на всех полуросликов вместе взятых. Трандуил медленно, как бы неверяще прикоснулся к левой стороне лица кончиками дрожащих пальцев, как будто что-то соображая, и вдруг резко отпрянул в тень, прижавшись спиной к стене совсем как Торин до этого. Затем отбросил волосы за спину и уставился на Тауриэль злым слепым глазом. - Нравлюсь, милая? - ядовито прошипел он. Тауриэль напротив подалась в перед, протянув руку. - Не прикасайся ко мне, - он вжался затылком в стену, - тебя выбрал мой сын, прочь руки... Тауриэль подползла ближе, ухватила его за длинный рукав и ткнулась ему в ладонь носом, а он почувствовал, что ладонь сразу стала мокрой. - Откуда это? - не сдалась она. Трандуил криво усмехнулся, выглядело это и впрямь донельзя жутко. - Это на долгую память однажды оставил мне Ската в Эред Митрин, чтобы я помнил о нем каждый день своей жизни, никогда не хотел, чтобы ты это видела, маленькая. - Я ничего не знаю, - вдруг вслух осознала Рыжая. - Ничегошеньки, - подтвердил Трандуил, к горлу которого вдруг подступила дурнота. - Моргот, ничего не помню, что здесь было? - Побег, - отозвалась Тауриэль во второй раз. - Ну, так и нечего тут сидеть и есть меня взглядом, такого красивого, или нравятся извращения, втайне любишь гоблинов? Иди и лови! - тут же выдал он. "Не-е, жить будет еще долго, - определила она, - жалость-то какая, надобность в Азоге отпадает". - Я все же помогу, Владыка, - возразила она вслух, старательно подхватив его за талию и помогая подняться на ноги. У Трандуила резко закружилась голова и он, чтобы не повалиться заново, вынужден был опереться на нее, обхватив ее рукой за узкие плечи. - Не ощупывай меня, - крайне недовольно буркнул он. - И в мыслях не было, - не осталась в долгу Рыжая и, сопя от усилий, поволокла его прочь из камеры.