Если гора не идет к лесу.

Смауг сладко мурлыкнул и лениво перекатился на другой бок под греющей его тело и душу сверкающей горой золотых монет, необыкновенно похожий на сытого и оттого расслабленного огромного кота. Ему как раз снился очень приятный послеобеденный сон. И снилась ему в нем одна прекрасная девушка. Девушек он любил и время от времени летал на их поиски, правда, в последнее время довольно далеко от мест своего обитания, для конспирации, надо полагать. Враги его даже позволили себе распустить нелепые слухи о его якобы преждевременной кончине от старости. Какая гадкая мерзость эти хамские предположения. Ну ничего, он еще разберется с теми, кто все это про него придумал, всем им их гнусные языки повырывает вместе с головами, а заодно и печенью. Печень съест отдельно на глазах у изумленной публики, предварительно чуток поджарив для пикантности, готовить, так уж готовить. Вот дайте только срок. А срок, судя по всему, уж близок. Приятно быть запасным тузом в таком шикарном темном рукаве, что ни говори. Даже несмотря на все их разногласия в прошлом. Ну, правда, приходится терпеть определенные неудобства в виде запрета на полеты над ближайшими территориями, ну да ладно, это пережить уж как-нибудь можно в свете обещанных благ и привилегий. Правда, малоподвижный образ жизни весьма отрицательно сказывается на фигуре, есть такой момент. Крыльями приходиться махать в два раза интенсивнее. Да и вообще трясет как-то, вдобавок, воздушные ямы то и дело. Удовольствие от полета сомнительное. А Смауг летать любил, что бы про него не говорили злые вражьи языки. Любил быстрый, бреющий полет, высоко-высоко в небе в стремительной погоне за отступающей на запад ночью. Завораживающую линию горизонта, там, где темно-синее небо едва уловимо встречается с голубоватой нежной дымкой предрассветной земли. Парил на крыльях тьмы и ночи, с глухой тоской, вспоминая своего ушедшего за круги мира создателя, подарившего ему это наслаждение. Не было на его спине безумнее и восхитительнее седока, чем падший вала. Но очередная ночь свободы уходила безвозвратно, затихал сладкий свист и песня ветра, гасло и воспоминание, растревоженное ночным полетом, будто изгнанное встающим на востоке светилом. И он снова становился старым, ленивым котом, сладко посапывающим на кучке гномьего золота. Такая вот двойная жизнь время от времени. И хорошо, когда на спине, повизгивая от восторга, сидит какая-нибудь длинноволосая красотка, нервно сжимая упругими вспотевшими бедрами его бока и погоняя его мягкими пятками, тогда летать весело. А еще веселее ее на лету подбросить, а потом ловко подхватить, правда, уже у самой земли, так, чтобы она уже каждую травиночку хорошенечко разглядела, а косой своей всю пыльцу с цветов смела, опередив всех пчелок. Но не каждая такое веселье выдержит, правда это. Поэтому девушек он обычно крал у коневодов. Нравились ему роханские наездницы своим крепким здоровьем и золотистыми волосами. А если будет занудствовать сверх всякой меры или цацки беспрестанно вымогать, можно с ней и поужинать, вернее ею, делов-то. Так вот, снилась ему девушка. Была она высока и стройна, и вдобавок с прекрасными длинными белокурыми волосами. Слегка отливающими в холодный цвет благородной платины. А платину Смауг тоже очень любил, еще даже больше, чем все остальные драгоценные металлы, не считая мифрила. Поэтому эти дивные длинные волосы навевали на него приятные его сердцу милые ассоциации и вовсю волновали разгоряченное воображение. Чудная красавица в его сне стояла к нему спиной. И он с азартом и даже трепетом предвкушал увидеть цвет ее глаз, едва она к нему повернется. Каковы же окажутся ее дивные очи? Будут ли подобны они темной синеве сапфировых небес или плеснет из них яркой изумрудной зеленью лесов на пороге лета? И вот девушка оборачивается, нелюбезно хмурит свои густые пушистые брови. Тьфу ты, тьма и огонь! Никакая это не девушка. Потому что у девушек на перевязи максимум сумочка с зеркальцем висит, а у этой же длинный узкий серебристый клинок, заточенный резать подброшенный шелк за долю секунды. А светлые глаза у нее, вернее у него, сверкают холодным алмазным блеском. Но Смауг обожает алмазы, наверно, больше всего на свете, жить без них не может. С ума просто сходит от всяких: больших и маленьких, цветных и прозрачных, ограненных и нет. Этот вот искусно огранен со многих сторон своей богатой на разные встречи, долгой жизнью. Сверкает, как упавшая звезда. Смауг особенно любил летать уже удлинившимися, густыми, чернильными августовскими ночами и с восторгом наблюдать обычный в это время года звездопад. Ему чудилось, что это специально для него падающие из бездонной черной тьмы, недоступные никому другому бриллианты. И он немедленно стремглав бросался догонять их. Чтобы проследить их последний путь, нагнать и увидеть своими глазами. Он несся со сверхзвуковой скоростью в погоню за этой сказочной, захватывающей дух красотой. Но каждый раз бывал почти по-детски разочарован, обнаружив вместо сверкающего небесного алмаза медленно остывающий кусок обычно невзрачной и ничем не примечательной породы. Но он бережно собирал и их. И хоть они не были так красивы, как ему представлялось, цену он им прекрасно ведал. Из железа, упавшего с неба, ковалось лучшее оружие во всем мире. И за него бы охотно передрались что наглые гномы, что еще более наглые эльфы. Правда, мастеров, таких, какие бывали в древние дни, ни у тех, ни у других почти не осталось. Но ценности его находок, это, пожалуй, не отменяло. Знания обретаются и уходят, а красота благородного металла остается. И вот с некоторых пор снилась ему эта сияющая звезда. В один прекрасный день самостоятельно завалившаяся в его эреборскую берлогу. И совершенно смутившая его душевное равновесие всем своим видом. Итак, эта пленительная звезда во сне продолжала неласково хмурить свои густые черные брови и то и дело хвататься за клинок у бедра. И Смауг уже обдумывал, что бы ей такое посулить, чем бы ее таким завлечь, чтобы как-нибудь завоевать ее расположение. Как вдруг длинные платиновые волосы в этом его сне трансформировались в короткие немытые каштановые кудряшки. А узкое и гордое лицо на глазах обратилось в краснощекую, донельзя простецкую физиономию. Великая Тьма Господина, что же это? Что это такое? Куда!? Мало того, что физиономия утратила клинок, зато приобрела волосатые лапы и неизвестно, что из этого хуже. Так вдобавок она еще и воровато озиралась, явно примериваясь к тому, что бы тут у него такое стащить, не особо громоздкое, но наиболее ценное. Вот уже бесцеремонные лапы тянутся к старинному, сплошь покрытому тончайшей искусной чеканкой золотому кубку, украшенному большим розовым турмалином и щедрой россыпью мелких гранатов. Что за ужас? Что за кошмар такой внезапный?! Это все от несварения - решил он во сне. Говорили ведь издревле, нельзя есть мясо на ночь, непременно станут мучить кошмары. Правду, истинную правду говорили. И зачем он накануне слопал целых пять коров? Вполне хватило бы и трех при его весе. Что это вообще за нездоровая идея, впрок и про запас. Ну, вот наелся он про запас и что? Вместо дивной красоты такие страсти. А между тем вор в его сне уже сцапал кубок и уверенно так запихивал его под полу дырявой кофтенки. - А-а-а! Жулье! Верни на место! Тут исстрадавшееся сердце Смауга не выдержало такого непотребства, и он наконец проснулся. Целых полгода мистер Бэггинс вовсю слушал о великом гномьем королевстве Эребор. Слушал о наследии Трора и, разумеется, о самом его наследнике. Так, что даже надоело. Но оказалось, что, ввязавшись в это дело, он и представить себе не мог масштабов этого наследия. Для него все эти разговорчики оставались делом сплошь умозрительным и местами даже абстрактным. Ровно до того момента, как его мохнатая лапа не вступила под величественные в своей монументальности зеленоватые малахитовые своды великого гномьего королевства под Горой. "Что же должно быть в Мории? – с невольным трепетом думал он - Разговоров о которой было еще на порядок больше". Маленький хоббит какое-то время, до того, как обрести свое привычное расположение духа, был здорово подавлен открывшейся ему картиной. Первобытной мощью земли веяло от этих тяжелых колонн, уверенной и могучей. Такой, какая жила в любом из наугрим. Но только оказавшись здесь, внутри горы, он в полной мере смог почувствовать это. Сила эта настолько отличалась от привычной ему, хоббиту из Шира, что он лишь изумленно таращил глаза, отчаянно пытаясь соотнести это ощущение с, казалось бы, уже так хорошо знакомыми ему гномами. Даже в самых смелых своих предположениях он не мог представить и сотой доли того, что открылось его глазам. Бильбо вздохнул, да и забыл, что нужно выдохнуть. "Так вот ради чего все это, - потрясенно понял он, - да уж, воистину, нет слов. Светлые силы, откуда вообще можно было добыть столько золота? И вообще, при таком его неисчислимом количестве не обесценится ли оно? Да его тут больше, чем звезд на небе. Но пока здесь присутствует дракон, последнее уж точно не грозит случиться. Прежде чем оно обесценится, его сначала экспроприировать обратно нужно. А ты пойди, попробуй! Нет, тут, наверное, обратная схема, ценность увеличивается, если я что и понимаю в финансах". А дракон, надо сказать, присутствовал. Бильбо с содроганием сразу понял это по звуку. Из-под груды золота раздавался такой вполне себе уверенный храп и довольное, утробное посапывание. Вокруг было очень жарко. "Надышал, змеюка подколодная… Нагрел тут все, эх такую энергию, да в мирных бы целях, допустим, Шир всю зиму можно отапливать, да и Брыль в придачу! - немедленно подумал хозяйственный Бильбо. - Хотя нет, не надо нам, пожалуй, такого отопления, мы уж лучше как-нибудь по старинке, дровишками, оно надежней как-то…" Эльфийский государь здесь не солгал. Последний дракон в Средиземье жив-живехонек и все у него, негодяя ползучего, в полнейшем порядке. Здоровье на зависть крепкое, хорошо бы, и сон такой же. Правда, даже мысли о живом и здоровом драконе отступали куда-то на второй план перед мыслями о сокровищнице Эребора. Вот оно - золото Трора, о котором ему все уши прожужжали с самого начала. Кто бы мог подумать, что на поверку его окажется столько! И все оно, выходит, принадлежит Торину. Торин и золото. Торин и это золото. Его. В голове пока не умещалось. Он, конечно, привык к мысли, что его наниматель не просто какой-то там рядовой работяга кузнец, а государь, ни много, ни мало. Но масштабов этой государственности Бильбо до сих пор, выходит, не представлял. Это все по самому законному праву принадлежит тому самому гному в потрепанной шубе, что в самом конце апреля так нахально переступил порог его скромной норы. Ох, знал бы он тогда. Но с другой стороны, даже если бы и знал, то что? Это ничего бы не изменило в его к нему отношении, наверное. За время их общения Торин был каким угодно, язвительным, саркастичным, хмурым, полным решимости, суровым, иногда веселым, иногда печальным. Спутником, с которым он уже полгода делил одну дорогу, товарищем, с которым он делил ночной костер и общую трапезу и другом, с которым он делил его мечты. Но был ли он для него государем? Безусловно, он был их непререкаемым лидером и путеводной звездой. Но вот вдруг представить его на троне, есть же тут у них где-то трон, раз уж все остальное имеется. Так вот, представить его в этой горе на троне, в короне, наверное, ну или что там гномы в таких случаях носят, у него пока не получалось. Не совмещались эти картинки у него в голове, хотя, если вдуматься… Распоряжался всеми Торин запросто, прямо, как дышал. Это у него само собой выходило, специальных усилий он к этому не прилагал. А такая привычка просто так не возникнет, надо думать. Чтобы это происходило так естественно и органично, вас так должны воспитывать с самых пеленок. И власть вы расцениваете, как свое неотъемлемое право. Интересно, изменится ли он, надев корону? Ну, да впрочем, до этого, похоже, еще далеко. Не станем забывать про этого котищу, нагло дрыхнущего на вожделенном наследстве. Его-то со счетов списать будет непросто. Батюшки, ну и размеры у него должны быть, судя по звуку его храпа… Нужно взять что-нибудь небольшое на пробу. Чтобы остальная компания, ожидающая снаружи, малость приободрилась. А то они совсем скисли, от всего этого дела с поиском двери. Нужно их маленечко приободрить, потому что настроения царят какие-то пораженческие и это тогда, когда нужно собраться максимально. "Хах, подумаешь, дракон какой-то застарелый. Я, вон, Трандуила пережил, про которого все еще хуже говорили и ничего. Так что дракон, это вообще мелочи жизни. Давай, Бильбо, дорогой, вперед! Давай, давай, ну, один маленький шажочек, ну вот и умница, а теперь еще один. А и не страшно. Совсем не страшно, пустяки, ерунда. А еще, кроме Трандуила, есть Лобелия Саквилль-Бэггинс, а я и с ней справился! А на ее фоне этот дракончик так, тварь вполне безвредная. Вперед, дорогой, ножкой, ножкой. Смотри, какая чашечка красивая на твое счастье, далеко и ходить не нужно. Торину точно понравится. Так, раз ее лапкой, красивую, и ходу, ходу. Ой, а что это так тихо-то стало? Куда весь храп разом подевался? Балин что сказал? «Бильбо, не буди дракона». А я что? Я и не бужу. Я же его за усы не дергал, за хвост не тянул. Чего ему? Не в кошмарах же он меня видит? Тогда почему сопеть перестал? Подозрительно, конечно. Надену-ка я колечко свое заветное, на всякий такой случай". Интуиция и на этот раз не подвела хоббита. Надел он подарочек Голлума на день рождения очень даже вовремя. Потому что едва надел, как сразу понял, что на него кто-то неотрывно смотрит. Ну, вернее, как бы смотрит таким ищущим взглядом, но пока еще не видит, но чувствует, вернее, чует. Знакомое ощущение, поймал себя Бильбо, где-то это уже было… А потом Бильбо, вроде как случайно, приметил замаскированный в горе драгоценного металла, такой же золотой… Глаз!? Мама! Размером с три его росточка и ему от этого стало очень вдруг плохо. Вплоть до того, что ноги стали подкашиваться сами собой, без всякого на то его разрешения. Когда он понял, что этот коварно затаившийся глаз выслеживает именно его, Бильбо Бэггинса, и никого другого. Воррохоббит, прижав заветный кубок к груди, стал медленно пятиться задом в ту сторону, откуда он сюда и прибыл некоторое время назад. Но тихое бряцание золотых монет, будь они не ладны, выдавало супервзломщика с головой. И поэтому вслед за огромным золотистым глазом показалась сначала узкая, не лишенная определенного изящества змеиная голова, с колючим, заостренным спинным гребнем, чем-то похожим на гриву у коня. А затем и здоровая зубастая в три ряда пасть с неприятно юрким красным языком. И этот раздвоенный язык, издав предварительное угрожающее шипение, ядовито произнес: - Воррр! Шшш! Причем мелкий! Или аппетит приходит во время еды, а? Ну да я отобью у тебя охоту разевать рот на чужжое добро, кем бы ты ни был, шшш… - Так я вдохновлялся твоим знаменитым примером, о Смауг Великолепный, - по обыкновению нахально брякнул Бильбо от испуга, - слава о твоем блестящем и молниеносном захвате Эребора уже много лет гремит по всему Средиземью. Вот я и решил взглянуть своими глазами, так ли ты хорош, как о тебе толкуют. - Я прямо польщщен таким началом нашшего знакомства, - вкрадчиво ответил на это змей. Весь потихонечку высвобождаясь из текучей золотой реки, чешуйка за чешуйкой. - А не желаешшь показаться мне на глаза? Ну, или хотя бы представиться - к моим усслугам и вссе такое? Чтобы я знал, кто жже на этот раз из храбрецов оказал мне такую честь, не побоявшшись явиться ко мне лично. Воисстину, это подвиг, достойный хорошшей баллады.. "Лихо отбил", - подумал про себя хоббит и враз понес загадочную белиберду про холмы, бочки и любимчика удачи. Зря, что ли, всякие иносказательные стишки у эльфов запоминал что есть силы. Смауг это слушал, слушал и наконец не выдержал. - Да, яззык у тебя неплохо подвешшен, а сам ты, чассом, не такая кучерявая наглая кроха с волоссатыми лапами? - Это что еще за безобразное описание? - вполне уже искренне возмутился Бильбо на это драконье заявление. - Как ты мог обо мне такое подумать?! - Должно быть, слабо раззвитое воображжение, - отозвался змей, - вызванное плохим перевариванием неззваных гостей, что жж я должжен о тебе думать, коль ты не жжелаешь показзатьсся? Ну и каков жже ты изз ссебя? - Нуу, - протянул Бильбо, - я-я, я такой, красивый, в общем, высокий такой, стройный, как сосна. А, да, и волосы такие еще светлые, длинные, всем девушкам на зависть… Вот. - Орригинально, - заметил Смауг на это с еще большим шипением, - орригинально ты замассскировалссся, Трандуил, качессственно… Не уззнать прям. - Что?!!! - А я вот вссе лежжу и думаю, чего это ты мне сснишшься ужже какую ночь подряд, так это, верно, к нашшей всстрече, выходит? У Бильбо выпучились глаза и едва не вывалилась свежеукраденная золотая чаша, от того, как он интенсивно отрицательно стал махать руками. - Прости, конечно, - не выдержал он, - возможно, я тебя сейчас немного разочарую, но я, как бы, все-таки не он. - поспешно добавил хоббит, махнув рукой с кольцом в сторону своего страшного собеседника. - Жжжаль, ужжасно жжаль, - не стал отпираться нынешний хозяин сокровищницы, - ну да я и впрямь ззамечтался отчего-то, бывает, нассмешшница-судьба подбрассывает не только бриллианты, но и вссякое не пойми ччто, увы.. "Да что ж такое, - про себя вознегодовал Бэггинс, - и этот гад шепелявый туда же. Всем что, беспрестанно нужно доказывать, что я не всякое, а уважаемый хоббит из древней почтеннейшей семьи?" "Бильбо Бэггинс, к вашим услугам", уже хотел представиться было он от обиды, но вовремя опомнился. Что делать этого ни в коем случае нельзя. Иначе хитрый змей, а он хитрый, судя по репликам, тут же как-нибудь воспользуется его промахом. Допустим, зачарует, говорят, они это запросто могут. Ну, или еще чего-нибудь неладное измыслит, с него наверняка, гада, станется. - Ну, так я не хуже, - отозвался он как можно более уверенно, - не бриллиант, конечно, врать не стану, но тоже ничего, при случае. - Ну, так сслучая не было, чтоб я оценил, - логично заметил на это дракон, - ну, так и осставайсся, поссмотрим. Тем более я чую, что ты не сс пусстыми руками ззаявилсся. А что-то принесс ссюда сс ссобой. Какую-то маленькую, но прелесстную шштучку… - Я сам эта маленькая и прелестная штучка, но сейчас остаться никак не могу, - немедленно отозвался хоббит. - Ну отччего так? Гляди жже, ссколько тут у меня вссего интерессного…, - Смауг прищуренным глазом обвел прямо таки бесконечные горы золота. - Душновато тут у тебя немного, - заявил на это предложение крайне светским тоном Бильбо, - угарная атмосфера какая-то, я вот только кислороду глотну чуток и сразу обратно. Очень уж ты меня заинтересовал, Великолепнейший! - А у тебя неплохие манеры, вдобавок к яззыку, - заметил змей, - что жж, ты тожже заинтриговал меня в неменьшшшей сстепени. Возвращщайся, я тебя жжду. Только минуточку, выссокий и ссветловолоссый, чашшечку, будь любезен, верни туда, откуда взял. - А, э, я, так я расценивал ее, как залог этого твоего интереса. - Не ззаработал ещще, так что клади обратно. А вернешшся, мы, воззможжно, и ее обсудим, - заявил дракон, которому было явно скучно. И поспешно лопать нового гостя в его планы пока что не входило. Потому как простые гости к нему отродясь не захаживали. Вот и в этом он что-то такое чуял, до боли знакомое будто, какой-то не то отзвук, не то отголосок чего-то такого… Поскольку у него не было пальцев рук и он не мог ими немедленно пощелкать, но зато был хвост, то он ограничился тем, что пощелкал им. Вокруг Бильбо стремительно взметнулся чудовищной волной золотой вихрь. Мелкие монеты дождем больно секли его по лицу. Царапая и оставляя вполне ощутимые синяки и даже кровоподтеки. И маленький хоббит, согнувшись в три погибели и поспешно прикрыв голову полой одежды, как только мог, но кубка так и не выпустив, со всех ног кинулся бежать прочь из этого смертельного золотого шторма. На ходу молясь всем светлым силам разом, чтобы какой-нибудь похожий кувшинчик случаем не прилетел ему по голове. А заодно поминая не совсем добрым словом Гэндальфа Серого, который, несмотря на свое обещание, так и не удосужился появиться у горы вовремя.