Если гора не идет к лесу.

Утро выдалось холодным, едва ли не морозным. Впрочем, как и полагается любому раннему утру в начале ноября. Крепкие ночные заморозки уверенной сединой посеребрили весь окружающий осенний мир. Густые волны полегшей травы, вчера еще зеленые, теперь были похожи на раскинувшуюся по земле бескрайнюю гриву какого-то прекрасного белого коня.. В воздухе бодряще пахло легким морозцем и сладковато-горчащей ноткой перепревших листьев. Небольшие лужицы вчерашнего дождя за ночь успели покрыться голубоватым, тонким ледком. На ближайших почти облетевших, невысоких кустах, среди последних ярко-желтых листьев алели подмороженные ягоды дикого шиповника. К которым уже охотно приглядывались мелкие лесные птицы, еще не успевшие улететь на юг. Предыдущий пасмурный и дождливый день за ночь сменился ясной, морозной погодой. Утреннее солнце ослепительно искрилось на тонких нитях легких паутинок, превращая их на краткий миг в сверкающие алмазным блеском ожерелья, которые так любит примерять его отец. Выбравшийся из шалаша наружу Леголас, поначалу с ленивой неохотой разлепил чуть припухшие веки. И некоторое время был занят тем, что молча и зачарованно смотрел вокруг, как будто видел это все впервые. От задумчивого и неспешного созерцания этой простой, но ясной картины его настроение некоторым образом улучшилось. - Люблю осень, - с каким-то не то горьким, не то счастливым глубоким вздохом тихо произнес он, сощурившись. Изо рта у него при этом вырвалось облачко легкого пара. Затем принц легко наклонился и подобрал подмороженный, заиндевевший дубовый листок. Аккуратно положил его на ладонь. А после долго и с любопытством разглядывал серебристый узор инея на его прожилках, поднеся к самым глазам, пока тот, наконец, не начал таять от тепла его руки. После чего с удовольствием набил карман крупными, коричневыми, пузатыми желудями, насобирав их из-под побуревших листьев. Без всякого на то смысла, просто так, потому что они ему всегда нравились. В детстве он обязательно бы поспешил показать их отцу. Чтобы тот рассказал ему историю о каждом из них. Как мог и умел рассказать только он. Но детство давно закончилось. И рассказываемые истории стали совсем другими. Его отец с едва заметной улыбкой на лице мог между делом поведать вдруг такое, от чего кровь моментально в жилах стыла. Но он скучал по тем. Какие-то вещи невозможно вернуть назад, что бы ты потом ни делал. И этим утром он особенно остро чувствовал это. "Дубы, прекрасные создания", - с каким-то чуть грустным восторгом подумал он. Запрокинул голову кверху и поглядел на ярко голубеющее в корявых ветвях, высокое небо. Немедленно плеснувшее драгоценной лазурью в его светлые глаза. Старые дубовые ветви обрамляли эту воздушную синеву резной темной рамой. Красиво. Затем в расплетенную светловолосую голову вдруг, ни с того ни с сего, явилось слово "Дубощит". Затем, естественно, возникли гномы. И лирическое, чуть даже трепетное утреннее настроение принца снова совершенно испортилось. Теперь уже окончательно и безвозвратно. За знаменитым дядей полезло упорно не тускнеющее воспоминание о его мерзком, наглом младшем племяннике, просто сводившем его сума. И хоть последний вроде бы и скрылся с глаз долой, к его большому облегчению. Увы, желание оторвать этому коротышке его лохматую хамскую голову, напротив, никуда не делось. Очень сильно подогреваемое некой недосказанностью. Которая в минувшую ночь совершенно истерзала ему душу. Там, на Озере, перед жутким нападением дракона, определенно что-то между ними произошло. Пока она его лечила. Он был уверен. Потому что Рыжая все время избегала смотреть ему в глаза, едва лишь речь касалась тех событий. Что было очень и очень неприятно. И наводило на вполне определенные размышления. Гордость, однако, помешала ему выяснить все подробности у свидетелей исцеления гнома. И теперь он пуще прежнего мучился от всяких с ума сводящих предположений. "А вот отец бы непременно все узнал. Неважно как, но результат бы был", - невольно подумал он с каким-то даже сожалением. Леголас его не всегда однозначных, а чаще всего сомнительных, на его взгляд, методов традиционно не одобрял. Так уж повелось меж ними. Хотя порой единственно из чувства упрямого противоречия, а вовсе не из личной убежденности, как все считали. А иногда он втайне сожалел, что просто так не может. Что он вот не таков. Ну, как сейчас, к примеру. Не достает ему чего-то. Владыка не боялся выглядеть плохим. И только с возрастом его сын начал понимать, насколько это все непросто. Делать то, что считаешь нужным, причем не для себя, даже если в спину потом все смотрят с осуждением. Чаще всего скрытые мотивы его поступков становились понятны ему только в отдаленном последствии. И становилось очевидным, что его родитель, как ни странно, наверно, прав… Все его многочисленные попытки прояснить этот вопрос с самой Тауриэль терпели раз от раза неудачу. Та просто напрочь игнорировала все его разнообразные заходы, самым откровенным образом. Поспешно и, надо признать, довольно ловко сводя все эти разговоры на что-нибудь другое. "Понятно, от кого такому научилась", - с невольной досадой думал он. Вот эта чудесная манера уходить от прямого ответа его всегда безумно раздражала. Леголасу во всем хотелось ясности. И ничего он с этим сделать тоже не мог. Но никакой ясности в Лесу по некоторым вопросам отродясь не бывало, и быть не могло. И тон такому поведению задавал Владыка. Чему же удивляться… Наверное, оттого он так подолгу любил бывать в Имладрисе. Элронд был ясен, как летний день, в отличие от Трандуила. Коварный пересмешник, скрывающийся в темной чаще. В конце концов, он вроде бы смирился, как обычно. Ну, или убедил себя, что это так. Но привычное общение у них с Тауриэль не ладилось особо. Беззаботно болтать о всякой ерунде, как бывало раньше, естественно, не выходило. Эта невыясненная ситуация с гномом болталась между ними, как будто утопленник с камнем на шее. И чем дальше, тем больше. Но вот терпения у него оставалось все меньше и меньше. Перед глазами постоянно стоял этот Кили. И это виденье совершенно выводило его из себя. Немедленно превращая его в какое-то отчаянно злобное, хитрое, в общем, не известное доселе существо. А уж после безобразной сцены на берегу и подавно. До этого момента принц и не подозревал о таких, оказывается, многочисленных темных сторонах своей натуры, с которыми так тяжело будет ему справляться. Леголас всегда хотел поступать правильно… Но, как ему казалось, в этой истории выходило это у него все меньше и меньше… Откровенно обсудить наболевшую тему взбунтовавшаяся лиса и дальше упорно отказывалась. Попробуй вот, прижми такую. Она же вам руку откусит. Да и не хотел он никого прижимать, если честно. Считал это унизительным. Да и вообще, было это не в его это натуре. А он очень хотел остаться самим собой... Старался, как мог… Поэтому по большей части они молчали, ограничившись едва ли не тремя словами в день. Доверие вдруг дало трещину. Но он упорно старался справиться и с этим. "В любом случае, я на ее стороне", - твердил он сам себе, но почему-то очень часто. Они уже неделю, как сумасшедшие, гонялись за орками из отряда Больга. Но вот подобраться к нему лично пока никак не удавалось. А сутки назад вдруг совершенно потеряли всякий его след. Больг как в воду канул. Ушел, стервец, прямо у них из-под носа. И если вдуматься, этому могло быть только одно внятное объяснение. Это хитрое отродье Азога очень ловко сумело воспользоваться какой-то довольно сильной темной магией, для того, чтобы отвести им глаза. Досадно, они были уже очень близки к цели. Это обстоятельство говорило только об одном. Они его упустили. И раз в дело вмешалась магия, то самим им теперь без посторонней помощи вряд ли легко справиться. В этом случае нужен бы был Радагаст. Тауриэль рвала и метала. Был бы под руками потолок, бегала бы по нему. А так ограничилась деревьями. Никакая не лиса, рысь. У которой из-под носа увели добычу. Злая, дикая, бешеная и на взводе. Опасная, в общем. Но такой она нравилась ему еще больше, хотя он бы в этом ни за что не признался. Все ведь привыкли, что он такой весь правильный, такой выдержанный, не то что его отец, к примеру. Ну разве может же ему такое нравиться? Но ему нравилось, совместные дикие охоты заводили не на шутку. Но вот не в этот раз. В этот раз все было чуть иначе. Какая-то засевшая в подсознании, толком не оформленная мысль все время не давала ему покоя. А бушующий ураган разных, по большей части не слишком-то положительных чувств напрочь лишал возможности спокойно поразмыслить над ее сутью. В любом случае, нужно было взять паузу и подумать, как быть дальше. Это было бы лучшим решением. Непрестанно моросящий дождь изнурял и выводил из себя. А может, и не дождь уже… Он довольно долго уговаривал ее остановиться от уже откровенно бесполезного и пустого рысканья по Лесу. И хотя бы одну ночь, для разнообразия, переночевать не на дереве, как какие-то черные белки, а в надежном, хорошо укрытом тайном месте. Были у них такие, разумеется. У каждого - свои. Ближайшее к ним как раз принадлежало Леголасу. После долгих и терпеливых уговоров Рыжая все-таки вняла голосу разума и вроде как сдалась, согласившись. Ей вдруг безумно захотелось сделать хотя бы попытку просушить вечно сырую одежду. Накануне, уже почти затемно, насквозь измокшие и продрогшие от непрерывно идущего ледяного дождя, они выбрались к хорошо укрытому крепкому шалашу. Который Леголас основательно обустроил еще летом. Внутри него имелся круглый, сложенный из камней очаг. Крытая под толстым слоем веток промасленными шкурами крыша не протекала. Так же была там припрятана пара добротных спальных мешков, сшитых из меха, на случай холодов. И некоторый запас дров, сушеных трав и грибов, а самое главное для нынешней погоды - отличного самогона. Да не какого-нибудь там из шишек, а брагу для него в конце июля варили из отборных лесных ягод. Прошедшее лето выдалось удачным в этом смысле. Хозяйство, конечно, не ахти какое. Для зимовки все же жидковато. Но для такого случая в самый раз. Для того и делалось, собственно. Так, перебиться пару дней. А зимовать дома нужно, у теплых очагов, поближе к трапезной, кухне, и хорошей компании, а не по норам, как зверью. Хотя он бы с ней и в сугробе жил до конца своих дней, гляди она на него немного иначе. И ничего ему больше на самом деле не нужно… Леголас быстро достал из аккуратно сложенной, хорошо укрытой дровницы березовых поленьев. Привычно развел костер. Заварил дивно пахнущего брусничного отвара. Поспешно сунул горячую кружку в тонкие ледяные пальцы лучницы. Тауриэль уселась, устало прислонившись спиной к какому-то деревянному пеньку. - Ну-ка, пей давай, - велел он, чуть нахмурившись, - у тебя вон зуб на зуб не попадает, трясешься, как осиновый лист. Вообще, пора менять одежду на более теплую. Лето закончилось, если ты еще не заметила. - А у тебя покрепче тут ничего разве нету? - поинтересовалась Рыжая, едва не залпом опрокинув в себя почти что кипяток, но громкое клацанье зубов вслед за этим немного поубавилось. - Разумеется, есть. - Так чего мы тут эту бруснику, как Радагаст, варим? Экономишь, что ли? - сказано было довольно насмешливо. Леголас в ответ только фыркнул. Извлек свои летние запасы. И вскоре по кружкам до самых краев была разлита более горючая жидкость. "Не стоит мне, наверное, пить, - подумала Тауриэль, - ну ладно я чуть–чуть", - и тем не менее щедро отхлебнула, едва не закашлявшись. Сваренная Леголасом штука была на редкость забористой и крепкой. - Сам делал? - незамедлительно поинтересовалась она, продышавшись и утирая невольно выступившие слезы. - Не совсем. Аda ручку успел приложить, - честно ответил он, - сама понимаешь, куда же без него в таком значимом деле… Они вообще с Медведем все время эксперименты на эту тему производят. Так сказать, по улучшению местного продукта. Не мог же я остаться в стороне… Тауриэль с сомнением покосилась на здоровую бутыль. - А вы его сами после пробовали? - уточнила она. - Я нет еще. А они, естественно, да. - И что потом было? - Да ничего особенного. Медведь, правда, тут же заявил, что он хочет срочно жениться, но не знает на ком. А отец заявил, что он знает, но не намерен. В ответ оборотень обругал его идиотом и они немедленно подрались. Победа, естественно, осталась за Владыкой. Он прокусил бедняге меховое ухо. Медведь рыдал. Потом туда сережку бриллиантовую вдели, побогаче, чтоб не расстраивался сильно. В общем, все очень даже мирно разрешилось для их обычных проб урожая. Пить, вроде, значит можно. Тауриэль закатила глаза и покачала головой. Оба по началу просто сидели молча. Блаженно протянув ноги в грязнющих сапогах прямо к огню. - Ты не устала? - через некоторое время спросил он, когда налил уже по третьей. - От чего? – немедленно хмыкнула Рыжая. - Носить окаменевшую колом от орочьей крови смердящую одежду, кое-как мыться в ледяных реках, ночевать, как белка на деревьях и питаться какими-то подозрительными корешками, - спокойно перечислил он. - Пока что нет. Впрочем, ты если хочешь, можешь уйти в любой момент, я не держу… - Зачем тебе так сильно Больг? - Влюбилась. Жить просто не могу. Помнишь, я в детстве все время мечтала стать королевой гоблинов? Эй, у тебя сапоги уже вовсю дымятся! - Тебя так просто мой отец дразнил, да это он придумал, - очнулся Леголас, поспешно убирая ноги от огня. – Так значит, таков твой план? – задумчиво продолжил он. - Ты думаешь, если вернешься хотя бы с головой Больга, то это хоть как-то оправдает твое дезертирство? Прости, но я уж называю все своими именами… - Вряд ли его хоть что-то оправдает из того, что я могу сказать об этом, в глазах твоего отца, - Тауриэль устало пожала плечами, - но ты, конечно, как обычно верно угадал. Прекрасная и симпатичная гоблинская голова сына Азога, послужит хоть каким-то ничтожным аргументом в мою пользу. Смею надеяться, что он смилостивится и не отрубит мне лично в порыве гнева прямо с ходу нос и уши. Но все равно, я уверена, что твой родитель немедленно посадит меня в подвал, до дальнейших обязательных в этом случае разбирательств. Вернусь я с ней или же без нее. Его ведь не обманешь даже самой убедительной, выдуманной впоследствии причиной. Если он, конечно, сам не захочет. А я думаю, он не захочет. Так и зачем же мне вообще спешить? - снова насмешливо закончила она, не дожидаясь того, что он нальет ей снова и делая короткий, обжигающий глоток прямо из бесцеремонно отобранной из его рук большой бутылки. - Да не посадит он тебя ни по каким подвалам, - скривился он, отнимая у нее бутылку и отпивая сам, - но чем больше ты с этим тянешь, тем, естественно, конечно хуже… - Да неужели? – сарказма в голосе хоть отбавляй. - Посадит! "Он еще и не то сделает, вот только ты об этом не узнаешь", - это уже было добавлено, конечно, про себя. - Разумеется, я не позволю ему это сделать, - спокойно сообщил он, расслаблено пожав плечами. - Что, неужто сядешь на пол рядом, - хмыкнула она, отбирая у него бутыль обратно. - Надо будет, сяду, - просто ответил он. Хотела было что-то съязвить в ответ, но осеклась. Это было невыносимо. У нее было ощущение того, что она кого-то снова обокрала в сотый раз, а ее снова в сотый раз простили. Ну, или случайно наступили сапогом на волосы. А может быть и не случайно, потому что никак теперь не сходят. То, что он до сих пор готов ее прощать, выводило ее из себя до бессильного бешенства и боли. Больно было от того, что ей сейчас тем более нечем ответить на такое. Вот лучше бы они ругались. Это было б проще. - Нужно ложиться спать, - вздохнула она, потерев переносицу, - в любом случае, сегодня мы ничего, конечно, не решим… И я слишком устала… Так всего много… Дракон и гибель Эсгарота, мне еще долго это будет сниться… - Ты испугалась? - Очень. Это было страшно… Эти лица на воде… - она при этом зябко передернула плечами. После чего принялась с видимым усилием стаскивать с себя действительно заскорузлую от крови и грязи, порядком изрезанную куртку. Сняла, невольно поморщившись и верхнюю теплую рубашку. Ткань от одежды кое-где уже успела присохнуть к коже в местах многочисленных, но вроде бы неглубоких порезов. - Нужно это все как следует обработать, - заметил Леголас, внимательно оглядывая ее чуть нахмуренным взглядом. - Ерунда какая, - она слабо махнула рукой, глаза у нее начали закрываться сами собой, - всего лишь царапины, а они и так, надеюсь, заживут. С грустью посмотрела на свои высокие сапоги. Потому что сил стащить их вдруг совершенно не осталось. Леголас вслед за ней скользнул по ним задумчивым взглядом. И как-то незаметно перетек поближе, встав на одно колено. - Ты позволишь помочь тебе немного? - коротко спросил он. Идея эта, откровенно говоря, была сомнительного свойства в силу последних обстоятельств. Но, то ли ласковое тепло разгорающегося рядом костра, то ли количество выпитого на голодный желудок, то ли мысль о том, что он никогда не позволит себе лишнего, а может быть, все это вместе и сразу позволило ей коротко кивнуть согласно, чуть прикрыв глаза. Последние три недели выдались просто изматывающими. Она себя ведь не жалела. А вместо так и не найденных ответов на вопросы был разрушительный огонь. Непрестанная погоня. Жестокие, короткие, звериные схватки. Своя и чужая кровь. Не вымывающаяся грязь. Накопившаяся усталость и нервный, злой смех с оскалом, не дающий ей поддаваться. А утраченное душевное равновесие обратно не вернулось… И внятного решения, как ей себя вести, как не было, да так и нету до сих пор. Как ей без этого вернуться? Не без дурацкой головы, а вот без этого? Неважно, что сделает Владыка, ей важно, что на это сделает она… Леголас между тем ловкими, сильными пальцами лучника, привыкшими к жесткой тетиве, неторопливо расшнуровал ей сапоги. Вот и хорошо… У нее б терпения не хватило. Скорей всего бы резанула все шнурки одним махом в приступе глухого раздражения. "А наутро бы ругалась на себя последними словами", - мелькнуло в отяжелевшей голове. Затем он аккуратно стянул с нее их. Один за одним, уверенно придерживая ее за щиколотку. Закатал штанины до колен. Стащил шерстяные носки. Помял в руках, сырые. Положил к огню. Какой хороший. Деловито осмотрел ее ступни. Тауриэль поморщилась и кое-как пошевелила онемевшими пальцами. Которые он сразу же накрыл своими теплыми ладонями, погрел, коротко подышал на них даже. - Ледяные, - констатировал он, - давай натру их самогоном, проверенное средство. А то дальнейшая охота банально накроется из-за твоей возможной хромоты или простуды. Он, как всегда ведь прав, и не поспоришь. Придется претерпеть эту экзекуцию с натиранием ради своих целей. Ступни потом будет неприятно печь, чего она не выносила с самого детства. - Проверенное средство, - повторила она за ним с довольно кислым и страдальческим выражением лица, не глядя на него. - Я не кусать тебя за пятки собираюсь, - чуть насмешливо заметил он, - расслабься. Какая–то новая нотка в последнем слове заставила ее с трудом приоткрыть один почти уснувший глаз. Картинка к этому времени в теплом сиянии золотистого пламени уже чуть-чуть расплывалась. Он находился напротив нее, спиной к огню. И разгоревшийся костер лишь темным силуэтом обрисовывал очертания его фигуры. Расплетенные у висков светлые волосы падали ему на лицо, почти скрывая его. Заставляя лишь угадывать под ними хорошо знакомые черты. И на мгновение, длившееся не более полета падающей звезды, можно было дерзко представить, что это вовсе не примерный сын, а его невыносимый отец так покорно и трепетно склоняется у ее ног. Всего мгновение, но от этой промелькнувшей внезапно откровенной мысли волна неудержимой дрожи окатила ее с ног до головы. До озноба. Прикасающиеся к ней сильные руки на миг чутко замерли, уловив этот трепет, а затем продолжили еще более нежно. "Что за фантазии у них обоих с сапогами? - невольно промелькнуло в голове. - Не иначе что-то связанное с властью…" Владыка постоянно в последнее время заставлял ее снимать с себя сапоги. Естественно, в виде унизительного наказания за какие-нибудь сомнительные глупости. Стаскивай усердно, молча и знай свое место, вроде бы такой вот ясный вывод. Но разве с ним возможна хоть какая-то ясность. Глядел же он при этом из-под угольных ресниц чуть косо, насмешливо и с явной ноткой злого превосходства. Да только вот слегка расширившимися зрачками отчего-то. Но Варда знает, она бы уверенно могла отдать свою правую руку на отсечение, что ему нравятся эти ее прикосновения во вполне определенном смысле. Хоть он не любит очень таких близких контактов со своей особой. Узнать бы, почему… Но ей упорно кажется, что это просто повод… Не дай вам та же Варда развить в себе эту заманчивую мысль. Немедленно сделает уничижительное, болезненное осаже. Но снова так двусмысленно… "Мучитель, - в сотый раз подумала она, но отчего-то одна лишь мысль о нем этой холодной ночью вновь заставила ее пойти мурашками, - так чем же ты сейчас там занят… Пьешь в одиночестве свое вино, рассеянно облизывая губы и смотришь на огонь… Читаешь Даэрона, задумчиво нахмурив брови, что-то вспоминая... Спишь, вроде беззащитно разметавшись по подушкам, под которыми всегда лежит заточенный клинок… На звезды смотришь такими же холодными глазами… У меня давно опасная привычка, куда бы ни зашла, скорее найти тебя коротким взглядом. Но задержаться им чуть дольше, чем необходимо. Или смотреть из темного угла, когда ты чем-то занят и не видишь… Одни извечные жестокие насмешки. И вместе с этим ты так смотришь… А только я опять к тебе чуть-чуть поближе… Варг с Мглистых гор и тот ведет себя добрее. Таскаю сабли за тобой, снимаю сапоги, стелю тебе постель и режу орков, если двинешь бровью… Ты просто заставляешь… А может, просто нравится тебе… Когда сбегаешь в Минас-Тирит, не в лентах ли ты черной кожи крест накрест на груди, а на лице полоска черной краски, уходящая к вискам. Поигрываешь перед кем–то длинным гибким кнутовищем… Тем, что используют все орочьи надсмотрщики при перегонке своих захваченных рабов. Варда, да из чего же они это питье сварили? Из бузины, наверно, не иначе… Полная отрава… Да что за мысли? Нет, просто слишком много орков было… А может, нету никакой сафьянной кожи с кнутовищем. Да и не бывало никогда… Может, он ласковый и чуткий. И стоя на коленях, он сам снимает с нее сапоги… Щекоча своим горячим дыханием и шелковыми волосами внутреннюю часть ее бедра, забрасывая ее ногу медленно к себе на плечи… Поглаживая жестковатыми от каждодневного натягивания тетивы подушечками пальцев…" В этом месте Тауриэль внезапно вдруг очнулась от своих горячих, навеянных, наверно, бузиной мечтаний. Да потому что он из лука ежедневно не стреляет… И с некоторым даже удивлением посмотрела в красивое лицо напротив. Красивое, но не его. И пальцы тоже не его. И мимоходом отметила бутыль, опустевшую почти наполовину их уже общими усилиями. - Леголас, ты натер меня уже трижды, выше колен, - осторожно заметила она вдруг не в меру увлекшемуся принцу. – Остановись сейчас на этом… Последнее замечание было произнесено довольно трезвым голосом. А маленькая ступня при этом с силой уперлась в его широкую грудь. Леголас приоткрыл мерцающие глаза и с сожалением легонько поцеловал ее узкое, горячее от его прикосновений колено, ведя кончиками пальцев по ее икре, вниз до щиколотки. - О ком ты все это время думаешь? - внимательно прищурившись, спросил он. - Я мог бы уговорить тебя сегодня ночью, опоить, зачаровать, и, наконец, заставить… Все это я умею, но я хотел бы правды… Хмель как рукой сняло. Что, правду? Какую правду, Варда… Тауриэль мгновенно подалась к нему навстречу, обхватив ладонями его лицо. Долго и пристально смотрела в его потемневшие глаза с искринкой пляшущего пламени на дне. - Прости меня, aranen, - наконец шепнула она. И почтительно поцеловав ему руку, немедленно прижалась худой щекой к его ладони. Леголас так же молча смотрел на нее некоторое время, не шевелясь. Вот она, все та же правда. Какая разница, в конце концов, о ком она сейчас мечтала. Главное, что не о нем… После чего наконец-то с явным разочарованием в лице осторожно отпустил. Но, тем не менее, напоследок очень старательно помог забраться в меховой мешок. Правда, едва не занырнув за ней же следом. Опомнился в самый последний момент. И решил, что стоит принести еще дров на ночь. А в общем-то, быстрей сбежать на улицу, глотнуть холодного сырого воздуха. И остудить там под дождем свою разгоряченную этой близостью голову. А Тауриэль, расслабленно уткнувшись носом в пушистый теплый мех, засыпая, еле слышно попросила: "Приснись мне. Хотя бы в этом сне, ну будь со мной таким же..." И устало закрыв глаза, моментально провалилась в черный сон. Вернувшийся спустя довольно продолжительное время Леголас вновь уселся перед очагом. Неторопливо подложил в костер новых березовых поленьев. Подождал, пока они хорошенько разгорятся. Еще разок уверенно хлебнул из папиной волшебной бутылки. Припоминая, что отец с легкой улыбочкой и всегдашним в этих случаях тихим мурлыканьем действительно подкинул туда напоследок каких-то сомнительного вида черных корешков. "Для вкуса", - как он кратко пояснил. "Вкус вышел то, что надо, - с горькой усмешкой отметил принц, - и послевкусие теперь останется надолго…" Затем слегка пошевелил обугленной палкой поленья в кострище. Поглядел сквозь пламя на маняще высовывающийся из меха кончик длинной рыжей косы. "Я сделался намного хуже этого нелепого гнома",- отметил он невольно. Глаза его при мыслях о Кили нехорошо сверкнули. "Неужели же она думала о нем?" - со жгучей ревностью предположил он. Еще раз вспомнил ее лицо, черты которого расслабились, смягчились, озаренные каким-то внутренним лучистым светом. Закрытые глаза и нежную, едва заметную улыбку, таящуюся в самом уголке чуть приоткрытых губ. С ума сойти. Он и сошел. От желания, чтобы на него смотрели только так. Ну хоть когда-нибудь. Еще раз взглянул на тонкую в запястье, исцарапанную руку, трогательно выглядывающую наружу. Погладил ее взглядом. И представил, как этот волчий мех ласково касается ее горячей обнаженной кожи. А она там спит совсем без ничего. И как бы он хотел каждую ночь за ночью засыпать с ней вместе. После всего положив голову на ее припухшую от долгих поцелуев грудь и уверенно обхватив рукой поперек тонкой талии. Расслабленно наматывая себе на пальцы искристую медную прядь. Слушать, засыпая, как бьется ее сердце под его щекой. Каждый удар. И чтобы ее тонкие пальцы легонько и невесомо гладили его в ответ по голове… Он с великим трудом остановил все это, открыв глаза. "Когда-нибудь", - в который раз сказал он сам себе с упрямой грустью. Но ощутил, что веры в это счастье у него становится все меньше с каждым днем. И вместо того, чтобы, как обычно, взять себя в руки, успокоиться и лечь спать, хоть на кратчайший миг забыв свои терзанья, еще мучительно долго смотрел на кончик рыжей косы, почти до самого рассвета. В одиночестве допивал бутыль и жег дрова. Напрочь позабыв обо всем остальном, существующем на свете… Ненадолго задремал уже под утро. И проснулся тоже раньше, чем она, причем почти без всякого похмелья. Отец с Медведем все же знали толк в рецептах. Но с какой-то странной пустотой внутри. Не важно, эта осенняя ночь минула безвозвратно и должна унести с собой все это… Он тихо выбрался наружу, глубоко и с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух, окончательно поняв, что наступил новый, совсем другой уже день. Что картина мира вокруг преобразилась за ночь. Что над головой вместо вечного дождя голубеет ясное небо, вновь вселяя новую надежду в сердце... Он довольно долго глядел на все на это, тихо радуясь окружающей его безмятежной красоте. Пока это настроение не испортила очередная навязчивая мысль о гномах. После чего Леголас с досадой причмокнул, выбросил из кармана собранные желуди. И пошел взглянуть, не проснулась ли уже Тауриэль. А если нет, то убедиться, что она не мерзнет, и посмотреть, не нужно ли раздуть почти прогоревшие угли. Рыжая, однако, все еще спала. Не удивительно, они так измотались, да и изрядно выпили вчера, к тому же... Он пристально вгляделся при утреннем свете в ее осунувшееся за последние недели, заострившееся лицо. Ей явно что-то снилось. Но сон ее был неспокоен. А обветренные, искусанные губы шептали еле слышно чье-то имя… "А может ей сейчас и снится этот гном?" - кольнула сердце очередная темная мыслишка. Он потихоньку склонился к ней поближе, чтобы как следует расслышать. Как вдруг Тауриэль сама внезапно резко распахнула потемневшие глаза. Черный зрачок в которых почти заполнил собой всю радужную оболочку без остатка. В упор взглянула на него невидящим как будто взглядом. Через минуту, впрочем, уже вполне узнав. - Где твой отец? - резко, чуть хриплым голосом спросила она, схватив его за руку. Леголас на это пожал широкими плечами. - Мы немедленно должны вернуться, понимаешь, - произнесла она с испугом. - Да что случилось? - с недоумением поинтересовался он, продолжая вглядываться в ее встревоженное и побледневшее лицо. - Я что-то видела сегодня ночью, - почти что шепотом выдохнула она, опять взглянув расфокусированным взглядом куда-то сквозь него. Сглотнула нервно, облизнула губы. А ее пальцы при этом так впились в его запястье, что оставили на нем следы. - Ты про него? - уточнил он. - Да что с ним может быть? Дракон убит, зачем ему куда-то? Наверняка он дома громко отмечает… Сказал и почему то не поверил сам себе. Тупая игла беспокойства кольнула вдруг в самое сердце… - Ну, позови его! Сними защиту… А ей действительно приснился он. Все, как она хотела, да не совсем. И был он в этом сне не в шелке с бархатом и даже не в доспехах и уж совсем не в черной оркской коже, которая мучительно мелькнула накануне. А в рваном до обносков и прожженном плаще из Лориена, сплошь в бурых пятнах… И место, где он находился, тоже было нехорошим почему-то. Темно вокруг и вроде даже дымно. Дышать почти нельзя. И то и дело в зеленовато-черной чадной тьме короткие мерцающие всполохи огня. И в этой тьме сидел Владыка. Устало уронив светловолосую голову на сложенные на коленях руки. Так, что лица не рассмотреть, но это точно он. Она не ошибется… И отчего-то она точно знала, что место это для него плохое. И самому ему там тоже очень плохо. Но, что все это значит… - Владыка! - тревожно позвала она. А он во сне как будто бы ее услышал. Мгновенно вскинулся, упали вдруг с лица запутанные пряди. Внезапно открывая слепой и жуткий белый глаз и изуродованную часть лица. Секунду он смотрел ей прямо в душу этим глазом. - Тауриэль! - вдруг четко произнес он в кровь разбитыми губами. И в этот самый миг она проснулась, с дрожащими руками и судорожно бьющим сердцем. Отчего-то вдруг стало очень страшно. Да так, что тошнота внезапно подступила к горлу. Предчувствие беды было настолько сильным и неотвратимым, что она в единый миг забыла про всякие подвалы. "Нужно немедленно вернуться, - только одна мысль упрямо билась в голове, - все, довольно этих глупых пряток…" - Я не могу! - между тем с усилием выдохнул Леголас через какое то время. – Мне до него почему-то не дозваться. Мешает что-то очень сильно… Странно… - А где он? - Уверен, что точно не в Лесу уже, - ответил Леголас и сам начиная очень сильно волноваться отчего-то, - но и не так чтоб уж за Мглистыми горами. Здесь он… Тупая, непонятная игла, коловшая в сердце все последнее время, внезапно отчетливо оформилась в короткое слово Ada… Он вспомнил вдруг его руки, устало и даже как-то беспомощно закрывающие лицо при их последнем разговоре. Вспомнил и сам весь этот разговор. Вспомнил, что он ему был нужен… А он вместо того, чтобы скорей вернуться, все это время думал только о себе, буквально впав в какое-то безумие из-за этого глупого гнома. Он настолько привык к мысли, что с его отцом не может случиться ничего по-настоящему серьезного, что посчитал возможным немного позабыть о нем на это время. Решив, что раз дракона больше нет, то можно больше и не волноваться. И как он мог… Все это вихрем, меньше чем за полсекунды промчалось у него в сознании. Его как будто разом с ног до головы внезапно окатили ледяной водой. - Собирайся, - отрывисто бросил он Тауриэль. И собирались быстро и поспешно. Прибрались кое-как. Залили с громким плеском и паром тлеющие угли. Похватали оружие, прилаживая уже на ходу, и выкатились наружу. - Так, сюда кто-то идет! - Тауриэль в одну секунду натянула тетиву. - Поспокойней, - пресек ее маневр Леголас, делая ей резкий знак рукой, - это место могут знать только свои… Действительно, уже через пару минут на их небольшую укромную полянку, вынырнула вся в пене лошадь. И с нее на ходу слетел хорошо знакомый обоим командир одного из пограничных отрядов с восточной границы. - Aranen, Тауриэль, - сразу поспешно начал он с коротким поклоном, - ну наконец-то я вас нашел, хвала светлейшей Варде! Вас просто так не отследишь по Лесу! Говорят, у вас охота… - А что случилось? - вроде бы спокойно поинтересовался Зеленый Лист, ловко подхватывая у него поводья и успокаивающе оглаживая взволнованную лошадь. - Скандал у нас на границе с Эсгаротом, - доложил тот. – Позавчера вдруг заявились какие-то озерные молодчики, видать из местных. И прямо с ходу нагло повалили в Лес, представьте, как к себе домой! И под предлогом срочной встречи с вами! - Прямо со мной? - уточнил Леголас, лихорадочно соображая, кто бы это могли такие быть. - Ага, настаивают, мягко выражаясь. Один там особенно упорствует, в пальто такой. Орет прямо с пеной у рта, слюной нас всех забрызгал, что у него к вам какое-то срочнейшее дело жизни и смерти. Но в чем суть вопроса, толком никому не говорит. Всех взбаломутил своим ором. И вообще он неспокойный. Пришлось немножко успокоить для порядка… Решили, в общем, с вами прояснить… - А где Владыка? - задала волнующий ее вопрос Тауриэль, бесцеремонно перебив его на полуслове. - Владыка-то? Так нет его в Лесу уже который день. С неделю, наверное, если не больше… - Куда же он делся? - упорно гнула свое Тауриэль. - Да говорят, сначала на Озере был. А потом к Горе поехал. - Куда поехал? - враз осекся неприятно пораженный Леголас. - К Эребору. По слухам, там на днях успешно объявился новый подгорный государь. Но разве вы не в курсе? Неужели не слыхали? Тауриэль с Леголасом лишь молча, но выразительно переглянулись. - А почему один поехал? - нахмурено спросила Рыжая. - А может, потому что никого с ним рядом не было, - резко перебил ее Леголас, в итоге совершенно не сдержавшись. Как будто бы пощечину влепил. - Ах, вот оно что! Сядешь, говоришь, со мной по подвалам, - в момент процедила Рыжая, отпрянув резко и сразу подобравшись, как перед прыжком. - Да ты меня, значит, во всем винишь! Хотя еще ничего и не известно толком… А может, уже мстишь мне! За то, что ничего у нас не было этой ночью? - ядовито осведомилась она, сверкнув позеленевшими глазами. Леголас в ответ смертельно побледнел. - Так, значит, ты обо мне думаешь, оказывается, - точно таким же тоном ответил он, прикусывая губы. Командир пограничников, слегка опешивший от такого внезапного поворота своего доклада, не знал, куда девать глаза и уши. А потому некоторое время созерцательно смотрел в ясное голубое небо над их головами, переваривая услышанное и делая свои выводы. А заодно уж размышляя, стоит ли ими с кем-то делиться за кружечкой-другой или лучше сделать вид, что ничего этого не и было. Тауриэль понятно, еще та дикая лесная кошка. Сейчас как прыгнет и конец… Вон уже как смотрит. Но особенно сразил его внезапный тон принца. Который, что бы ни случись, обычно был довольно сдержан. И лишние эмоции себе не часто позволял… А тут такое… Взбешенный донельзя наследник между делом успел так зыркнуть в его сторону, что природное благоразумие немедленно дало подсказку командиру, что лучше бы ему как можно скорей прикинуться глухонемым каким-то энтом, то ли. - А я теперь тоже вижу, что у тебя на уме на самом деле, - не осталась в долгу Рыжая, тоже абсолютно игнорируя третье лицо, - все из-за гномов, да? Все дело в этом… Нечестно… - Нечестно? Что именно нечестно? А я хотел быть честным, если помнишь, - бросил он. - У нас с тобой была неделя времени на то, чтобы нам очень честно выяснить все это, - продолжил Леголас, все набирая обороты, - но тебе ведь не хотелось, не так ли? Ты не считала нужным! Как я ни старался, у тебя на все был один ответ, лишь вороватые глаза в сторонку. Так вот, сейчас Я не намерен это выяснять! Все, нет времени на выяснения. Оно ушло, ты опоздала, - он резко рубанул рукой. Казалось, его высокий голос уже звенит на весь их Лес. - И кстати, я думаю совсем не то, что ты считаешь. Хочешь бежать трусливо дальше, что ж, беги! Встретимся, конечно. Но мне сегодня в другую сторону немножко. Я, знаешь ли, не могу с твоей приятной легкостью отказаться от своего собственного Владыки. И уж тем более отца. Тебе понятно? Еще одна пощечина наотмашь. Больно. Видно по лицу. А командир не знал, куда деваться. - Отдай мне лошадь! - с этими словами Леголас уже взлетел в седло. И все же глянул сверху вниз, протягивая руку. Тауриэль прожгла его ответным взглядом исподлобья и тем не менее легко вскочила следом. Принц громко, резко свистнул и взял в галоп без лишних объяснений. Оставшийся один гонец обескуражено глядел им вслед.