Save no stras animas

— Реборн! — Тсунаеши вскочил с кресла в порыве спасти ребенка, но мужчина остановил его жестом руки. Снимая со своего плеча пиджак, он набросил его на мальчика. Резкий рывок, и мальчишка сжался, закрывая голову руками. — Дети не должны так делать, успокойся. — Но… — Мукуро боязливо опустил руки. — Хочешь отплатить? Пообещай вести себя хорошо и слушаться Тсунаеши. Мукуро сжался, как мог, от страха. Он не знает, что с ним сделают, он совсем не понимает происходящего. Впервые его так крепко прижимают сильные руки, но не для боли. Это странное тепло разливается по израненному телу. Немного боязливо, но он все же открывает глаза и пробует поговорить с взрослым. — Только его? — Ну, можешь еще и меня, — Реборн усмехнулся, крепче прижав к себе ребенка. — Куда вы меня несёте? — ему страшно, трясется как лист на сильном ветру, поджимая пальчики на ножках. — Пора привести тебя в порядок, — осторожно опустив мальчонку в ванную и включив теплую воду, Реборн ушел за новой добычей. — А ну-ка давай, просыпайся, — бывшему аркобалено определенно весело, он резво сдирает одеяло с мальчишки, игнорируя обреченные вздохи ученика. — Что вам нужно? Отпустите! — малыш Кея бился в руках мужчины, пытаясь высвободиться и выхватить майку, которую с него сняли. Слышался приглушенный смех: мужчина, что сидел неподалеку, улыбался, а после он поднялся с кресла, сняв свой пиджак, бросил его на пол, подойдя к ребенку. — Кея-кун, успокойся, просто нужно принять душ, Мукуро тоже уже в ванной. Давай, мы тебе поможем, — Тсунаеши улыбается испуганному, но такому милому мальчику. Где-то в своих мыслях сравнивая взрослого и маленького хранителя, примеряя, их друг к другу и тихо потешаясь. — Не надо, я не маленький, — твердо проговаривает Кея. — Ну, раз не маленький, раздевайся и в ванну, — Тсуна улыбался все шире, ведь маленький Кея оказывал сопротивление. Такое милое и беспомощное создание, а уже пытается царапаться. А ведь совсем недавно жался по углам и боялся. Мальчик послушно разделся, гневно смотря из-под густой челки на взрослых мужчин, что сейчас закатывали рукава на своих рубашках. Один из них взял ребенка на руки, не слушая его выкрики и пожелания. Просто взяли и понесли в сторону ванны, а потом уже опустили в теплую воду напротив того мальчика, с которым они были вместе. — Привет, — буркнул Кея. — Привет. — Тааак, с чего бы нам начать? — Реборн, взяв душ, начал мочить волосы Кеи, не обращая внимания на выкрики, что тот и сам умеет, что способен помыться без чьей-либо помощи. Мукуро лишь наблюдал за своим новоиспеченным другом и понял, что сопротивляться бесполезно, он безропотно поднимал то одну руку, то другую, пока дядя его мыл. Только стало немного больно: окружившие его взрослые смыв всю грязь принялись за обработку ран. Правда, потом он не выдержал и засмеялся, когда увидел, как на голове у его друга нарисовался ирокез из волос и пены. — Реборн, — усмехнулся Тсунаеши.- Не издевайся над ребенком. — Это моя месть за то, что он кусается и не оставляет попыток к бегству, — ванная комната наполнилась смехом, добрым и чистым. Даже кусающийся виновник улыбнулся от уха до уха, радуясь, что его не накажут за небольшое противостояние. У каждого из мальчиков в голове пробежала мимолетная мысль, что, может, эти взрослые не такие уж и плохие? У каждого из них были свои вопросы, но ни один, ни второй не собирался слепо доверять. Взрослые ведь умеют обманывать, они мастера этого дела. Отплевываясь от воды, что затекла в рот, пока с них смывали остатки душистого мыла, дети отвлеклись и даже не сразу заметили, что их раны уже окончательно обработаны, а ушибы и синяки намазаны мазью. Их подняли на руки и завернули в махровые полотенца. — Может, в мою?.. Она больше, и кровати там две. — Как вариант. Но ты уверен, что позволишь из нее сделать детскую? — А почему бы и нет. Ведь пока ты рос, жили же в одной комнатке. Да и будешь у меня под контролем. — Реборн! Я уже давно не тот мальчишка! — Хм. Двум извечным врагам сложно находиться в одном помещении. Слишком тесно, слишком сильно стучит кровь в висках, так и хочется разорвать в клочья, подавить ауру жажды убийства того, кто рядом. Только сейчас не тот момент, босс наказал следить и не потерпит иных вариантов. Именно сейчас за драку можно получить неплохой разнос. И пока они сверлили друг друга яростными взглядами, дверной замок звонко щелкнул. В следующую минуту Хибари и Рокудо, стоявшие неподалеку от комнаты их босса, смогли наблюдать неожиданную для себя картину. Из комнаты вышел Реборн, на его руках был маленький Кея, взъерошенный, укатанный в пушистое полотенце, осматривающий все, за что только цеплялся взгляд. Да и сам он цеплялся за порядком мокрую рубашку киллера. Следом за Реборном вышел босс, несший в руках такое же взъерошенное чудо с колким недоверчивым взглядом. Чудо обратило внимание на стоящих взрослых и чуть сильнее прижалось к Тсуне, испугавшись. — Ну, и чего вы тут делаете? — Тсунаеши-кун, а ты думаешь, что я тебе доверю себя? Отдай ребенка, я сам о нем позабочусь. — Нет. — Травоядное, — прошипел на манер змеи Хибари. — Я не позволю тебе… — Достаточно. У нас, между прочим, дети замерзают. Идем, Тсуна. На данный момент конфликт исчерпал себя, даже толком не начавшись. Рокудо зло сжал древко трезубца, которое появился в его руках, когда в янтарных глазах вспыхнул яростный огонь. Ему не нравилось нахождение его прошлого я рядом, ему не нравилось, что эти люди могли теперь узнать его истинного, увидеть его настоящее лицо и ту боль, что он пережил. Ему все это очень не нравилось, да и сама ситуация напрягала не меньше. Если хоть кто-нибудь попробует навредить ему маленькому, то он мигом погибнет. Рокудо принял решение не отходить ни на шаг от маленького себя, пока последствия не исчезнут. Пока он маленький не вернется в свое время. К такому же решению пришел и Хибари. Доверять свою жизнь кому бы то ни было, он не собирался. Но киллер и их босс были сильны даже по одному, а уж вдвоем и подавно. С другой стороны, нянчиться с ребенком, даже несмотря на то, что это ты сам, не хотелось. Да они и не умели. Опасность, конечно, высока, но, может быть, такой расклад событий будет лучше. Может быть. Пока дети обсыхали, сидя на кровати в коконе из одеял, Тсуна попросил Грию перенести купленные вещи в комнату Реборна и принести еды для них и для детей. Сильнейший босс мафии осматривал комнату своего учителя: он невольно подмечал удобства и то, что комната большая, и то, что здесь намного светлее, но при этом как-то более уютно. Нет, в его собственных комнатах тоже было все хорошо, но в покоях Реборна, где ни разу не был, он подмечал необычайную простоту, тут все было как-то по-домашнему. И светлые стены, и письменный стол, и даже гамак. Последний был в разы больше, чем тот, в котором спал сам маленький аркобалено. Тсуна задорно улыбнулся, а когда в комнату вошел Реборн, его улыбка стала еще шире. — Ну, чему радуешься? — Тебе это не кажется ностальгией? — Не боишься потерпеть поражение? — Поражение — это когда ты с ним смирился. А я не смирился, неудач будет много, но не поражений. Мужчина лишь хмыкнул в ответ, обходя Тсуну и кладя одежду перед детьми. И вправду, ведь зачатки характеров у них уже имеются. Только вот Мукуро, кажется, не повезло сильнее всего. Уже не дети, но еще не взрослые, те, которые видят и чувствуют больше, чем хотят, но не верят или не хотят верить в то, что является правдой. Все домыслы и рассуждения лишь выводы из их собственного жизненного опыта. Но они обязательно это исправят, ведь Тсуна не сдастся просто так. — Ты похож на Хоодо, — проговорил ребенок. Тсунаеши подсел к Кее, устраивая его у себя на коленях и убирая челку со лба. — Чем же? — Ты добрый и яркий. Я был однажды в храме Бёдо-ин. Я знаю, что говорю. — Хорошо, хорошо, сдаюсь, — Тсунаеши озорно рассмеялся, а ребенок надул щечки и сполз с его колен к своему другу, что игрался с маленьким хамелеоном. — Интересно получается. — О чем ты, Реборн? — Ты что, даже историю своих божеств не знаешь? — Ты же знаешь, я был двоечником, — Тсуна улыбнулся, ероша волосы и поудобнее укладываясь на кровати. — Как был никчемным, так им и остался. Хоодо — это феникс, что рождается раз в тысячу лет. Возрождаться он не может, лишь рождается. Примо тоже можно было бы назвать Хоодо. Тсуна не стал отвечать. А что тут можно сказать? Он был даже немного расстроен тем, что Реборн до сих пор не увидел в нем взрослого, целеустремленного и сильного мужчину. Но от мыслей отвлекла зевота ребят. — Так, давайте-ка спать. — Но я еще не хочу спать! — Кея боролся со сном, не смотря на то, что глаза уже слипались, и зевал он все чаще. — Не жди от меня помощи. Справляйся сам, — Реборн переоделся в пижаму и лег в гамак. Немного поворочавшись, он наконец-то устроился и прикрыл глаза. Пока Тсуна следил за Реборном, Кея уже заснул на горке из одеял. Савада улыбнулся, взъерошил волосы Мукуро и поправил одеяло. Лег посередине кровати, подтянув к себе Кею. Уложил его поудобнее, укрывая одеялом до носа, а рядом под бок пристроился Мукуро. Будет утро, будет пища. Так думал Тсунаёши, засыпая с двумя грелками. Мукуро не верил в чудеса. Но мир перевернулся с ног на голову. Он боялся, страшно боялся, что это всего лишь сказка, всего лишь мечты, плод его истерзанного воображения. Ему было страшно, что все это нереально: протяни руку и под боком будет лишь маленький мальчик, что стал ему другом, открой глаза и увидишь лишь голые мрачные стены. Именно поэтому сейчас Мукуро дрожал, ему было страшно открыть глаза, ведь сегодня он прожил сказочный день. Он жмурился, а желудок скручивало болью и даже кололо сбоку. Ему хотелось есть. Бульона, что им давали, было достаточно. И он был, конечно же, вкуснее той жидкой похлебки, что им выдавали раз в сутки в камерах. Но желание и соблазн велики, ведь сейчас Мукуро не был заперт. Немного погодя он открыл глаза. Пушистые волосы дяди, что обнимал его одной рукой, разметались по подушке, ресницы вздрагивали, а рот был чуть приоткрыт. Это показалось забавным. Мукуро приподнялся на руках, прислушался к мерному дыханию спящего, обернулся в сторону гамака: там тоже было тихо. Осторожно сняв руку с чужого тела, он сполз с высокой кровати, ставя ноги на холодный пол и пройдя мимо тапочек. Он не хотел создавать лишний шум. Крадучись подойдя к двери, услышал тихий шепот на грани слышимости. — Мукуро, ты куда? — прошептал Кея, оборачиваясь к нему и чуть приподнимаясь. — Кушать хочу. — Я с тобой. Кея так же тихонечко спустился с кровати и осторожно вышел в коридор, где Мукуро его уже ждал. Мукуро огляделся: рядом с дверью было что-то не так, ему показалось, что пространство рябит. Он всмотрелся пристальнее, пытаясь хоть что-то разглядеть в приглушенном свете коридора. Ясно ощущая чьё-то присутствие, но не мог понять, где именно. — Ты чего? — Ничего. — А где здесь кухня? — Не знаю, будем искать. — Может, внизу? — Может. Пойдем. Кея взял Мукуро за руку, и они осторожно прошли по полутемным коридорам, озираясь и прижимаясь к стене или дверям, если им слышался хоть какой-нибудь звук. Совсем немного прошло времени, прежде чем они спустились вниз. Их остановило убранство дома. Картины, мягкая мебель, какие-то вазы и прочие роскошные вещи, что находились повсюду. Их можно было осторожно коснуться, чуть дольше посмотреть. Кея спрашивал у Мукуро: «Что это, а это что?» А Мукуро не мог ответить, он знал лишь элементарные вещи, о которых ему рассказывали сокамерники. А на первом этаже оказалось слишком много входов и выходов. Они забрели в пустую кладовку и спальню прислуги, нашли еще одну кладовку, но уже с вещами. И все-таки вышли к кухне. — Давай включим свет? — Кея жался к Мукуро, крепко сжимая его ладошку. — Нельзя, если нас заметят, будет плохо. — Почему? — Взрослые не любят непослушание, — немного грустно отозвался Мукуро. А потом он просто тоже сильнее сжал ладошку Кеи, осторожно ступая вперед, оглядываясь и все так же хмурясь, чье-то навязчивое присутствие не давало ему покоя. Он знал, что кто-то следил за ними. В голову пришла мысль — бежать. Но бежать обратно в комнату или из этого сказочного дома? Он не знал. Желудок продолжал предательски ворчать. Ах, нет. Это не его желудок так ворчал, это маленький друг сильно проголодался. И теперь Мукуро уже точно не пошел бы назад. Его снова посетила мысль. Быть может, если днем все случилось так неожиданно, то их не накажут, если они возьмут немного хлебушка. А может, наоборот, их ждут давно знакомые издевательства. Мукуро отпустил руку друга и пододвинул стул к полкам. Не достать. Он забрался на стульчик, следом и на стол, что стоял около плиты, и, лишь протянув руку, он услышал чьи-то громкие шаги, а после громкий цык. Он не стал разбираться, не подвинул стул назад, а быстро спрыгнул, и, схватив Кею за руку, юркнул под стол, прячась. Низкая скатерть, что свисала со стола, не сильно прятала мальчишек. На кухне включился свет, и следом плотно закрылась дверь. Пришедший, проходя мимо Кеи и Мукуро, зашумел тарелками и ножами. Они вздрогнули, когда стул рядом с ними отодвинулся, и с непониманием посмотрели, когда на этом же стуле оказались три чашки и большая тарелка с чем-то съедобным. А потом к ним под стол забрался тот самый дядя с пушистыми волосами. Мукуро быстро спрятал Кею за спину, чуть отодвинувшись, с паническим страхом смотря на Тсуну. А когда перед ними поставили тарелку и чашки, то совсем растерялся. Он отпустил Кею, осторожно потянулся к тарелке, в любой момент готовый дернуть руку назад. Взял бутерброд и протянул его другу, осторожно косясь на взрослого. Немного замешкался, но все же потянулся за еще одним, для себя. Надкусил горячий бутерброд, держа его двумя руками, будто боялся, что сейчас отнимут, и медленно пережевывая. Глаз Мукуро было не видно в тени, а слезы скатывались по детским щекам. Он ел и хлюпал носом. И, быть может, стер бы слезы рукой, но бутерброд был слишком горячим, и он боялся не удержать столь вкусную еду в руках. Человек, что спас, укрыл и отогрел, сейчас придвинул его к себе и гладил по голове. Мукуро замер, боясь ударов, наказаний, криков, но дядя наоборот успокаивающе поглаживал по голове, прижимая его к себе и предлагая еще один бутерброд. А Мукуро давился молчаливыми слезами: слезы затекали в рот, делая вкусную еду чуть горьковатой. Но у него не получалось сдержать себя. А дядя лишь молча подкармливал его и Кею, который тоже смотрел с непониманием. Это не сон, не воображение. Спасен ли он? Может ли рассчитывать на лучшую жизнь? Он был готов еще столько же отсидеть в лабораториях подопытной крысой, лишь бы этот день не кончался, лишь бы явь не растаяла в руках. Мальчишки сидели по обе стороны от Тсунаёши, и, допив горячий шоколад, немного разомлели. Сытые и в тепле, они уже почти что спали. Тсуна осторожно вытер слезы с детских припухших щек. Он даже думать не хотел о том, что пережил ребенок, и надеялся, что у него будет достаточно времени на то, чтобы подарить им с Кеей хоть немного детства. Тсуна залюбовался маленьким Мукуро: пока еще не озлоблен, но уже обижен. Обратил внимание на второго маленького сломленного ребенка, убрал черную челку, закрывшую глаза. Эти дети несчастны. Совсем недавно он думал о рычагах воздействия на них, но теперь видел, что никаких рычагов нет, ведь все самое худшее, что могло произойти, они уже видели. Теперь он понимал чувства и души своих самых капризных и независимых подчиненных. — Что за ранний завтрак в четыре утра? — Тише. Сбежали в поисках еды, — Тсуна улыбнулся, ему казалось, что, как только дети привыкнут, настанут веселые дни. Ему хотелось, чтобы так и было. — Поможешь? Реборн тихо отодвинул стул и сел на корточки, чтобы взять на руки Кею. Тсуна, осторожно поддерживая Мукуро, поднял его и вылез из-под стола, стараясь взять поудобнее, чтобы ненароком не потревожить сон маленького иллюзиониста. Тихо прошептал ему на ухо: «Все хорошо, не надо бояться. Спи» Мукуро начал успокаиваться, его лицо сейчас было расслаблено. Он немного повернулся на руках, уткнувшись носом в грудь Тсуны. Тот снова улыбнулся. Стараясь не шуметь, возвратился в комнату. Одновременно пытаясь не засмеяться от вида картины, которую нарисовало ему воображение. Ведь утром на кухне прислуга найдет под столом тарелку с бутербродами, три пустых чашки и стулья, что расставлены не по порядку. Смешок все-таки вырвался, и Реборн шикнул на него, хотя и сам шел следом, улыбаясь. Улыбался потому, что нашкодили, потому, что они не одни. За ним шаг, за шагом следуют.