Save no stras animas

Их взгляды беспокоят его, и, хотя никакой угрозы нет, но хочется убежать. Возможно, он считает себя виноватым. Наверное, слишком много себе позволил, и не только он. Его друг теперь слишком понурился и стал серьезным, он больше не смеется, не бегает и не играет. Всего пару часов, а все сменилось так резко. Будто вот сейчас небо чисто-голубое, но через секунды на нем появляются облака, а после свинцовые тучи, что грозят своим громом. Все слишком быстро и страшно. Да. Страшно. Он поводит плечами, замирает совсем ненадолго, устремляя свой взгляд в никуда. — Пойдем. — Нас опять могут отругать. — В этот раз нас некому будет ругать. Пошли. Мукуро находит взглядом стопку одежды, что предназначается для них, он спрыгивает с кровати, направляясь к вещам, чтобы одеться потеплее. Кея следит за своим другом, который привел их к сложившейся ситуации. Ему хочется крикнуть: «Это ты виноват!» Но он для своего возраста обладает не меньшим умом, чем Мукуро, и родители научили его думать и просчитывать. Виноваты в этой ситуации оба. И если подумать, то это всего лишь мелочи, по сравнению с тем, через что они уже успели пройти. Кея переворачивается на живот, чтобы слезть с кровати. Итальянские улицы заполнены людьми, края домов усыпаны цветами, что цепляются своими шипами. Зелень так и вьется к солнцу, тянется вверх по черепицам крыш, цепляясь усиками за края, разрушая старые постройки миллиметр за миллиметром в течение многих лет. Мукуро озирается по сторонам, глаза блестят: столько нового, интересного и непонятного для него. Люди снуют, кто-то смеется, кто-то ругается, никто никуда не спешит. Жизнь кипит. Маленькие дети гуляют одни в большом и слишком шумном городе, на них никто не обращает внимания, взрослые проходят мимо. Это нормально, когда дети на улице средь бела дня. Старый мужчина треплет свою седую копну волос; день выдался довольно жарким и тяжелым, и он порядком сегодня устал, загружая свежую выпечку. Поправив желтый фартук и разглаживая складки на животе, мужчина надевает соломенную шляпу на голову. Он любит свой родной город и теплые деньки, но иногда палящее солнце может быть безжалостно, особенно к таким старикам, как он. В свои годы у него довольно неплохой слух, и, когда слышит чей-то шепот, поворачивается к прилавку. Но его густые брови поднимаются вверх. Покупателей нет, а шепот доносится. Он наклоняется над товаром, чтобы посмотреть за прилавок, и наконец-то найдя двух мальчишек, улыбается. — Что мальчикам угодно? — доброжелательно спрашивает старый торговец. — А сколько стоит пирожок? — в ответ поднимает глаза от прилавка Мукуро. — 30 лир. Кушать хочется, а что есть непонятно, но как же хорошо, что его друг сведущ в людской жизни. В нормальной жизни. — Дайте два, пожалуйста, — Мукуро протягивает купюру с номиналам в пять тысяч лир. Продавец удивленно смотрит на ребенка — И откуда у вас такие деньги? — Папа дал, — лжет Кея, как только Мукуро замялся. — А кто ваши родители? — старик уже примерно знал, но хотел убедиться. — Рокудо и Хибари, — резко отвечает Мукуро, проведя связь между собой и взрослыми. — Ум-м-м. Да, помню этих замечательных юношей, они тогда очень сильно помогли нашему городу. Как же вас зовут? — Кудоро и Рикая, — парни оборачиваются друг на друга, строя страшные глаза. Куда их может привести этот разговор — непонятно. — Славные мальчики, и так похожи на родителей. Вот вам пирожки, я разменял вам по тысяче лир. — Спасибо вам, дедушка, — Мукуро ярко улыбается, щурит глаза от попавших лучей, и с довольной моськой ребята убегают от торговца. — Гуляйте, пока не стемнело, — кричит им вдогонку старый торговец. Старик смотрит в небо, улыбается яркому солнечному дню. Он рад, что у таких смелых, сильных людей есть такие очаровательные дети. — Откуда у тебя деньги? — Я одолжил их дяди Тсуны, — легко отвечает Мукуро, садясь на деревянную скамейку. — Ты их украл! — Кея в этом уверен, но не осуждает своего новообретённого друга, он садится рядом с Мукуро, прячась от палящего солнца под тенью широкой кроны дерева. — Нет! Одолжил! Я потом все верну, — упрямо утверждает Мукуро. Уж он точно не желает быть вором. Он помнит истории некоторых ребят из лаборатории, которые рассказывали, как бездомно они жили на улице, как воровали, для того, чтобы выжить. — И как же ты это сделаешь? — Ну, я обязательно вырасту, заработаю и отдам. Здесь ничего сложного. Кея так не считает, все-таки, по его мнению, это воровство. Он старается верить Мукуро, ведь тот был с ним и делился всем, что есть. Он улыбнется и станет есть пирожок, что им подарил старик, ведь он не взял ни лиры за угощение. Это так здорово быть на свободе. Да, пусть он еще мал, но теперь он знает цену. А еще он будет болтать ногами, слушая странные рассказы своего друга, такого же несведущего, как и он. — А сколько это, тысяча лир? — спрашивает Мукуро. — Я не знаю. Там, где жил я, деньги назывались иенами, — Кея немножко хмурится, и на юном лице это кажется смешным. Мукуро в ответ смеется, тыкая пальцем промеж бровей и ярко, по-доброму улыбаясь. — Тебе не идет хмуриться. Знаешь, это все же здорово, что тебе вкололи тот препарат. — Не уверен, это было очень больно, но папа говорил, что учить и знать языки очень полезно. Мукуро поникает при слове «папа». Он безумно завидует и одновременно не завидует своему другу. У того была семья, он знает, что такое родительская любовь. Но ведь у Кеи больше нет родителей. Мукуро очень хочет оказаться на месте своего друга, быть может, тогда у него была бы другая жизнь? Он и дальше бы грустил, но дети быстро отвлекаются. К ним под ноги подлетает стайка щебечущих воробьев, что собирают хлебные крошки, осыпавшиеся от пирожков. Мукуро с довольной моськой кусает пирожок, пачкая щеки в повидле. Он не думает о том, что будет потом, он пока не умеет думать о завтрашнем дне, не научился. Ведь живя в лаборатории, он не знал, сможет ли открыть глаза, если сомкнет веки. Ему кажется, что они поступили правильно. Может, не вся мафия такая плохая, думает Мукуро. В его маленькой головке ворох мыслей, что путаются друг с другом. За эти пару дней он осторожно наблюдал за людьми, с которыми он взрослый сошелся, пытался понять почему? Почему он пошел с этими людьми, ведь он ненавидит мафию. Он даже не смог бы передать то, что пережил, даже для того, кто сидит рядом. Не сможет. Лучше забыть, забыть этот горький эпизод жизни и никому не рассказывать. Главное, что он больше не в этом аду. А все остальное неважно. Поэтому Мукуро озорно смеется, болтая ногами, и снова откусывает от пирожка. — Куда мы пойдем? — спрашивает Кея. — Тебе нравится природа? — Мукуро нагибается, опирается руками о колени и с хитринкой в глазах смотрит на Кёю, выжидая. — Да, — удивленно отвечает тот. — Тогда побежали, — Мукуро хватает за руку Хибари и тянет за собой. Крепко сжимая ладошку Кеи, он бежит со всех ног вперед, пробираясь через толпу, ему весело, и если обернуться через плечо, то можно увидеть, что Кее тоже весело и он совсем не отстает. Они расталкивают людей, кто-то кричит им вслед, кто-то ворчит, но, как правило, дорогу уступают. Они пересекают улицу за улицей и попадают на веселую ярмарку. Люди толпятся, торгуются, что-то кричат. Множество непонятного находится на ларьках, странные вещи и товары, какие-то безделушки, о предназначении которых они даже и не подозревают. Хотя есть достаточно знакомых вещей, которые Кея узнает и рассказывает о них Мукуро. Тут кипит жизнь и есть еще много других детей. Они не присоединяются к этой группе, но находятся неподалеку от них. Ведь уже вечер, и детям не положено находиться на итальянских улицах одним. -Мукуро, пойдем домой, нам уже пора возвращаться. Мукуро замирает на месте, немного грустнеет и отрицательно качает головой в ответ. В голове проносится много мыслей. Это не его дом, он там чужой. Да, им помогли, накормили, одели, спасли, но это не его дом. Они мафия, и, когда он думает, что, быть может, они и неплохи, у него всплывает сегодняшний случай в голове. Ведь его маленького новообретённого и единственного выжившего друга сегодня ударили. За шалость? Бардак или непослушание? Он не признается, но ему действительно страшно. Он боится себя взрослого и тех, кто его окружает. Он не знает, как поступить правильно, он растерян и поэтому снова качает головой в знак отрицания. — Мы для них обуза, — обреченно шепчет Мукуро, прекрасно понимая, что выжить будет нелегко. Кея так не думает. Собственно, пощечина была заслуженной, несмотря на несправедливость и до сих пор саднящую щеку. Он сам не уверен в тех людях, но дядя слишком уж сильно похож на хоодо, хотя он немного трухнул перед собою взрослым. Он продолжает всматриваться в расстроенное, но упрямое лицо друга, поджимает свои тонкие губы, принимая единственно верное решение, опираясь на сказанные некогда мамины слова. И вправду, если они им нужны, то, может быть, их тогда будут искать. Хотя он не понимает, для чего они им. Слишком беспечно они себя повели, и в тот момент, когда Мукуро был готов окончательно доказать свое решение, к ним со спины подошел полицейский. — Дети, где ваши родители? — поинтересовался строгий мужчина в форме. На его вопрос ребята, как в замедленной съемке, осторожно обернулись, Мукуро посмотрел с удивлением, а Кея исподлобья. И если полицейский решил, что дети наивны, то он сильно ошибся. Двое ребятишек резво стартовали вперед, не обращая внимания ни на кого, огибая людей, и следя друг за другом. Мукуро бежал немного медленнее, ведь раньше ему нечасто приходилось бегать, Кея притормозил, дожидаясь его, опрокинул стоящий у стены дома велосипед под ноги полицейского, из багажника посыпались апельсины, что рассыпались по аллее, полицейский обежал преграду и продолжил преследовать детей. И быть может, он бы и поймал их, только вот они разделились, огибая один из старейших домов. — Черт! — выругался полицейский, сплевывая и восстанавливая дыхание. Подготовка у него неслабая, но все же догнать двоих резвых ребятишек ему не удалось. Осталось лишь понадеяться, что кому-нибудь удастся сделать это за него. — Они ушли на юг, — сообщил по рации мужчина. — Принял, — прошипела рация в ответ. В Италии не положено детям быть одним, они или эспозито, и находились на попечении государства, либо потерянные, беглецы, что должны оказаться снова в стенах дома. Группа полицейских, патрулировавшая этот участок, сразу заприметила их, теперь осталось лишь доехать до участка и узнать, не разыскиваются ли они? Мукуро остановился, дыша тяжело и с хрипотцой, его колени тряслись и болели, еще ни разу в жизни ему не приходилось так быстро бегать. Он оглянулся, ища Кею, но того нет. Мукуро решил, что стоит подождать возвращения друга на месте, чтобы не потеряться, ведь он успел шепнуть, чтобы встретились за домом, а услышал ли он? Должен был, ведь в другую сторону повернул же. Но в течение некоторого времени, пока Мукуро успокаивался и пытался выровнять дыхание, Кея так и не появился. Страх за него закрался в сердце, стало жарко. Если они разъединились, это будет конец их бегству. В большом городе он смог найти молчаливые улицы, на дороге грязь и мусор, невольно мальчик вспомнил свой дом. Там было светло, и соседи тоже были любителями чистоты, а здесь мусор и пахнет как-то гадко. И он помнил, как отец запрещал заходить на подобные улицы. Кея вертелся на месте, осторожно ходил полукругом возле огромного, высокого дома из серого камня, он искал мальчонку, что стал опорой ему в чужом мире, но не находил. Ребенок не уверен, страх ли чувствовал внутри себя, но беспокойство определенно есть. Еще немного постояв, он все-таки набрался смелости выйти обратно на ту самую улицу, где полицейский их чуть не поймал. Мукуро отчаялся, слезы выступили на глазах, он чувствовал себя виноватым. Ну, что такого, подумаешь, отругали за шалость, в которой он же и был виноват. И вот сейчас он потерял Кею и понимал, что ещё больше разочаровался в себе, это снова он совершил ошибку. Во всем всегда виноват только он. Может быть, отец был прав? Может быть, именно поэтому он стал для них крысой? Не потому ли его держали взаперти? Чтобы не принес проблем? — Мария, пожалуйста, — прошептал Мукуро дрожащими губами, обнимая себя за плечи, опускаясь на корточки у стены. — Пожалуйста… Сзади кто-то коснулся его плеча. Мукуро радостно обернулся, но улыбка померкла в мгновенье, как только увидел сухую старуху. Он резко поднялся на ноги, скидывая руку с плеча, и побежал, слыша вдогонку брань старухи. Мукуро не смотрел вперед, слезы ослепили его, он бежал, не поднимая головы, пока не врезался и больно не упал на задницу. — Я уж думал, не найдемся. — Кея, — прошептал Мукуро. — Ты нашелся, как я рад, как рад. Спасибо тебе, — Рокудо обнял найденного друга. Странно для него это и порыв, и объятья нечасто были. Хотя этого мальчика он уже не в первый раз обнимал. — Я тоже немного испугался. Я там мост видел, под ним река, можно остаться на ночь. Мукуро кивнул, его хохолок качнулся за ним, отчего Кёя засмеялся, Мукуро надулся, и вроде сейчас будет перепалка, но это просто беготня. Он шел за Кёей через темные улочки, выходя на небольшое поле. Там, и вправду, широкая река. Очень хотелось пить. Утолив жажду, мальчики наломали ветвей с кустов и, положив их на каменную плиту, что сегодня заменяла им постель, улеглись, прикрывая себя такой же густой ветвью, самой большой, которую они смогли сорвать вместе. Сквозь сон он услышал звуки, голоса и треск. Он еще не успел полностью проснуться, а уже слышит… — Ей! Вы что здесь делаете? Это наше место! — кричал парнишка в кепке, махая длинным рукавом куртки, которая была ему явно не по размеру. Мукуро дернулся, подобное он уже слышал в лаборатории и понимал, что могло произойти. Но не это удивило, сейчас его волновало поведение маленького друга, что стал слишком серьезным и собранным, только вот с глазами что-то не так. Он первый проснулся на шум и сразу же поднялся с лежанки, пока Мукуро сонно разбирался в происходящем. Уличные дети, они же беспризорники, в грязных лохмотьях, скалились, являя миру ряд кривых зубов. Ребятни слишком много, они словно стая, готовая броситься и оторвать кусок побольше и пожирнее. Самый старший держал руки в карманах грязных штанов, смотрел безразлично, затягивая ядовитый дым. Самый маленький грыз грязные ногти, у него запавшие щеки, и он глядел большущими глазами на ребят. Кея сжал кулаки, Мукуро поднялся с плиты…