Диалоги на тетрадных полях

      Джорджи больше всего на свете нравятся автобусы. Он подолгу смотрит на них, зелень и голубое небо отражаются в стёклах. Джорджи смотрит и жмурится от удовольствия. Столько времени собирал на улицах потерянные людьми монетки, чтобы накопить на поездку, и вот, свершилось. Джорджи никогда раньше не ездил на автобусах, только смотрел подолгу, чуть ли не целыми днями мог так стоять.       Но теперь Джорджи сидит в автобусе, принюхивается к запахам духоты и бензина, и глаза его сверкают от радости свежей весенней зеленью. Джорджи высыпает мелочь в руку кондуктора и так счастливо улыбается, что никак не получается ругаться на него. Он забивается в уголок к окну, ёрзает от нетерпения и почти перестаёт дышать, когда целую вечность спустя автобус всё-таки отъезжает от остановки. Джорджи слушает шум колёс и мотора, прижимается тёплой щекой к стеклу. Сначала от счастья он даже не слышит чужих голосов. Но потом они всё-таки врываются в уши.       — На берегу моря часто бывают шторма, но это совсем не страшно, потому что после шторма море выбрасывает в дар прибрежным жителям свои сокровища. Самым ценным, понятно, издавна считается янтарь — золотые капли застывшего солнечного света, не отразившегося от поверхности волн, а утонувшего в его глубинах, — но тот, кто вместо янтаря найдёт вечную память о лазурных волнах и серых бурунах, о тёмном морском дне и о закатном солнце на глади воды, будет счастливее в тысячи раз.       Джорджи растерянно моргает и думает, что ему, наверное, очень повезло, и попался волшебный автобус, ну, или просто слышится. Потому что он столько раз прислушивался к проезжающим мимо автобусам, и ещё ни один — честное слово! — ни разу не заговаривал с ним!       Голос, тем временем, замолкает на пару секунд, чтобы почти сразу же начать снова:       — Звёзды кружатся в собственном танце, ритм коего неуловим человеческим глазом, но зато прекрасно укладывается в такт любого, даже самого непослушного сердца. Звёзды пляшут и по одной выходят из круга — спотыкаются и падают, кто на небесный свод, а кто и на земную твердь.       Голос говорит торопливо, чуть ли не глотая буквы, а то и целые слова, будто хочет залпом выплюнуть побольше текста, а то захлебнётся, словно хочет отдохнуть от этой болтовни, но никак не получается.       Впрочем, и называть его слова просто болтовнёй язык не поворачивается.       Джорджи вертит головой, пытаясь найти источник такого восхитительного звука, и натыкается взглядом на двух людей, сидящих за ним.       У того, который трещит без умолку, золотистые искры в глазах и бронзовая кожа. Волосы, чёрные и взлохмаченные, прижаты к шее стянутыми с головы наушниками. Он бурно жестикулирует и говорит, останавливаясь только для того, чтобы вдохнуть. Второй, напротив, молчит, но зато внимательно смотрит на первого. У него светлая кожа, украшенная мелкими убористыми витыми буквами татуировок, нежно-золотистые волосы и прозрачно-зелёные глаза. Джорджи улыбается. Ему нравятся люди с зелёными глазами.       — Светлые пушистые почки распускаются на деревьях, когда приходит весна, и солнечный свет возвращается из своих дальних странствий и машет рукой: «Привет! Как вы тут без меня?»       Темноволосый замечает взгляд Джорджи и улыбается, говорит почти без перерыва, передразнивая сам себя:       — Привет! Ну как вы тут без меня?       Джорджи растерянно кивает и несмело улыбается. С ним впервые заговаривают люди. Или, во всяком случае, кто-то очень похожий на них. С первого взгляда не понять.       — Лойи, — жизнерадостно представляется болтливый. Щурит глаза, разглядывая Джорджи, как будто не очень хорошо видит. Люди в таких случаях обычно носят очки, но у Лойи их нет. Джорджи бы тоже ни за что не стал носить, если бы у него были такие прекрасные солнечные глаза. Собственные зелёные ему, конечно, нравятся не меньше.       — Меня зовут Джорджи, — говорит он не без удовольствия. Ему очень нравится собственное имя — такое восхитительно человеческое и обычное, приятно перекатывающееся по языку. Лойи кивает и указывает взглядом на своего молчаливого приятеля:       — Это Лафале. Он не слышит и говорить не может, так что ты не удивляйся. Он хорошо читает по губам, так что отлично нас понимает. Мы с ней вместе, — многозначительно говорит он Джорджи. Мальчик хмурится, думая, что его новый знакомый оговорился. Совершенно точно, перед ним сейчас сидели два парня. Но он поднимает голову и видит Лафале — хрупкую девушку с огромными глазами. Девушка смущённо улыбается, глядя, как Джорджи растерянно хлопает глазами. Лойи смеётся, а потом берёт Лафале за руку. По телу девушки будто проходит рябь. Пылающими огненными буквами меняются надписи на её коже. «Я люблю тебя», — читает Джорджи. Слова могут быть разными, но суть у всех одна. Лойи отпускает ладонь, и рябь бежит снова, обращая слова в новые длинные тексты. Джорджи вопросительно смотрит на так не кстати замолчавшего Лойи.       — Я не очень хорошо вижу, — поясняет тот, подтверждая догадки мальчика. — Раньше, наверное, можно сказать, был слепым.       — Как это? — удивляется Джорджи. — Как же ты сейчас видишь?       Лойи пожимает плечами.       — Ну, вот так. Научился, и вижу. Если ты не человек, для того, чтобы начать видеть, иногда достаточно просто узнать, что так бывает. Или чтобы тебя увидел кто-нибудь другой. Или и то, и другое сразу.       Джорджи задумчиво кивает. И тут же вспоминает, что этому облику свойственны иные потребности. Он моргает с изумлением понимая, что из глаз потекла влага, и это, вообще-то, больно. Когда он снова смотрит, Лойи — девушка, а Лафале — снова парень. С сожалением Джорджи думает, что его новые знакомые ну ни капельки всё-таки не люди.       Лойи беспечно посвистывает что-то под нос, улыбается и смотрит краем солнечного глаза на Лафале. Джорджи ёрзает на своём сиденье. Украдкой косится на собственные руки. Кожа потихоньку становится темнее и твёрже. Мальчишка переводит взгляд на новых знакомых и поднимается с места.       Солнце пляшет в глазах продолжающего самозабвенно болтать Лойи:       — В старом городе каждый день рождается новая история. Начинается с одного слова, но очень быстро разрастается до целого сплетения длинных фраз. Если внимательно слушать, можно услышать их прямо в воздухе. И если ты стал персонажем того неведомого, что рассказывает их, или случайно услышал, запомни, потому что это абсолютно точно очень важно и абсолютно точно безумно хорошо. Я не знаю, что лучше — быть тем, о ком говорят, или тем, кто слышит.       Джорджи молчит несколько минут, вдумываясь в слова, затем кивает, мол, хорошо, так и сделаю. Быть и тем, и другим сразу — просто замечательно, а случайно услышанный совет — самый лучший. Лафале — кривое зеркало слов Лойи, и если бы не было кривым, они бы не дополняли друг друга, как две разные стороны единого целого, которым и вовсе не суждено было бы встретиться, потому что луна не бывает без своей обратной стороны, но всё равно никогда не видит её.       Джорджи машет им рукой и выходит из автобуса, гладит ладонями на прощание тёплые поручни. Он заехал чудовищно далеко от дома, но это как раз абсолютно не важно.       Джорджи торопится, выбегает на газон и замирает. Кожа становится твёрже слой за слоем. Джорджи улыбается тому, кто смотрит на него сквозь небесный свод. Закрывает зелёные, как молодая листва, глаза…       И расправляет ветви.