***
«Какая же я дура! — думает Римма с утра. — И что на меня вообще ночью нашло?!» Идти в другую комнату ей совсем не хочется. Что говорить этому странному пареньку? «Извини, я просто сама не помню, что на меня нашло. Не мог бы ты со своими собаками сию же секунду уйти и больше никогда не появляться в моей жизни?» «Собаки! — думает Римма. — Господи-боже, ещё и собаки! Блохастые!» Но из коридора не слышно ни лая, ни какого-либо ещё шума. Римма с опаской заглядывает в комнату. Мальчишки с цветными волосами в кресле нет, а само оно аккуратно сдвинуто на прежнее место. И ничего не пропало, хотя это-то не удивительно. Что у неё вообще красть? Римма задумчиво проводит рукой по креслу — «Как же он, чёрт возьми, ушёл?!» — и находит на подушке круглые гладкие камешки. Лунные камни, словно бы светящиеся изнутри. Римма думает о том, что лучше бы это всё было галлюцинацией, но ничего не может поделать с тем, что мальчишка — как его там звали? Тоалли? — становится ей всё более симпатичен. Римма весь день старательно не вспоминает о нём, предпочитая считать произошедшее невероятным сном — приятным ли, страшным, какая к чёрту разница! Римма занимается обычными делами — нормальными, человеческими делами! Только время от времени вертит в руке тёплые и гладкие светящиеся камешки. Вечером она садится за стол, закрывает лицо ладонями и называет себя дурой ещё пару десятков раз. Тоалли возвращается уже ночью, застенчиво звонит в дверь. Собаки жмутся к его ногам и пытаются слиться с тенями. — Привет, — смущённо говорит дух. — Я хотел извиниться перед тобой за маму. Ты понимаешь, она просто очень хочет, чтобы у меня были друзья. Настоящие, а не из книжек. Так что ты прости, пожалуйста. Римма кривовато улыбается, не зная, как реагировать, и пропускает его в квартиру. Тоалли проходит на кухню и с ногами забирается на маленькую табуреточку. Римма зачем-то ставит чайник и говорит: — Это настолько бредово, что я тебе даже верю. То есть, я, конечно, знаю, что духи есть, это все знают, я их на улицах каждый день вижу постоянно. И чудеса тоже изредка случаются — только не со мной, понимаешь? Никогда не со мной, ни за что, так не бывает, всё, точка, неоспоримое решение мироздания. И тут появляешься ты. Тоалли молчит и несмело улыбается. Когда люди расстроены или испуганы, они так обычно не болтают. То есть, болтают иногда, но всё равно иначе. Тоалли меньше всего хочет, чтобы его боялись. Пусть уж лучше сердятся. Но Римма даже не сердится. Римма спрашивает: — А куда ты исчез утром? Меня, по правде говоря, только это на самом деле и волнует. Со всем остальным я смирюсь. Ну не идиотка ли? Предположим, что ты — мой любимый младший братишка, который давно разругался с родителями и сбежал из дома, а теперь нашёл меня и вернулся. — Понимаешь… — Тоалли вертит в руках пока что пустую кружку. — Тут такое дело… Видишь ли, я существую, только пока на небе светит луна. То есть, ночью преимущественно. Исчезаю, как только она уходит. В остальное время меня попросту нет. Совсем. Нигде. И вчера я поэтому… очень торопился. Очень боялся, что не успею, абсолютно ничего не успею. Римма молчит очень долго, а потом словно бы выдавливает слова через силу: — Вот оно как… — она видит, как пальцы Тоалли барабанят по обложке сжатой в руке книги. — Тогда, наверное, сейчас ты хочешь пойти почитать? Лунный дух низко-низко опускает голову, так, чтобы волосы завешивали его лицо, и бормочет: — Это, на самом деле, было бы очень неплохо… — ему неловко. Пришёл в гости и не хочет общаться с хозяйкой. Но Римма на удивление хорошо понимает — не зря же сразу понравилась ему, несмотря на колдовство Луны. Тоалли засыпает только под утро, свернувшись калачиком в кресле и так и не выпустив книгу из рук. Времени у Риммы немного, она хватает так кстати, оказывается, подаренные кем-то из родственников несколько лет назад краски для ткани и бежит в комнату. Расправляет плотные тёмно-синие занавески и широкими аккуратными мазками рисует на них золотистую рогатую луну.Когда выходит Луна
22 марта 2016 г. в 22:15
Тоалли появляется, когда на небо выходит Луна. Только что не было — и вот уже идёт, щурясь от нежного лунного света. Рядом с Тоалли идут две собаки: изящная, белая с рыжими подпалинами борзая и серая блохастая дворовая псина. Тоалли принюхивается к морозному воздуху и оглядывается по сторонам. Ему очень нравится появляться в центре Города, всегда нравилось. Сейчас он стоит на набережной, и это чудесно. Тоалли кутается в тёплое оранжевое пончо и поправляет длиннющий зелёный шарф, обмотанный вокруг шеи раз пять.
Тоалли появляется каждой лунной ночью, но больше всего ему нравится быть в феврале. В феврале волосы у него синевато-сиреневые, под цвет неба, когда солнце уже село, и закат золотит дальний край неба, а луна уже вышла с другой стороны, и весь этот ласковый жемчужный свет будто бы переливается за край лунной чаши и плещется по льду замёрзшей реки. На кончиках волос, словно иней, серебрится седина, которой голова Тоалли была полностью покрыта в январе. В марте волосы станут бирюзовыми, потому что весной небо снова обретает потерянные цвета, и они впитываются, как краска. В апреле они нежно-зелёные, бледнее, чем свежая трава, чтобы не смущать последнюю. В мае — тёмно-каштановые, как стволы цветущих вишен, с нежно-розовыми прядями. В июне они уже тёмно-зелёные, под цвет хвои, на которой пляшут крошечные солнечные лучи. В июле — светло-русые, будто бы в мире стало слишком много ярких цветов, которые можно впитать. В июле Тоалли чувствует себя маленькой серой мышью. В августе волосы у него золотятся поспевающими колосьями, и после июля это, конечно, невероятная радость. В сентябре волосы рыжеют, и Тоалли нравился бы этот цвет, если бы вместе с ним расцветали веснушки на лице. Но веснушки — прикосновения солнца — не появляются, и Тоалли кажется себе чудовищно бледной жемчужно-лунной тенью под пушистым шалашиком ярких рыжих волос. В октябре из рыжих они становятся алыми, и на голове у Тоалли горит костёр, который не удаётся пригладить даже до обычного, слегка встрёпанного состояния, пряди всё равно торчат в разные стороны непослушными вихрами. В ноябре Тоалли горько пахнет осенью, а волосы становятся каштановыми, как слежавшиеся палые листья. Быть в ноябре нравится ему совсем чуточку меньше, чем в феврале. В декабре волосы чёрные, и он кажется самому себе похожим на Луну, потому что бледное лицо светится, словно на фоне чёрного ночного неба. В январе это небо седеет, заливается серебристыми ясными звёздами вперемешку со снегом — уже не разберёшь, где что. В январе Тоалли ходит выстиранный и белый, так что его иногда путают с одним из снежных духов, и вспоминает август и ноябрь. Но февраль он всё-таки любит больше, и ради этого стоит терпеть.
Подрагивающие от холода собаки жмутся к его ногам, и Тоалли треплет их по загривкам. Они подходят к мосту. Лунный дух смотрит вниз, на замёрзшую реку. Ему очень хочется спрыгнуть вниз, аккуратно опуститься на лёд, разгрести замерзающими руками снег и смотреть сквозь истончившееся холодное время на бегущую воду вечной реки. Тоалли очень нравится переходить по любым мостам. На самом деле, одно из так необходимых ему мест было по эту сторону реки, но удержаться оказалось невозможно.
— Фэйри, Альв, идёмте, — зовёт он, и собаки спешат за своим хозяином. Луна остаётся за спиной. Навстречу идут люди, псы весело тявкают, принюхиваясь к ним. Тоалли достаёт из карманов старых джинсов с цветными заплатками несколько осколков лунного света. Хмурится, боясь, что не хватит, машет рукой с ними в воздухе, пока серебристые блёстки не приобретают вид самых обычных местных бумажных денег.
На мосту гуляет сумасшедший яростный ночной ветер, дух поправляет шарф на шее, чтобы ледяной холод не пробирал всё тело. Псы протяжно воют на танцующие по небу северные колкие звёзды.
Они проходят через парк, Тоалли здоровается с деревьями, машет им рукой и мурлычет под нос колыбельную. Деревья всегда очень крепко спят зимой. На них бледно светят золотистые мелкие гирлянды. Тоалли смотрит на оставшиеся на снегу следы, и Луна тут же смешивает их, спутывает, сплетает в невероятные узоры и завязывает в узлы, чтобы порадовать своего любимого сына. Тоалли благодарно улыбается ей и идёт дальше, навстречу городскому свету. Людей становится всё больше, а небо темнеет, потихоньку становится просто тёмно-синим. Тоалли подходит к высокому зданию с кучей светящихся неоновых надписей. Делает знак псам, и Фэйри с Альвом замирают, как несуразные старинные статуи по обе стороны от входа. Ни один из них не сдвинется с места, пока не вернётся хозяин.
Тоалли быстро находит книжный магазин и тенью проскальзывает мимо полок. Ему нельзя задерживаться, как бы ни хотелось, времени не так уж много, ночь уже стала короче дня. Он находит нужную книгу, одну из тех, что заметил в предыдущий раз, прижимает к груди и торопится к кассе. Аккуратно достаёт пластиковую карту магазина, отдаёт деньги и, крепко сжимая книгу в руках, выбегает на улицу. Борзая и дворняга тут же тенями скользят к его ногам. Лунный дух вертит головой и, наконец, находит свободную скамейку, очень удачно расположенную под фонарём. Он садится туда и бережно открывает книгу. Отклеивает и выбрасывает ценник. Забирается с ногами на скамейку, сворачиваясь тёплым клубком, и читает. Альв лежит на земле рядом с ним. Фэйри забирается на скамейку и устраивает голову на коленях хозяина.
Луна озаряет любимого сына и бережно целует его в лоб. Тоалли улыбается, вслушиваясь в звучащие в голове слова. Он едва не исчезает — руки становятся полупрозрачными, и тело, скрытое пончо, почти не касается скамейки. Он абсолютно забывает дышать. И жемчужно-серебристые глаза его от счастья наливаются золотистым светом звенящих фонарей.
Больше всего на свете Тоалли любит читать.
Он не сразу замечает, что его трясут за плечо. Даже псы, завороженные состоянием хозяина, не поднимают шума.
Тоалли поднимает голову, Луна бережно убирает длинную чёлку с его лица. На него встревоженно смотрит высокая девушка с каштановыми волосами — Тоалли всегда обращает внимание на цвет, — небрежно забранными в пучок, с раскрасневшимися от холода щеками. На девушке тёплый бежевый пуховик.
— Ты в порядке? — спрашивает она. — Тут, наверное, холодно сидеть.
— У нас всё хорошо, — терпеливо говорит Тоалли. — Мы читаем, — и гладит по голове Фэйри. Луна строго смотрит с неба: «Смотри, какую хорошую девочку я нашла. Ты что же, не хочешь с ней дружить, милый?» Девушка неловко переступает с ноги на ногу, сама не понимая, почему не может заставить себя уйти. Тоалли вздыхает. Когда твоя мать — Луна, попробуй, не подружись с теми, кого она уже заведомо избрала тебе в друзья.
— Меня зовут Тоалли, — говорит дух. — Не беспокойся, у меня правда всё в порядке. Я не замёрз, — и протягивает девушке руку, которую она смущённо пожимает.
— Римма. Очень приятно, наверное.
Тоалли улыбается уголками губ. Ему нравится её честность. Только очень уж хочется вернуться к книге.
— Читаешь? — уточняет глупо Римма. Она всё ещё не понимает, почему разговаривает со странным мальчишкой, сидящим на скамейке в ночном зимнем парке. — Слушай, тут всё-таки холодно… Может, хочешь пойти куда-нибудь, где теплее?
— Куда? — покорно уточняет Тоалли. В Римме сейчас говорит внушение заботливой матушки-Луны, колдовство и почти гипноз. Отказываться совершенно бессмысленно.
— Ко мне домой? — жалобно спрашивает Римма. Тоалли вздыхает. Люди не предлагают такого незнакомцам. Люди так не говорят. Мама, ты же всегда смотришь только издалека, ты же понятия не имеешь, как бывает на самом деле, даже я знаю больше, ну правда же, прекрати уже мучить их, себя и меня заодно!
Но вслух он ничего такого не говорит. Кивает, послушно встаёт и идёт вслед за Риммой. Думает только о том, что читать на ходу будет совсем уж невежливо. Но последние несколько ночей небо было затянуто тучами, и у него не было никакой возможности оказаться в Городе. Тоалли мог бы сердиться, но ему просто грустно. Он гладит по голове толкающегося лбом в руку Альва. Из шерсти серого пса вычёсываются сверкающие блохи-звёзды. В пальцах Тоалли они оборачиваются лунными осколками, и дух прячет их в карман, сминая пальцами.
Дом Риммы находится неподалёку, и в одном она, несомненно, была права. Здесь тепло.
— У меня кресло раскладывается, если захочешь спать, — говорит девушка. — Хочешь поесть там, или чаю?..
— Чаю, если тебе не сложно, — просит Тоалли и с тоской смотрит на свою прекрасную февральскую ночь, оставшуюся за окном. Римма взмахивает рукой, пытаясь стряхнуть с его волос иней и удивлённо приподнимает брови, понимая, что это седина. Тоалли выглядит младше её на несколько лет и ниже на целую голову. Лунный дух виновато улыбается и идёт в указанную комнату. Псы остаются в коридоре.
Он оглядывает квартиру Риммы и понимает, что она, похоже, работает где-то официанткой, если судить по раскиданной форменной одежде. А ещё — очень любит, но не слишком хорошо умеет рисовать.
Тоалли сдвигает кресло к окну, клятвенно обещая себе потом переставить на место, садится и снова утыкается в книгу. Римма приносит чай, недолго сидит рядом, чувствуя себя просто чудовищно неловко, а потом уходит — наверное, ложится спать.
Самое противное в этом всём, что на самом деле Римма ему нравится. Они бы и в самом деле могли подружиться, если бы Луна позволила ей быть собой. Но вот такое начало — не самое лучшее.