***
— Привет, — дружелюбно и немного смущённо говорит темноволосый парень, замерший на пороге Литиной квартиры. — Ты Лита, да? Мне сказали, что моего пса у тебя оставили. Извини. Я правда думал, что с ним друзья побудут, пока я не вернусь, но так уж вышло… — Ничего, — усмехается Лита и машет рукой. Ей нравится, что он сразу переходит на «ты». — Он у тебя хороший, воспитанный. Мы, считай, уже подружились. Мне знакомые часто животных дают подержать, когда уезжают. Мол, раз я ветеринар, так могу за всеми приглядеть. «Ну, не так уж это далеко от истины», — мрачно думает она, вспоминая всех бесчисленных котиков, щеночков, попугаев, хомячков и морских свинок, перебывавших у неё в квартире. Пёс выбегает из комнаты, виляя хвостом от восторга, и тут же ластится к ногам хозяина. Тот опускается на корточки, крепко обнимает зверя и гладит по большой мохнатой голове. Шепчет: — Привет, Гриф. Да, я тоже соскучился. Очень сильно соскучился. Не беспокойся, я если и уеду так ещё раз, то не скоро. Поднимает голову, будто бы вспомнив о Лите и смутившись такого проявления чувств. — Гинтарас, — представляется он. — Извини, что сразу не представился. Просто забыл обо всём. Ненавижу уезжать. Ужасно скучал. Не знаю, как тебя и благодарить. — Я понимаю, — улыбается Лита. — Просто отлично тебя понимаю. Есть тут у меня один… Неделю его не видела. Чуть не умерла с тоски, готова была сидеть у окошка и ждать, ничего больше не делать. Она хитро щурится и медленно говорит: — Кстати, о благодарности. У меня дел по горло, так что… Ты не против погулять ещё с одним зверьком? Они с Грифом тоже почти успели подружиться. Гинтарас приподнимает брови и усмехается: — Не против. Грифу как раз пора в парк. Надо отметить наше с ним воссоединение. Йохан появляется, как всегда, в самый подходящий для этого момент. Практически вываливается из своей комнаты, чудом не срывая с петель дверь. Йохан восхитителен — в сверкающей разными цветами одежде, босой, взъерошенной, с серьгой в одном ухе. Повисает на плечах у Литы и взволнованно кричит — наверняка считая, что говорит максимально тихо: — Лита, я слышал про прогулку! Лита, мы идём гулять? Я хочу гулять! Можно с Грифом? Он что, от нас уже уходит?! Я почти не успел поиграть с ним! А он придёт ещё? Литочка, он такой хороший, просто замечательный, можно я его обниму? Можно? Лита ловко уворачивается от объятий, чувствуя себя то ли матерью, то ли несчастной возлюбленной звонкого вихря, и чуть ли не с рук на руки передаёт его ошалевшему Гинтарасу: — А вот об этом, прелесть моя, спросишь уже у его хозяина. Он же с тобой и погуляет. Гинтарас, это Йохан. Йохан, это Гинтарас. Приятной прогулки. Одну секунду, я принесу поводок и ошейник. Йохан смотрит на Гинтараса сверкающими тёмными глазами с вертикальным зрачком и шепчет: — У меня есть страшный секрет, но раз ты со мной погуляешь, я тебе расскажу. Иногда я превращаюсь в человека! Жуть, правда?!***
«Я думал, что она пошутила про зверька. Я имею в виду, многие так шутят про младших братьев и всякое такое. И про ошейник с поводком — тоже смешная шутка, честно, одного взгляда на него хватило, чтобы стало смешно. Я как-то привык к тому, что у оборотней обычно видны звериные уши. И хвосты. Я даже не сразу обратил внимание на глаза. Ну за что мне это? Я просто на несколько дней оставил пса друзьям. А те сбагрили его своей знакомой, потому что срочно собрались в какой-то дурацкий поход и не хотели брать в него Грифа. Я всего этого не заслужил. Правда», — тоскливо думает Гинтарас. Он не то чтобы всерьёз расстроен, но зато уж точно растерян. Впрочем, Йохан ведёт себя нарочито прилично, как будто пародируя строгий вид Грифа. Но люди оборачиваются всё равно. Потому что большой красивый леопард с гладкой лоснящейся ухоженной шерстью вышагивает по правую сторону от Гинтараса, почти зеркально повторяя сдержанные движения Грифа, идущего слева. Когда они стоят на переходе, Йохан гортанно урчит и прижимается к коленям Гина. Звучит это устрашающе. Выглядит тоже. — Сейчас, — зачем-то говорит Гинтарас, — дойдём до парка, сниму с тебя ошейник. Урчание становится громче и начинает всё сильнее напоминать рык. Гинтарас сглатывает и вспоминает о человеческой форме леопарда. Это успокаивает. Но не сильно. Он пересиливает себя и всё-таки правда снимает ошейник, когда они добираются до парка. Леопард тут же уносится куда-то, и Гриф не сдерживается — лает ему вслед. Они с Гином долго гуляют, Гриф оглядывает все любимые места, с важным видом исполняет все свои собачьи обязанности и чинно садится рядом со скамейкой. Гинтарас треплет его по голове и оглядывается по сторонам. Леопард спрыгивает с дерева прямо перед ним, прямо в прыжке принимая человеческий облик и приземляясь почти Гинтарасу на колени. Попутно — до визга пугает проходящих мимо девушек. Йохан поджимает босые ноги, шевелит пальцами и устраивается рядом с Гинтарасом. Тот смотрит на него искоса. Оборотень зевает. От него пахнет Лесом, диким зверем, совсем немного кровью, а ещё — пронзительно, — волшебством. Гинтарас, хоть родился здесь, так и не смог окончательно привыкнуть к жизни рядом с магическими существами. — Пальцы замёрзли, — бубнит Йохан. Потом поднимает ноги и ставит их на колени к Гину. Греется. Удивительно долго молчит. Гинтарас улыбается и гладит его по пушистым волосам. — Ты давно живёшь у Литы? — спрашивает он. Йохан сопит, а потом кивает: — Давно, — и снова затихает, обхватив себя удивительно тонкими для оборотня руками. — Я думал, оборотни другие, — вздыхает Гин. — Даже удивился сначала. Мне казалось, у них должны быть звериные уши. — Человеческие мне больше нравятся, — возражает Йохан, оживляясь. В ухе у него всё ещё висит серёжка. — Но я могу… Когти могу! — и машет у Гинтараса перед лицом когтистой ладонью. Когти на ногах больно впиваются человеку в колени. — Я ещё хотел волосы покрасить. В зелёный! Я люблю зелёный, он как Лес! Но Лита запретила. Сказала, не знает, что будет с моей шерстью. А зелёный такой красивый. Он похож на мою свободу. Я люблю зелёный. Я раньше дома тоже бегал, но сейчас нельзя. Лита говорит, я всю мебель поломаю, если буду прыгать, потому что большой, я даже на шкафу больше не сплю. Но зато у меня есть своя кровать, такая больша-а-ая… — в конце фразы он выразительно машет руками, чуть не попадая Гинтарасу по уху, и зевает. Сворачивается в клубок, прислоняясь к плечу человека. Звериные черты сглаживаются во сне. Всегда думал, что это люди превращаются в зверей, а на самом деле наоборот. Йохан прав — иногда он превращается в человека, в почти обычного жителя Города. Гриф задумчиво поводит ухом. — И что теперь делать? — словно бы озвучивает его мысли Гин.***
— Я дома! — радостно оповещает Литу Йохан. Та задумчиво смотрит на него и поднимает бровь: — Я знаю, милый мой. Но вот если бы ты не засыпал от усталости посреди прогулок и не превращался в леопарда во сне или хотя бы не дёргался потом, когда тебе что-то снится — всем нам было бы проще. Особенно Гинтарасу, потому что это он тебя приволок. Как — я не знаю, но это такой подвиг, что я готова повесить его портрет на стену. В твоей комнате, чтобы помнил. Потому что он согласился погулять с тобой в парке, а не таскать на своей спине по улицам здоровенного пятнистого кота. Йохан выглядит виноватым от силы две минуты. — Я хочу есть, — тоскливо говорит он. — И кроликов, — ловит настороженный взгляд Литы и торопливо объясняет: — Не есть. Играть с кроликами. Они милые. Я люблю их. Лита, Лита, а Гинтарас и Гриф к нам ещё придут? Я хочу играть с ними! — Придут, — вздыхает Лита и бережно перебирает спутавшиеся за ночь волосы Йохана. — Куда денутся… — Никуда, — самодовольно соглашается Йохан и обнимает её обеими когтистыми руками. — От меня — никуда.