Диалоги на тетрадных полях

      «Смерть твоя будет — в красном дереве», — знал с самого детства. Где-то на улице услышал, а то ли во сне. И кому бы ни говорили эти слова — они всегда на самом деле предназначались ему.       За деревом дело, конечно, не стало.       Появилось само собой: на день рождения подарили крошечный росток, сказали, случайно попался на глаза в цветочном, такой алый, светящийся почти даже странно, нет, конечно, спросили название у продавца, только вылетело из головы…       Первое время заботился о нём из страха, конечно, словно жертву приносил. Вот вода чище света звёздного, а это удобрение, и только не убивай меня, ну пожалуйста, я знаю, что мне уже целых шесть лет, я прожил так много, что и не сосчитать почти, но я не готов пока что — у-ми-рать.       Не мог сам понять, в какой момент всё изменилось, но разницу эту ощущал всем сердцем, так же, как чувствовал трепещущим комком света в груди разницу между истиной старых легенд и жёсткими словами деда.       Уже много лет спустя эту самую разницу ему объяснил умница-Ильмэ. Потому что ты начал действовать из любви, а не из страха исходя, милый мой рыцарь, и это всё меняет, даже если с виду всё осталось, как прежде.       И не то, чтобы Раймонд забыл, что в красном дереве, разросшемся теперь во весь подоконник, спрятана его безжалостная смерть…       Просто это не меняло ничего более.       Спасибо, что ты всё ещё не убило меня. Спасибо, что позволило дожить. Это больше не жертва, мы с тобой старые друзья, и я верю, что ты будешь со мной до конца, что хотя бы ты — будешь.       И я снова налью тебе воды чище звёздного света.

***

      Валь дремлет, ногу одну подогнув, привалившись спиной к горячей перепонке драконьего крыла. Рыжеватые ресницы чуть подрагивают во сне. И Раймонд не выдерживает, засыпает тоже, кутается плотнее в свитер (куртку отдал Ильмэ, дежурящему у костра), пока Дракон не задевает его невесомо и тепло кончиком носа: грейся, жара моего хватит на всех.       У линии горизонта зловеще темнеют холмы.       На них созревает сегодня ночью лоза драконьей ягоды — не питайи, обычного фрукта, а самой настоящей, той, чей сок горше и пьянее вина. Стройные лозы, проросшие из зубов драконьих. И те, что выросли из верхней челюсти, станут тенями драконьими, отголосками вечности, а те, что из нижней — жаждущими крови воинами. Две тёмные реки сойдутся воедино в битве, две тёмные волны да зажатый в их устье Город.       К счастью, Дракон отлично помнит, где похоронены павшие его сородичи, где в следующий раз вылупятся из скорлупы подземного мира яростные стебли.       Там, где сойдутся два воинства, они разжигают костёр — драконьим пламенем да звёздными искрами в глазах Ильмэ.       Самая нескладная команда приключенцев на свете: парочка рыцарей, дракон да травяной дух с мерцающими в темноте глазищами.       И почти не греет тлеющий костёр, но горячо и ясно сегодня небесное око луны. Ильмэ сидит, подставив гибкую и узкую, словно у ящерицы, спину под её свет. Они с Драконом зорко смотрят в разные стороны, древняя гравюра, параллели взглядов не пересекаются. С какой стороны прорастёт из земли первая зыбкая тень?       Они сегодня — единственные защитники Города, добровольно взявшие на себя это странное обязательство. Светлое огненное воинство против теней. Дракон коротко мурлычет, словно гигантский кот. Сны в голове Раймонда принимают вид фресок и витражей, сказок и древнем роде рыцарей, и дракон с шеей лебединой выдыхает пламя на древнем холме.       В настоящем холмы чернеют вдалеке, и над ними начинают плясать острые тени. Ильмэ замечает первым, как они прорастают из земли, как рвутся выше и выше гибкими лозами, человеческими телами, облачёнными в доспехи чешуи звериной.       — Вставай, — шепчет Ильмэ Раймонду, и Дракон взмахивает ровно крыльями, плоскость тьмы пересекается с пламенем и вскипает чернильной синевой ночи вопреки черноте.       — Просыпайся, родная, — мешается с шёпотом костра Драконий голос. Валь и Раймонд просыпаются сразу, мгновенно выныривая из сна, как с глубины. Валь лезет в походный рюкзак, достаёт шлемы и проверяет застёжки лёгких доспехов. Меч в ножнах лежит у её ног. Раймонд кивает и поднимает копьё.       Не сговариваясь, они меняются местами: Валь не пристало биться с драконами, пусть и всего лишь с видениями прошлого.       Ильмэ остаётся в центре, садится в глубокий снег, тонкие пальцы сложив вместе и прикрыв сияющие звёзды глаз. В костёр бросает пучок сухих трав, так что пламя заходится тёплой желтоватой белизной, освещая всё вокруг. Давая пару мгновений, чтобы оценить количество врагов.       Их самих пока что не видят: ни воины, уже устремившиеся вперёд, с чёрных-пречёрных холмов, ни драконьи тени, едва вылупившиеся из земной скорлупы, пробившиеся из-под снега. Их тянет друг к другу, неудержимо влечёт к Городу.       — Ничего не выйдет! — шипит себе под нос Валь и опускает забрало. Дракон расправляет тонкие крепкие крылья и выдыхает — не пламя, но горячий воздух, сносит белую пелену снега, и из его дыхания зарождается песня Ильмэ, оставшегося у костра.       Чёрные воинства приносят с собой снежную бурю. Первый шторм проносится по полю, застилая глаза. Золотистый свет костра встаёт стеной против него, не давая замести их маленький лагерь. Там, где свет, звездноглазый Ильмэ приносит жертвы нисходящей к ним зиме. Вечное движение вниз и вверх, встречающееся на уровне земли. Золотые песни да душистые травы вдоль северного ветра.       Больше Раймонд не видит ничего: прямо перед ним встают тени, хлопают чёрные крылья да плещут хвосты. Он видит оскаленные зубы: чёрные на чёрном, и бьёт прямо в распахнутые пасти зверей. Словно на турнире, на котором никогда не бывал, поднимает тяжёлое боевое копьё. За спиной рычит дракон, и струя пламени, проходящая мимо, обдаёт Раймонда жаром.       Валь остаётся одна против человеческих теней, зубов драконьих, восставших из земли, вылупившихся из снежной пелены. Меч в её руках почти обращается в веер, и тонкий острый ветерок зарождается на кромке клинка.       Время замирает и затихает, испуганное ветром и снегом. Отступает прочь от рек ядовитой и чёрной драконьей крови, остро пахнущей терпким вином, забродившим соком винограда. Обрывками живых трепещущих лоз.       «Осталось совсем немного, — думает Раймонд и чувствует, как немеет рука. — Это всего лишь воспоминания, призраки былого, осыпавшиеся фрески, им не победить нас, им нас не…»       Он скорее чувствует, чем видит, что что-то идёт не так. И слышит фальшивый звон, когда меч вылетает из руки Валь, описывает замедленную неровную дугу и падает в снег. Перед ней стоит последний из воителей.       И растекается на двоих, словно гидра, голову отрастившая. И поднимает клинок.       Дракон вскидывает хвост: он не успевает, ему никак не успеть…       Раймонд отбивает удар тёмного клинка, направленный на Валь. Он забывает о клыкастых тенях за спиной, он почти не помнит о дребезжащей боли в запястье. В центре круга, у костра, вздрагивает и срывается в ночное небо самая звонкая нота песни.       Раймонд чувствует, как пронзают хрупкую грудную клетку чёрные, словно тень, когти…       И как вспыхивает алым светом древко копья — из красного-красного дерева, принявшего в себя, спрятавшего его смерть.       Потому что смерть твоя будет, милый мой рыцарь, в красном дереве, и ни один клинок, ни одна сила не сможет больше тебя убить.       И когда Ильмэ, с трудом пробравшись через сугробы, подаёт ему руку, тонкую белоснежную руку в ночной темноте, Раймонд не решается опереться на слишком хрупкого духа. Он тяжело опирается на копьё: и смотрит, как из древка пробиваются крошечные и нежные алые листья.