***
А где-то там, далеко-далеко и одновременно так близко Аннет давно уже погрузилась в царство Морфея. Сон девушки никак нельзя было назвать спокойным: она ворочалась, что-то бормоча во сне и ёжась от холода, ибо одеяло отправилось на пол почти после начала первого кошмара. Дыхание шатенки вдруг сделалось ещё более неспокойным, словно она убегала от чьего-то преследования. Она бежала от собственного страха, словно не знала, насколько это бесполезно. Поначалу сон девушки можно было назвать счастливым: Аннет снилось, что она гуляет по лесу. Лес отнюдь не тёмный и не дремучий, как то бывает в людских кошмарах, часто идущих из детских страшилок о монстрах, что поедают путников в лесу, наоборот — этот лес словно излучая уют и тепло, призывая войти прогуляться, а быть может прособирать ягоды да грибы. Аннет огляделась, обнаружив рядом с собой плетёную корзинку, точно такую же, как в тот день, когда Аннет с матерью ездили на коне навещать её бабушку. Девушка, тогда ещё бывшая совсем малышкой, не помнила откуда они взяли коня, не помнила, как они доехали к бабушке. В памяти остались только поход в лес, пропитанный запахом хвои, пением птиц и стрекотом насекомых, да вечерний разговор. Увидев бабушку, малышка Аннет сильно удивилась тому, сколь старой и дряхлой выглядела родственница. В силу юного возраста Ани (как звала её мать), не знала ничего о старости и смерти, ибо не сталкивалась с ней. Вопросом о том, куда ушёл отец, умерший когда-то от укуса змеи, девочка не задавалась, ибо не помнила его и даже не знала, что папа у неё есть. Но теперь она столкнулась с тем фактом, что люди стареют. Мать на все расспросы дочки отвечала кратко, говорила, что Бог не может забрать человека сразу и душа по крупинкам покидает тело. В ту ночь Ани впервые испугалась темноты, ибо думала, что та пришла выпить её душу, и она сама проснётся такой же древней старушкой, как и бабушка. Но всё же, этот день запомнился Аннет, как счастливый, и девочка до сих пор с улыбкой вспоминала домик, ещё более неказистый, чем тот, в котором жила она сама, улыбчивую старушку и самое главное — поход в такое живое и весёлое место, как лес. Даже став взрослой, Аннет любила сны о лесе, считая, что те предвещают лёгкий и радостный день, и просыпалась всегда бодрой и полной сил. Поэтому и сегодня девушка, радуясь возможности вновь почувствовать себя беззаботной малышкой, не сомневаясь, направилась в лес. Всё было прекрасно и настолько беззаботно, что, казалось каким-то неживым. «Всё в порядке, » — старалась успокоить себя шатенка. «Солнце светит, ветерок играет листьями деревьев, птицы поют…» — Мимо Аннет тут же пролетела небольшая серенькая птичка, коснувшись крылом руки девушки. Работница трактира вдруг почувствовала на руке, как раз в том месте, куда её чиркнули перья птахи, что-то мокрое, поднесла руку к глазам и удивилась: откуда на её запястье взяться крови, ведь она не ранилась последнее время, а перья не могли причинить такой раны. И вдруг голубоглазая дева поняла, чем её так пугал лес. Он был абсолютно тих, словно мёртвый: не пели птицы, не шелестели листья, когда с ними играл проказник ветер, а солнечный свет, казалось, исходил отовсюду, а не только с небес. Боясь, что этот свет ослепит её, Аннет закрыла глаза, но свет проникал под веки, и девушка зажала глаза руками. В шуме ветра ей послышался злорадный издевательский смешок: — Не бойся, чего ты боишься? Здесь нет темноты, никто не заберёт твою душу, — вспомнились ей слова матери, шептавшей успокаивающие речи каждую ночь, когда девочка, боясь заснуть одна в темноте, прибегала к ней. Но сейчас эти слова не успокаивали, наоборот нагоняли страху, словно какая-то издёвка. — Лучше бы уж темнота! — в отчаянье выкрикнула пленница собственного сна, как вдруг весь свет исчез. Шатенка открыла глаза: теперь в лесу, казалось, настали сумерки, оглянулась и закричала: позади неё не было ничего, только тьма, причудливо клубившаяся и сейчас казавшаяся Аннет живой. Тьма обступила девушку со всех сторон, образуя причудливое сплетение вихрей, напоминающих странные узоры. Девушка вдруг поняла, где их видела: на странном листе, который она, казалось, не могла рассмотреть во тьме. Но Аннет была уверена, что этот лист покрыт теми, же узорами. Стоило в голове Аннет мелькнуть этой странной мысли, как она открыла глаза. Вокруг по прежнему была тьма, но она не клубилась, не образовывала странные фигуры, не насмехалась над своей жертвой, искажая воспоминания. Эта тьма была просто темнотой ночи, а кошмар — обычным сном, вызванным тяжёлым днём и волнением из-за пропажи Филберта, которого, кстати, всё ещё не было рядом. — Это просто сон, — успокаивала себя Аннет, стирая со лба холодный липкий пот. — Просто сон, всё хорошо, — шептала она, но понимала, что не сможет заснуть, что детские, на первый взгляд наивные, страхи остаются самыми сильными на всю жизнь.***
Вот так, в терзаниях и муках проходили дни. Филберт искренне скучал по родному миру и был готов на всё, чтобы вновь вернуться. И этот факт не мог укрыться от сенобитов, никогда не упускающих возможности доставить страдания душе. Они давали пленнику выбираться из их мира, давали прогуляться по тому зданию, где он и совершил ошибку, которая свела мужчину с адептами ордена Разверзшейся Раны, но в этих прогулках Филберт был лишь бесплотным призраком, неспособным ни к чему прикоснуться, ни уловить какой бы то ни было вкус или аромат. У призрака оставалось только два чувства: зрение и слух, работающие столь чётко, словно хотели заменить собой все остальные. Чтобы наблюдать за возящимся в дальнем углу тараканом, мужчине совсем не нужно было напрягать зрение, он видел обитателя пыльного угла так же чётко, как если бы держал на ладони и слышал тихий топот шести маленьких лапок. Другие звуки, более громкие, доставляли боль, разрывая разум и проникая за барабанные перепонки, даже тогда, когда Филберт зажимал уши руками, надеясь получить хоть миг тишины. И пойми теперь, какой из миров был большей мукой. А может, и не было никаких прогулок в материальный мир? Может быть, это были иллюзии, грамотно подстроенные мучителями? Филберт не знал. Но ему доводилось слышать шёпот, утверждающий, что увиденное им не иллюзия, что проход в мир за пределами Лабиринта есть, и чтобы попасть туда нужна чужая кровь, которая откроет портал. У мужчины были все шансы вернуться, ибо во время ритуала пролилась и его кровь. Достаточно много крови, чтобы вернуться не бесплотным призраком, а вполне себе материальным созданием, быть может, даже снова стать обычным человеком. Эта идея полностью поглотила мужчину, заставляя забывать обо всём остальном, даже притупив яростно терзающую его плоть и душу боль. Но крови, случайно пролитой Аннет, было слишком мало, её бы хватило лишь на секундную вылазку, которой не хватит, дабы убедить девушку даже в том, что он другом мире. Но зная свою возлюбленную, Филберт был уверен, она не сможет никого обречь на смерть, даже ради него. Приходилось ждать и надеяться, но стоило Филберту понять, сколь беспочвенна его надежда, как она перестала давать силы, снова сводя с ума.***
Аннет встала с кровати уставшей и опустошённой, словно и не было тех нескольких часов сна. Шатенка хоть и была весьма впечатлительна, всегда стойко переносила любые беды, не показывая своей слабости другим, ибо им от этого лучше не станет. Но сегодня всё было по-другому. Молодая женщина с трудом встала, решив, что сегодня таки попросит выходной, невзирая на последствия, а потом вернётся к себе и крепко выспится. И на этот раз никаких кошмаров. Аннет встала и, сама не заметив этого, взяла странную бумажную головоломку и принялась вертеть в руках, разглядывая. Вещица выглядела притягательной и отталкивающей одновременно, шатенка понимала, что не хочет выпускать её их рук, но где-то в уголке сознания билась мысль, что лучше бы навсегда избавиться от этого листка бумаги, что он заколдован и не стоит подвергать свою душу опасности, разглядывая его. Но Аннет, испуганная и зачарованная одновременно, всё равно не могла оторвать взгляд от пергамента, просто разглядывая непонятные, но знакомые по ночному кошмару узоры. Из собственных мыслей девушку вывел звук, похожий на скрип. Кажется, какой-то ранний гость пожаловал к ним на огонёк. Судя по шуму, внезапно раздавшемуся внизу, гость производил впечатление создания, имеющего, по мнению Грегоира, самое важное человеческое достоинство — толстый кошелёк. Лучше, конечно, было отсидеться у себя, надеясь, что в суматохе про неё не вспомнят, но в душе Аннет промелькнула сумасшедшая мысль: вдруг это Филберт? Послушав своё сердце, шатенка торопливо спустилась вниз, почему-то взяв с собой листок-головоломку. — А вот и моя служанка. Но вы на неё не обижайтесь, она всегда дрыхнет до обеда, — услышала Аннет наглую ложь в отношении себя, она уже давно не обижалась, ибо ей это было не выгодно. Автором фразы был низенький толстый мужчина со спутанными тёмными волосами и бородкой. Образ не очень-то приятного человека довершали маленькие бесцветные глазки, бегающие от одного гостя к другому, словно перед ним были не люди, а дорогие вещи, которые можно купить. — Что вы, не стоит, — отозвался один из гостей, — Нужно уметь прощать, впрочем, и отдаваться лени и праздности тоже не следует, — слова мужчины характеризовали его как человека доброго и трудолюбивого, но что-то в стальном решительном взгляде заставляло повиноваться и не перечить ему. Сам гость был среднего роста, довольно-таки плотно сложен и лысоват. На вид явно не молод, но и ещё не стар. — Аннет, — кратко бросил Грегоир, — Принеси нашим гостям еды. Девушка тут же отправилась обслуживать пришедших, разумеется, забыв игрушку, являющуюся вратами в Ад, на столе, что не осталось незамеченным гостями. Говоривший с хозяином таверны мужчина что-то шепнул своему более молодому светловолосому спутнику, на что тот уверенно кивнул, направившись к столу, на котором лежал странный лист чёрного пергамента. — Что это? — спросил молодой гость. — Я не знаю, — замялся Грегоир, — Никогда раньше не видел. — Подозрительно это, предметы сами по себе из воздуха не появляются, разве что если в этом замешаны силы, противоборствующие роду людскому, — сказал тот гость, который был пониже. Его спутник в этот момент положил пергамент карман одежды. — Нет, что вы, — принялся оправдываться хозяин заведения, — Дел с нечистью не имею. Даже наоборот, стараюсь активно способствовать её выявлению, и могу сказать, что эта вещь, скорее всего, кем-то была подкинута. — Грегоир никогда не отличался смелостью, особенно перед лицом наказания и инквизиции, а эти двое пришельцев как раз напоминали ведьмоловов — инквизиторов, отправившихся выслеживать подозрительных личностей, возможно, практикующих магию. Впрочем, все прекрасно знали, что под определение «ведьмы» могла попасть почти каждая неугодная, а «колдунами» чаще всего объявляли не тех, кто действительно подходил под оное описание, а тех, кого было выгодно устранить. Знали об этом все, но говорить громче, чем шёпотом не решался никто. Аннет молча поставила на стол поднос, вдруг заметив, что странного листка на столе нет. Девушке показалось, что в этот момент ей стало ещё хуже. Решив, что прогулка пойдёт ей на пользу, Аннет, пользуясь тем, что Грегоир всецело поглощён попытками хоть как-то заинтересовать гостей, выскользнула на улицу. — Странная она у Вас какая-то, — отметил словно про себя старший инквизитор. — В тихом омуте, ведь, зачастую, и нечистый сидит. — Нет, что вы, — отмахнулся Грегоир, которого не радовала перспектива потерять единственную служанку, работающую к тому же, почти что за гроши. А если о подозрениях инквизиторов узнают в городе, можно распрощаться с репутацией.***
Лишь вдохнув полной грудью чистый воздух, девушка немного успокоилась, принявшись анализировать произошедшее за последнее время. Быть может, наивное девичье сердце просто не желало нарушать иллюзию прекрасной сказки, столь услужливо созданную Филбертом, а возможно девушку не подводила её необычно проницательная интуиция, но Аннет была уверена, что искатель приключений не бросил её, а попал в какие-то неприятности и нуждается в помощи. Но что она, Аннет, обычная девушка, не имеющая ни связей, ни власти, ни даже знания о природе проблемы, с которой столкнулся Филберт, может предложить ему? Да Аннет даже не знает, есть ли на самом деле какие бы то ни было проблемы. Это незнание раздражало и без того вымотанную последними событиями шатенку, и она всей душой хотела разобраться, что же всё-таки произошло. Единственным местом, которое могло дать хоть какую-то зацепку, было заброшенное строение, в котором Аннет вчера ночью нашла внезапно пропавшую головоломку-оригами. Может быть, при свете дня девушка найдёт какую-нибудь более важную зацепку, которая позволит понять, где же находится её возлюбленный. Конечно, могло быть, что и этот листок бумаги принадлежал отнюдь не Филберту, но он был единственной зацепкой, посему отрицать оную Аннет не спешила. С такими печальными и запутанными мыслями девушка добралась до нужного здания, при свете дня выглядящего ещё мрачнее, словно являющегося обиталищем всей ночной тьмы и страхов, связанных с тёмным временем суток. Да ещё этот зловещий скрип двери, почему-то заставивший Аннет вздрогнуть. Девушка прошла внутрь, оглядывая пол под ногами, словно каждая пылинка могла стать важной уликой, посему она не сразу заметила исходящее от стены свечение. А стоило его увидеть, как Аннет медленно попятилась в сторону выхода, не рискуя повернуться к сверхъестественному явлению спиной, чувствуя, что это может оказаться смертельно опасной ошибкой. И лишь поэтому шатенка вовремя заметила фигуру того, кого искренне желала увидеть последние несколько дней, хотя узнать некогда полного жизни искателя приключений было крайне трудно. — Филберт, — донёсся до ушей авантюриста робкий шёпот, тем не менее показавшийся громким криком. Мужчина сидел на коленях, подперев голову рукой, а другую руку безвольно положив на колени. Услышав голос Аннет, авантюрист поднял на неё полный горечи и страдания взгляд. Почти всё его тело было в чём-то красном, кое-где из под кожи виднелись мышцы, сухожилия, а иногда - как на кисти руки - белёсые кости. «Кровь. Он весь в крови. Что с ним произошло?» — поняла Аннет, осознавая, что во рту вмиг пересохло, а к горлу подкатил ком. Аннет, будучи человеком жалостливым, вообще с трудом переносила вид разных ран, особенно на телах тех, кто был ей дорог. А всё тело Филберта, казавшееся каким-то нереальным, призрачным, являло собой одну сплошную рану. — Филберт, — выкрикнула она, на что мужчина, кажется, поморщился, словно громкие голоса были ему непривычны и вызывали невероятное страдание. Он заговорил тихим с трудом различимым шёпотом, словно каждое слово, сказанное слишком громко, причиняло ему невероятную боль, как оно в сущности и было: — Кровь.. Мне нужна ещё кровь, чтобы сбежать… И не собирай головоломку, ни в коем случае! — это было всё, что успел сказать юноша, прежде чем его голос окончательно ослаб. — Зачем? И что с тобой случилось? — спросила Аннет и, словно забыв о страхе, который испытывала перед загадочным порталом и перед той силой, от которой пострадал Филберт, бросилась к любимому, но его и без того иллюзорное тело сделалось совсем прозрачным, а через несколько мгновений и вовсе исчезло, словно было создано из тумана. Филберту оставалось только надеяться, что любовь Аннет к нему окажется достаточно сильна, чтобы в скором времени на месте его «гибели» снова пролилась живительная кровь, что позволит окончательно бежать от сенобитов. Аннет же, испуганная и запутавшаяся после увиденного, была уверена только в том, что в первую очередь нужно найти и уничтожить листок с головоломкой, чтобы спасти того, кто забрал его. Нет, жизнь Филберта её тоже волновала, но девушка понятия не имела, где сможет достать достаточно крови. Можно было попробовать снова поискать тот самый гвоздь и пролить на пол несколько капель своей крови, но на сколько этого хватит? Девушка поднесла к глазам руку, которую вчера поранила об гвоздь. Рана была небольшой, но довольно-таки глубокой, и крови, скорее всего, работница трактира тогда потеряла чуть больше, чем пару капель. Но Филберту этого было ничтожно мало. Возможно, мужчине не хватит и всей крови, что содержится в человеческом теле. Аннет старалась об этом не думать, надеясь, что они скоро будут вместе. Ну а пока, она должна решиться вернуться в таверну и найти артефакт.