Отмена

День выдался длинный. Не самый длинный в жизни Стива, но муторный, выматывающий и тяжелый. Однако и удачный тоже. Создания, появившиеся из моря, были отброшены назад, а потом в бой вступил Нэмор и принял командование на себя. Аватар древней языческой богини, угрожавшей уничтожить Бостон, оказался на удивление непростым соперником. Железный Человек сражался с ней много дней, а она просто продолжала расти и становилась все более могущественной. Еще это нечто умудрилось отрубить все средства связи, поэтому Стив даже не слышал о происходящем, пока существо не стало настолько огромным, что его можно было рассмотреть с очень большого расстояния. Все равно с созданиями из моря тоже надо было разбираться, поэтому Стив смог послать на помощь Тони только половину команды. В конце концов, потребовались совместные усилия всех героев, чтобы освободить одержимого археолога и прогнать богиню туда, откуда она и явилась. В контексте их жизни — ничего особенного. Просто один из «таких дней». Для Тони, впрочем, это была одна из «таких недель». Честно говоря, Стиву подобные дни даже нравились. Не в процессе, когда на них сыпались угрозы, все внутри звенело от адреналина, а на плечи ложилась тяжелая ответственность убедиться, что все в безопасности. Но когда все заканчивалось, и никто не погиб, и адреналиновый всплеск отпускал, оставляя вместо себя тяжелое удовлетворенное истощение, которое приходит с осознанием того, что они хорошо поработали. Когда он еще немного дрожит от того, что могло произойти, и все его существо трепещет от облегчения и гордости. Гордость — вот что он чувствует. Гордость за команду и человека, снова доказавшего, что имеет право быть одним из них, что было правильно простить его и довериться ему снова. Тони стоит рядом, опираясь на металлические перила, опоясывающие балкончик, смотрит на Нью-Йорк и звезды над их головами; в эту секунду Стив осознает, что они одинаково смотрят на мир. Они стоят достаточно близко, чтобы соприкасаться, и плечо Тони почти на одном уровне с плечом Стива. Впрочем, оно худее. Его достаточно свободная рубашка на Стиве бы едва застегнулась. Стив поворачивается, и глаза Тони тоже почти на одном уровне с его, и они пронзительно голубые, даже в серебряном лунном свете. Его взгляд спокоен, но губы слегка раскрыты, словно сердце под ярким свечением в груди бьется так же быстро, как и сердце Стива. Рука Стива идеально ложится на щеку Тони; тот поворачивается, чтобы удобнее было смотреть, и когда их губы, наконец, встречаются, это совсем не кажется первым поцелуем. Это кажется чем-то, что Стив пронесет с собой через всю жизнь, через плохое и хорошее. Потом Тони совсем разворачивается, прижимается к Стиву и обхватывает его за шею; Стив в свою очередь кладет ладони на бедра Тони, как раз над ремнем его брюк — и внезапно он чувствует себя как подросток: чуть нервный, голова идет кругом, и кажется, что можно обнять весь мир. Он не помнит, чувствовал ли себя так раньше. Он думает о том, что это, наверное, что-то новое. * * * Со временем все, наконец, успокаивается. Им приходится известить Хэнка, Брюса и… других людей. Например, Пеппер Поттс. Дальше уже ее задача передать новость всем, кому может быть не все равно. Разобраться с прессой. Кэрол рада, что это не ее проблема, и у нее даже нет сил ругать себя за такой эгоизм. Все в Особняке очень тихи, что обычно и бывает после того, как происходит что-то плохое; словно люди думают, что любой звук громче шепота будет неуместным или грубым. Поэтому они медленно открывают двери и тихо ставят кружки с кофе, и практически не разговаривают. Даже те, кому Тони не очень нравился. Единственный звук исходит из кухни, где Джарвис моет посуду вручную, игнорируя посудомоечную машину. Кажется, что вода плещется везде, словно дети играют в ванной или дерутся. Никто туда не входит, даже за кофе или пивом. Кэрол проводит время с Тони. Много времени. Она сидит рядом, смотрит на то, как чужая одежда висит на его худом теле. Руки длинные и тоже худые, все в шрамах; на обеих есть порезы — на ладони левой от чего-то острого, другая хранит следы операции, сделанной много недель назад, когда пытались восстановить раздробленные кости. Они не успели совсем зажить. Волосы отросли, теперь это уже не прежняя дорогая стрижка, но бородка выглядит аккуратно. Кэрол думает, как забавно то, что они позволили ему бриться, даже когда думали, что целиком его контролируют. Но это с самого начала было неправдой. Роуди знал с самого начала, потому что если бы Тони хотел убить его, он бы это сделал. Но он был настолько глуп, чтобы пойти с ними. Кэрол злится на него за это и недоумевает, планировал ли он такой вариант развития события — и злится на себя за подобные мысли. Не так надо думать о Тони. Думать так — значит, сдаться. Планировал — нет. Ожидал — возможно. И легко принял. Наверное, все же можно на него немного злиться. Она даже не может выпить, и это тоже его вина [1]. Ей ненавистна мысль, что со временем кто-нибудь выпьет бокал или два в его честь, а потом ей придется ударить этого человека в лицо. Она знает, что сделает это. Лицо Тони бледное, щеки ввалились, вокруг глаз синяки, а губы голубые. Он выглядит ужасно, словно не спал много недель. Он был без сознания, когда Стив нашел его, а значит, так и не узнал, что за ним пришли. Насколько им известно, он умер, веря в то, что Стив погиб, и виня за это себя. Кэрол плачет из-за этого. Она плачет по многим причинам, и вспоминает те времена, когда рыдала на плече у Тони. Как-то получалось, что с Тони это всегда воспринималось нормально. И сейчас это нормально тоже, потому что никто не войдет, а Тони никому не скажет. Когда она закончит, она тоже уйдет и больше никогда его не увидит. Она не торопится. Потом все же встает и покидает комнату. Звук закрывающейся двери не кажется финальной точкой. Какое-то время она стоит, прижавшись к стене, и не думает ни о чем вообще. Со временем начинает осознавать, что надеется на вторжение, думботов, на то, что Ричардс облажается с порталом в другое измерение, потому что это даст ей ориентир, что делать. Ничего не случается; она перестает ждать чуда и уходит. Дверь, ведущая в старую мастерскую Тони, приоткрыта. Из нее доносятся голоса, громкие и взволнованные. Когда она подходит ближе, то понимает, что это Стив и Роуди, даже различает часть того, что они говорят. — …слезешь со своего гребаного белого коня! — …не оставил его одного, чтобы прилететь в Сиэтл! — …не имеет к этому отношения, и ты это знаешь. Не сваливай это на меня! Это ты… — Если бы ты вызвал нас быстрее, мы могли бы остановить его до того, как он улетел с ними! — Если бы ты шевелился быстрее, могли бы! Если бы ты не допустил, что это… Кэрол разворачивается и уходит. Это не ее дело. Она уверена, что скоро в ход пойдут кулаки, и это не ее дело тоже. По пути к главному входу она проходит мимо кухни. Та закрыта, внутри тихо. Дверь на улицу открыта, потому что Логан стоит снаружи и курит. Солнце ласково греет ее лицо; она проходит мимо и взмывает в безоблачное небо. День прекрасный. * * * Проходят сутки. Стив точно знает, потому что помнит, как солнце садилось, потом взошло, потом опять село. К утру следующего дня он лежит на своей старой кровати в своей старой спальне и смотрит в потолок. Он не знает, что делать. Кажется, нет причин делать хоть что-то. Он и раньше терял тех, кого любил [2]. Легче от этого никогда не становится. Тут нет руководства. Иногда это происходило во время кризиса, в пылу битвы, и было время на шок и ярость, но не было времени на горе. Вот так, как сейчас — хуже. — Тони, — шепчет он, и имя уже кажется пустым. Хэнк Пим и Хэнк МакКой хотят провести вскрытие. Стив не видит смысла — в Тони стреляли, это его и убило — но они думают, что люди, которые его держали, могли сделать что-то еще. В конце концов, Стив не протестует. В любом случае, это больше не Тони. Это был Тони. Когда-то. Он встает, когда солнце полностью всходит. Заставляет себя принять душ, надеть свежую одежду. Принуждает себя пойти на кухню и поесть. Он впихивает в себя маленький кекс (свежий, кто-то испек прошлой ночью [3]) и половину сэндвича. Рядом никого нет. Особняк кажется пустым. Стив велит себе этого не делать, но как-то так получается, что в итоге он все равно оказывается в старой комнате Тони, куда поместили его тело после возвращения домой. Теперь она тоже пуста. Его уже забрали. Стив сидит на краешке кровати. Простыни еще хранят слабый отпечаток тела Тони, и он осознает, что разглаживает их, не отдавая себе в том отчета, пока все складки не пропадают. Ему не нужно еще больше призраков в жизни. Здесь нет вещей Тони; он отсутствовал слишком долго, никогда реально и не жил здесь после перестройки Особняка. Это просто пустая комната, в которой теперь нет даже его отпечатка на простынях. Однажды, возможно, ее кто-нибудь займет. Не исключено, кто-то, кого Стив еще даже не знает, кто-то, кто никогда не встречался с Тони Старком лично. Возможно… Жизнь продолжается, и сейчас ему это ненавистно. Слышится звук неуверенных шагов, и у двери появляется Роудс. Он идет, опираясь на трость, правая рука перевязана, потому что кости пальцев треснули, когда он бил Стива по лицу, вокруг глаза фингал. В этот раз он не кажется разозленным. И удивленным, что нашел тут Стива, тоже. — Ты знаешь, — говорит он, тяжело опираясь на косяк. — Тони многое хотел бы тебе сказать, когда ты был мертв. Стив чувствует себя так, словно от него ожидают попытки защититься. Он не приходил в эту комнату, когда Тони был еще жив. Что он говорит, так это: — Мне многое нужно было ему сказать, пока он был еще жив. — Верно, — соглашается Роудс. — Ну, для этого поздно. Я правда не могу дождаться, что ты скажешь миру на его похоронах. Если в этот раз найдешь время там появиться. Стив опускает плечи, закрывает глаза. Он не может винить этого человека за его горечь. Но он тоже многое потерял, и боль утраты только начинает ощущаться. Роудс, хромая, заходит в комнату, садится в изножье кровати. Стив молчит, поэтому они сидят в тишине, и как-то так получается, что Стив не против компании. Они одиноки, будучи рядом. Никто не лезет другому в душу. — Посчитать даже не могу, сколько раз я ругал себя за тот факт, что вообще позволил Тони Старку стать моим другом, — говорит, наконец, Роуди — тихо, будто самому себе. — Правда же в том, что я не могу представить свою жизнь без него. Они со Стивом могли бы стать друзьями, если бы кто-либо из них хотя бы потрудился предпринять для этого малейшее усилие. * * * Джиму не впервые приходится хоронить лучшего друга. Даже не впервые приходится хоронить конкретно этого лучшего друга. [4] Оказывается, повторение никак не облегчает боль. Дата официально объявлена, и все кажется нереальным и неправильным. Несколько часов Джим даже сомневается, что пойдет. Еще неделя. Ему даже не надо ничего организовывать, надо просто прийти. Не то чтобы Тони было до этого дело. Но Пеппер пойдет, и он не отпустит ее одну. Конечно, у нее есть молодой человек, и другие ребята из «Ресайлент», и он совершенно уверен, что Генри Гелрунг покажется, но это не то же самое. Из старой банды остались только он и Пеппер. Завтра он отправляется в Сиэтл. Нет причин оставаться тут, смотреть, как Роджерс привидением бродит по Особняку. У злодеев, конечно, нет чувства такта и умения почувствовать нужный момент. Именно, блядь, Доктор Октопус придумывает какой-то ублюдочный план, который, как ему кажется, надо презентовать миру через два дня после того, как Капитан Америка вынес тело Тони из пещеры [5]. Джим почти убежден, что враг делает это только с целью отыметь их. Если и так, то он еще глупее, чем кажется по его «гениальным» планам; все злы, всем больно, у каждого просто чешутся руки пойти и начать что-нибудь крушить. Джим был бы в первых рядах, не важно, ранена его нога, или нет, но костюм оказался поврежден, когда взорвалась шахта лифта, и он на скамейке запасных. Осознание того, что теперь некому его починить и улучшить, заставляет Джима запереться в ванной и не выходить два часа. Люди, похитившие Тони и сломавшие его разум, а потом укравшие его опять, содержатся на хелликарьере. Джим собирается пойти туда до визита к Пеппер. Человек, выстреливший в его друга, тоже там, и Джим планирует повидаться с ним, пусть Хилл попробует потом его остановить, он позволит ей сделать это. Впрочем, прямо сейчас два Хэнка проводят вскрытие Тони, и Джим хочет дождаться и узнать, есть ли еще дополнительные причины встречаться с этим человеком. Он подумывает спуститься и посмотреть, но есть вещи, которые ему не надо видеть. Джим присутствовал при нескольких вскрытиях раньше, но он не хочет, чтобы это было последним воспоминанием о Тони, которое будет выжжено в его сознании. Вместо этого он просто ждет. Сидит в гостевой комнате, которую ему выделили, пялится в стену, старается избегать всех и не планировать во всех деталях убийство. Остальные еще разбираются с Доктором Октопусом. Джим думает, что на деле столько времени им не нужно, но может быть, они просто не хотят возвращаться и решили немного спустить пар. Может быть, проблема больше, чем он думал. Он осознанно не проверяет, зная, что это сведет его с ума — думать, нужен ли он, может ли сделать что-нибудь, чтобы помочь. Поэтому в Особняке есть только Джим, Джарвис и два Хэнка, когда один из последних — Хэнк Пим — бегом взлетает по лестнице и очень возбужденно рассказывает им о том, что Тони, по факту, не мертв. * * * Теперь все возвращаются, но на секунду Джим остается наедине с этим знанием. Он и Джарвис, который секунду ошалело смотрит широко раскрытыми глазами, а потом просто разворачивается и уходит. Джим испытывает очень схожие эмоции. Он был настолько затерян в своем горе, что теперь, когда этого больше не требуется, он не знает, что чувствовать. Первым делом он звонит Пеппер. Она тоже не может сказать, что ему чувствовать, но кажется, вполне определилась по поводу собственных эмоций. Плакать и ругаться — вот ее выбор. Джим так не делает. Ну, возможно, немного он ругался. Он даже не очень помнит. В это время у Хэнка Пима начинается нервный срыв, потому что они обнаружили, что Тони жив, когда уже разрезали его и сердце, едва видимое под репульсором, который они как раз собирались вынуть, снова начало биться. Что хуже, Хэнк, кажется, отчасти убежден, что Тони в некотором роде был в сознании все это время, просто оказался парализован, застрял в непонятном состоянии почти-гибели, и они это как-то пропустили. Джим почти вырубает его за это. Он тоже это пропустил, но Хэнк и Хэнк — ученые, и это, блядь, их работа — замечать такие вещи. Строго говоря, он вырубал людей и за меньшее, чем разрезание своего друга, пока тот совершенно беспомощен, но, блядь, в сознании и может это чувствовать. Джим правда надеется, что тут Пим ошибается. Он жалеет, что упустил возможность дать в зубы, но опять же, удар вышел бы сильным, а Пим сейчас нужен МакКою, чтобы помогать спасти жизнь Тони. Тот, может быть, только что и перестал быть «не-совсем-мертвым», как было два дня к ряду, но определенно именно это состояние, как бы иронично это ни звучало, единственное удерживало его от гибели в результате пулевого ранения. Не говоря уже о том, что теперь его разрезали, распилили ребра, и все такое. Джима тошнит от одной только мысли. Он долго меряет шагами коридор, потом врывается Капитан Америка, держа щит так, словно собирается кого-нибудь прибить, и спрашивает о новостях. Джиму, по сути, нечего ему сказать, кроме того, что сейчас Тони не мертв, но это может измениться, и что Стиву стоило воспользоваться возможностью излить душу его телу, потому как он мог все слышать. Хэнки думают, что ребята, взломавшие разум Тони, как-то запрограммировали его прикидываться мертвым, потому что в крови не обнаружено препаратов, которые могли бы вызвать такой эффект, а тела людей сами по себе не выбирают такую стратегию поведения в случае опасности. Хилл пытается вытащить из пленного лидера шайки больше. Она будет держать их в курсе. Вот и вся информация, что сейчас у них есть. Как только прибывает Тор, Дон Блейк присоединяется к команде в подвале, чтобы помочь подлатать Тони [6]. Остальным снова остается только ждать. Это искусство Джиму никогда особенно не давалось. В этот раз молчание между ним и Роджерсом не такое враждебное. * * * Стив мог бы сказать, что его начинает тошнить от необходимости сидеть у постели Тони, не зная, будет тот жить или умрет, но это было бы ложью. Правда в том, что его тошнит от этого уже давно. Но еще он принял, что быть другом Тони означает сидеть у его постели, слушать пищание монитора сердечного ритма; и по сути, позволение себе открыто любить этого человека только усугубляет ситуацию. По крайней мере, в этот раз он может быть с Тони и держать его за руку. Он говорит себе, что не думает о том, как будет уходить, если Тони начнет приходить в себя. Или как ему позволяют находиться здесь, потому как не ожидают, что это произойдет в ближайшее время. Аппарат искусственной вентиляции легких шипит, звук уверенный и почти успокаивающий. И знакомый. Стив знает, что Тони справится, потому что будет слишком жестоко, если это окажется не так. Хэнк Пим не настолько убежден, но сейчас он наверху, позволяет Джанет убеждать себя, что это не его вина, что Тони, возможно, был слишком вырублен, чтобы заметить, как его вскрыли, сломали ему ребра с целью добраться до внутренних органов. Стив надеется, что она права, и что Тони тоже сможет вскоре это подтвердить. По крайней мере, они уверены, что сейчас Тони, к счастью, без сознания. Он выглядит совершенно ужасно, и если он выкарабкается (а он обязательно выкарабкается), ему потребуется долгое время, чтобы полностью восстановиться. И Стив знает, что какое-то время ему будет запрещено Тони видеть, чтобы его присутствие не взбудоражило и без того хрупкий разум. Никто еще об этом не говорил, но учитывая, как развивались события до недавнего момента, он ни минуты не сомневается в том, что пройдет еще месяц или десять, прежде чем ему позволят реально поговорить с человеком, с которым он теоретически живет. И возможно, это будет достаточно долгий срок, чтобы забыть, как тело Тони висело в его руках, когда он нес его с базы, или тот момент, когда он осознал, что тот больше не дышит. Ему вернули Тони, но кто-то еще должен быть призван к справедливости за то, что натворил, думает Стив. Всему свое время. Стив хотел и был готов добраться до этих ублюдков, и сейчас это так. Но в эту минуту он, наконец-то, смог добраться до Тони, пусть чуть-чуть и ненадолго, но это более важно. А вот когда его отсюда выгонят… Ну, у него будет полно времени, которое он сможет посвятить людям, причинившим зло его любимому. Если бы он отвечал за заключение тех мужчин и женщин, то никогда не допустил бы, чтобы любовник их жертвы оказался где-нибудь рядом. Не то чтобы Стив собирался причинять им боль, конечно, нет, но он знает, что ему придется обсудить это с Хилл. Возможно, неоднократно. Сейчас же, впрочем, он совершенно удовлетворен тем, что сидит здесь и держит Тони за руку, пока кто-нибудь его не прогонит. * * * Роджерса выставляют через два дня, когда Тони проявляет первые признаки того, что вскоре может прийти в себя. Его место у постели Тони занимает Джим. Он берет с собой журнал, который прочитывает трижды до того, как Тони не только просыпается, но и выказывает признаки того, что реально осознает происходящее. Еще он много говорит шепотом по телефону с Пеппер, попеременно говоря ей то приезжать, то не приезжать. Время от времени он спит на раскладушке, которую ему любезно предоставили, — раньше ее использовал Роджерс, и для него она была, наверное, еще меньше и неудобней. Иногда он просто засыпает на стуле и просыпается с открытым ртом и затекшей шеей, надеясь, что его никто не видел. Жизнь с Тони, в общем-то. После нескольких дней ожидания, чтения и сверления взглядом стены по причине отсутствия окна он просыпается и обнаруживает, что Тони смотрит на него и оставляет впечатление, будто реально его видит. С Джима мгновенно слетает всякий сон. — Приветик, Босс, — говорит он. — Похоже, несмотря на все твои попытки, ты не погиб. Ну, что думаешь по этому поводу? Тони моргает. Он умудряется казаться не впечатленным и при этом выглядеть совершенно несчастным. Это достижение, но опять же, у Тони есть опыт. Он не отвечает, потому что тяжело говорить с кислородной маской на лице, а еще потому, что он слаб и ему больно. И возможно, причина еще в том, что вопрос риторический и глупый. — МакКой появится где-то через минуту, — говорит ему Джим. — Возможно, он спал, поэтому у тебя еще есть немного времени, чтобы подготовиться к тычкам и уколам. Кстати, ты третий раз приходишь в себя — сообщаю на тот случай, если не помнишь. А ты не помнишь, я знаю, поэтому не отвечай. А чувствуешь себя так фигово, потому что в тебя стреляли, а потом ты был мертв два дня. Тони издает звук, застревающий где-то в горле, и делает смутное движение, которое неприятно похоже на попытку сказать: «Я знаю». — Ты знаешь? — рычит Джим, внезапно исполнившись подозрением. — Как это так? Никто тебе не говорил. Полагаю, ты присутствовал при выстреле, но как ты узнал все остальное? Большинство людей такое не угадывает. Он надеется, что ответ не будет: «Я знаю, потому что я это спланировал», и не: «Я знаю, потому что я слышал, как Хэнк и Хэнк говорили об этом, разрезая меня». В сущности, ответ — неясный звук и прерванный жест, который кажется Джиму подозрительно извиняющимся. А потом входит МаКой и берет дело в свои руки. * * * — Это, по сути, самый успешный случай обезвреживания целой организации, — Джим откидывается и закладывает ладони за голову, прилагая все усилия, чтобы чувствовать себя так же беззаботно, как он себя ведет. — Твой маленький трюк привел к тому, что всех больших шишек вынесло прямо к нам в руки, а они уже выдали почти все. Их руководитель кажется весьма эгоцентричным человеком. Он рассудил так, что раз мы заполучили его, то нет необходимости защищать своих людей — они все равно бесполезны, если он отправится в тюрьму. Так что этот чувак был очень любезен и согласился сотрудничать в надежде на более мягкий приговор. И еще потому, что Росомаха грозился отрезать ему яйца. Ну… Джим пожимает плечами. — В любом случае, его цели, кажется, имеют не слишком большое отношение к идеологии. Сам Джим так и не встретился с этим человеком. Но хотел бы. Даниель Серквич, может быть, и полезен сейчас, но он определенно дурной человек. Такой, который может запрограммировать сознание Тони таким образом, чтобы его тело отрубилось и прикидывалось погибшим — просто так, чисто на случай, если это окажется полезным. И он использовал это ради мелкой, бессмысленной мести, из банальной жестокости: если бы все пошло так, как он изначально запланировал, Тони бы очнулся уже после того, как его похоронили, и умер бы опять, задохнувшись в гробу (они узнали это не от самого Серквича, а от его консультанта, который теперь тоже стал сговорчивым, по тем же причинам, что и бывший шеф). — Он мечтал о власти над миром, — хрипло и отрывисто говорит Тони. Он делает рукой неопределенный жест, потому что ему нравится выражать свои мысли руками, но он слишком слаб для чего-либо особенно активного. — В общем, этим все его притязания и исчерпываются. — Классика жанра. Знаешь, когда время от времени встречаешься со злодеем, преследующим такую цель, это даже в чем-то обнадеживает. Никаких сложных схем, никакой трагической истории в прошлом, просто эгоистичные амбиции и безумие человека, страдающего манией величия. Готов поспорить, у него ко всему еще пронзительный демонический смех. — В моем присутствии он не смеялся. Но буквально подпрыгивал от нетерпения, когда я записал реальные имена и слабые места всех известных мне супергероев. Джим давится воздухом. — Что ты сделал? — Записал все, что знал, обо всех, кто мне знаком. Он думал, что контролирует меня, поэтому у него не было причин что-то подозревать. Я даже сумел подправить кое-что в их собственных файлах — то, что из разнюханного ими соответствовало действительности. Ну, знаешь, насколько смог, не раскрыв при этом себя. — Чувак, — качает головой Джим. — Ты реально все это запланировал, да? — Нет, в основном я импровизировал по ходу дела, — Тони слегка прикрывает глаза, но Джим не знает точно, от усталости или в попытке избежать разговора о том, что он эгоистичный засранец, имеющий тенденцию принимать самые убедительные и саморазрушительные решения, не учитывая при этом мнение друзей. — Умирать я тоже не планировал, если ты к этому ведешь. — Если честно, да, я пытался к этому подвести. Приятно знать, что это ты не планировал, — он не может ничего с собой поделать — голос все же звучит немного мрачно. — Прости, что напал на тебя, — начинает Тони. — Ладно. «Прости, что напал на тебя, но…»? — Но они меня заставили. — Очевидно, это не так. — Но думали, что заставили. Если бы я этого не сделал, они бы поняли, что их попытка контролировать меня не сработала. — Угу, это я понимаю. Но как насчет того, чтобы вообще не притворяться? Мы вдвоем могли бы с легкостью вынести их, арестовать и узнать все об этом тайном клубе. Тебе не надо было отправляться работать под прикрытием в их логово, торчать там две недели, заставлять нас думать, будто ты погиб, или тебя пытают, или еще чего. Знаешь, такая стратегия никогда не устаревает. — Они правда убили меня в конце концов, если тебе от этого легче. — Прекрати, Тони. Меня выгонят, если я тебя ударю. Тони вздыхает. Возможно, ему правда хочется, чтобы его ударили. Кто знает? — Мы никогда не нашли бы всех. Люди, атаковавшие нас, ничего не знали. Даже того, где их база. Их туда привели сигналы костюмов; а если бы их арестовали, в ту же секунду оборудование было бы уничтожено дистанционно. Возможно, их бы это тоже убило. Они этого, к слову, не знали. — Готов поспорить, это очень способствует укреплению морали. Как эти люди не замечают, что товарищей регулярно поджаривает их же оружие? — Этого не происходит, — объясняет Тони. — Эти ребята никогда раньше ничего не предпринимали. Несколько скрытых операций, но никаких больших миссий, во время которых могли схватить и допрашивать. По большей части они получали информацию от людей, которые знали, что им платит какое-то тайное общество, но и только. Если кто-нибудь оказывался арестован за предательство или промышленный шпионаж, или еще за что, он просто не мог ничего выдать, потому что владел только фальшивой информацией, а ПНЭ со своей стороны рвала все ниточки в тот момент, когда начинало пахнуть жареным. Надо признать, они действовали очень аккуратно. — Пока не облажались по-крупному. — О, да, — в голосе Тони звучит гордость. Возможно, Джим в конце концов ему все же ввалит. — Можно дать тебе в морду? Мне сейчас правда этого хочется. — Не знаю. Спроси моего врача. — Засранец. — Мне жаль. — Нет, совсем не жаль. — Так было лучше. Это ты не можешь отрицать. Если бы мы действовали как-то иначе, они были бы по-прежнему на свободе. — Я слышу «мы», но ведь это ты принимал все решения. Опять. — Ну, я же своей жизнью рисковал. Грустно то, что тут нет смысла спорить, потому что Тони правда не понимает. — Могло бы получиться лучше, вот я хочу сказать. Если бы ты рассказал кому-нибудь, что планируешь. — Они не прислали мне письмо, чтобы предупредить, что в будущем мое сознание попытаются контролировать. Приходилось решать все по ходу дела. — Ты мог бы привести нас к их базе, когда они забрали тебя. — Я так и сделал, разве нет? — Я имел в виду, сразу. Не две недели спустя, предварительно взорвав ее, будучи внутри. — Выбора не было. Эти люди не тупые. — Мне они кажутся вполне тупыми. — Их лидеры приняли несколько плохих решений, — признает Тони. — Но в целом история их развития на удивление адекватна. Они долгое время были поблизости, собрали информацию о том, о чем не должны были пронюхать, а мы даже не знали, что они существуют. Первая же попытка действовать привела к краху, но строго говоря, у них получилась отличная секретная служба. — Звучит серьезно. — Ага, — Тони сильнее откидывается на подушки, подложенные ему под спину. — Я почти уверен, что организация как таковая в каком-нибудь виде да выживет. Она большая, мы захватили не всех, оставшиеся разбегутся до того, как мы доберемся до всех баз. Потеря лидера не причинит им большого вреда в долгосрочной перспективе. Все равно рано или поздно его бы кто-нибудь убил ради собственного продвижения. — Какова тогда их цель? Мы должны подготовиться к этому, чтобы остановить их до того, как они снова начнут создавать проблемы. — Изменить мир? — предполагает Тони. — Я не знаю. Серквич хотел захватить его; у него были некоторые аргументы в пользу того, что мир, объединенный под его руководством, избавится от войн, а предварительное сокращение населения позволит лучше распределять ресурсы между оставшимися. Но думаю, он просто хотел власти и разрушений. Часть его приспешников, впрочем, действительно верит во все эти россказни. Некоторые из них стремятся к этим целям без масштабных убийств и разрушений. Будем надеяться, что их размолвки никуда не пропадут, когда они в следующий раз проявятся. — Кажется, ты много о них знаешь. — Ты не читал отчет? Хилл сидела тут и сыпала вопросами, пока ее не выгнали, когда ты отвернулся. Между прочим, Джим отчет не читал. Мария Хилл ушла три часа назад, он сомневается в том, что она его уже закончила. — Давай просто представим, что не читал. — Они дали мне поиграться с их компьютером. Что еще я могу сказать? — Тони мимолетно улыбается, но глаза у него слипаются все больше. Джиму следует, вероятно, дать ему поспать. — Ты знал, что они называют себя «Предвестниками Новой Эры»? — Ага. Звучит нелепо. — Могло быть и «Предвестники Мира Совершенства», но ПМС — плохая аббревиатура для названия тайного общества. — Ух ты, — Джим замолкает на секунду, чтобы осознать сказанное. — Скажу тебе, чувак, ну и проблемы приходится решать злодейским организациям. — Роуди, где Стив? Вопрос неожиданный и нежеланный. Джим вздрагивает, и ему не вполне удается это скрыть. — Что ты имеешь в виду? — Да брось, чувак. Я знаю, что он жив. Я помню. Ну, я помню много чего, подробности, вероятно, ты знать не хочешь, — Тони ухмыляется, но как-то неубедительно. Джим, вероятно, не должен удивляться. После возвращения Тони был психологически на удивление стабилен. Конечно, теперь, когда снова обретенные старые воспоминания больше не сводят его с ума, он в состоянии упорядочить более свежие события. Эта версия даже казалась бы убедительной, если бы не кошмары, которые до сих пор его мучат, но их может вызывать любая из множества причин. В любом случае, очевидно: Тони больше не допустит, чтобы этот эпизод его тормозил. — Мы не знали, как ты среагируешь, — объясняет Джим. — Поэтому его отослали, до тех пор, пока мы не убедимся, что ты в порядке. Он тихо фыркает и надеется, что Тони не замечает его реакцию. Но у него сжимается все внутри от этих мыслей. — Стив будет просто в экстазе, когда узнает, что ему можно вернуться. Джим встает, чтобы пойти и позвать сюда Капитана Америка, где бы он там ни был, но Тони удерживает его. Давление его пальцев пугающе слабое. — Не зови его пока, — тихо говорит Тони. — Я не хочу… Я хочу увидеть его, когда не буду прикован к постели. Он закрывает глаза, отворачивается и делает вид, что засыпает, успешно исключая любые последующие споры или вопросы. Джим наблюдает за ним какое-то время, потом садится на стул и ждет, пока дыхание Тони не выравнивается, когда его захватывает настоящий сон. Вскоре после этого начинаются кошмары. * * * Это нелепо. Тони был одним из самых богатых людей в мире. Он флиртовал, встречался и спал с бесчисленным количеством женщин. Он встречался с дюжинами суперлюдей, инопланетян или просто безумных злодеев, которые были сильнее его, и выходил из драк победителем. Он стоял перед толпой незнакомцев и рассказывал им о своем алкоголизме [7]. Нет рационального объяснения тому, что сейчас он чувствует себя настолько неуверенно и нервничает из-за того, что собирается встретиться лицом к лицу с человеком, с которым жил в течение многих месяцев. Ему еще отчасти сложно принять реальность этого факта. Все остальные вернувшиеся воспоминания играли главную роль в театре его разума, а горе и вина по поводу смерти Стива явно претендовали на роль примы. Тони знает, что Стив вернулся, но не помнит этого события, и как-то так получается, что из-за этого две части его прошлого не связаны друг с другом; словно все, что случилось с ним после комы, произошло с кем-то еще. Он задумывается о том, так ли ощущает все это Кэрол, у которой нет эмоциональной связи с собственным прошлым [7]. Но нет — эмоции никуда не делись, пусть даже те, которые на время обескуражили его своей интенсивностью, все еще перекрывают все остальное. Тони по-прежнему помнит, как искал информацию о своих поступках в тот период, который забыл, узнавал об АРС, о тюрьме в Негативной зоне и клонировании Тора, и гибели Билла Фостера, и гибели Хэппи, и гибели Стива, и гибели Джен, и у него даже не было роскоши внутреннего отрицания, потому как он мгновенно понял, что сделал бы все это, не важно, насколько сильно он бы себя за это возненавидел. И как громко билось в горле сердце, когда он говорил Тору, что сделает это снова, с бравадой, которую не ощущал. И каково это было — когда Стив обнял его после их с Тором возвращения после битвы с драконами в Девяти Мирах [8]. Он помнит, как проснулся после их первой совместно проведенной ночи, убежденный, что Стив либо пожалеет о сделанном, либо не придаст этому особенного значения; он не был уверен, что выдержит и одно, и другое. Он помнит, как Стив приносил ему в мастерскую кофе, когда ему нужно было работать всю ночь, и целовал его в макушку перед тем, как отправиться штудировать отчеты. И что он был счастлив. От этого только хуже. Тони осознает, как сильно желает, чтобы хоть раз в жизни Стив опоздал, или чтобы случилось вторжение инопланетян, и это позволило бы отложить разговор. Но конечно, при его-то удаче, Стив приходит вовремя, и никакой космический владыка не ломится через потолок, чтобы объявить Земле войну. Стив заходит через главный вход Особняка, на нем обычная одежда, но выглядит он опрятно — словно идет на свидание. Но Стив всегда так выглядит, единственное исключение — разгар тренировки. Он улыбается, когда видит Тони, и в этой улыбке столько облегчения и тепла, что Тони чувствует, как ноет сердце, как внутри буквально все переворачивается. Он идет вперед, чтобы встретиться со Стивом на полпути. Все болит, каждый шаг требует осознанного усилия, но это нормально, у него бывало и похуже. Стив — вот это самое «похуже». Стив тянется, хочет обнять его большими руками, двигается так осторожно, словно Тони может сломаться, и тому это совсем не нравится. Он выглядит чертовски счастливым, и это Тони не нравится еще больше. В этой ситуации все ужасно, но они по крайней мере одни, он об этом позаботился. Они одни. — Стив, — говорит Тони. Видеть этого человека, чувствовать, как его ладони ложатся на щеки, как эти простые действия заставляют его сердце биться чаще — все это неправильно. Как и тоненький голосок в голове, говорящий ему, что Стива — живого или нет — тут быть не должно, что он отвлекся и как-то попал в другую Вселенную, ту, в которой за все грехи наказывают тем, что показывают, как идеальна может быть жизнь, которая не случилась, потому что провинившийся приложил к тому все возможные усилия. — Стив, — повторяет Тони, но не останавливает, когда тот наклоняется и прижимается губами к его губам. На секунду он закрывает глаза. Отвечает на поцелуй. Однако уже через мгновение делает шаг назад — и Стив позволяет ему; он немного сбит с толку, слегка волнуется. За него. Ни о чем не догадывается. Тони ненавидит себя за все. — Стив, — произносит он в третий раз; и даже не гордится тем, что его голос не дрожит, просто испытывает благодарность. — Прости меня. — Простить за что? — теперь в голосе Стива появляется подозрительность: он слишком хорошо знает Тони. — За все. За это. Ты не должен быть здесь. Со мной, я имею в виду. Это не должно было произойти. — «Это»? — переспрашивает Стив. — Ты говоришь о нас? У Тони перехватывает горло; Стив будто бы начинает немного злиться — у него такое бывает, когда он растерян, расстроен и не знает, как реагировать. Мгновение Тони не решается открыть рот из страха, что голос подведет его, но он заставляет себя заглянуть Стиву в глаза и кивнуть. Он надеется, что Стив поймет; что скоро все это будет закончено. — Ты рвешь со мной? — Стив даже не то чтобы не верит. В его голосе скорее звучит недоверие, немного раздражение — словно он говорит с ребенком, который не понимает, насколько глуп. — Да, — отвечает Тони. — Почему? — Стив внезапно хватает Тони за плечи, стискивает чуть резковато — пока Тони был болен, а потом в заточении, его мускулы ослабли. Впрочем, когда он снова начинает говорить, его голос тих. — Это потому, что ты вспомнил? Из-за чего-то, что я сделал? — Нет. Да, — Тони вздыхает, мысленно приказывает своему голосу не дрожать. Он просто хочет, чтобы Стив понял, не пытался с ним спорить. — Все было хреново. Если бы я знал… — Ты знал, — прерывает его Стив. — Ты знал все о том, что произошло. Ты провел свое расследование, мы говорили об этом. Я про… Мы в этом разобрались, разве нет? — Я знал, — подтверждает Тони. — Как знаю о мировых войнах или о Революции. Просто тогда во всем этом сюжете был один парень, очень похожий на меня. Теперь я помню. И знаю то, чего не знал до этого. То, что никто мне не рассказал. Он знает, каково это — сидеть в одиночестве и принимать решение убить друга. Он знает, каково это — сражаться с любимыми людьми и принимать решение продолжать снова и снова, каждый день, и говорить себе, что это того стоит. — Ты презирал меня, — говорит он тихо. Стив выдерживает долгую паузу. — Нет, я… — Да, презирал. Я же… Из-за того, что я сделал. Я заставил тебя испытывать это. Я знал, что так и будет, и все же… — и все же сложно произнести слова, не важно, сколько раз он повторял их про себя, готовясь к этой встрече. — Тони, я люблю тебя, — Тони закрывает глаза, потому что в голосе Стива столько искренности, а ему самому никогда эти слова не давались с такой легкостью. — Не важно, что случилось. Люблю. Любил долгое время, вот почему мне было так больно, вот почему… Мы говорили об этом. Много. — Ты не говорил, что испытывал ко мне такое отвращение, — настаивал Тони. — На полном серьезе. Достаточно сильное, чтобы хотеть моей смерти. Ему знакома ненависть. Он знает, как она выглядит, каково это — когда ненавидят тебя; знал с того самого момента, как стал достаточно взрослым, чтобы понять, что он есть, чем он должен быть, чем он никогда не будет. Это уродливо, тяжело и непростительно. Сам Тони не испытывал этого чувства по отношению ко многим людям — так, чтобы по-настоящему, потому что заслужить истинное отвращение не просто. Еще это личное, всегда. Вот почему Стив с такой силой презирал его; потому что ожидал лучшего, и потому, что Тони взял их дружбу и растоптал ее. — Надо было сказать. — Это Роудс тебя настроил? — Стив мрачен и становится все мрачнее. Он почему-то смотрит на лестницу, ведущую на второй этаж. Словно ожидает увидеть, что там кто-то стоит и наблюдает. Тони знает, что там никого нет, поэтому не глядит туда. — Роуди? Нет. Какое отношение имеет он ко всему этому? — Тони качает головой, не дает себя отвлечь. — Было не трудно самому прийти к такому выводу. Отношения типа наших… Я люблю тебя, Стив. Всегда любил. Но я вступил в этот союз, имея ложное впечатление о том, что именно произошло в прошлом. Мне, вероятно, следовало догадаться, но я не догадался, а ты мне не сказал… Он качает головой и не находит в себе сил смотреть на Стива. — Я бы никогда этого не допустил, если бы я знал. — Допустил, — повторяет Стив. — Тони, это не какая-то там случайность. И я не знаю, как ты можешь думать… Я не испытываю к тебе ненависти. Я серьезен в своих чувствах, когда говорю, что люблю тебя. Я не стал бы об этом врать. И прости, что тогда так случилось, но меня понесло, я был зол, но если серьезно, я никогда не хотел причинять тебе вреда. Ты должен мне поверить. — Стив, я не боюсь тебя, — говорит Тони, отчаянно желая, чтобы Стив понял. — И я тебя не виню. Ты не сделал ничего неправильного. — Тогда почему ты оставляешь меня? — Потому что ты… Потому что ничего не получится. Не получается. — До сих пор получалось. — Потому что я не знал! — Тони повышает голос, но это отчаянье, а не злость. Он хочет покончить с этим, пока не психанул. — Я знал, что сделал с тобой, но только на интеллектуальном уровне. Я не знал, насколько все действительно плохо. Ты не испытываешь презрения к людям, Стив. Ты не убиваешь людей, но ты хотел убить меня. Вот насколько плохо все было. Как ты можешь даже смотреть на меня? — Ты говорил, что сделал бы это снова. Ты говорил, что защищал бы сделанное тобой. Это тоже изменилось? — в голосе Стива звучит растерянность, возможно, немного надежда, и все становится только хуже, потому что на деле они не перешагнули через это все. Тони удалил свои воспоминания и лишил их шанса попытаться. — Нет, — разбивает он все надежды Стива. — Это не изменилось. Но ты не можешь… Ты никогда не простишь меня. И не стоит это делать. Начнем с того, что я даже не знаю, почему ты вообще связался со мной. — Потому что я люблю тебя, идиот! — Нет, ты не… — Не указывай мне, что я чувствую! — … и даже если это так, этого недостаточно. После того, как… Я знал, что принесу в жертву нашу дружбу, Стив. Я был к этому готов, потому что знал: обеспечить всеми силами безопасность, твою и остальных, того стоит. Ты просто… Ты отделил от меня человека, который все это сделал, потому что я не помнил. Но теперь я помню. И это всегда был я. Ты не можешь хотеть быть с тем, кто причинил тебе такую боль, что ты отшвырнул все свои моральные убеждения. Секунды текут. Стив не протестует. Не спорит. Он на секунду закрывает глаза, а потом говорит: — Тони. Он тянется, но нерешительно, и все равно Тони уже вне досягаемости. — Нет, — Тони проходит к двери. Он пытается держаться так, чтобы его нельзя было достать, но Стив даже не пытается. — Прости меня, — говорит он снова, потому что ему правда жаль. Больше, чем Стив может себе представить. — Это я виноват. И я, наконец, поступаю правильно. Даже если чтобы сделать это, придется причинить Стиву боль. Снова. Даже если ему снова приходится быть плохим парнем. «По крайней мере, в этот раз, — думает он, выходя в вечерний солнечный свет. — Стив со временем поймет». --- Комментании: [1] Кэрол в комиксах - алкоголичка. Именно Тони помогает ей осознать и преодолеть зависимость. Подробнее об этом можно прочитать в третьем личном томе ЖЧ. [2] Отсылка ко сну во льдах. Все это знают, это не только комиксный канон, но и кинон, но мне так хотелось поставить отсылку и про Стива тоже, что вот. :) Также сюда можно отнести события личного седьмого тома КА, но история, кажется, была написана до выхода этой линейки. [3] Вероятно, Джарвис. Фанон часто приписывает ему склонность готовить для успокоения нервов и отвлечения от неприятных мыслей. [4] Вероятно, отсылка к тому, как Тони инсценировал свою смерть в олдскуле. Роуди тогда пришлось носить броню ЖЧ в память о друге. И в общем, он ужасно злился, когда выяснилось, что Тони жив. [5] "Именно, блядь" потому, что Октопус особенно изощренно попил кровушки у Тони в пятом личном томе ЖЧ. Целование щупалец, все дела. [6] Дон Блейк - альтер-эго Тора из раннего канона Мстителей. Долгое время другие члены команды не знали, что он и Тор - один и тот же человек. При этом, Блейк - врач, и неоднократно латал героев, оказываясь на месте всегда очень вовремя. :) О том, почему так получилось с двумя личностями, можно почитать в олдскуле Тора. [7] За свою историю Кэрол несколько раз теряла память: http://en.wikipedia.org/wiki/Carol_Danvers Здесь, вероятно, отсылка к самому свежему эпизоду, случившемуся в 2013 году в результате взрыва, спровоцированного коммандером Крии в линеке "Враг внутри". [8] Отсылка к мини-серии "Мстители. Прайм". В ней Стив и Тони мирятся после события Гражданки.