Отмена

— Скажи мне честно, — говорит Джим на полпути в аэропорт. — Ты откладывал эту беседу до того времени, пока снова сможешь ходить, чтобы у тебя была возможность в самом прямом смысле этого слова от него уйти? Он оглядывается на Тони, сидящего рядом, но тот просто смотрит в окно. Уже стемнело; в неверном уличном свете его лицо выглядит бледным и постаревшим. — У меня такое чувство, будто вернув себе воспоминания, я убил того человека, в которого Стив влюбился, — говорит Тони стеклу. — Ого, да ты шутник, — Джим уже чувствует, что путь назад в Сиэтл будет долгим. Ему нужно было сидеть в машине у Особняка и ждать Тони, поэтому он знал, что Тони хочет уехать, и быстро; но причина все равно оказалась сюрпризом. Впрочем, он не то чтобы не одобряет. Ну, возможно, не одобряет причины, но не сам факт. Всю оставшуюся дорогу Тони молчит. Джим занимает свободное парковочное место, а Тони по-прежнему ничего не говорит. И не двигается, чтобы выйти. Джим терпеливо ждет — просто убедиться, что друг не уснул. Честно говоря, он немного волнуется. Тони еще не стоит быть на ногах. Он едва ли может ходить. И у него разбито сердце, даже если решение принял он сам. В такие времена у него не очень получается о себе заботиться. Но еще ему действительно нужно уехать, и Джим хотя бы тут может его поддержать. — Сомневаешься? — спрашивает он, наконец, когда Тони не двигается почти десять минут, и опасается услышать ответ. Тони медленно, словно в трансе, поворачивается к нему. — Ты можешь отвезти меня на железнодорожную станцию? — спрашивает он странно тихим голосом. — Я хотел бы отправиться поездом. Да, это неожиданно. Но как бы там ни было, Тони тут главный, и они все равно не заказывали билет на самолет. — Все, что ты хочешь, — Джим заводит машину и закладывает новое место назначения в навигатор. Он не часто бывает на станции, по крайней мере, не ездит туда сам. Похоже, дорога в Сиэтл будет еще длиннее, чем он думал. * * * Джим покупает два билета в Сиэтл, и Тони выбирает самый длинный маршрут с максимальным количеством остановок. Определенно он хочет как можно дальше отодвинуть тот момент, когда приедет хоть куда-то и снова будет вынужден что-то делать. Например, встретиться с жизнью лицом к лицу. Это лучше, чем забиться в какой-нибудь угол, и, честно говоря, Джим все понимает. У него не раз в жизни появлялись мысли убежать от всего, в основном, во время учебы в колледже. Впрочем, в этих фантазиях обычно не фигурировали поезда. Тони кажется искренне удивленным, что Джим настроен ехать с ним, но, похоже, сейчас он не в состоянии завязать собственные шнурки, поэтому не протестует. Просто часто бросает на Джима взгляд, словно не может его понять. Это не страшно. Джиму нравится идея хоть раз побыть в роли загадочного героя. Тони становится тихим. Когда он не смотрит на друга, то ничего не делает, только пялится в окно. Не читает. Не рисует наброски в блокноте. Возможно, что-то мысленно проектирует, но вряд ли. Джим знает, как Тони выглядит в такие моменты. Не так. Так Тони выглядит, когда пытается не плакать. В их поезде есть Интернет, но Тони не открывает ноутбук и не берет телефон. Он даже не проверяет почту: похоже, убежден в том, что сейчас, когда не управляет компанией и не участвует в делах Мстителей из-за своих травм, никто от него ничего не захочет. Или, может быть, ему просто все равно. Джим знает, что его телефон включен, но заблокирован и может принимать только срочные звонки. Так лучше. Джим даже ничего на эту тему не говорит. Сам он выходит в Интернет со своего телефона, пока Тони наблюдает за проплывающим мимо миром и восходом Солнца. Пеппер отправила ему два письма: в одном она спрашивает, все ли в порядке, а в другом жалуется, что Тони ее игнорирует. Джим отправляет короткий ответ, сообщает ей, что они в поезде и скоро прибудут в Питтсбург. До Сиэтла доберутся только через несколько дней, но опять же, ничего особенного их там не ждет. Он знает, что Пеппер поймет. Она слишком хорошо знакома с Тони и не раз видела его в таком состоянии. Поездка до Питтсубрга занимает больше девяти часов. Тони выходит на связь с внешним миром только один раз: когда Джим отправляется взять себе что-нибудь перекусить, он отрицательно качает головой в ответ на вопрос, не хочет ли есть. Джим дремлет примерно час. Насколько ему известно, Тони не спит. Когда они наконец-то выбираются из поезда на первой остановке, Тони выглядит едва живым: щеки ввалились, под глазами залегли глубокие тени. Он совсем не похож на Тони Старка, каким его знают СМИ (а друзья знают и таким, видели, как он выглядит, когда разваливается на части), и это пока Джима совершенно устраивает. Он почти уверен, что Тони вообще не в курсе всего этого безумия вокруг него и Роджерса, и он определенно не хочет, чтобы эта история всплыла от того, что кто-то опознает их и спросит об отношениях Железного Человека и Капитана Америка. (Джим думает, что Тони вел бы себя иначе, если бы знал). Когда Джим достает из сумки шляпу и одевает на него, Тони странно смотрит в ответ, но ничего не говорит. Возможно, он все понимает. Им повезло, что Тони еще никто не узнал, но опять же, просто никто не ожидает увидеть такого человека в общественном транспорте. Следующий подходящий поезд, который доставит их ближе к месту назначения, отбывает в полдень, и он отходит только через двенадцать часов. Джим не очень ждет этого момента, хотя ему доводилось переживать и худшие путешествия. Он даже не особенно удивлен, когда Тони просто немного отходит от станции, ловит такси и просит водителя отвезти их в ближайший мотель. — Серьезно? — спрашивает Джим, когда они регистрируются под фальшивыми именами, доходят до номера, и он кидает две жалкие сумки, содержимое которых совершенно неадекватно их путешествию, на пол. — Тони, мотель? У нас так быстро заканчиваются деньги? — Я не так богат, как прежде. И я останавливался в мотелях раньше, — отмечает Тони слегка хрипло, и Джим думает: «Ага, конечно. Когда пытался убить себя выпивкой». [1] — Я мог бы заплатить за номер в отеле, — говорит он, чисто на тот случай, если проблема в этом. — Мне хотелось вот так. — Прямо интересно узнать, почему, — сухо роняет Джим. Но у него есть неплохая догадка. Она хорошо соотносится с необходимостью носить шляпу. Комната не дурна. Чистая, с большой кроватью, на которой они оба поместятся, и в ванной ничто не живет. Когда они выходили из такси, Джим видел за углом забегаловку с фаст-фудом, и сейчас именно это в основном занимает его мысли. — Пойду, возьму что-нибудь поесть, — говорит он другу. — Что ты хочешь? — Я не голоден. — Нет? Лучше нагуляй себе аппетит, пока меня не будет, в противном случае будет не смешно, когда мне придется пропихивать бургер тебе в горло. Тони недовольно на него смотрит, но больше ничего не говорит, поэтому Джим надеется, что есть шанс уговорить его поесть — или по крайней мере, не найти дверь запертой по возвращении. В забегаловке, к счастью, не очень много посетителей. Голодный Джим выбирает большой стандартный обед (картофель фри, два бургера и большая кока-кола), а для Тони берет салат и спринг-ролл, зная, что требовать сейчас от друга съесть больше было бы чересчур. Учитывая, что еще два дня назад Тони получал всю пищу в жидком виде, не исключено, что и салат — это уже перебор, но Джим должен хотя бы попытаться. Еще его выбор связан с собственными предпочтениями в еде, потому что Джим не сомневается: остатки достанутся ему. Когда он возвращается в комнату, дверь не заперта. Хорошо. Тони нигде не видно. Плохо. Из ванной доносится шум льющейся воды, указывая на то, что кто-то принимает душ. Хорошо. Если, конечно, не получилось так, что кто-нибудь не пришел сюда в его отсутствие, убил Тони, а теперь смывает кровь, или Джим просто пропал не в тот номер, что было бы одинаково плохо. Но дверь открывается, и выходит Тони. Он одет в те же джинсы и свитер, но вытирает волосы полотенцем. Теперь, когда они мокрые, Джим отчетливо видит, насколько они отросли. Капля воды сбегает по шее Тони и скользит под воротник рубашки. — Я у тебя бритву одолжил, — говорит он Джиму почти радостно, словно не молчал как немой последние десять часов. — Я думал побриться наголо, но мне кажется, никто не обратит на меня внимания. Хочу сказать, я потерял много веса, и шляпа должна помочь, да? Как считаешь? — Я считаю, что без бородки ты выглядишь странно, — говорит Джим. Сбрить ее, возможно, было бы и лучше, но Тони и без того выглядит странно: уставшим, худым и бледным. Если он побреется, то будет вообще похож на незнакомца. [2] — Я тоже так подумал. Полагаю, нужно пойти купить какой-нибудь одежды. Я не рассчитывал, что мы проведем в пути больше нескольких часов; плохо спланировал. У меня хотя бы зубная щетка есть. У тебя есть зубная щетка? Могу купить тебе, когда отправлюсь в магазин. И белье, и все такое — считаю, это нам понадобится. Джиму нужна еда. И душ. И сон. В таком порядке. — Сядь и поешь, — строго говорит он. — Потом пойдем по магазинам вместе, иначе ты забудешь половину нужного и купишь кучу всякой фигни. Тони даже не спорит. Он терпеливо наблюдает, как Джим усаживается за маленький столик и начинает уплетать бургер, но словно и не видит салат, поставленный перед ним, а просто раскачивается на стуле, глядя в пространство и явно думая о чем-то, что его радует или кажется необходимым. — Ешь давай, ребенок, — рычит на него Джим. — Тебе что, пять? Тебе нужна еда, и я не понесу тебя домой, когда свалишься в коробку с носками в магазине. — Не голоден, — настаивает Тони. — Не заставляй меня играть с тобой в самолетик. — О, теперь мне прямо хочется начать тебя по-настоящему раздражать, чтобы посмотреть, как ты будешь это делать. — Ты и так по-настоящему раздражаешь. Ешь давай, или я привяжу тебя к кровати и накормлю насильно, — слишком поздно Джим соображает, что, возможно, говорить что-то такое человеку, недавно пережившему два травмирующих похищения, не очень разумно. Но Тони, кажется, не усматривает угрозы в его словах. Он просто кидает на него сердитый взгляд, хмурится и берет пластиковую вилку. К тому моменту, как Джим расправляется со своим обедом и больше не чувствует угрозы голодной смерти, Тони съедает половину салата. В общем-то, большего от него, наверное, и не стоит сейчас ждать. Впрочем, Тони выпивает весь кофе, который Джим ему принес, так что тут все, как обычно. После они идут по магазинам, как Тони и хотел. Джим еле держится на ногах, он соглашается только потому, что чувствует: тут нужна нянька. Но Тони буквально излучает маниакальную энергию и, кажется, не ощущает усталости от долгой поездки или боли от ран. (А его раны, блядь, все еще серьезные. Кроме того, что в него стреляли, кто-то еще распилил его ребра и вскрыл грудь, и все это еще не до конца зажило. Как он вообще держится на ногах — это выше понимания Джима). Он покупают несколько пар носков, трусов-боксеров, две футболки, пару джинсов для каждого и еще одну кепку для Тони, чтобы маскироваться. После Тони проносится по отделу канцелярских товаров и выбирает в случайном, кажется, порядке три блокнота разных размеров, линейку и пачку карандашей. Так как Тони еще болен, Джим несет все их покупки, в то время как сам Тони торопливо идет по тротуару, и в его движениях странно сочетаются хромота и нетерпеливое подпрыгивание. До мотеля недалеко, но Джим все равно предпочел бы поймать такси. Тони настоял на том, чтобы идти пешком. Возможно, у него просто полно ненужной энергии, которую нужно потратить. Как только они возвращаются, Джим роняет пакеты на пол и отправляется в душ. Он торопится, не желая оставлять Тони надолго одного, а когда выходит, тот сидит за столом и что-то рисует в одном из блокнотов. Издалека кажется, что это какой-то чертеж. Когда речь идет о Тони, всегда можно с уверенностью ставить на чертеж. Может быть, Тони обдумывал его, когда пялился в окно поезда. И теперь рад выплеснуть свои мысли на бумагу. Потому что забыл, что у него с собой был блокнот. Да, похоже на то. Джим решает не трогать его и валится ничком на постель. Он просто хочет… Неа. Не получится. Джим может закрыть глаза и сколько угодно отдаваться усталости, но часть его сознания все равно сосредоточена на шуршании карандаша по бумаге, когда Тони нажимает слишком сильно; на звуке перелистываемых страниц; на скрипе стула. А когда Тони совершенно неподвижен, Джим не может не открыть глаза, чтобы посмотреть, что он делает. (Просто смотрит в окно, а потом снова берет карандаш и возвращается к работе). Джим лежит без сна несколько часов. Все равно еще слишком рано, чтобы спать, говорит он себе, натягивая подушку на голову и пытаясь игнорировать присутствие Тони в комнате. У него будет в распоряжении вся ночь; нет смысла дрыхнуть сейчас и вскакивать задолго до рассвета. Нет причины расстраиваться. Со временем Тони должен пойти спать. Что со временем происходит — так это то, что Джим начинает дремать. Он не фиксирует этот момент, поэтому не может порадоваться данному факту. Но в какой-то момент он просыпается. Вокруг темно, единственный источник света — экран ноутбука, который Тони включил, пока Джим спал. По комнате раскиданы листы бумаги. Тони по-прежнему работает с почти маниакальным блеском в глазах. Когда Джим сонно велит ему иди уже, блядь, спать, он, кажется, не слышит. * * * На следующее утро Тони пребывает в настроении хорошем до странности. По его словам, он придумал пять различных приборов для дома, забраковал четыре и научил ноутбук Джима разговаривать. Джим настороженно смотрит на компьютер, но тот его не приветствует, что кажется слегка обнадеживающим. Они завтракают, что на практике означает, что Джим съедает холодные остатки вчерашнего салата, а Тони пощипывает спринг-ролл — и после этого Джим получает остатки спринг-ролла. Они добираются до станции, садятся в поезд и проводят следующие десять часов, слушая стук колес по рельсам. В этот раз Тони радостный, хотя и рассеянный — он отвлекается на то, чтобы бешено печатать на компьютере. Джим внимательно за ним наблюдает и время от времени посылает Пеппер смс-ки, чтобы она была в курсе. Она волнуется, что Тони узнают, и он столкнется с ситуациями, которые могут ускорить нервный срыв. Джим заверяет ее, что на Тони бейсбольная кепка, так что все хорошо. Во время поездки Джим немного спит, несколько раз перекусывает и пьет много кофе. Тони просто пьет много кофе. Джиму хочется, чтобы тот уже перестал и мог поспать, и еще хочется заставить друга поесть (чтобы спасти его от голодной смерти), но вокруг люди, и не стоит провоцировать сцену и привлекать внимание. Когда они прибывают в Чикаго, уже темнеет. Джим устал, у него ноют все конечности, и он ужасно хочет нормальной еды. По крайней мере, думает он, есть возможность вставать и ходить внутри поезда, а еще бистро с дорогущими сэндвичами и не очень противные туалеты. Он должен быть рад, что у Тони не было настроения ехать на автобусе. Потому что Джим бы тоже с ним поехал. И это было бы дерьмово. Они опять снимают комнату в мотеле, недалеко от станции. В этот раз у них нет поводов выходить. Джим заказывает пиццу, выбирает ту, которая больше всего нравится Тони — в надежде, что это соблазнит его хоть немного поесть. В итоге он умудряется добиться своего, порезав один ломтик на маленькие кусочки и упорно удерживая их у рта Тони, пока тот работает. В общем, выбора у Тони особенно не было, учитывая, что он не хотел переставать печатать и писать: либо есть, либо измазаться в растаявшем сыре. Почему Джим не додумался до этого раньше? С маленькими детьми же срабатывает, верно? Еще он не заказывает кофе. Если Тони хочет, пусть сам идет и покупает. — Как с ребенком возиться, — ворчит Джим около полуночи, когда Тони зевает каждые две минуты, но все равно продолжает работать. Сам Джим не такой уставший, как был накануне, но от одного только вида друга он хочет в постель. Со временем его решимость крепнет, и он забирает у Тони ноутбук, захлопывая крышку. — Эй, — недовольно смотрит на него Тони. — Ты портишь мою работу! — Он просто ушел в спящий режим, ничего не потеряется. Получишь назад, когда поспишь. — Какого черта, Джим? Я не сраный ребенок! — Но ведешь себя как ребенок. И потом, это мой ноутбук. Ложись, блядь, уже. Тони ворчит. С чернильными кругами под глазами, скрытый по большей части в тени он кажется нереальным и почти инопланетным. — Заставь меня. Тут даже никакого вызова нет. Джим хватает Тони за талию, вскидывает на плечо и опускает на кровать. Тот борется и ругается, но у него нет ни малейшего шанса вырваться. Джим прижимает его к матрасу, держа за запястья. — Ты мухлюешь! — Я сильнее тебя. Это даже не хитрость. — Дай только мне добраться до брони, тогда и продолжим разговор. — Тогда уже ты будешь мухлевать. Тони, — Джим отпускает руку Тони и хватает его за подбородок, чтобы не отворачивался. — Поговори со мной. — Мне нечего сказать. — Ты не в норме. Я знаю. Я знаю, что не могу помочь. Но пожалуйста, хотя бы попытайся заботиться о себе. Или позволь мне позаботиться о тебе. Я не хочу… — Я не могу спать, — говорит Тони, избавляя его от необходимости заканчивать предложение. — И не хочу. — Кошмары, — Джиму даже не нужно получать подтверждение своей догадки. — Я понимаю. Просто… Позволь мне помочь. Тебе нужно поспать. Я могу разбудить тебя, когда будет казаться, что это нужно. — Роуди, — со вздохом произносит Тони. — Я такого друга не заслуживаю. — Не, не заслуживаешь, — Джим, наконец, отпускает его и садится, зная, что Тони не попытается сбежать. — Можешь немного компенсировать мне страдания тем, что не будешь такой занозой в заднице. — Всегда буду, — улыбается Тони, и Джим знает, что он серьезно. И что он прав. И что он не понимает, насколько это не имеет значения. — Я даже не знаю, как… Спасибо, что был со мной, когда я сходил с ума. Я уже благодарил? — Типа того. Но можешь сделать это еще раз, если тебе от этого лучше. — Без тебя я бы не справился. — Я знаю. Поэтому я был рядом, — Джим гладит Тони по голове. — Постарайся поспать, хорошо? — Нет пока, — к разочарованию Джима, Тони садится. Но с кровати, впрочем, не слезает. — Я пока не могу. Я все понимаю. Дай мне еще час или два — и я просто сам свалюсь. — Ты просто опять уйдешь с головой в работу и забудешь это сделать. Я не верну тебе ноутбук. — И не надо, — Тони наклоняется, кладет голову на плечо Джима, и Джим без раздумий обнимает его, чувствует его тепло, его близкое присутствие. Он гладит Тони по спине (и выше — проводит ладонью по волосам), слишком большая футболка задирается при каждом движении. Где-то через минуту Тони поворачивается голову, дотягивается губами до шеи Джима, и… Чувство, которое пронзает Джима от ощущения того, как губы Тони скользят по его коже, — странная смесь возбуждения и ужаса. У него ничего не было долгое время, не с Тони, и отчасти ему просто хочется поддаться и позволить себе забраться под эту чертову футболку, которая продолжает мешаться. И, эй, Тони помнит о том местечке за ухом, от воздействия на которое часть мозга Джима мгновенно отключается. Впрочем, большая-то часть продолжает работать, и Джим — разумный взрослый, он несет ответственность за свои действия, и он тут как раз для того, чтобы разумным и взрослым быть. Поэтому он аккуратно отстраняет Тони, удерживает его от нового сближения. Волосы Тони упали на лицо, глаза под спутанными прядями очень большие и пронзительно голубые. — Это плохая идея, — ласково говорит ему Джим. — Мы не можем это сделать. — Почему нет? — Тони не пытается поцеловать его, но смотрит на губы Джима, словно этого хочет. — Я свободен. Ты тоже. Или нет? Вот тут Джиму стоит соврать и немедленно положить всему этому конец, потому что если у него есть отношения, Тони будет уважать его выбор. — Нет, у меня никого нет. Но ты только что бросил чертова Капитана Америка, человека, о котором без умолку болтал даже тогда, когда он еще лежал во льдах. Я вижу, как тебе от этого тяжело, это у тебя на лице написано, дурилка, — он проводит пальцем по шее Тони и жалеет, что не может забыть вкус его губ. — Если ты думаешь, что я просто пытаюсь забыть Стива… — Конечно, именно так и есть, — прерывает его Джим. — И это нормально. Он хочет сразу все прояснить. — Ты делал это раньше. Я делал это. Черт, я совсем не против, чтобы ты делал это сейчас. Но не со мной. — Почему не с тобой? Джим боялся этого вопроса. — Я не могу, Тони, — говорит он. — Не могу так и не могу с тобой. Не сейчас. Я не буду твоей заменой Стива Роджерса. — Джим, — Тони в конце концов все же льнет к нему и целует, пока не успели остановить, но это лишь легкое прикосновение губ, и потом он снова отстраняется. — Я хочу тебя. А не кого-то еще. Я не использую тебя, чтобы причинить Стиву боль, заставить его ревновать или что-то доказать себе. Но и тебе причинять боль я тоже не хочу. Он снова прижимается, но в этот раз не поднимает глаза; просто ищет близости, и ничего больше, пусть даже заведенный сам Джим очень хорошо ощущает его возбуждение даже через джинсы. — Я не сделаю ничего, чего ты не хотел бы. По тону понятно, что Тони сдался. Тут нет попытки манипулировать, и Джим это знает. Тони обозначил, чего он хочет, но готов принять любое решение, не вступая в дальнейшие споры и уговоры. И это становится решающим фактором, определяет то, что Джим все же скользит рукой под футболку и поворачивает голову Тони, чтобы поцеловать. Потому что и так понятно: если не он — будет кто-то другой. Возможно, первый попавшийся человек. И Тони легко уступит ему во всех желаниях, сделает все возможное, чтобы забыться в этой авантюре и доставить наслаждение партнеру. А Джим не сможет узнать, кто это будет, может быть, кто-то вообще незнакомый. Не сможет проконтролировать, чтобы этот человек не воспользовался Тони, а сам Тони не очень умеет определять, насколько ему кто-то подходит, а в такой момент ему может быть вообще все равно. Он делает это, потому что любит Тони, и хочет его сейчас — и именно благодаря этому он становится лучшим выбором в данной ситуации. Обнимая Тони за плечи и укладывая его на спину, он все еще повторяет себе, что это рациональное решение. * * * Они делают это не в первый раз. В первый раз они были пьяны. И это всегда было весело и никогда ничего не значило. Вот что изменилось. В этот раз Тони нуждается в нем, и Джим не знает, пользуется он этим, или пользуются им, или в целом все нормально. Но он знает, что это не закончится утром, а он будет мучиться сомнениями и раздумывать об обязательствах, но он чувствует ответственность за жизнь Тони уже достаточно долго. По большей части он об этом не думает. Старается вообще ни о чем не думать, просто взять ситуацию в свои руки и проследить, чтобы в первую очередь были удовлетворены потребности Тони, сделать то, что Тони нравится. Дать удовольствие больше, чем получить; Тони сейчас плохо, и надо внушить ему простую мысль: не нужно прогибаться и идти наперекор себе ради того, чтобы Джим был счастлив и остался с ним. Он даже не знает, осознает ли Тони в полной мере, что происходит. Он настолько устал, и так нервозен, и в таком отчаянье, что просто отдается этому и извивается на простынях так, как никогда не делал раньше; голова откинута, по всему телу пробегает дрожь, он жадно хватает ртом воздух. Джим не особенно его дразнит, зная, что сейчас не время, и когда Тони кончает с тихим стоном, словно бы застревающим в горле, этого достаточно, чтобы Джим кончил тоже. Они выжаты и грязны, их сердца бьются слишком быстро. Джим крепко прижимает к себе Тони, чувствует, как тот подрагивает, и думает о том, что металлическая броня, в которой они так любят прятаться, никогда не защищает от таких вот вещей. * * * Поездка в Сакраменто занимает пятьдесят часов. С одной стороны, Джим не удивлен, потому как знает, что путь не близкий. С другой стороны, он, блядь, шокирован, потому что пятьдесят часов. В поезде. Это больше двух суток. По крайней мере, в этот раз у них есть кровати. Маленькие, узкие, но кровати. На них можно лечь и вытянуться. И пялиться в окно, если удается найти правильный угол. Джим хотел бы скоротать время в баре за алкоголем, но это было бы просто нечестно. По крайней мере, они вдвоем в маленьком купе с двумя кроватями. Не то чтобы они что-то там планировали. Джим давно вычеркнул пункт «Секс в поезде» из своего списка того, что нужно сделать перед смертью, и Тони наверняка тоже. Если честно, он будет просто счастлив, если удастся уговорить Тони поспать — какое-то время в пятидесятичасовой поездке это займет. Чуть ли впервые ему в голову приходит мысль, что он стареет. Как и следовало ожидать, Тони не спит. Совсем. Все два дня. Тут нет ничего нового, но ведь он еще восстанавливается. Джим не может уложить его в кровать силой, она просто сломается. В течение всей поездки Джим тусуется в вагоне-ресторане и баре, отжимается в коридоре и спит по ночам, а Тони работает, рисует в блокноте и общается с ноутбуком Джима, но эта штука, кажется, пока не горит желанием отвечать. В промежутках Тони долго пялится в окно, хотя старается не увлекаться, если Джим на него смотрит. Он едва ест и даже не пытается отдохнуть. Ночью в Чикаго Тони проспал как убитый пять часов, а потом начал плакать и метаться во сне. Джим разбудил его, потому что обещал, зная, что пройдет много времени до того, как Тони согласится снова попытаться. За два часа до прибытия в Сакраменто, или около того Тони засыпает прямо во время работы. Он лежит тихо и неподвижно, и Джим рад; он радуется, пока Тони не просыпается, вздрагивая, и не скатывается с кровати с затравленным выражением в глазах, сжимая рукой рубашку над репульсором. Джим сделал вид, что не заметил, будто что-то не так. * * * Так как в поезде были кровати, теоретически они хорошо отдохнули. В следующем поезде они тоже будут, потому что до Сиэтла еще двадцать часов. Нет особой причины проводить ночь в Сакраменто, кроме того, что это дает еще день до того, как Тони окажется на месте и будет вынужден встретиться лицом к лицу с жизнью. В этот раз он оплачивает комнату в отеле, на четырнадцатом этаже, с видом на город, хрустящими простынями и обслуживанием в номер, если захочется. Джим не думает, что Тони будет спать, хотя ему это и нужно. На мгновенье он ощущает, что скучает по тому успокоительному, которое ему давали, когда он был не в своем уме. Сам Джим не очень устал, но он не собирается сидеть всю ночь и смотреть, как Тони с головой уходит в работу. Но также он никуда не пойдет и не оставит Тони одного. Он забирает бумагу и ноутбук, и в этот раз Тони не сопротивляется, но садится Джиму на колени и целует его. Тони много улыбается. Кажется довольным и счастливым. — У тебя в телефоне есть послания от Стива, — ладони Джима лежат на бедрах Тони, косточки под ними твердые и острые. Он видел, как Тони проверял телефон; там были сообщения, которые никто так и не прослушал. — Я не могу говорить с ним, — Тони не говорит «не буду», или «мне не стоит». — Если бы это было что-то важное, они бы связались со мной по другому номеру. Они. — Тони, — Джим знает, что в его голосе звучит грусть. Он знает, что ничего не получится — осознает именно в этот момент. — Все кончено, Роуди. — Это никогда не будет кончено. Вы были вместе задолго до того, как начали заниматься сексом. Это Самые Главные Отношения в твоей жизни, и они не заканчиваются просто потому, что ты решаешь больше с этим человеком сексом не заниматься. — Все не так. Я не буду больше с ним встречаться и сменю номер телефона. Ты был в моей жизни дольше, чем он. Отношения меняются. Отношения между мной и Стивом изменились. — Но ты этого не хотел, — нет смысла больше врать; Джим надеется, что Тони согласен. — Это было нужно. Я облажался. Я вообще не понимаю, почему он сошелся со мной. — Твоя логика хромает. Я согласен, что он должен быть больше тебе рассказать. Я счастлив, что ты больше не с ним, — никакой лжи. Джим проводит ладонью по спине Тони, чувствует узлы мускулов. — И если бы вот это никогда не случилось, — он быстро целует Тони в губы. — Я бы все равно был по этому поводу счастлив. — И это после того, как ты только что сказал мне, что он — любовь всей моей жизни, — голос Тони весел. — Ты прав. Я ему не подхожу. Вот почему я ушел. Это делает меня засранцем, но он поймет. Кто-то должен был побыть тут плохим парнем. — Кто-то тут и есть плохой парень, и это не ты. Ты расстраиваешь меня. — Я заставил его хотеть убить меня, а потом жил с ним в домашнем блаженстве, словно ничего не случилось. — Он хотел убить тебя и оставил тебя в неведенье, когда решил двигаться дальше. Это кажется тебе нормальным? — Мне кажется, что он слишком хороший человек. — Нет, это не так. — Чего ты хочешь? Я все закончил. — И поэтому страдаешь. Ты жалеешь, что пришлось это сделать, — Джим гладит большим пальцем щеку Тони, его скулу. — Ты хочешь быть с ним. — Я хочу много вещей. Ни одна из них не исполняется только в силу моего желания. Принять это — вот в чем фишка. — Тони, — аккуратно говорит Джим, обнимая его. — Я не могу быть для тебя заменой Стива. Я отказываюсь это делать. — Я тебя об этом и не прошу, — в этот раз Тони целует его; Джиму не стоит ему это позволять. — Я знаю, кто ты есть. — И я не тот, кем ты хочешь, чтобы я был. — Я хочу, чтобы ты был собой. Я хочу тебя. Почему это так сложно понять? Джим мог бы задать тот же вопрос. — Ты ищешь, за что ухватиться, чтобы не утонуть. Я понимаю. Я рад помочь, Тон. Но я не согласен провести вечность, будучи номером два, — он не может. Не с Тони. Он лучше вернется к роли, которая принадлежит ему одному. — Ты не можешь быть номером два, дружище, — губы Тони чуть вздрагивают, он слегка улыбается. — Ты — что-то с чем-то. Ты ничем себя не связываешь, и я не прошу тебя о вечности. Мне нужно только здесь и сейчас. — Мудрые слова, — Джим с удивлением осознает, что улыбается в ответ. — Не могут быть твоими. — Румико однажды сказала мне это, — легко и без горечи говорит Тони. Это удивительно; Джим не слышал ее имени много лет. Но он помнит Тони в дни после ее гибели и кольцо, которое тот собирался ей преподнести. Румико хотела «здесь и сейчас», мгновение — и мгновение в конце концов она получила. [3] И если вот так на это посмотреть, Джим смог бы справиться. Стив Роджерс, может быть, и номер один, но он никогда не был единственным. Тони любил раньше и терял раньше. Он может продолжать жить и двигаться дальше. Не стремясь забыть, не желая заменить кого-то другим человеком. Просто позволяя всем этим людям быть частью своего прошлого. * * * Вопреки ожиданиям Джима, в поезде до Сиэтла нет кроватей. Точнее, есть, но не для них, потому что такие места уже распроданы. Так что они сидят целый день и ждут, пока конечности затекут. Джим, конечно, мог бы подвигаться, но похоже, он умудрился все же вымотать Тони ночью накануне, и теперь засранец наконец-то спит: он положил голову на плечо Джима, бейсбольная кепка закрывает большую часть его лица. Поэтому сам Джим сидит как статуя. В самом прямом смысле этого слова. В какой-то момент, примерно через пять часов после отправления, Тони вздыхает и слегка двигается, бормочет что-то, что Джим не может разобрать. Он не кажется расстроенным, поэтому Джим позволяет ему спать дальше, просто подхватывает сползшую кепку, нежно целует Тони в лоб и убирает волосы с его лица, восхищаясь контрастом между черными как смоль прядями, бледной кожей и собственными пальцами. После он надевает кепку назад, устраивается поудобнее и тут замечает пристальный взгляд женщины за пятьдесят, сидящей с другой стороны прохода и даже не притворяющейся, что не смотрит на них. Кажется, она осуждает. Джиму почти хочется, чтобы она издала хоть звук — тогда у него будет повод ее заткнуть. Но она молчит. Оба возвращаются к задумчивому созерцанию пейзажа за окнами. * * * Еще час спустя поезд останавливается на очередной станции, и Тони просыпается, глотая воздух, с именем Роджерса на губах. Секунду он кажется потерянным и сломленным. Потом смотрит в окно. Джим принимается снова читать книгу. За час до прибытия в Сиэтл Тони проводит рукой по лицу и вздыхает. — Мне нужен душ. — Многим людям в этом вагоне нужен душ, — сухо замечает Джим. — Еще мне нужен костюм. Мне нужно… — он опять вздыхает. — Немного сна, в общем-то. Или много кофе и макияж. У Пеппер хорошо это получалось. Как думаешь, она поможет мне в этот раз? Ради хорошего дела, — добавляет он с надеждой. — Какого еще хорошего дела? — звучит подозрительно. Тони определенно о чем-то думал, а Джим не может проследить его мысль, потому что Тони не всегда дает контекст к тому, о чем говорит. — Что ты такое собрался делать, что тебе нужен костюм и макияж? Макияж, похоже, нужен для того, чтобы скрыть, как погано он выглядит. Значит, что-то официальное. Возможно, с участием СМИ… — Я собираюсь сделать заявление для прессы, — Тони смотрит на бумаги, которые держит на коленях, словно там содержатся ответы на все вопросы, но насколько Джим может судить, он уже час просто рисовал поезда. — Надо кое-что прояснить. — Если это связано с Роджерсом и тобой… — уже несколько дней у Тони был доступ в Интернет. Конечно, он знает, что происходит. — Я с этим разберусь, — в его голосе звучит убежденность. — Чем раньше, тем лучше. Надо, чтобы они оставили всех в покое. И еще надо, чтобы Логан перестал им отвечать, это никому ни в чем не помогает. Можно мне поспать у тебя? У тебя же есть квартира в городе, верно? Вопрос неожиданный, и откровенно задан для смены темы. — У тебя тоже. — Нет, я продал ее, когда возвращался в Нью-Йорк. Теперь нужно что-то новое. Не уверен, что смогу оставаться в отеле все это время, слишком дорого, — он сухо смеется. — Никогда не думал, что мне придется это сказать. — Ты управлял вполне успешной компанией, — напоминает ему Джим. — И продал ее. — За доллар, — отмечает Тони, и это как раз тот Тони Старк, которым СМИ никогда не интересуются. Человек, который однажды решил начать все сначала и отдал все свои деньги на благотворительность. Джим не сомневается, что у Тони есть резервы, и он знает, что Тони сколотит состояние в мгновение ока, как только ему в голову придет снова за это взяться, но сейчас голова Тони занята другим, а у Джима правда есть квартира в Сиэтле, пусть и небольшая. Им не нужна большая. Тони жил на улице. Он не настолько разборчив, как ему хочется казаться. Кроме того, хватит одной кровати. Как раз достаточно места для Джима, Тони и тени Стива Роджерса. Они выбираются из поезда час спустя с ноющими и затекшими конечностями, и Джим задумывается, стоит ли предложить заплатить за свою часть поездки, потому что она была дорогой, и у него есть деньги, а у Тони, возможно, нет. Но это будет глупо, и Тони не стал бы тратить больше, чем может. Он даже платит за такси, которое довозит их до квартиры Джима. Потом он принимает душ, примеряет один из приличных костюмов Джима, который смотрится на нем большим и нелепым, сдается и звонит Пеппер, потому как он совершенно убежден, что где-то в офисе остался его запасной костюм. Пока Джим готовит что-нибудь простое, Тони полчаса терпеливо слушает, как Пеппер на него орет. — Я впервые за несколько недель с ней разговаривал, — ворчит Тони после звонка. Он подозрительно смотрит на еду, которую Джим ставит перед ним, словно это что-то инопланетное и может на него напасть. — Она пришлет костюм? — Ага. Ну, я так думаю. Она могла его сжечь. Определенно Сплитлип сделал что-то неприемлемое и ужасное во время встречи совета директоров, и это я виноват, потому что меня там не было, чтобы это предотвратить. Или типа того. Если костюма тут завтра не будет, она его сожгла. — Ешь, — Джим указывает на тарелку. — Выгляди хорошо и здорово ради камер. Они любят тебя, ты же знаешь. Он говорит не о камерах. — Я знаю, — он просто не хочет продолжать этот разговор. Понурившись, Тони принимается за еду. Он выглядит как человек, который просрал свою жизнь и знает это. Джим старается не принимать это на свой счет. * * * Итак, Тони делает заявление для прессы. К счастью, костюм прибывает вовремя. К нему прилагается Пеппер, которая наносит макияж на лицо Тони, выглядящее так, словно он всю ночь метался в постели Джима, не проспав и секунды (что так и есть). После ее трудов Тони выглядит как человек; как человек, который провел время в плену и получил несколько ран, но уверенно вступил на путь выздоровления и просто нуждается в некотором количестве калорий и упражнений. Он не отвечает ни на какие вопросы. Просто говорит то, что хочет донести до всех интересующихся. Когда он заканчивает и все уходят, Пеппер бьет его по лицу. Джим этого не делает, но ему хочется. Тони не выглядит виноватым, просто опустошенным. Он проводит остаток дня в гараже Джима, работая над новым бесшумным двигателем для поезда. --- Комментарии: [1] Отсылка к арке "Демон в бутылке" и некоторым соседним. Сюда же можно отнести ряд сцен из третьего, например, личного тома. Тони в комиксном каноне - алкоголик. В попытках утопить свои чувства в бутылке, он действительно дошел фактически до того, что все потерял и жил на улице. Существуют разные взгляды на интерпретацию этих эпизодов в биографии Тони, в том числе, заключающиеся в том, что это такая изощренная попытка убить себя. В целом их даже хочется разделить: пьет Тони с тем же размахом и той же страстью, с какими делает все. То, что это не закончилось чем-то действительно плохим, - просто чудо и воля создателей. Уже достаточно долгое время в комиксах Тони не употребляет алкоголь. По пальцам одной руки можно пересчитать случаи, когда он "срывался": в третьем томе после начала проблем с Румико, в пятом - чтобы попасть к гномам, в седьмом - потому что AXIS, и разум Тони затуманен. Джим как ближайших друг, естественно, во все эти перипетии посвящен. [2] В комиксах Тони действительно несколько раз брился. Например, в четвертом личном томе - когда скрывался от преследования. Тогда он гладко выбрил лицо и перекрасился в блондина (с первого раза, "чисто" и с отличным оттенком; все красящиеся читатели комиксов наверняка завидуют ему разного цвета завистями от этого), от чего резко стал похож на Клинта. :) И в шестом - тоже в целях конспирации. Но краситься уже не стал, решив, что и "так сойдет". Даже есть несколько реплик, объясняющих такое поведение. Они не лишены логики, но крайне забавны. А Джим, видимо, просто привык уже к Тони с бородкой, потому что он не раз видел друга и без нее: в более ранних комиксах Тони носил только усы, знаменитый ван-дайк появился "на постоянной основе" только с третьего тома. [3] Румико - возлюбленная Тони из третьего личного тома. Темпераментная девушка, отлично ему подходила. Между ними был целый ряд сложностей (связанных и с объективными обстоятельствами, и со спецификой характера Тони), но она умела разрулить эти вопросы, не получив при этом глубоких душевных травм, не совместимых с последующей личной жизнью. К сожалению, погибла ближе к финалу тома (к этому и отсылают нас слова Джима). Судя по всему, Тони серьезно относился к ней, он даже купил кольцо, чтобы сделать предложение.