Витражи

      — Слабый, никчемный человечишка… Вы уже даже не господин, ведь, отказываясь от мести на полпути, вы нарушаете контракт. Сдаетесь так легко, что сожрать вашу душу прямо сейчас — все, чего вы заслуживаете.       Чёрные дымчатые щупальца обвивают запястья, гладко скользят по нежной коже лодыжек, обхватывают и сдавливают шею, желая подчинить и поглотить — без пощады, без сожаления, без жалости. Разочарование демона вещественно как никогда прежде.       Сиэль почти осязает его в окружающей тьме, оно горчит на корне языка, от него противно щемит в груди, а дышать трудно и хочется — лишь на мгновение — поддаться и утонуть в нем.       Но Сиэль знает, что не позволит себе подобной глупости — знает это так же, как и то, что невидимый двойник никогда не оставит его в покое. Иногда воспоминания не умирают.       И все-таки сейчас бесстрастный голос демона вразумляет, помогая почти безболезненно вернуться в реальность.       Где тем временем проворные отростки забираются все выше, опутывают все туже: так, что промедли он ещё минуту — и уже не вырвется.       Спальня наполнена тьмой — и Себастьяном — никакие свечи не разгонят этот мрак. Парадоксально, но эта тьма иная, чуждая той, что мучила его в подсознании. Эта тьма ощущается как безопасность. И как поддержка.       Сиэль начинает сопротивляться — путы не слабеют, напротив, сжимаются сильнее. Это должно пугать, ведь демон в открытую игнорирует контракт, но вместо этого отрезвляет окончательно.       Стоит выкрикнуть лишь одно имя — и Сиэль свободен. Но, вместо того, чтобы одернуть зарвавшегося демона, он встаёт на постели в полный рост, разводит руки в стороны, подобно крыльям, а потом зажмуривается и падает в самую сердцевину тьмы.       Словно акт веры.       Демон ошарашен, впечатлен и уязвлен одновременно: не должно смертному мальчишке так выбиваться из распланированной до последнего вздоха роли. Но Сиэля он все равно ловит и сам не замечает, насколько бережно выходит.       А тот, угодив в демонские объятия, крепко обнимает его в ответ. Будто и не сомневался, что поймают.       Обнимает, а лицом не в сюртук — в мантию причудливую вжимается.       Маска идеального дворецкого сброшена, открой граф глаза — увидел бы не столь идеального демона. Того, к кому сумел наконец добежать.       — Милорд?..       И кто порой тоже не может сдержать эмоций.       — Я слышал тебя там, — оба понимают, о чем речь. — Постой так немного, сделай одолжение.       Себастьян прищуривается, не отводя глаз от макушки Сиэля, и покорно замирает, исполняя неприказ.       — Что бы вы сделали, господин, если бы я и впрямь съел вас, как грозился?       Сиэль елозит носом по гладкой ткани — та пахнет странно: привычный бриллиантин смешивается с чем-то жжёным — и отвечает не задумываясь:       — Да не съел бы, Себастьян.       И столько спокойной убежденности в его голосе, что демон озадаченно продолжает:       — Это почему же?       — Тебе без меня будет скучно, — звучит в ответ легко и непринужденно — так, как звучит только признанная истина.       Сиэль не замечает, что в спальне становится ещё темнее: щупальца-тени поглощают свет до абсолюта. Сейчас здесь, даже пожелав, не зажжёшь ни единой свечи.       И эта непроницаемая тьма служит наилучшим оправданием, когда ладони демона осторожно, чтобы не задеть когтями, обнимают мальчишеские плечи.       — Рад, что вы сможете развлекать меня и дальше, господин.       Сиэль тихо фыркает и вцепляется в Себастьяна сильнее. У демона тёплые руки, и ещё несколько минут можно побыть не графом и не Сиэлем — а самим собой.       Потом, разумеется, придётся сделать вид, что из фантасмагоричного кошмара его вытащил исключительно страх, что путы вызвали в нем ужас перед будущей кончиной и что он настолько не доверяет своему демону, что всегда ждёт от него нарушения контракта.       Всё это придётся разыграть, как по нотам, но — позже. Когда спасительная тьма схлынет.       А пока Сиэль поднимается на носки, отчего макушка задевает чужой подбородок, и тихо ворчит:       — Боже, Себастьян, у тебя что, борода?       Смешок над ухом почти закономерен.       — Усы, милорд. Прикажете сбрить?       Пауза.       — Нет, оставь. Надо же за что-то дергать, когда тебя заносит. Как сегодня, например.       Объятия становятся крепче: Сиэль чувствует, как затылка касаются смертоносные когти, мягко перебирая пряди.       — Я было думал, что успокаивающие слова помогут, да и Танака на покое настаивал, но вы, милорд, так настойчиво не желали меня ни видеть, ни слышать…       — Я не тебя боялся, — неразборчиво.       — Знаю. Но я не понял сразу и оттого немного… огорчился.       Сиэль не может сдержать веселого смешка, а после запрокидывает голову, опираясь на поддерживающую ладонь, и открывает глаза.       Человеческого зрения хватает лишь на то, чтобы встретить горящий алым взгляд. Остальное лицо демона тонет во тьме, но Сиэль знает: он улыбается.       Когда четверть часа спустя в спальне загораются свечи, Себастьян стоит у дверей в ожидании дальнейших приказов, а Сиэль — собранный и привычно-отстраненный — восседает на кровати, умиротворяющую, исцеленную тишину разбивает равнодушное:       — Раз уж ты не дал мне похандрить по-человечески, принеси чаю. И пирог не забудь.       «Спасибо тебе».       — Да, мой лорд.

17.08.17