Give Unto Me / Дай мне

Вскоре он убедился, что у его хозяйки есть голова на плечах, а еще – талант стратега. Он приносил ей все, о чем бы она ни попросила, начиная с карт и заканчивая информацией. Он также носил ей пищу, поскольку было очевидно, что то немногое, что оставляли у нее возле двери – а никто в замке не осмеливался заходить в ее комнату, разве что изредка для уборки – было в лучшем случае не самого лучшего качества и не отличалось ничем выдающимся, поскольку замок находился в осадном положении. Румпельштильцхен не особенно верил в нее поначалу, посчитав, что ему придется выполнять каждый маломальский ее приказ до тех пор, пока она не потерпит неудачу, загонит себя в угол и обратится к нему за помощью. Но для того, кто так долго прожил в изоляции от всех и всего, Белль имела весьма четкое представление о том, как достичь желаемого, и при этом всегда спрашивала его мнения, прежде чем принимать какие-либо важные решения. Поначалу демон посчитал задаваемые ему вопросы средством получить от него как можно больше пользы в качестве резонатора, а не для получения его мнения о всевозможных вещах. Он не мог вспомнить, когда в последний раз такое случалось, и от этого сначала чувствовал себя неуверенно и неуютно. Но вскоре он привык, как и ко всему остальному, что касалось его хозяйки, за исключением ее возмутительного отсутствия одежды. Изначально он посчитал, что девчонка просто пытается его отвлечь, демонстрируя свои прелести, но все ночнушки, что у нее были (целых две штуки), были ей совсем не по размеру и сильно поношенными. В тот день, когда он презентовал ей платье, она очень долго смотрела на подарок, а потом спросила, что она должна с ним делать. - Надень его, дорогуша. Не могу же я получать приказы от девчонки, одетой в детские ночные одежонки. Это ниже моего достоинства. Он позаботился о том, чтобы ей не требовалась помощь других людей, чтобы надеть платье, поскольку помогать было некому. Помимо еды, все, что получала его хозяйка от оставшихся в замке слуг, был кувшин с ледяной водой и тазик для умывания, поэтому он обеспечил ее большой медной ванной, которая наполнялась горячей водой по ее желанию. - Я не хочу, чтобы ты заболела, дорогуша. Даже если ты не можешь умереть естественной смертью как следует, у тебя точно будет малоприятная лихорадка, которая нас только задержит, а я собираюсь получить свободу как можно скорее. Она переоделась за ширмой, и вид ее в одежде, которая была ей по размеру, оказался изумительным. Платье было превосходного качества, многослойное и теплое, несмотря на тонкую ткань. Внешний слой был сделан из более прочной материи. Платье было простым, только своим материалом соответствовало статусу знатной леди, но ему пришлось по душе смотреть на Белль в нем. Цвета были светлыми, как ему и нравилось, поскольку этим он хотел подчеркнуть ее невинность, напомнить себе о том, кем она была – девушкой, чья чистота держала его в плену, связанным по рукам и ногам. Будучи единственной ее связью с миром, Румпельштильцхен частенько оказывался в ее компании. По какой-то глупой причине она дала ему полный доступ в свою башенку. Он приходил и уходил, когда хотел. Сначала он из шкуры вон лез, чтобы вызвать у девушки дискомфорт, будя ее в середине ночи и пытаясь напугать своим неожиданным появлением за спиной. Но вскоре эти игры его утомили, когда стало ясно, что хозяйка совсем не была против его компании. - Если честно, мне здесь бывает одиноко, - однажды призналась она, пока они просиживали над картами. Как только Белль к нему привыкла, она стала до удивительного искренней, не имея достаточного опыта контакта с миром, чтобы научиться обману. Румпельштильцхен посчитал ее чистой и доброй, но для него стало большим сюрпризом, когда она впервые улыбнулась из-за убийства. Он казнил небольшой отряд людей Короля Георга, когда те уже были на пути, чтобы разграбить третий городок у линии фронта и обвинить в побоище огров, спалив все свидетельства совершенного насилия. Как только дело было сделано, все еще пребывая в эйфории, он тут же переместился к ней в башню, желая, чтобы она увидела его омытым в крови, с диким взглядом и хищной улыбкой. Чтобы она в ужасе отшатнулась от него. Когда он возник в ее комнате, издевательски преклонив одно колено, и рассказал, что ее повеление исполнено и солдаты мертвы, она улыбнулась. Не подрагивающий изгиб губ, но полноценная улыбка, от которой зажглись эти голубые глаза, сделав ее еще прекраснее. Она нежно погладила его по щеке ладошкой, не обращая внимания на кровь, которая покрывала всю его кожу. - Ты хорошо постарался, - сказала она. Какая-то его часть, которая ничего так не любила, как исполнять ее приказы, опьянела от этой похвалы, заставляя демона чуть ли не довольно мурлыкать от ее прикосновения. Та его часть, которая принадлежала чудовищу, монстру и тьме, уловила мелькнувшее в глазах принцессы нечто, такое же совершенно темное и чудесное, и вздохнула. В ней была тьма, настолько прекрасно смешавшаяся со светом, что убить ее станет настоящей потерей. Но его свобода требовала уплаты кровью девушки. Они потратили почти два года, чтобы приблизиться к окончательному точному плану действий, вместо того, чтобы просто собирать информацию и бросать все силы для удержания ситуации под контролем. Трудно было вычленить всех ключевых игроков, которые помогали поддерживать постоянное состояние войны ради прибыли. Но Румпельштильцхен под руководством Белль проследовал по каждой малейшей ниточке к ее владельцу. Пусть он знал, что смог бы сделать все это и без ее помощи, но Темный вынужден был признать, что помощь еще одного острого ума оказалась весьма кстати. К тому времени, как они завершили работу над планом, Чудовище уже не могло продолжать ненавидеть свою хозяйку. Для простого человека она была необычайно интересной, открытой и противоречивой настолько, что вызывала в нем восхищение. Своими манерами она была и аристократичной, и нежной, и испытывала лишь любовь, доброту и непоколебимую преданность к тем, кого считала своим народом, пусть и выросла в полной изоляции от них. Но еще она была волевой, несмотря на мягкость, и обладала некой отстраненной безжалостностью, что манила его к ней подобно мотыльку к свече всякий раз, когда он замечал за ней эту черту. Не моргнув глазом, она могла отдавать приказы об уничтожении сотен людей и искренне радовалась, когда он падал ниц перед ней и объявлял о том, что ее воля была исполнена. Белль не отшатывалась от него, хоть он и думал, что так и будет, не имела ничего против, когда Темный возвращался весь в крови и грязи после свершенного действа. А еще она ничуть не возражала против его слегка издевательской обходительности и все время поощряла неформальное общение между ними, не препятствуя ему свободно выражать свое мнение. У нее была раздражающая привычка каким-то образом вынуждать его ослаблять свою самозащиту и выбалтывать все то немногое о своей личной жизни, что у него было. Так она узнала, что когда-то он был всего лишь человеком, самым обычным, жившим самой обычной жизнью прядильщика и фермера. Он был женат и собственными глазами видел, как началась Первая Война с Ограми. Он записался добровольцем, полный ошибочных представлений о храбрости и достоинстве, но быстро осознал, что мир, находившийся за пределами его маленький хижины и глухой деревеньки, был совсем не таким, как он полагал. И все же, желая спасти свою юную жену от той тьмы, с которой он столкнулся на поле боя, Румпельштильцхен разработал план кражи кинжала Темного у своего герцога, понимая, что человек, обладавший подобным могуществом и позволявший своим подданным так страдать, не стоил ни капли уважения. Он забрал магию монстра, разгромил огров и принес мир. Но его юная жена, только раз взглянув на его изменившуюся внешность, в страхе отшатнулась, обзывая чудовищем. И тогда он узнал, что она не была ему верна, поэтому выгнал вместе с любовником и отправил в пустыню, неизведанную пустошь, полную опасностей. Ему было все равно, погибли они или выжили. После он искал утешения в своем вновь обретенном могуществе и большую часть времени был сам себе хозяином. Потом на его кинжал наткнулся Лорд Морис, и его оказалось не так просто окрутить вокруг пальца, как всех его предшественников. Она не выказала ему жалости после того, как Румпельштильцхен поведал свою историю, за что он был безмерно благодарен. Не было никакого особенного обращения, преувеличенной осторожности вокруг него. У них все равно не было на это времени, да и не одно столетие минуло с тех пор, как он был бедным обманутым прядильщиком. Он рассказал ей и другие истории – более счастливые, о своих странствиях и сделках – и не в силах был скрывать изумление, когда она смеялась над его проблесками черного юмора. Его хозяйка была уникальным созданием, временами слишком доброй, чтобы он мог осмелиться даже взглянуть в ее сторону, а временами – восхитительно и беспардонно коварной, но в любом случае беспрекословно ему доверявшей. Как только он понял, что пугать ее или заставить испытать неловкость своим присутствием или подробностями реалий их совместного предприятия бесполезно, Румпельштильцхен попытался держать дистанцию. Он перестал появляться, когда взбредет в голову, или задерживаться во время дискуссий. Так было к лучшему – не слишком сильно сближаться с кем-то, кого он в итоге все равно убьет. И какое-то время этот метод работал. Он притворялся, что не замечал боль, мелькавшую в ее взоре всякий раз, когда он сокращал время их встреч, или чудесные улыбки, которые она всегда пыталась сдерживать, когда он являлся с визитом. Чтобы занять свои мысли чем-то другим, кроме хозяйки, Румпельштильцхен начал раздумывать, что он будет делать со своей свободой. В уме он строил великие сценарии о тех вещах, которые сделает, как только у него будет полный контроль, какие сделки заключит, какие приобретет новые сокровища, чтобы как следует припрятать на черный день. А месть! Он найдет всех, кто имел отношение к рассказу Лорду Морису о кинжале, а затем и несчастную душу, которой не повезло оказаться озаренной идеей о связующем заклинании. Он целыми днями и месяцами будет держать их в цепях, позволяя перемежать боль с крохотными проблесками надежды, и медленно подтачивать их волю к жизни. Хорошо будет снова восстановить свою репутацию, хотя для этого потребуется намного больше, чем... Острая боль где-то в области селезенки заставила его согнуться пополам, на секунду зрение помутнело, и он упал на колени прямо в центре открытого поля, по которому шел. Его кровь горела огнем, а всю кожу покалывало. Румпельштильцхен прижал ладонь к месту над правым бедром, ожидая найти влагу от крови, но он не был ранен. Окончательно запутавшись, он просканировал магией всего себя и ничего не нашел. С ним все было в порядке. И тогда он услышал, прямо у себя в голове. Сдавленный всхлип, наполненный страхом. Белль.