- Я знаю, каково это, Серана. – Заговорила Лами в сопереживающих нотках в ее голове. Это нисколько не напрягало Серану, а даже несколько успокаивало, когда Кровавая Матрона проявляла к ней некоторое подобие доверия. – Молаг Бал лишил меня возлюбленной семьи и любимого в свое время. Мы расстаемся с любимыми, чтобы пожертвовать собой ради благой цели.
- Да. – Гулко прошептала Серана вслух, четко разграничивая свои собственные мысли и мысли Лами. – Я понимаю, леди Беолфег. Мне тревожно от неизвестности. Все события все еще стоят перед глазами, и я не могу к ним привыкнуть.- То, что ты не можешь привыкнуть к тому, что с тобой случилось – абсолютно нормально. – Уверила Лами в наставительных и даже заботливых нотках. – Если бы было по-другому – вот это было бы странным. Тебя убили, бросили, предали и оставили в одиночестве, решив подвергнуть участи, что хуже всех известных мук… но ты выстояла и нашла в себе силы сопротивляться. Ты здесь не просто так.
- Ты сама была в отчаянии, верно? – Серана задумчиво изучала собственную когтистую руку, видя в ней что-то зловещее и предостерегающее. – Что с тобой стало – раз ты теперь неосязаемый дух? В голове Сераны послышался легкий смех, но в нем не было чего-то злобного или разгневанного – Лами смеялась искренне и в какой-то мере крайне иронично. Она словно подбирала правильные слова, из-за чего некоторое время в голове Сераны была пустота и тишина. Наконец, леди Беолфег заговорила:- Когда Молаг Бал узнал о том, что я задумала, он призвал своих слуг по мою душу. Он не смог одолеть меня и тогда он заставил меня отдать ему себя на растерзание, забрав в Хладную Гавань одну из моих первых и самых близких дочерей. Моя маленькая Тиранье страдала по моей вине, и я выкупила ее свободу своей жертвой. Я стала пленницей Молага Бала. На долгие века. Но моя воля была сильнее его магических оков и с помощью веры своих собственных детей, что продолжали почитать меня, как Мать Вампиров, я смогла стать чем-то большим, нежели просто вампиршей. Мое положение, однако, напоминало собой медаль с двумя сторонами. Молаг Бал запер меня в своей темнице, вытворяя со мной все мыслимые и немыслимые пытки, но в то же время, я черпала из сердца Хладной Гавани достаточно сил и энергии, чтобы слышать, видеть и частично влиять на своих детей. Постепенно, моя материальная суть как будто растаяла.
Серана слушала с закрытыми глазами. Так ей было легче воспринимать происходящее. Голос леди Беолфег был необычайно шелковым, словно объятья и, слушая его, вампирше становилось легче. Дверь в гостевую опочивальню скрипнула и в комнате появилась мадам Гециар. Аромат свежих заваренных трав отнес Серану к приятным воспоминаниям. Хоть какая-то отдушина. - Я помню этот запах. – Произнесла Серана с полуулыбкой, не торопясь брать горячую чашку в руки, поскольку боялась разбить посуду из-за когтей. – Прямо из детства. - Когда ты и твоя матушка еще были смертными, я любила принимать вас в гостях и угощать именно этим чаем. – Вспомнила герцогиня, осторожно оправляя платиновые пряди своих волос. – Многое меняется, но что-то остается неизменным. Серана легко улыбнулась, водя кончиком когтя по краешку чашки. Глаза постоянно то и дело отрывались от горячей темной жидкости и устремлялись на собственные когтистые руки и тело, впитывая все телесные изменения в память, словно те могли исчезнуть. К счастью или нет, леди Волкихар понимала, что этого не произойдет. - Серана. – Упомянутая слегка вздрогнула, когда поняла, что ласковые ладони герцогини легли на ее костистые руки. Против воли, она вырвала их из нежного ободряющего объятья чужих запястий, что не укрылось от мадам, но та промолчала об этом. – Ты не обязана возлагать на себя слишком многое. Та покачала головой, даже не осознавая до конца, чей именно это был жест – Лами или же ее собственный. За пару мгновений в груди Сераны вспыхнула волна злости, едва только она вспомнила свою казнь. - Если я хочу поквитаться с отцом, то мне нужно возложить на себя столько, сколько потребуется. – Железно отрапортовала она и встала с места, медленно подойдя к окну, возле которого не так давно уже стояла. Алый свет Секунды играл на ее бледном лице розоватым переливом, а алые глаза горели изнутри от потаенной злобы. Искренней и древней. Серана очень много не понимала, но что-то такое, что изменилось в ней с приходом Лами, говорило и интуитивно направляло ее. Сопротивляться этому зову ей не хотелось, потому что инстинкты согласно умалчивали и словно одобряли любые из стремлений, засевших внутри истерзанного тревогой и яростью разума. Шрам на груди, закрытый за легким одеянием господского шелка, что герцогиня гостеприимно отдала ей, не мог никак перестать напоминать о себе. Его пронзала пылающая пульсирующая боль, раз за разом заставляя обладательницу уродливого следа скрипеть зубами. Зеркал в этой комнате не было, потому что единственное большое она разбила в порыве ярости, едва только увидела себя. Теперь же ей хотелось снова посмотреть на себя. Чтобы увидеть и знать всегда о том, какой она стала из-за злодеяний отца. Чтобы не забыть о том, чем ей обошлась собственная слабость. Чтобы она всегда помнила, чем пожертвовала и кем могла бы быть.- Тебе не нужны напоминания и следы на собственном теле, чтобы знать и помнить, кто ты. – Прошептал голос Лами и Серана словно почувствовала на своих плечах ободряющее прикосновение чего-то неосязаемого, но бесконечно успокаивающего.
После, Серана почувствовала, как ее губы потеряли власть над собой. - Принеси зеркало. – Тон, с которым она обратилась к безмолвно ожидающей Гециар, без сомнений говорил о том, кто именно к ней обращался и посему, та даже не посмела воспротивиться или ослушаться. Ее просьбу… нет, приказ, был выполнен немедленно и уже через пару минут в комнату внесли большое зеркало во весь рост. Слуги-вампиры пугливо посматривали на нее, но не остались и также быстро, как пришли, мгновенно убежали прочь. Мадам, судя по всему, была единственной, кто отваживался оставаться с Сераной в ее состоянии. Отражающаяся в гладкой поверхности вампирша взглянула на себя снова. Но на этот раз все было иначе. Оставшаяся в комнате герцогиня Гециар сощурилась, осторожно наблюдая за реакцией своей подопечной, но одного только взгляда алых глаз в свою сторону, мадам хватило для того, чтобы она коротко поклонилась и устремилась прочь, плотно закрыв за собой дверь. Тишина повисла в комнате на долгие томительные минуты, пока внутри разума Сераны велась беседа между ней и Лами. Последняя была настойчива, а первая грустна и подавлена. В конце концов, в полной тишине, та сделала шаг назад, затем в сторону и, обойдя зеркало, начала шагать вокруг предмета. Когда она встретилась с собственным отражением на втором круге, то остановилась и снова посмотрела на себя.- Смотри. – Потребовала Лами настойчиво, говоря чужими губами в отражении.
- Не заставляй меня. – С мольбой прошептала Серана, чувствуя в глазах мимолетную резь и собирающуюся влагу. – Я не смогу.- Сможешь. Ты должна это сделать. – Ответила Беолфег, смотря на вампиршу из зеркала чужой личиной.
- Я не хочу видеть, что он со мной сделал!! – Вскричала Серана, вмиг оскалившись и выйдя из себя ровно настолько, что ее собственное отражение выдало все то, что она видеть не хотела и чего желала избежать. Но было поздно и из зеркала на нее воззрилась взбешенная, всклоченная и преисполненная первобытной ярости вампирша, в чьих алых глазах не было ничего кроме жажды убивать. И в тот самый миг, когда Серана это увидела, ее сердце сжалось, а живот скрутило. Ее колени потяжелели, а по спине спустился холодный пот. В своем отражении ей удалось разглядеть нечто большее, чем следы от ран в виде уродливого шрама на груди, когтей или поседевшей пряди в распущенных угольных волосах. В алых глазах леди Волкихар увидела не только себя, но и тень зверя. Зверя, что спал глубоко внутри нее, терпя безразличие родителей и копя детские обиды, а, после, стал кормиться беспомощностью и безучастием своей хозяйки. И вот, зверь вырос и был свободен, демонстрируя себя в каждом жесте, взгляде или неровном вдохе с тех самых пор, как Серана столкнулась с бездной собственных иллюзий. - Я чудовище. – Прошептала Серана, невольно возложив когтистую ладонь на гладкую поверхность, но собственное отражение покачало головой, отвечая:- Ты не чудовище. Так выглядит точка невозврата. Так выглядит риск. Живое воплощение сути того, что бывает, когда на кон ставишь все. – После, алые глаза отражения сощурились, а губы, подчиненные Лами, продолжили шептать: - А теперь, я прошу тебя снова – смотри. Смотри мне в глаза, Серана.
- Не надо… - Умоляла та, словно девочка.- Я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и поняла, что тебе досталось вслед за моим именем. Осознала в полной мере нашу борьбу, проходящую сквозь эпохи.
Лами повысила голос лишь, казалось, на полтона, однако, этого оказалось достаточно, чтобы заставить сомневающуюся вампиршу очнуться. Она покорно вгляделась в глаза собственного отражения, постепенно, погружаясь в затягивающий омут неясного состояния, походящего на транс. Голос леди Беолфег вытеснил все мысли Сераны и на несколько долгих мгновений разум леди Волкихар гулял впотьмах, словно по коридорам старых катакомб, хранящих мертвецов и похороненные вместе с ними тайны. В глазах леди Беолфег Серана увидела боль. И эта боль копилась веками, медленно перерастая в глубокую агонию, а после в закаляющуюся ярость, теснящейся пополам с невозможной любовью в адрес своих проклятых детей. Всех тех, кого породило проклятье и издевка Молага Бала. И от кого Аркей отказался за грехи, коих многие из них не совершали. Все это Лами воплощала в себе и несла вслед за собой, проходя сквозь века. И среди этого хаоса бесконечных жертв, смертей, рабства и мучений не угасал лишь несгибаемый свет, чья природа ставилась под сомнение самим понятием вампиров. Этим светом была надежда. И этой надеждой была сама Лами – это Серана поняла по прошедшим сквозь нее потоку эмоций, сплетенных воедино, как узел. После, был еще один эмоциональный проблеск и это была скорбь. Острая и давящая так, что хотелось рыдать. Рвать на куски. Кромсать. Кусать. Кричать. Визжать. Скорбь, после, обратилась первобытной жаждой крови и смертей. Затяжной кровавый угар и море пролитой и выпитой крови. Кровь ради крови. Кровь. Кровь. Кровь. Кровь… Серана закачала головой, прогоняя заполонивший разум рой отягощающих мыслей и заставила себя взглянуть снова в зеркало. Оттуда на нее вновь воззрилось два алых хищных глаза, горящих изнутри сумасшедшей жаждой. Она отвела взгляд, почти испугавшись собственного отражения. Так, все и было, верно? Борьба ее собственной природы была ничем иным, как вечным поводом вражды между всеми мыслимыми остатками того человечного, что только могло остаться, и зверем, что подселялся в каждом вампире вместе с первой испитой кровью. Вместе с первой жертвой и первой каплей на языке, после которой уже нельзя было повернуть назад. Перед глазами леди Волкихар проносились образы и видения сотен и тысяч мертвецов, полей битвы, трупов и захоронений. Везде было так много крови. Так много смертей. Так много борьбы и мучений. Вся эта борьба началась задолго до ее рождения. Задолго до рождения многих из народов и самого осознания мира таким, какой он есть. Борьба, что велась в каждом из Созданий Ночи и что лежала далеко в веках, начатая с тех самых пор, как самовлюбленный Принц решил бросить вызов неприятелю. Весь их народ, действительно, был лишь насмешкой над Аркеем. Насмешкой над самой природой. И их извращенная суть созидалась в неугасающем пламени и чреве ненависти, ярости и агонии. Серана вознесла свой взгляд на собственное отражение и больше не увидела там саму себя. Вместо этого, на нее смотрела та, кто пережила лишения многих поколений и познала вкус стольких разочарований, сколько на Нирн не падало звезд. Каждая жизнь, даже в самом ее извращенном понимании их природы, была той каплей, что медленно, но верно склоняла чашу мировых весов в ту или иную сторону. И, теперь, Серана это понимала. Она молчала, смотря на свое отражение долгие, почти бесконечные, минуты, пытаясь найти в нем хоть что-то, что могло напомнить о той Серане, что стояла здесь ничтожные минуты назад, не познавшая на себе всю тяжесть чужих воспоминаний. Не найдя этого, леди Волкихар возложила когтистую ладонь на свою грудь, где горел нанесенный отцом шрам и, особо не задумываясь, провела пальцем поперек раны. Из ее стиснутых челюстей вырвался сдавленный рык, на пол тотчас капнуло три маленьких капли крови, но лицо Сераны выдавало лишь презрение к собственной боли и твердую решимость закончить собственноручное «клеймо», с коим она признавала и принимала все то, что ей даровала Лами, словно отчитываясь перед самой собой. - Хватит сомнений. – Сказала Серана, словно в бесконечных кошмарных видениях, коим не была ни конца и края, она отыскала то, что искала столь долго. На самом же деле, до Сераны дошло, что все это время она искала не надежду и не уверенность с решимостью. Все это время, чтобы окончательно встать на путь того, кем ее сделала Лами, ей нужно было понять, что никакого счастливого конца не было и не будет. Не для нее точно. На ее костях и на ее крови взойдут поколения новых Созданий Ночи.- Теперь, ты понимаешь? – Вкрадчивым голосом поинтересовалась Лами и все, что только могло остаться от Сераны, цепляющейся за прошлое, как за спасительную соломинку, замолчало, осознав полный масштаб событий, в которые оказалась втянута.
- Да, леди Беолфег. – Ответила Серана вслух, мимолетно содрогнувшись от звука собственного голоса в комнате.- Со временем, ты поймешь больше. – Прозаично проговорила Лами и кровь Сераны ответила на ее слова. – В конце концов, ты Королева Визжащих Ветров.
Серана уткнулась лбом в холодную поверхность зеркала, когда голос Лами утих, а ощущение чужого присутствия исчезло. Сколько прошло времени она не знала. Ее потряхивало и тело накрыло усталостью и утомлением. Вторжение мадам Гециар в комнату осталось незамеченным, но то, что привело в чувство опустошенную наследницу клана Волкихар в себя – это ощущение заботливых рук на своих плечах. Серана уснула к рассвету. *** На самом деле Серана не спала в том смысле, в каком спали все другие. Вернее, больше не могла так спать, потому что каждый раз, закрывая глаза от усталости, она видела не сны, а события чужих воспоминаний, по которым она путешествовала неприкаянным духом неподалеку от их истинной владелицы. Каждый раз воспоминания были разными и несли за собой абсолютно противоречащие посылы. Где-то все было радужно, спокойно и лучисто, где-то ровно наоборот – мрачно, тревожно и горько. Иногда это были незначительные глупости. Иногда – что-то важное. И каждое из воспоминаний походило на короткие эпизоды. Словом – вспышки, полные какой-то информации. Серана не запоминала каждый из них, но некоторые откладывались в памяти, как собственные воспоминания, занесенные туда жизнью и временем. - Почему я вижу твои воспоминания? – Не было нужды обобщать то, к кому именно был обращен этот вопрос.- Боюсь, это основа, что держит меня в этом мире, не давая уйти, как подобает иным духам. – Произнесла Лами грустным тоном, впервые проявив в голосе истинные чувства.
Этот эпизод из жизни Лами был полон теплых красок ее жизни до превращения. Девушка, из первобытного недийского народа, была прекрасна, юна и невинна. Молодая, красивая и хрупкая белокурая красавица, вслед которой оборачивались все юноши здешней деревни и даже зрелые мужчины в летах, давно обретшие себе жен. Дева сияла в самом расцвете своих лет, словно дивный цветок. И когда природа вокруг расцветала с приходом весны, это сравнение напрашивалось само собой. Все любили Лами – это было видно по тому, как приветливы были жители деревни к ней – от стариков, до детишек, что вешались на нее гурьбой. Сегодня в деревне проходил праздник Весны и, как было принято в эту пору – многие принимались играть свадьбу. Часто не одну, а несколько сразу, поскольку в тесных общинах все друг друга знали и делили радости и беды со всеми. Танцы при свете костров, проводимых в честь свадеб, среди молодежи были такой же обыденной вещью, как и закат с рассветом. Девичий искренний смех был сигналом к действию среди скованных робких юношей и те, кто перебарывали себя, удостаивались чести быть замеченным местными девицами. Именно к большому кострищу Лами и направлялась, храня на юном веснушчатом лице загадочную и даже несколько влюбленную улыбку. Последняя эмоция стала еще более ясной, когда белокурая красавица, дошла до дерева близи разведенного кострища и спряталась за ним, кинув пытливый взгляд на высокого поджарого юношу. Он был рыжим, на его лице едва начали расти усы, а глаза сияли пылкой юной отвагой. В окружении своих ровесников, парень выделялся прямой осанкой, широкими плечами и тем, как на него смотрели здешние девушки. Наблюдающая за ним юная Лами, закусив нижнюю губу, покраснела до видного на щеках румянца, после чего, обернулась и прижалась к дереву спиной, выдохнув от смущения. Будущая Леди Беолфег была когда-то влюблена в этого видного юношу.- Его звали Рерик. – Ответила Лами на невысказанный Сераной вопрос. – Он был моей первой любовью. Когда я была еще невинной и счастливой, конечно.
- Это было безответно? – Поинтересовалась Серана, бродя по воспоминаниям, как делала бы это наяву. Благо, картины прошлого не могли ее увидеть или почувствовать.- Отнюдь.
Юная Лами, сделав глубокий вдох, последовала к кострищу, где ее окружила стайка подруг, наперебой приветствуя и щебеча. Рерик и Лами, коих разделяло расстояние кострища, кинули друг в друга взгляды, которые наблюдающая за ними Серана поняла сразу, из-за чего в ее груди слегка заныло. Именно так Юнора смотрела на нее, когда они танцевали в Фолкрите, на свадьбе. Искренне влюбленно. Лами и Рерик кидали друг на друга влюбленные взгляды, но не отваживались подойти или заговорить. И также, они были единственными, кто не принимал участия в танцах. Время текло иначе в воспоминаниях-сновидениях и момент, когда Лами и Рерик все-таки встретились друг с другом, наступил к глубокой ночи, в то время как для наблюдающей за ними Сераны прошло несколько мгновений. В небе сиял нарастающий Массер и полная Секунда, из-за чего ночь залил розоватый приятный оттенок. Эти ночи как нельзя лучше подходили для тайных встреч влюбленных. Рерик встретил крадущуюся Лами в близлежащем от деревушки перелеске, выскочив на нее в игривой манере и тут же обвив руками хрупкий стан. Девушка вторила ему заигрывающим радостным смехом, что прервался пылким поцелуем и объятьями. - Вам нельзя было быть вместе?- Я была дочерью жреца Аркея. – Объяснила Лами с грустной улыбкой в голосе. – А он был сыном простого охотника. Мой отец запрещал мне общаться с ним, и мы встречались тайком. Были молоды и влюблены.
Рерик и Лами обнимались и целовались, прячась за деревьями. Попеременно, они шептали друг другу нежности, потом, снова начинали целоваться и так на протяжении долгих, почти бесконечных минут.- Кажется, тебя одолевает скука – наблюдать за всем этим. Ожидала, что он сорвет с меня одежду и мы отдадимся страсти в лесу? – Лами злорадно посмеялась, а Серана закатила глаза.
- Не совсем, но, кажется, он даже не пытался. – Заметила собеседница.- Все потому, что Рерик знал, что я должна буду стать «Невестой Аркея». – Удивительно, но даже спустя столько времени, в адрес давно ушедшего юноши, Лами говорила с выразительной нежностью и симпатией. – То есть, должна оставаться невинной и целомудренной. Поэтому он никогда не смел зайти дальше поцелуев. Хотя… - Лами испустила легкий смешок, вслед за тем, как ее юное воспоминание игриво укусила юношу в шею. -…я сама напрашивалась.
Очередная смена времени произошла неяркими вспышками, после которой Серана увидела сцену, схожую с предыдущей по содержанию. В ней снова была Лами и Рерик, но те были уже повзрослевшими на год или два, поскольку юноша стал выше, а девушка избавилась от ярких веснушек, став напоминать почти взрослую женщину. И все же, Серана почувствовала, нежели заметила, что это воспоминание было не таким радужным, как предыдущее. Тревога усиливалась от молчания Лами. - Ты не водил меня сюда с прошлой весны. – С радостными и заискивающими нотками прошептала Лами, лаская возвышающегося над ней рыжеволосого парня по щеке, невольно погружая пальцы в отросшую бородку. – Что случилось, Рерик?.. - Я по тебе соскучился. – Произнес тот с усмешкой, рукой, доселе ласкающей талию девушки, обняв ее и прижав к себе, пылко начав целовать красавицу. Лами сдавленно засмеялась, принимая ласки возлюбленного. Даже тогда, когда ее прижали к дереву, начав требовательно покрывать поцелуями шею. Все это выглядело обыденно для пары, уединяющейся от чужих глаз и предающихся страсти. До тех пор, пока Рерик не начал требовательно дергать ткань чужой одежды, намереваясь ее снять. Серана нахмурилась, а юная Лами вздрогнула. - Рерик… - Лами перестала смеяться и вцепилась в плечи юноши, намереваясь отодвинуть его. -…ты же знаешь, я не могу… - Да-да, твой прекрасный Аркей, я помню. – Прозвучало от Рерика недовольно, а после, его лицо украсила усмешка. Недобрая усмешка. Хищный оскал.- Это был не Рерик. – Произнесла Лами горько и в этот самый миг Серана увидела, как зеленые глаза когда-то ласкового юноши стали алыми, как кровь.
- Молаг Бал. – Мрачно подвела итог Серана и бессильно отвела взгляд в сторону, стараясь не видеть дальнейшего зверства и не слышать истошных криков, повисших в чаще минутой позже после безуспешных попыток девушки вырваться. Уйти от чудовищного воспоминания было невозможно – крики и мольбы Лами, может, не доходили до Сераны, но чужие эмоции и чувства не отпускали, держа на привязи, словно удавьей хваткой. Не видеть и не слышать, но все чувствовать, вплоть до ужаса, одолевающего чужую невинную душу, это было даже хуже, чем могло бы быть. Серана задыхалась и жадно хватала ртом воздух, сходя с ума от агонии чужих страданий. Чувство бесконечного парализующего ужаса, унижения и страдания исчезли лишь спустя еще одну неяркую вспышку, что отнесло островок воспоминаний еще на один прыжок вперед. Все та же местность, та же деревня и окрестности, но дома разрушены, неясно, от времени или же от какого-то бедствия. Снег укрывал разрушенные стены покосившихся домиков, глубокая зима была глуха и вкрадчива, отчего услышать что-либо помимо птиц или вьюги было трудно. Настолько, что Серана не сразу заметила две фигуры в темном одеянии, что вышли на тропу, ведущую в руины деревни. Те, не останавливаясь, прошли вдоль большака и остановились возле руин самого большого дома деревни. Наследница Волкихар проследовала за ними и когда солнце медленно опустилось за горизонт, удлинив и без того мрачные тени, отбрасываемые деревьями, руинами и замершими фигурами, руки явившихся гостей сбросили с себя капюшоны. Взору наблюдающей за ними безмолвной свидетельнице предстали две женщины. Вернее, та, что повыше, была женщиной, а та, что пониже – юной девушкой. Обеих из них объединяла бледная, почти белая, кожа и светящиеся огнем хищные глаза. Подойдя ближе, Серана быстро узнала обладательницу белокурых волос, но фигура юной черноволосой девушки, что держала ее за руку в явном жесте привязанности, была таинственной незнакомкой. - Кто это? - Серана обошла замерших на месте Лами и незнакомку.- Моя дочь. Названная. - Лами снова говорила с нотками нежности и одновременной тоски. – Тиранье.
Черноволосая девушка была безмолвна и цепка, а Лами заботлива и ласкова к ней. Судя по внешности, Тиранье на момент превращения в вампира, в коем Серана не сомневалась, произошел, когда девушке едва исполнилось шестнадцать - больно в той выделялись черты, свойственные девам, переходящим в зрелость. - Здесь вы жили, госпожа? - Голос Тиранье напоминал певчее щебетанье утренней птицы и слыша его, можно было с легкостью забыть о любых невзгодах и печалях. - Да. - Гулко прошептала Лами и заправила выбившийся из копны черный локон волос, заставив девушку хихикнуть. - Я хотела показать тебе это место перед тем, как вернуться в Сиродил. - Скайрим вам не нравится? - Невинно спросила Тиранье, точно ребенок. - Эта земля окроплена моей кровью, а ветра порождены моими страданиями. - Ответила Лами с зловещей усмешкой и ветер на фоне красноречиво взвыл, будто повинуясь безмолвному порыву Матери Вампиров. – Она знает меня невинной душой и плачет вместе со мной о моих терзаниях, кои я пережила в хватке Осквернителя. Для меня нет ничего роднее этих мест и все же, я не хочу здесь быть. Сейчас не хочу. Тиранье выглядела расстроенной. Но не речью опекающей ее женщины, а скорее тем, что Лами сама погрустнела и сейчас одиноко обнимала себя за плечи. - Прости меня, Тиранье. – Произнесла Лами, вспомнив о девушке и мягко, по-матерински, прижала ее к себе, уткнувшись носом в ее черные волосы. – Здесь на меня накатывают воспоминания о лучшей жизни, и я расстраиваюсь, потому что эту жизнь больше не вернуть. Юная новообращенная ничего не ответила, покорно оставаясь в объятьях Лами до тех пор, пока та осторожно не разомкнула руки, отстранив ее от себя. После, белокурая высокая женщина развернулась и обратила свой взор прямо на наблюдающую за ними из яви Серану, на что та кинула взор через плечо, увидев позади себя другие развалины. Бывшая жительница разрушенной деревни прошла вперед, слегка шурша темным плащом своего одеяния. На ветви голых деревьев село несколько воронов, уставившихся на движущуюся фигуру своими глазами-бусинами. Тиранье еле слышно устремилась следом за своей наставницей, замерев вместе с ней у начала заброшенной дороги, ведущей в деревню. Лами взошла на холм, с которого беспрепятственно открывался лучший вид на расстилающиеся внизу руины. Алые глаза Матери Вампиров сощурились. Она наклонилась к стоящей рядом Тиранье и сказала: - Закрой уши. Та послушалась. Лами кивнула, после чего, обратила затравленный взгляд к руинам и ее глаза наполнились изнутри светом, сделавшим алые зрачки пылающими, словно раскаленные угли. Вороны тревожно взмыли в небо, поднимая в воздух свой тревожный крик, потонувший во внезапном свисте вьюги. Потоки резкого ветра усилились от разорвавшего молчание истошного многоликого визга. Губительный звук заставил ледяные ветра стать острыми, как лезвия и губительными, как смерть, неся гибель и забвение всему, что окутывали. Вороний крик стих и на снег безвольно упали одоленные визгом пернатые тела, заледенев за пару мгновений, попав в леденящий поток ветра. Деревня, откуда родом была леди Беолфег, оказалась стерта за минуту силами, лежащими за гранью понимания простых смертных. Силами первобытной ярости и боли. Всем тем, что Серане уже довелось видеть в насланных Лами видениях.- Я знала, что никогда не смогу вернуть утраченного. – Проговорила Лами вкрадчиво, нарушая тишину мыслей Сераны. – Поэтому уничтожила единственное место, хранящее воспоминание о моей прошлой жизни. Тогда мне казалось это правильным.
- Возможно, что так оно и есть. – Прошептала вкрадчиво Серана, наблюдая за фигурами из воспоминаний, что удалялись прочь по заброшенной дороге, окутанные серебристым лунным светом. *** Пробуждение Сераны сопровождалось уходом солнца и восхождением Массера и Секунды в своих полноценных правах на небосводе. Она чувствовала себя выжатой словно лимон. Как кстати, на ее прикроватной тумбочке стояла фляжка наполненная кровью. Ее вкус был насыщен и оставался на языке небольшим послевкусием неясных ноток затхлости. Так чувствовался след алхимических манипуляций, проведенных над терпкой питательной жидкостью. Видимо, для того, чтобы скрыть скудный вкус животной крови и сделать ее похожей на человеческую. Вряд ли обмануть Древнего Вампира этими манипуляциями было достаточно, но для других вампиров такое угощение могло вполне сойти за полноценную альтернативу в угоду отказа от варварских обычаев. Она услышала и учуяла приближение к своей опочивальни гостя, и, прежде чем дверь успели открыть с той стороны, нынешняя хозяйка комнаты уже стояла на пороге, чем слегка испугала прибывшую герцогиню. Впрочем, та сдержанно улыбнулась и покорно поклонилась ей, пока Серана, пребывая в легком тумане от дремы, рассеянно ответила ей таким же кивком головы. Мгновением позже Серану словно пронзило, и она почувствовала, как когти на больших руках угрожающе выступили вперед, ровно, как и длинные зубы. Множество незнакомых запахов, ударивших ей прямо в нос, мгновенно вызвали у вампирши чувство опасности и угрозы, из-за чего увидевшая перемены герцогиня тут же успокаивающе заговорила: - Здесь собрался весь Сиродильский Клан, моя Королева. – Она робко коснулась своими руками дрожащих когтистых рук Сераны и, когда та подняла на нее пылающие глаза, осторожно отстранилась. – В том числе и представители нашего Совета. Все они услышали о вашем прибытии и желают убедиться в том, что вы действительно та, за кого себя выдаете. Серана, или же Лами (сказать точно в данный момент было сложно), резко вскинула на герцогиню острый взгляд, который та стоически выдержала и покорно произнесла: - Мне и моим людям вам ничего не нужно доказывать. – Она опустилась перед Сераной на колени. – Я давно признала вас. - Встань с колен. – Произнесла та стальным и слегка шипящим голосом. После, та сделала вдох и выдох, произнеся: - Я слишком долго не давала о себе знать и нет ничего удивительного, что обо мне забыли. - Вы хотите, чтобы я проводила вас к членам Совета? – Спросила герцогиня, всем своим видом выражая покорность, поскольку четко осознала – сейчас с ней говорила именно Лами. - Что это за Совет? – Спросила та. - Наш Клан единственный в Сиродиле, и он очень большой. Чтобы его контролировать, самые старшие из нас разделили обязанности между собой, чтобы соблюдать равновесие в разных вопросах. Все важные решения принимаются на этом Совете, и все его представители сейчас находятся здесь. Мы берем начало от вас, моя Королева, и, что бы ни случилось дальше, я все равно ни за что не отвернусь от вас. – Все это герцогиня сказала с гордо поднятой головой, тем не менее, не рискуя смотреть в алые глаза, пока те все еще пылали от неясных внутренних эмоций. Пробудившаяся ото сна вампирша глубоко вдохнула и выдохнула. Все это время она анализировала доносящиеся отовсюду запахи, пока не составила о них общее представление. Эти запахи несли за собой очень многое, но Серана знала откуда они. Каждый из них. Древняя Кровь говорила ей все это и эти знания раскрывались перед ней, словно открытая книга.- Серана, послушай меня. – Настойчиво зашептала Лами, заполнив собой пустоты растерянного разума. – Я едва очнулась и власть моя сейчас хрупка.
- В каком смысле? – Спросила Серана мысленно.- Это значит, что младшие вампирята меня чуют, признают и трепещут. Но дело другое, когда это касается моих старших детей. Твоя герцогиня предана традиции, в ней и ее личных подданных течет моя кровь, данная им на заре времен. – В голосе Лами послышался задорный смешок. – Но самое веселье начнется, когда мы встретимся с другими дочерьми и сыновьями. Они, боюсь, не станут слушать свой зов крови. Я не могу на них влиять.
- Все это время ты влияла на других вампиров?- Это право принадлежит мне по первенству. Все вампиры обязаны меня слушаться. Хотят они того или нет – я их Мать и Королева. От меня пошли все древние отпрыски. – Лами произнесла это с нотками гордости и малой доли скепсиса. - Выше меня лишь Молаг Бал, но до него мы еще доберемся, милая. Однако, меня слишком долго не было. Даже малая часть моих сил все еще дремлет и уж тем более недоступна тебе сейчас.
- Мне?- О, милая, когда я сказала тебе, что сделаю тебя глашатаем моей воли, ты думала, что останешься всего лишь с горсткой легких обновлений в силах? – Лами открыто и злорадно расхохоталась. – Нет. Моя кровь уже в тебе. Ты меняешься. Неужели ты не чувствуешь?
О, Серана не могла ответить на многие вещи. Но только не на этот вопрос. Она чувствовала растущую в ней силу с каждым заходом солнца и восходом Массера и Секунды. Сила росла, крепчала и умножалась. Отрицать это было глупо.- Да, ты чувствуешь. – Подтвердила Лами собственные мысли. – И это только начало. Однако же, возвращаясь к настоящему. Как я и сказала – младшие вампирятки дрожат и трепещут, а вот старшие… со старшими придется трудно.
- Насколько трудно? – Напряженно стала допытываться Серана.- Скажем так, - Лами усмехнулась голосом. – Не убирай когти и зубы далеко.
- Моя госпожа. – Серана мимолетно вздрогнула, услышав голос герцогини. Та выглядела растерянной, видимо, из-за долгого молчания вампирши, не иначе. – Вы встретитесь с представителями Совета?.. - Да. – Ответила она решительно, мимолетно сверкнув глазами в безмолвном подтверждении, после чего, усмехнулась, демонстрируя клыки. – Пора показать своим детям, что их Мать вернулась. Мадам Гециар покорно кивнула.