***
Ужин выдался спокойным. Учителя ели по большей части молча, поглядывая на директора с раскаянием и шепча извинения, когда проходили мимо его кресла по делу и без дела. Тот был непоколебим и только изредка удостаивал их взглядом, полным неодобрения. Ученики почувствовали настроение за учительским столом и, против обыкновения, не шумели. Директор всегда полдничал заранее со своей женой, если та была в замке, поэтому мог весь ужин хмуриться на коллектив, лениво поигрывая стаканом воды. Разве что Крамы не впали в немилость. Они никогда не участвовали в мелких интрижках: Крам просто-напросто не чувствовал лояльности ни к кому, кроме себя любимого, а Грейнджер была для интрижек слишком тактична. Когда директор решил, что все адекватно наказаны, он поднялся из-за стола и прошел к дверям так быстро, что зеленая мантия взвилась вслед за ним. Зал проводил его молчанием. Снейп вернулся в свои покои и переоделся, сняв тяжелую мантию. – Вы рано. Коллектив уже дрожит от страха? – спросила Леонора, подняв голову от письма. – Разумеется, – ответил он, вернувшись в гостиную. Он вынул заколку из волос и потер голову. – Я бы их на всю ночь задержал, если б понадобилось. – Не думаю, что вам потребовалась бы на это вся ночь. Готова поспорить, что вы их довольно-таки быстро запугали, а все остальное время просто наслаждались эффектом. Расстегивая манжеты, Снейп взглянул на жену и заметил легкое потепление в ее глазах: верный признак редко используемого чувства юмора. Его сердце екнуло, и он улыбнулся в ответ. – Кому вы пишете? – спросил он. – Ванесса Амбридж в нерешительности насчет министерского бала, назначенного на следующие выходные. Я пытаюсь помочь ей отбиться от ее невыносимой золовки. – Что Долорес опять затеяла? – Ванесса – председатель комитета по интерьеру, а Долорес пытается ее с этого поста вытеснить. У этой ужасной женщины нет никакого вкуса, она бы наверняка использовала самые нелепые оттенки розового! Хотя День Валентина и без того достаточно нелеп. – Согласен. Подскажите Ванессе, чтобы расставила по залу ледяные скульптуры в форме кентавров. – Северус! – хихикнула Леонора. – Вы поразительно гениальны и невыразимо безнравственны! Он подошел к ней и погладил пальцем ее волосы, шепча: – Только для вас, моя дорогая. Она не могла не заметить выцветшую Метку и моментально напряглась. Он отдернул руку как от огня. – Извините, Леонора, я… Послышался звонок: кто-то был на ступенях, ведущих в кабинет. – Достаточно глупостей, Северус. Идите и позаботьтесь о своих делах. Я должна закончить с корреспонденцией, пока голова еще сильнее не разболелась. Вот как просто она опять вытолкнула его из своей жизни. Он было пулей вылетел из комнаты, но остановился в дверях, заслышав голос жены. – Непременно оденьтесь, Северус. Он взглянул на свои брюки и рубашку. – Это всего лишь Грейнджер. По личному делу, едва относящемуся к школе. Формальности не обязательны. – Почему вы с таким упорством продолжаете ее так называть? Правильно – «профессор Крам», и вам совершенно не стоит забываться. Вы обращаетесь с ней неподобающим образом. – Ревнуете, Леонора? Не стоит волноваться: вы меня хорошо вышколили. – Ради всего святого, хоть расправьте и застегните рукава! Разве можно расхаживать с этим жутким клеймом на руке! – прошипела она. – Возмутительно! Снейп глухо рыкнул и выбежал из комнаты, подхватив на ходу плащ с вешалки, но не набросив его на плечи. Когда он появился из-за гобелена, Грейнджер уже сидела в кресле для посетителей. – Извините, профессор Крам. Не хотел заставить вас ждать. – Ничего страшного, директор. Я как раз с профессором Дамблдором договорила. Глаза Снейпа метнулись к портрету, и он увидел, что Альбус тихонько повел пальцами. Заглушающие заклинания на гобелене срабатывали для людских ушей, но портреты слышали всё. Они знали все секреты его личной жизни – досадное обстоятельство, с которым каждый директор должен был смириться. Снейп кивнул Альбусу и решил воспользоваться советом. – Давайте прогуляемся, профессор. Свежий воздух мне не повредит, – сказал он, направляясь к винтовой лестнице. Он накинул на себя плащ, достал еще один с вешалки у входа и протянул Грейнджер. – Вы, надеюсь, не против быстрого шага? – Не против, сэр.***
Гермиона неслась вприпрыжку за директором, стараясь не споткнуться о длинные полы одолженного плаща. Перед выходом из школы Снейп наложил на них обоих обогревающее заклинание, и теперь они шагали в сторону поля для квиддича, рассекая холодную ночь. Гермиона вся испереживалась с того момента, как директор вылетел из-за гобелена – без мантии, с развевающимися как черные водоросли волосами, лицо – маска гнева. От него исходили волны такой боли, что Гермиону чуть не подкосило. Внезапно Снейп остановился, и Гермиона врезалась в его спину. – Простите, сэр, – сказала она запыхавшись. Он повернулся и внимательно посмотрел на нее, потом достал волшебную палочку, и снег со льдом исчезли с нескольких скамеек, будто от взрыва. Освежив обогревающее заклинание, он указал на лавочку. Гермиона подобрала свой слишком длинный плащ и села. Снейп устроился на скамейке чуть пониже, лицом к Гермионе. – Я хотел спросить, что вы надумали насчет следующего года, профессор. – А может, сначала лучше поговорить о том, что вас так взволновало? – вырвалось у Гермионы. Яркий, холодный свет луны отражался от снега и освещал каждую черточку его одновременно изумленного и разозленного лица. – Вы забываетесь, – предостерегающе сказал Снейп. – Нет, не забываюсь. Очевидно, вы сильно расстроены, и, насколько я знаю, поговорить вам не с кем. Вы же вытащили меня сюда, чтобы о моем браке и о моей работе поговорить, не так ли? – Да, потому что это со школой связано. – Может, ваше состояние влияет на мое решение. Гермиона нахмурилась и махнула рукой, будто отказываясь от предыдущего высказывания: – Не знаю. Я просто не могу видеть вас в таком состоянии. Вы хороший человек и замечательный босс. Трудно увидеть вас таким расстроенным и не попытаться что-то против этого предпринять. Пожалуйста, скажите, что не так. Он решительно поднялся, и Гермиона знала, что нужно действовать прямо сейчас, пока Снейп не направился обратно в школу. Она вскочила и крикнула: – Подождите! Он остановился, повернулся к ней и с удивлением увидел, что она указывает обратно на его скамейку. – Сядьте, Северус, – Гермиона запнулась на его имени, но расправила плечи и продолжила: – Вам нужно с кем-нибудь поговорить, кальсоны Мерлиновы! Я, наверное, все не так делаю, но просто не могу дать вам вернуться в школу в таком состоянии, клянусь мизинцем Нимуэ! Именно на это ведь и есть друзья. Не сочтите за неуважение к начальству, просто как-то получилось, что я вас еще и другом считаю. По тому простому факту, что Гермиона еще дышала, было очевидно: ее слова возымели желаемый эффект. Снейп повел бровью, но вернулся и сел на скамейку. Гермиона завернулась в его пахнущий травами плащ и тоже села. – «Мизинец Нимуэ»? Это все, на что вы способны? – спросил он с долей скепсиса. – Обычно да. У меня совсем не получается выразительно ругаться, разве что когда подшофе. Не думайте, я не обозляюсь, когда пьяная. Просто, хм, сентиментальной становлюсь… и ругаюсь. – Будет интересно послушать. – Это не очень вероятно, – покачала головой Гермиона и нервно хихикнула. – После такого представления я бы больше не могла наскрести достаточно респектабельности, чтобы продолжать здесь работать. Снейп вдохнул и выдохнул, наблюдая за клубами пара на холодном воздухе. – Грейнджер, как на этом фронте дела обстоят? Вы с мужем поговорили? Она опустила глаза и начала теребить складки плаща. – Да, поговорила. Он согласен, что вы пошли на определенные жертвы, чтобы предоставить мне работу, и это усложняет решение. Но он не в восторге. Ему кажется, что его теперь к чему-то принуждают. – А что он думает о вашей работе? Может, он недоволен, что вы вообще работаете? – Все не так просто. Он рад, что я такая умная. Постоянно говорит, что именно из-за этого в самом начале мной увлекся. А еще ему нравится, когда я к чему-то стремлюсь. Он просто не понимает, почему я не такая, как он. Виктор с головой погружается во что-то новое и работает до тех пор, пока не станет лучшим. А потом просто переключается на новое увлечение. И мне нужно каждый раз следовать за ним. – Но вы постояннее? – В общем, да. Сначала все просто получалось: он был моей постоянной. – А вы не можете продолжить работать здесь, пока он будет за своими мыльными пузырями гоняться? – Он хочет вернуться домой, в Болгарию, – ответила Гермина уныло и понурила голову. – За три недели после нашего с вами разговора мы с Виктором перешли от споров о работе к спорам о приоритетах в нашей семейной жизни. Чтобы один из нас был счастлив, другому придется отказаться от своих желаний. Это как западня, из которой я просто не вижу выхода. – Судя по всему, в конце концов уступите вы. Вы принесете в жертву свое счастье. – А как же еще? Вы же сами сказали, «брак должен стоить самопожертвования». В последнее время я постоянно о ваших словах думаю. Виктор на такое самопожертвование наверняка не способен. Если он останется ради меня, то в конце концов исстрадается до того, что начнет меня ненавидеть. А если я уеду ради него, то все еще есть шанс стать счастливой как-нибудь по-другому. – А если он уйдет от вас, шанса стать счастливой совсем нет? – спросил Снейп. Глаза Гермионы вдруг наполнились слезами. – Не знаю. Лучше синица в руках, понимаете? Я ведь люблю его, а он любит меня. Я не хочу это потерять. Не хочу начинать все заново с другим. Не хочу обнажать перед другим недостаток за недостатком и надеяться, что они не имеют для него значения. Не хочу объяснять, почему иногда кричу во сне. Виктор знает меня. Знает, как я устроена. Именно он научил меня смеяться после войны. Он подхватил меня, увлек в свой мир и просто не давал задумываться о том, что мы потеряли во имя Победы. Если мы разойдемся, он переживет, а я погибну. Факты такого рода учат смирению. Я так не хочу одиночества. Хотелось бы в скором будущем завести детей. Не слишком скоро – очевидно, нам с Виктором еще нужно во многом разобраться. Но я просто не могу посвятить следующие десять лет поиску нового идеального мужчины и надеяться, что он готов завести детей только потому, что мне так хочется. – Вы с Крамом детей уже обсуждали? Если ваш муж не справляется с требованиями на работе, то он, очевидно, еще не достиг зрелости, необходимой для заботы о семье. Гермиона взглянула на Снейпа: что-то в его голосе изменилось, но она не могла догадаться, из-за какого чувства. Лицо его было совершенно невыразительным. – В последнее время не обсуждали. Вот уже год как мы, в основном, о работе говорим. Однако подразумевается, что до детей осталось недолго. – А как насчет ваших друзей? Вы упоминали это в разговорах с Поттером или Уизли? – Честно говоря, нет. – Подумайте об этом. Они знают вас лучше, чем я, и могут помочь хорошим советом. – А что бы вы посоветовали? Снейп тяжело вздохнул и подвинулся вбок на скамейке. Прислонился спиной к свае, поставил одну длинную ногу на скамью, другую – на землю. – Боюсь, что не могу вам ничего посоветовать. – Но что бы вы сделали на моем месте? – надавила Гермиона, разглядывая сапог из драконьей кожи. Нога в сапоге должна была быть чуть поменьше и намного уже, чем у Виктора. Она выглядела по-настоящему изящной. Раньше Гермиона и не задумывалась о том, что мужская нога может быть изящной. – Но я же не на вашем месте, Грейнджер. Он порылся в карманах и, к ее удивлению, достал пачку сигарет и магловскую зажигалку. – Я могу разве что на собственный опыт опираться, а здесь совсем другой случай. – Что вы имеете в виду? – спросила она, отмахиваясь от дыма. Снейп долго смотрел на небо, не отвечая. – Я женился не по любви, – проговорил он наконец, мимоходом разрушая представления Гермионы о своем мнимом счастье. – Понятно, – тихонько сказала она, налагая на них обоих обогревающее заклинание. – Между нами с Леонорой все не так, как у вас с Крамом. Мы поженились ради сотоварищества, основанного на взаимоуважении. Ни ей, ни мне раньше не везло с… эмоциональными привязанностями. Для вас, наверное, не секрет, что она была сестрой Пожирателя Смерти? – Да, в газетах об этом что-то писали, когда вы объявили о своей помолвке. – Газеты, газеты… Она живет в постоянном страхе перед газетами. – Да уж, репортеры могут быть довольно-таки злопамятными, но мадам Снейп все уважают. Мне постоянно попадаются статьи о ее благотворительной деятельности. Вы должны так ей гордиться. – Да, горжусь. Она хорошая женщина. Слова Снейпа повисли на секунду в воздухе. Он произнес их с убеждением, но они упали на землю между скамейками, как приговор. – Но? Он вздохнул и выпрямился. Выбросил окурок и с несвойственной для себя эффектностью заставил его исчезнуть одним движением руки. – Если бы не «но», не так ли? «Но». Она хорошая женщина. Преданная, добродетельная, со строгим чувством морали – прямо-таки образец совершенства. – Не забудьте «красивая». Она очень красивая женщина. – Ах да, и это тоже. Однако красота должна подпитываться изнутри, а внутри Леоноры нет ничего, кроме ее боли. Снейп взглянул на Гермиону, чувствуя себя не в своей тарелке после такого признания. Та постаралась убрать с лица все эмоции и ободряюще кивнула. – Во время войны судьба не была милостива к Леоноре, – продолжил Снейп. – Ее красота привлекла внимание многих. К сожалению, все, кроме одного, были Пожирателями Смерти, и они убили его, несмотря на мольбы Леоноры. Меня там не было. В отличие от Нарциссы, у Леоноры не было сильного мужчины, который защитил бы ее от остальных. Братец скормил ее волкам. Когда мы встретились после войны, она показалась мне такой сильной. Прошедшей через ад – и выжившей. То, о чем вы говорили, то обнажение недостатков друг перед другом было в нашем случае излишним: каждый из нас знал секреты другого. Ей нужен был респектабельный дом – приют от темных страстей, приносящих человечеству столько страданий. Я думал… – Снейп внезапно взглянул на Гермиону, и у нее перехватило дыхание от глубины его тоски. – Я думал, что если буду с ней нежен… если дам ей время… если дам ей все, что пожелает, даже целую башню, в которой можно спрятаться… думал, что она тогда… – его губы сжались, и он отвернулся. – Вы думали, что тогда она опять научится любить. Снейп кивнул, не глядя ей в глаза. Гермиона продолжила: – Нет ничего плохого в том, чтобы в это верить. Это ведь все еще может произойти. Тогда Снейп повернулся к ней, полный ярости. – Нет, не может произойти, – прошипел он, внезапно задрал рукав и обнажил Темную Метку, – раз я ночь за ночью тащу это уродство в ее постель. Его смятение было таким всепоглощающим, что Гермионе нужно было что-то сделать, чтобы облегчить его страдания. Неважно, что. Она потянулась к его руке, взяла за запястье и притянула к себе, чтобы, наклонившись, рассмотреть в лунном свете линии выцветшей Метки. Раньше Гермиона ее только мельком видела. Помнится, линии были намного темнее, когда Снейп давным-давно с вызовом в глазах засучил рукав. Гермиона провела пальцами вдоль Метки, будто гладя дикое животное. Кожа Снейпа была на удивление теплой и мягкой. Он вздрогнул и было отпрянул, но Гермиона крепко держала его за запястье. – Метка не определяет вашу сущность, Северус. Она только свидетельствует о том, что вам пришлось пережить и принести в жертву, – сказала Гермиона, отпустив его руку. Затем посмотрела вверх, на его лицо, и от его взгляда кровь похолодела в жилах. Снейп тряхнул рукой, чтобы рукав расправился на всю длину, и отвел глаза. – Я старался, Грейнджер, – сказал он, смотря в темноту. – Семь долгих лет. Теперь нужно просто принять вещи такими, какие они есть. Она хорошая женщина, пережившая ад. Заботиться о ее безопасности – далеко не худшая участь на этом свете. Она заслуживает большего. Я был бы на все готов, только вот она – нет. Леонора получает все, что хочет, и дарит то, что может, взамен. Снейп достал вторую сигарету, прикурил и выдохнул струйку дыма. – Вы попросили совета. Что я могу вам сказать? Что собственное счастье превыше всего? Что нужно держаться за того, кто вас любит, и не отпускать? Что вы должны слушаться мужа и исполнять свой долг? Откуда мне знать, черт подери! Делайте, что хотите. Принимайте собственные решения. Только знайте: вы хороший преподаватель и мы гордимся тем, что вы здесь работаете. Это все, что я могу с уверенностью сообщить, – сказал Снейп, смотря вдаль. – Возвращайтесь к мужу, профессор. Ответы со временем найдутся. Сообщите потом, что решите. Очевидно, разговор был окончен, и Гермиона поднялась со скамейки. Она посмотрела вниз на Снейпа, и сердце переполнилось сочувствием. – Вы, директор, большего заслуживаете. Когда я в первый раз услышала о вашей помолвке, я за вас так обрадовалась. Думала, что вы-то точно заслужили быть счастливым. Вы не можете просто так смириться с судьбой. Вам нужно бороться. Вы достойны большего. Снейп медленно покачал головой, не глядя на нее. – Я и выжить-то не заслужил, Грейнджер. Как тут можно требовать большего? Все не так плохо, как кажется. Ей очень хотелось это оспорить. Накричать на него за ту безнадежность, которая слышалась в его голосе. Вместо этого Гермиона лишь кивнула, когда он на прощанье махнул рукой, и задумалась о его последних словах. Выходя с трибун в направлении школы, она подумала: «Ага, “все не так плохо, как кажется”. Наверное, все еще в сто раз хуже».***
– Моня, как ти поздно. Чей это плащ? – Виктор засмеялся при виде Гермионы, еле выглядывающей из моря материи. – Ти виглядишь девочкой, которая нарядилась, как взрослая тетя. Смех Виктора развеял туман печали, и Гермиона улыбнулась. Она не хотела думать о неудачных браках, о том, каким все было запутанным. Хотелось только улыбаться. – Директор одолжил. Мы прогулялись, пока разговаривали. – Что било директору нужно? – Он спросил, к какому решению мы склоняемся – насчет следующего года. Виктор нахмурился и отодвинул от себя стопку домашних работ. – Опять хотел заставить тебя чувствовать себя виноватой? Может, еще больше людей должни били расстаться с жизнью ради того, чтоби ти могла здесь работать? Гермиона повесила плащ у двери и подошла к мужу. – Вообще-то, он не пытался на меня никак повлиять. Она обняла мужа за шею, и Виктор усадил ее к себе на колени. – Цитирую: «делайте, что хотите» и «принимайте собственные решения». – Отлично. Ми примем наше собственное решение. Вместе, да? – Да, – ответила Гермиона, целуя его в лоб. Виктор подхватил ее на руки и встал. – А сейчас ми вместе решили, что пойдем в спальню и займемся любовью, да? Да! Виктор закружил ее, и Гермиона рассмеялась над абсурдностью его заявления. – Моня, а почему от тебя так пахнет? – Директор курит магловские сигареты. – А-а. Ну тогда ми вместе приняли другое решение. Ми сначала пойдем в душ, а потом займемся любовью. Неплохо ми решения вместе принимаем, да? – Можно некоторые моменты еще улучшить, – протянула она, когда Виктор открыл дверь в ванную ее ногами.***
Снейп повесил плащ и по дороге в спальню затушил свечи в гостиной мановением руки. Он еле слышно прошел мимо храпящей жены, остановившись только для того, чтобы разуться и вывернуть карманы брюк в свой ящик. Затем направился в ванную, чтобы почистить зубы и принять душ. Там он разделся, бросил вещи в корзину для белья и пронаблюдал, как те исчезли, чтобы появиться где-то в таинственных чертогах домовиков и после стирки вернуться в шкаф директора. Снейп протянул руку, чтобы включить воду, и в глаза бросилась Темная Метка. Поднял локоть повыше, чтобы в очередной раз пристально посмотреть на нее. Однако теперь все было по-другому. Он закрыл глаза и провел пальцами вдоль Метки, будто усмиряя чудовище, но оно взревело. Водоворот чувств и воспоминаний поглотил Снейпа. Обычно Метка напоминала ему о боли и страдании – как физическом, так и душевном; она была клеймом, которое почти тридцать лет покрывало его позором. Но сегодня до Метки дотронулась она и подарила ему такое невероятное чувственное удовольствие, которого он не испытывал уже много лет. Гордость вопила, что его просто пожалели, но заброшенная душа Снейпа шептала правду: когда Грейнджер держала его изуродованную руку, она будто приняла его таким, какой он есть, и Снейп от этого чуть не зарыдал. Он встал под душ и постарался выбросить все это из головы, но картинки продолжали мелькать и разжигали его изголодавшийся по любви дух: Грейнджер наклонялась ближе, гладила его… Прежде чем Снейп опомнился, его рука опустилась и он начал легко, еле дотрагиваясь, поглаживать себя. Он было потянулся к крану, чтобы включить холодную воду, но вдруг тихо застонал от усиливающейся ласки и замер на полпути. Его тело казалось чувствительнее обычного. Даже струйки душа приятно томили легким покалыванием. Снейп знал, что больше не сможет остановиться, и постарался подумать о чем-нибудь другом. О ком-нибудь другом, не таком запретном. Он представил себе обнаженное тело своей жены, но оно было как зачитанный журнал и не принесло удовлетворения. Слишком быстро потребности Снейпа стали более эгоистичными, и его мысли вернулись к совсем другой женщине. К увлеченной женщине с непослушными каштановыми волосами. К женщине, которая не побоялась встретить свои детские кошмары, чтобы защитить тех, кем дорожит. К женщине, несущейся по жизни сломя голову, но готовой отказаться от всего ради любимого мужчины. К женщине с нежным ртом в форме сердца, как раз правильного размера, чтобы вместить его… «Чееерт», – простонал Снейп, чувствуя сладкое натяжение где-то внизу. Он бешено работал кулаком, осознавая, насколько неправ. Зная, какое это сумасшествие. Снейп тщетно боролся с самим собой, пока совесть не стала едва слышимой. Она совсем затихла, когда он свободной рукой сжал подтянутую мошонку и сполз по стенке душа. Его разум заполнился мыслями о Грейнджер, удовлетворяющей его с такой радостью, таким энтузиазмом, такой готовностью. Снейп сжал зубы, чтобы заглушить рвущийся на волю крик, и кончил так сильно, что упал на колени. Так он и остался, сидя на плитках душа, подрагивая от всепоглощающего удовлетворения, пока голос совести не вернулся с необычайной громкостью. Снейп начал мыться заново, быстро намыливая волосы и тело с все нарастающим чувством отвращения и ненависти к самому себе. Он вывалился из душа, стараясь не смотреть на себя, и высушился заклинанием. Потом прошел к своему шкафу, глядя в пол, и быстро натянул ночную рубашку. После этого он поднял взгляд и увидел жену, мирно спящую в их кровати. Снейп еле успел добежать до ванной, где его вывернуло наизнанку.