***
Спустя сутки после вышеописанной сцены. — Гэбриэл, у меня для тебе новость, которая, я знаю, тебя на слишком обрадует, — стараясь выдержать серьёзный тон, но при этом не в силах скрыть бесовский блеск в глазах, который не могла притушить даже опущенная на него завеса из густой сени его длинных ресниц, сообщил при встрече архидемон грешному архангелу. Ван Хельсинг бросил на тайного любовника встревоженный взгляд, будучи не в курсе, что он, пусть и частично, но утратил этот статус. — Ничего страшного, — постарался успокоить взволнованного этой «интродукцией» мужчину Дракула, — хоть я уверен, что ты, мой горячий друг, — многозначительно улыбаясь, заметил граф, — отреагируешь неадекватно. — В чём дело? Говори! — Охотник уже был встревожен не на шутку. — Не волнуйся, это не касается твоей дорогой семейки, — уверил его вампир и добавил с ехидной ухмылкой: — Ну, разве что весьма косвенно, опосредованно, так сказать отдалённо… — К чёрту твою дурацкую увертюру, Влад! — в раздражении грозно нахмурившись, перебил его друг. — Ты можешь хоть раз, в виде исключения, бросить свои бесовские штучки и просто по-человечески сказать, что за чёртова новость? — Гэбриэл, побойся Бога! Ты требуешь от меня невозможного! Как я не могу сказать по-человечески???!!! Изумительные глаза архангела уже пылали огнём, едва не меча молнии, а вслед за этим очевидно не замедлили бы воспоследовать если и не более наглядные, чем весьма красноречивый и выразительный гневный взгляд мужчины, то точно более чувствительные действия с его стороны по отношению к испытывающему его терпение демону, но тот поспешил предупредить их: прекратив дразнить друга, он перешёл наконец к содержанию сообщения: — Так вот, должен с прискорбием известить тебя, что наша любовная конспирация хоть и не уничтожена, но слегка нарушена. — Ч-что???!!! — поперхнувшись от неожиданности, так и подскочил легендарный герой. — Всё-таки напрасно я доверился нечистой силе! Ты проболтался кому-то, чёртов кровопийца???!!! — Блистающие удивительной красотой глаза охотника вспыхнули яростью. — А, да ну, перестать, Гэбриэл! — недовольно поморщившись, взмахом красивой руки с возмущением отмёл его оскорбительное предположение граф. — Не неси чушь, я обещал тебе свято сохранить наш роман в тайне и не нарушил слова, но, помнится, не давал — и не мог дать — тебе гарантий, что ничто и никогда не выплывет наружу. Я не всесилен, не забывай, и не могу контролировать всех и вся. То, что произошло, — самая обычная штука — нас банально застукали на месте «преступления». — Твою мать! — в сердцах выругался охотник, и сжав челюсти, в бешенстве со всего размаху врезал кулаком в стену, разбив костяшки в кровь. — Кто?! Когда?! Где?! Как это могло случиться???!!! Ведь мы всегда были так осторожны! — Да, и при этом всегда соблюдали технику безопасности, — расхохотался Владислав, подхватывая руку милого и с урчанием слизывая с неё кровь, но Ван Хельсинг с раздражением грубо выдернул её у лакомящегося вампира. — Но всё-таки однажды потеряли бдительность. — Я спросил когда???!!! Кто???!!! Влад, мать твою, не беси меня!!! За нами что, кто-то специально следил?! — Нет. Это произошло случайно. Да успокойся ты! — улыбнулся Дракула, облизываясь, видя, что любовник едва держит себя в руках. — Всё не так трагично, как ты думаешь. Дикий рык: — Где???!!! Когда???!!! Кто???!!! — Во время нашей последней воинской сессии в компании наших стальных друзей, когда, захваченные иным пылом, мы, отбросив мечи и сменив жар боя на жар страсти, не заметили, что у нас есть свидетель. Мой приёмный сын Джонатан видел, как мы с тобой целовались в тренировочном зале, — уведомил друга демонический аристократ, сверкая тёмными бриллиантами глаз. — Ну и оказался достаточно сообразительным для того, чтобы заключить из увиденного, что наши близкие отношения не исчерпываются объятиями и поцелуями, — улыбался вампир. — И мы с тобой наслаждаемся друг другом по полной и до упора. Я узнал об этом его открытии, в свою очередь подслушав его разговор с Александрой в библиотеке. Братец не смог не поделиться сногсшибательной новостью с любимой сестрой. Но ты не беспокойся, они не выдадут нашу тайну, в этом можешь быть уверен, — поторопился успокоить любовника граф, — и распространения информации о блудодействе супруга принцессы Анны с его старым соратником не произойдёт, оно надёжно купировано. — Да уж конечно! — взорвался запаниковавший мужчина. В состоянии абсолютного смятения он даже не отреагировал на очередное поддразнивание демона, которые он никогда не оставлял без ответа. Его щёки залил румянец — совместное действие волнения, злости и стыда. — Тебе легко призывать меня сохранять олимпийское спокойствие! Ты ничем не рискуешь! Тебе ничто не грозит! Ты, в отличие от меня, можешь творить что угодно с кем угодно! Ты не клялся в верности жене и не должен её свято блюсти! Ты же знаешь, что я потеряю Анну, если она узнает, и не смогу показаться на глаза своей семье, не говоря уже о вечном несмываемом позоре, что покроет моё имя на радость моим врагам после стольких столетий опережающей меня повсюду славы! Меня проклянут! Будут презирать, как самую последнюю тварь! Фамилия «Ван Хельсинг» станет позором для моей семьи! Хрен ты был бы спокоен, окажись ты на моём месте! Дракула счастливо рассмеялся: — Видишь, насколько лучше быть демоном, чем ангелом. Переходи на другую сторону. Я предлагал тебе это ещё в приснопамятном 1888 году. Хотя любовь между двумя демонами будет не так тонко изысканна и эстетична, как между ангелом и демоном. — Ван Хельсинг побагровел, и Владислав поспешил предварить очередной раздражённый взрыв любовника. — Успокойся, любимый! Ты ошибаешься в своих мрачных прогнозах — ничего этого не случится! Ты тоже ничем не рискуешь, и тебе ничто не грозит: Джонатан и Александра будут держать язык за зубами, уж можешь мне поверить. — Дьявол! А ты, как я вижу, ужасно рад, что наш запретный союз уже не тайна — чёртов гад, — обвиняюще констатировал Ван Хельсинг, окатывая любовника негодующим огненным взглядом, который, казалось, мог воспламенить его как факел факира на незабвенном балу Всех Святых в 1888 году. — Никакого восторга от раскрытия нашего секрета я не испытываю, уверяю тебя, любовь моя, но, согласись, что впадать в траур по этому поводу у меня тоже нет причин, — бесовски улыбаясь, парировал вампир. — Рано или поздно это всё равно должно было произойти, как говорится: «Шила в мешке не утаишь.» — Мне твоё цитирование народной мудрости до задницы (при этом вызывающем у графа понятные ассоциации слове вампир сластолюбиво облизался, бросив пылающий похотью взгляд на упомянутую часть тела любовника, что была самим соблазном) как бы ни было оно уместно! — заметавшись по комнате, вервольфом рычал неверный муж принцессы Анны, уличённый «родственниками» милого в измене дорогой супруге. — Оно не облегчает положения, в которое я попал!!! Даже если они, как ты говоришь, никому не расскажут, как я смогу смотреть им в глаза?! В какой роли я теперь буду перед ними?! Пусть они и не посмеют смеяться мне в лицо, но они будут хихикать у меня за спиной, представляя весьма красочные и пикантные сцены с моим участием! — При визуализации этой картинки мужчину всего перекосило от бешенства, в то время как вампир не смог не рассмеяться на яркое описание, которое дал своей ситуации любовник. Но Гэбриэл этого даже не заметил: настолько был взбешён и сконцентрирован на всецело владевшей им мысли о катастрофическом для его репутации, чести и достоинства изменении в отношении к нему со стороны узнавших о его предосудительной связи с Владиславом. — Великий Ван Хельсинг, воин, знаменитый охотник на нечисть, в роли бабы, не устоявшей перед чарами их обожаемого Хозяина, бывшего врага, раздвигающий перед ним ноги и берущий у него в рот, как какая-то потаскушка! Что может быть позорнее и уморительнее одновременно! Блядь!!! Никогда не думал, что доиграюсь со своим противоестественным адюльтером до такого позора!!! Всё-таки правда, что за грехи всегда настигнет расплата! — кипятился охотник. В ярости он ударил кулаком о столешницу консоли так, что стоящая на ней ваза с оранжерейными орхидеями, подскочив почти на метр, упала на пол и разбилась. Не удовлетворившись этим низвержением, охваченный припадком бешенства мужчина отправил вслед за ней предмет обстановки, на котором она секунду назад находилась, а затем пинком опрокинул софу, за которой не замедлили последовать стулья и кресла. Будучи совершенно не в себе, горящим взглядом он искал на чём бы ещё сорвать злость. — Хватит, Гэбриэл, не круши мою обитель, — смеясь, обратился к нему с увещеваниями Дракула, — мне ещё в ней вечность проводить. Но находящийся в невменяемом состоянии охотник его не слышал, продолжая бушевать. Вампир тем временем, прикрыв глаза, словно тонкий ценитель, наслаждающийся лицезрением вожделенного раритета попавшего к нему в руки, любовался своим замечательно высоким, статным красавцем. «Дьявол! До чего же он красив! Само совершенство! Прелесть! А в гневе его красота становится просто пламенной, почти опаляющей! Невыносимой… Дух перехватывает! Каким огнём сверкают его изумительные глаза, какими яростными розами рдеют ланиты! Каким пунцовым атласом алеют губы… — думал граф, с улыбкой, стоически наблюдая хаос, вносимый ненаглядным в антураж его покоев, — спустя столько времени, что мы снова вместе, я всё ещё не могу поверить в своё счастье! Это блистательное создание, архангел Габриэль, был предназначен мне Судьбой до начала времён! Левая рука Господа, небесный принц — мой и только мой, чьим бы мужем он ни был! Ах! Что за трофей! Какое упоение…» По телу графа пробежала сладостная дрожь. — Думаю, лучшим вариантом будет спровадить прознавших то, о чём они не должны знать, «за кулисы»! — тем временем совершив ещё несколько разрушений, наконец заявил взбешённый герой, приняв, как ему казалось, едино верное спасительное решение в его ситуации. Его прекрасные глаза угрожающе вспыхнули. Видно было, что Ван Хельсинг явно был готов воплотить своё намерение в жизнь. И немедленно. Охотник резко повернулся к двери, чтобы, не откладывая дела, привести приговор в исполнение, но Дракула воспрепятствовал ему, отрезав путь к выходу. — Да остынь ты, Гэбриэл! В тебя словно вселился легион демонов, а я не апостол, чтобы с помощью святого духа изгнать их! — граф со смехом попытался привлечь разгневанного друга к себе, но тот в ярости оттолкнул его. — Не бесись! Говорю тебе, всё не так, как тебе представляется! — пытался заставить его выслушать себя Влад. — Никто не будет хихикать у тебя за спиной, считая, что ты уронил своё мужское достоинство и гордость, имея в любовниках мужчину — и не какого-нибудь мужчину, а меня! — самолюбиво ощерился вампир, — совсем даже напротив. Я бы ещё понял тебя, будь они людьми, но они вампиры и, в отличие от них, видят всё в верном свете. К тому же ты совсем их не знаешь и не представляешь, каково их отношение к прекрасной любви между ангелом и демоном. — Не знаю и не хочу знать!!! — рыча зверем, не унимался охотник. — Я не потерплю такого унижения, чтоб кто-то был в курсе моего «падения»! — Он обошёл Дракулу, явно намереваясь добыть оружие и заняться уничтожением узнавших о его тайной связи. Графу пришлось мощным рывком развернуть его к себе и схватить за широкие плечи, с силой сжав их. — Мать твою! Хоть у тебя и не было матери, — засмеялся Влад, — ну, это просто фигуральное экспрессивное выражение. Дай же мне договорить до конца! — не отпуская друга, с силой тряханул его вампир, когда тот попытался освободиться от захвата. — Ты ведь архангел и должен быть справедлив. Я бы сам уничтожил их, если бы тебе грозило что-то подобное тому, что ты себе рисуешь, но это не так! Ты заблуждаешься, а наказание должно быть адекватно проступку. Джонатан не шпионил за нами, просто стал случайным свидетелем того, что не предназначалось ни для его, ни для чьих иных глаз. Он виноват лишь в том, что рассказал об этом Алекс; но при этом взял с неё обещание молчать, зная, что ей можно безопасно доверить тайну. Она, в отличие от своих товарок, совершенно не болтлива и абсолютно надёжна. Это умная милая вампиресса, любящая проводить время в обществе книг. Она считает нашу запретную связь ужасно романтичной — так оно и есть — и испытывает по этому поводу не только восхищение, но даже умиление. Ты всё ещё думаешь, что ни в чём не повинная девушка достойна того, чтобы безжалостный архангел, чьей любовью к демону она восторгается, убрал её со сцены? — Ладно, — услышав это и немного остыв, сказал охотник. — Девушку я не трону, если ты ручаешься, что она никому не разболтает, но твоему «отпрыску», оказавшемуся в неподходящем месте в неподходящее время, явно пора навестить «дедушку»! Он давно соскучился за «внучком», и, я уверен, встретит его с распростёртыми объятиями! — Ох, Гэбриэл! Аха-ха-ха! — взорвался хохотом граф, вытирая слёзы с глаз, — ты упоителен! С Джонатаном тоже погоди расправляться. Разве можешь ты быть объектом для насмешек с его стороны, если единственные чувства, что он может испытывать в этом отношении, — зависть и ревность к тебе? — Его ты тоже трахал? — забыв о текущей теме и своей проблеме, сузив глаза, устремил на любовника горящий стальной взгляд Гэбриэл, словно пронзая его острым ножом. — И что я, дурак, спрашиваю очевидное, — в отвращении скривил он губы, словно хлебнул гадкой микстуры. Влад был ужасно рад видеть, как ревность охотника, затмила его беспокойство насчёт утечки секретной информации. — Ну, было дело. Очень давно, до нашего воссоединения. Тоскуя о тебе, я попробовал в нём найти тебе, хотя бы отчасти, хоть какую-то замену, но, конечно, безуспешно, любовь моя, мой единственный… — демон рывком притянул к себе друга, пылко прижавшись губами к его щеке в нежном поцелуе. Гэбриэл продолжал недовольно хмуриться, но его руки будто сами собой, помимо его воли обвили стройный стан черноволосого красавца, заключив его в объятия. — Я был глупцом, надеясь на это… — сказал ангелу демон, лаская его, — ибо кто может, даже частично, в слабой мере, заменить Левую руку Господа, блистательного архангела Габриэля? — Ван Хельсинг не хотел показать, как ему приятно слышать это, но не смог скрыть счастливый блеск в своих прелестных глаза, а на губах мужчины заблистала самодовольная улыбка. — Джонатан и Александра искренне радовались нашей любви, — сообщил ему граф, — считая, что она является залогом вечной дружбы между Дракулами и Ван Хельсингами — что верно — и, дабы не нарушить это трогательное единение между остепенившимися вампирами, — демон широко улыбнулся, — переставшими убивать того, кто подвернётся, и питающимися преимущественно донорской кровью, и охотниками за нечистью, собирались свято хранить нашу тайну, в чём Джон взял слово с Алекс. Так что они не выдали бы нас, даже если бы я не применил к ним методов устрашения, которые, как ты понимаешь, всегда действуют безотказно, так как у меня слова никогда не расходятся с делом, а я, само собой, сделал им внушение насчёт распространения секретной информации. Самое строгое внушение в духе моих лучших традиций, ты же меня знаешь! Учитывая всё это, ты можешь быть совершенно спокоен насчёт неразглашения, уверяю тебя! — Красивые белые руки ласкали уже почти успокоившегося мужественного героя. — И насчёт своего «кредита» тоже: они знают, что ты, мой прекрасный архангел, — единственный безраздельно владеешь гордым сердцем жестокого и «бесчувственного» сына Сатаны. И бьющееся, и не бьющееся — оно принадлежит тебе… Никто не должен был завоевать его — и оно твоё, мой небесный принц… Я пал перед тобой… Король вампиров, демон, ужасный монстр, — Владислав ядовито усмехнулся, — оказался прирученным тобой и у твоих ног, сражённый тобой. Разве это повод для стыда, а не для гордости? Согласись, что это никак не умаляет твоего величия и славы — совсем наоборот: это ещё одна твоя несравненная победа! Так что твоё раздражение по поводу твоей якобы неизбежно пострадавшей репутации вследствие нашей связи не имеет под собой никаких оснований, а опасения насмешек в свой адрес — беспочвенны. К тому же тебе нечего беспокоиться касательно того, что они приписывают тебе «женскую» роль: во-первых, они не глупы и знают, что у нас с тобой именно любовь, которая освящает и делает прекрасными все свои проявления — иначе это была бы не любовь и ты бы не был со мной; а во-вторых понимают, что в нашем запретном союзе не может быть скучного распределения ролей — это признак ограниченности, в чём, согласись, нас никак нельзя заподозрить, — на губах вампира красовалась лукавая улыбка. — Как сказал Джонатан, цитирую дословно, — улыбался Влад, блистая своими идеальными зубами, — «такие яркие личности, как наши предводители, скорее всего, не станут себя ограничивать и будут наслаждаться всем спектром возможных удовольствий». Что ты скажешь на столь точное и верное аналитическое предположение? Шельмец не глуп. Моё воспитание, — сверкал широкой улыбкой вампир. — Парень приносит огромную пользу ордену, помогая мне в деликатных и сложных делах и вообще в управлении, зачем же без причины убивать его? Это неразумно. Такого понятливого, надёжного, искусного, расторопного и исполнительного помощника, на которого во всём можно положиться, будет нелегко найти. — Ладно, убедил, — буркнул на увещевания друга мужчина, в ответ на его ласки пробегая руками по совершенному телу вампира, очерчивая его соблазнительные изгибы, в который раз наслаждаясь заставляющими чаще стучать сердце прикосновениями. — Но предупреждаю, — голосом, не терпящим возражений, заявил он, — что при малейшем признаке непочтительности с его стороны, я решу эту проблему своими средствами и не буду ставить тебя в известность! — Договорились, счастье моё, — смиренно согласился король вампиров. — И хватит об этом! Давай направим внимание на более насущные дела: пока наши дорогие девушки так кстати занимаются шоппингом в этот пасмурный осенний вечер, мы может посвятить немного времени друг другу, — улыбаясь, Дракула сделал попытку увлечь друга в сторону спальни. Однако тот не выказал ожидавшегося от него энтузиазма. — Я бы рад, Влад, но после твоей сногсшибательной новости, я уже не уверен, как прежде, что это отличная идея, — насупился мужчина, не торопясь проследовать с любовником в его роскошную опочивальню, — и не готов с лёгким сердцем при первой же возможности скакать в твою постель. Мало ли чего? Вдруг вляпаюсь ещё покруче? Ведь действительно никогда ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов, и лучшее, что можно предпринять с целью избегнуть разоблачения, — не заниматься тем, что надо скрывать. Это самое надёжное средство безопасности. Идеальный метод, чтобы ничего не опасаться. Сияющее лицо вампира омрачилось, словно его покрыла чёрная, грозовая туча, битком набитая молниями. — Я предугадывал твою реакцию, Гэбриэл, и в этой связи мог легко не поставить тебя в известность об этой мелочи. И ты бы никогда не узнал, что у нас появились невольные конфиденты. Но я решил ничего от тебя не таить — и вот какова мне награда за честность! Так из-за этой безделицы ты собираешься снова бросить меня? Или, по крайней мере, впредь быть со мной предельно холодным? Вновь превратишься в глыбу льда? Что ж, я сам в этом виноват! Хитрость и коварство — вот чем всегда должен руководствоваться демон, и любовь не исключение! Я забыл об этом! Поделом мне! — горько воскликнул граф. Отпустив руку заупрямившегося любовника, он грустно опустил глаза. Досада вампира была не наигранной, а за ней легко угадывалась неподдельная печаль, и то, что гордый, высокомерный, всегда язвительный демон не считал нужным скрывать свои настоящие эмоции и истинные чувства перед охотником, обнажая перед ним не только тело, но и душу — заглядывать в которую, Гэбриэл знал, он не позволял больше никому, — не могло вновь не тронуть влюблённого в него сурового героя. Он нежно обнял расстроенного графа, ласково прижимая его к себе. — Не говори глупостей, Влад! Как я могу тебя бросить?! Я люблю тебя! — Тогда докажи это! — В тёмных очах полыхнул страстный огонь, словно взметнувшееся во мраке Ада пламя. — Разве я ещё не доказал тебе это? — мягко улыбнулся великий воин. — Любовь — это то чувство, которое надо доказывать постоянно, Гэбриэл! — Согласен, но давай сегодня, в качестве разнообразия, — с улыбкой сказал герой, — не будем предаваться плотских утехам, а? — Ван Хельсинг ласково, словно своего капризного ребёнка, погладил вампира по гладкой алебастровой щеке, с любовью глядя в его до дрожи чарующее, пленительное лицо. — Проведём время в соответствии с нашей легендой — в самом деле безгрешные дружеские посиделки старых друзей и боевых товарищей без преступных кувырканий в постели, гм? Ну ладно, — сделал уступку Гэбриэл при виде недовольно нахмурившихся красивых, словно наведённых, бровей, — позволим себе несколько поцелуев, — солнечно улыбнулись яркие, чувственные губы небесного красавца. Граф ничего не ответил на предложение-просьбу милого. Видя все признаки скорой победы, он, лукаво улыбаясь, смотря в зажёгшиеся смарагдами чудные глаза друга, в которых, казалось, отражался его искрящийся в ответ тёмными яхонтами томный взгляд, лишь молча выдернул шипы из своей стильной заколки, и роскошный балдахин его изумительно густых волос скрыл под своей тяжестью точёные плечи прекрасного сына Сатаны. Гэбриэл вздохнул. — Что ж, признаю жалкость и бессмысленность своего «воззвания», — с едва уловимым оттенком лёгкой горечи в своей иронии усмехнулся прославленный в веках охотник. — Демону ведь нет ни до чего дела, кроме удовлетворения своих желаний, и ты знаешь, как при любых обстоятельствах получить своё, чёртов гад, да? — Ослепительно сверкающая улыбка послужила ответом вампира. — Ну о'кей, — уступая своему соблазнителю, привлёк его к себе легендарный герой, — но «девочкой» будешь ты, — предупредил любовника мужчина, прошептав это условие ему на ушко, вдыхая аромат его волос, обвив сильной рукой тонкую талию графа. — Я буду кем ты пожелаешь, любовь моя, — осклабился в ответ вампир, пробегая тонкими пальцами по волосам друга, и это заявление не могло не вызвать ответной удовлетворённой сияющей улыбки у его милого, — быть с тобой и «мальчиком», и «девочкой» — обладать тобой и отдаваться тебе — равное блаженство… — Обнявшись, друзья наконец проследовали туда, куда желал Владислав, — в его в спальню. — Только по-быстрому, Влад, — сказал Гэбриэл, поспешно разоблачаясь, — без длительного уединения. — Как скажешь, любимый, лишь бы мне не упустить шанс снова насладиться тобой… — согласился вампир, также разуваясь и сбрасывая одежду. Избавившись от верхней части своего туалета, он с шаловливой улыбкой с размаху плюхнулся на кровать. Продолжая чарующе улыбаться, вампир откинулся на подушки, сияя довольным взглядом, устремлённым на охотника. Красивая рука, лаская, прошлась по его восхитительному торсу античной статуи, заскользив по резному рельефу пресса, а затем по выпуклым мышцам великолепной груди, после чего принялась играть длинными блестящими прядями рассыпавшихся по шёлку постели великолепных волос. Забыв, что он хотел соединиться с любимым в быстром темпе, Ван Хельсинг зачарованно смотрел на томно возлежащее пред ним прекрасное существо, в который раз поражаясь и любуясь его непостижимой, нездешней красотой, победившей его и укравшей его сердце вопреки тому, что он всегда был абсолютно равнодушен к мужчинам, как ни противился он вспыхнувшей в его груди запретной любви, как ни боролся с самим собой. Ван Хельсинг снова внутренне подивился этому факту, но то, что он видел перед собой, вновь доказало ему, что в том, что с ним случилось, напротив, нет ничего странного. «Чёрт, до чего же он хорош! Сладко, томительно хорош… Что за харизма! Невообразимо! Ей невозможно противиться! Никогда и нигде встречал ничего даже отдалённо подобного! Просто колдовское создание, крадущее сердца! Какая своеобразная, необычайная красота! Поистине магически ослепительное, незабываемое лицо! Гипнотизирующие глаза, губы — само сладострастие! Сказочные волосы! Идеальное тело с изысканными линиями — образец золотого сечения! А в какой поразительной гармонии в нём сочетается сила и мощь с утончённым изяществом! Ведь он совершенно не женственен — ну, если не считать «женскими» длинные волосы, искусные причёски, его элегантность да серьги с заколками, — улыбнулся про себя Гэбриэл, — мужественный закалённый воин, эталон атлетизма, и в то же время какая грация в каждом движении! Потрясающе! Он создан, чтобы сводить с ума! Неудивительно, что даже я, чистый и непоколебимый натурал в отношении всех других мужиков, не мог не влюбиться в него, также оказавшись в нескончаемом списке его бесчисленных побед, не устояв перед этой неповторимой и несравненной, чувственной красотой и невиданной дьявольской сексуальностью, в своём магнетизме и яркости находящихся как бы вне пола и делающих его неотразимую притягательность универсальной! Он — само воплощённое искушение и соблазн! Чудо! — восторженно думал охваченный пламенем любви мужчина, скользя восхищённым взглядом по полуобнажённому любовнику, словно видел его в первый раз, чувствуя всё сильнее накатывающие волны дикого возбуждения. — Струны моей души не могли не отозваться и не зазвучать в ответ на это волшебство! — великий воин внутренне улыбнулся своему поэтическому описанию. Вампир пробудил в нём это качество, дотоле неведомое ему самому. — И неудивительно, что он стал моим божеством, в чём он заставил меня признаться себе во времена нашего уединения в Летнем дворце. Он — единственный на свете! Второго такого великолепного создания не существует! И этот прекрасный «бесстрастный» сын Сатаны любит меня! Он — мой!» Гэбриэл Ван Хельсинг всей душой любил свою жену. Анна была самым родным и близким человеком для развенчанного архангела. Никто не мог бы заменить её ему и ту душевную теплоту и понимание, что существовала между ними. Не было и речи о такой же сердечной близости между ним и Владом. Нежную заботу и ласку, которой окружала охотника его любимая красавица-румынка, что проистекает из материнского инстинкта, мужчина может получить только у любящей женщины. Любовь небесного принца к земной принцессе была глубокой и искренней. Она была чиста, светла и нежна, но лишена той дикой, огненной страсти, что пробуждал в охотнике Владислав. Занимаясь сексом с обожаемой супругой, мужчина не испытывал того захватывающего дух, острого, пронзительного наслаждения, которое он получал в компании Дракулы, заставляющего его забывать обо всём и которое он мог испытать только с ним. Владислав был для Гэбриэла источником удовольствий, что отнимали разум. Вампир поднимал в охотнике ураган неповторимых эмоций и ввергал его в пучину умопомрачительной чувственности, дарил уникальные душевные и телесные переживания и ощущения. А недозволенность таких, кружащих голову, запретных удовольствий служила дополнительной приправой к ним, подчеркивая их запредельную сладость, ещё сильнее возбуждая. Грешная любовь к Владиславу намертво привязывала ангела к демону. Его пьянило равенство в отношениях с красавцем-вампиром, чего не может быть с женщиной, то, что в них нет никаких ограничений, никаких строго разграниченных и со временем надоедающих ролей, которые неизбежно присутствуют с неравным, уступающим во всём партнёром; то, что с любовником ему не надо было контролировать себя, сдерживать какие-то свои проявления, и не требовалось быть покровителем и защитником. С Владом они были на равных, и он мог быть просто самим собой, говорить и делать, что угодно, а роман с ним, наряду с удовольствиями, не порождал тягостных оков и обязанностей, которые всегда — пусть даже и бессознательно — хотя бы едва уловимой тенью, но омрачают отношения благородного и ответственного мужчины с противоположным полом. Никакого бремени и обязательств — лишь лёгкость и наслаждение. Гэбриэл не хотел признаться себе, что, кроме всего прочего, в обществе графа он прекрасно отдыхает от семейных забот, хоть семья была самым важным в земной жизни изгнанного с небес архангела. Его связь с графом была одной сплошной приятностью, лишённой и намёка на какой-либо негатив, плюс максимальное разнообразие в удовольствиях, которое опять же было недоступно с женщиной. Между ангелом и демон был идеальный резонанс. Дракула был неизбежностью Ван Хельсинга, одновременно его проклятием и благословением. Поняв, что бороться с этим бесполезно, мужчина принял это как данность и не терзался своей неверностью любимой супруге. Единственное, что ему надо было, — чтобы она никогда не узнала о его грешной связи с бывшим соратником. При выполнении этого условия были счастливы все. — Ты что, заснул, Гэбриэл, — сладострастно блистая, улыбнулись до неприличия чувственные карминные губы «единственного на свете», а меж ними засверкал ряд безупречных перлов. — Скорее иди ко мне, моя прелесть, ты же хотел поторопиться! — в свою очередь с восхищением глядя на спустившегося с небес в земное изгнание ангельского красавца с идеальной фигурой, божественным телом, обладающим совершенными форами и пропорциями, очерченными изысканнейшими линиями, шелковистыми ореховыми локонами, ласкающими его широкие плечи, дивными глазами, чью прелесть были не властны передать слова, и яркими губами, зовущими к пылким поцелуям, страстно призвал его в свои объятия Дракула, протягивая к нему скульптурные руки. Демон сводил ангела с ума, а тот терял разум от него… Чтобы скорее добиться нужного результата, Влад слегка приподнялся с ложа. Изящные пальцы, скользнув за ремень охотника, притянули его ближе к графу, после чего аристократическая рука в сопровождении горящего лукавого взгляда, брошенного из-под длинных густых ресниц, не торопясь приниматься за запоры из пряжки и застёжки, легла мужчине между бёдер и мягко сжала его возбуждение сквозь ткань. Ван Хельсинг рвано вдохнул, откинув голову и закусив губы: — У-у-м-м-м… Влад… Граф расстегнул ремень и застёжку. Гэбриэл не дал ему продолжить, толкнув похотливо улыбающегося вампира на спину. Опёршись на свои точёные, мускулистые руки, он склонился над своим черноволосым красавцем. Его пылающий страстью взгляд утонул в глубоких тёмных омутах глаз вампира, в которых плескалась томность и вожделение. — Иди ко мне… — жарко выдохнул Дракула, обхватывая шею любовника руками. Ван Хельсинг счастливо блеснул голливудской улыбкой. — Уверен, что у тебя тут нет шпионских камер или «жучков»? — легко выскользнув из джинсов и ногой отбросив их прочь, после чего принявшись стаскивать брюки с любимого, вопросительно изогнув бровь, улыбаясь, осведомился у него охотник. — Нет ни объективов слежения, ни жучков, ни паучков, ни червячков, сладость моя, вопреки тому что я мертвец, — бесовски взблеснул тёмными очами, со смехом уверил его демон, помогая другу в трудах по их обоюдному разоблачению, — уверяю тебя мы в полной безопасности, как у Христа за пазухой! — новый взрыв хохота. Сделав забавную осуждающую гримасу и игриво погрозив демону пальцем, нагой красавец-архангел опустился к своему возлюбленному красавцу-демону, страстно обнявшему его и прижавшему к своему телу будто хотевшему растворить его в себе. Гэбриэл грациозным движением соединил их бёдра и желания, скользнувшие вдоль друг друга в нежной ласке. Мужчины сладостно застонали. — О Гэбриэл! Мой сладкий Гэбриэл! О мой небесный принц, как же я люблю тебя… — словно в забытьи, с восторгом шепчут манящие губы вампира, в то время как его бледные тонкие пальцы теряются в густых волосах охотника, ласково гладя их. — Каким жгучим чувством, сжигающим меня, хладного вампира, изнутри пылает к тебе моё небьющееся сердце! — будто сам удивляясь этому, глубоким сочным баритоном восклицает Владислав, неистово лаская любимого, пробегая трепетными руками по прекрасному телу любовника, — Ты не можешь себе это представить! — Моё сокровище… — пылко отвечая на ласки возлюбленного, счастливо мурлычет в ответ неверный муж принцессы Анны, нежно обнимая ладонями щёки Владислава, чувствуя сладостную дрожь от касания своей бархатистой кожи к атласной коже графа, жар и согласное биение воспламенённой крови в их прижавшихся друг к другу скипетрах любви, — моё прекрасное чудовище… я тоже люблю тебя… бессилен не любить… Глаза Дракулы сверкают звёздным небом от этого признания Левой руки Господа. Любовники сливают губы, глубоко проникая жадными языками в рот друг друга. И Гэбриэл снова тонет в дурманящем поцелуе, надеясь, что кроме Бога и Дьявола, бывших свидетелями их запретного союза, и Джона с Алекс, больше никто и никогда не узнает об их романе, в то же время понимая, что в будущем может случиться что угодно, тем более, если это будущее — вечность… Но со времён их нового обретения друг друга охотник всегда знал одно, хоть и не признавался в этом Дракуле, — что невзирая ни на что больше не сможет отказаться от своей запретной, но такой сладостной любви. Никогда. Что бы ни случилось…***
Спустя полчаса («экспресс» намерению Гэбриэла не суждено было сбыться) в быстро сгустившихся осенних сумерках пасмурного вечера в огромной неосвещённой спальне Владислава со стороны роскошного ложа слышатся тихие звуки: нежный шорох шёлка и удовлетворённые вздохи, сочный поцелуй. На некоторое время воцаряется тишина, буквально пропитанная истомой, что кажется осязаемой, а затем раздаётся звучный глубокий голос: — А всё-таки как это было бы круто, если бы все они узнали, какое чувство на самом деле связывает нас и увидели, как мы занимаемся дружбой. — Бесовский хохот. — Признайся, разве тебя не возбуждает это, Гэбриэл? Чтоб они стали свидетелями того, как мы дружим друг с другом? Возмущённое вервольфовское рычание: — Гр-р-р-р даже думать не смей о таком, развратный демон! Чёртов распутник! —Ехидный, поддразнивающий смех. — Ну сейчас я тебе задам, гад! — Возня, шум борьбы, шутливый вскрик и смех, прерванный очередным страстным поцелуем. Снова голос Владислава: — Этого никогда не случится, но сама мысль об этом тебя возбуждает? Покайся, мой грешный архангел… Резкий, хлёсткий шлепок по упругой плоти и хитрое хихиканье в ответ: — Признайся, Гэбриэл, я ведь знаю, что да! — Я сейчас тебя придушу, неугомонный сатанинский сынок!.. Звук попытки воплотить угрозу. Взрыв хохота. — А всё-таки, Гэбриэл? Глухое недовольное ворчание вервольфа: — Чёрт, ты иначе не отстанешь! Да! Я уже говорил тебе, что ты давно превратил меня в такого же распутника, как ты сам. — Ни в кого я тебя не превращал, просто раскрыл-пробудил в тебе твои собственные качества. Ты такой, какой ты есть, Гэбриэл, и со мной ты просто сам свой, — смеётся вампир. — И я без ума от тебя… К тому же как меня может в чём-то обвинять инициатор наших грешных отношений? Ведь это ты меня совратил. — Ладно. Не спорю, иди ко мне, чёртов мыслитель… Осторожный вкрадчивый вопрос: — А ты больше не будешь драться и обижать своего бедного, беззащитного старого товарища, дважды безжалостно убитого тобой? Резкий шелест ткани от стремительно скользнувшего по ней тела, грубо притянувшего к себе другое, сопровождаемый глухим стуком от довольно неслабого удара по достаточно мягкой поверхности. — Поговори ещё у меня! Обиженное болезненное кряхтение: — Это так ты меня благодаришь за полученной удовольствие? Тумаками, чёртов архангел? Насмешливый смешок: — Так ты ведь сам соблазнил меня, ненасытная скотина! Согласный смех. Проникновенный голос демона: — Скажи, что любишь меня, Гэбриэл, любишь так же сильно, как и я тебя… Шутливый голос архангела в ответ на это страстное обращение: — Чёрт, Влад, сколько ты будешь требовать у меня признаний? Ты прекрасно знаешь, гад, что ты сводишь меня с ума, что я люблю тебя до безумия, что я себя не помню… А иначе я бы занимался такими противоестественными вещами — трахался бы с мужиком, гм? И ты, негодяй, упиваешься и торжествуешь, что я не смог побороть свою грешную любовь к тебе как ни старался… Протестующий смех. — А кто бы на моём месте не торжествовал, заполучив в любовники самого архангела Габриэля, к тому же будучи при этом мужчиной? — резонно возражает Владислав. — Мало того, демоном? А насчёт вещей — не такие уж они противоестественные, существуют куда как более экстремальные и эксцентричные… Благодушное хмыканье: — Ну, во всяком случае природой это точно не предусмотрено… Хитрый смешок: — Разве? Почему же мужская анатомия так горячо этому способствует? Смешок в ответ: — Ну, не так уж и горячо: преграды также имеются изрядные в отличие от естественных сочетаний между мужчиной и женщиной, что используются природой для продолжения рода. Несогласное хмыканье: — Так тем слаще то, что получаешь, преодолев их. То, что легко достигается, не так ценно. Так что то, что секс естественен, лишь когда связан с размножением, весьма спорно. Но в любом случае даже если вариант между мужчинами не предусмотрен природой, то предусмотрен Любовью… Можно буквально ощутить то, что любовник вампира мягко улыбается ему в ответ: — Что ж, согласен, Влад. Упоённый вздох. — Обними меня нежно, Гэбриэл, как ты бы обнимал Анну… Смешок. — Уж куда нежнее, лапуль… Почти шокированный, задыхающийся возглас, а вслед за ним громкий, заливистый смех: — А-а… Ах-аха-ха-ха-ха! Гэбриэл!.. Став сыном Сатаны, демоном-вампиром, от вечности я ожидал чего угодно, но не того, что кто-то когда-то назовёт меня «лапулей»!.. Ответный смех: — Чего изумляешься? Как тебя, демона-вампира, может называть влюблённый в тебя мужик, твой любовник, валяющийся с тобой в постели, которого ты только что так славно удовлетворил? — Только если он — Левая рука Господа! Но ты уж определись — негодяй или лапуля… Насмешливое фырканье и авторитетный «вердикт» архангела: — Нет такой надобности: ты и то, и то, красавец и чудовище… Сладкий вздох, сладостный стон, звучный поцелуй. — Скажи, что больше никогда ничто не разлучит нас, ни Бог, ни Дьявол… — Ничто и никто больше не разлучит нас, Влад, ни Бог, ни Дьявол. Мы принадлежим друг другу и будем вместе всегда… — Да? А это «всегда» не рискует закончиться в тот же миг, если когда-нибудь возникнет риск нашей секретности? Что, если я захочу проверить его прочность? — Так! Ты снова?! Ехидный смех: — Не снова, а опять и всегда, Гэбриэл, я демон как-никак… Но ты сам хорош, мой грешный хитрый ангел, хочешь иметь и жену и любовника и при этом чтоб и волки и овцы… Довольно не деланный угрожающий рык: — Всё, достал! Бесовский смех в ответ: — Протестую! В этот раз не я у тебя, а ты у меня достал… Дружный смех на два голоса. — Ну, а после того как я у тебя достал, следующим номером тебя также не помешает как следует вздуть, чёртов гад! Возмущённый возглас, задушенный звонким, смачным поцелуем, перешедший в томный стон…Занавес