Save Our Souls/ Спасите наши души

Как бы мне сейчас хотелось разбежаться, да взлететь ввысь, подальше от этого всего, далеко от всех этих чужих родных мне людей, от всего того, что напоминало бы мне о той жизни, которую я так нелепо потеряла. Я слышала, как Альбус бежал за мной в тот вечер. Но моя скорость была быстрее, даже если бы его ноги не заплетались от количества дури в его организме. Да кому я лгу?! Себе не солжешь, я специально ехала медленнее, я хотела чтобы он меня догнал, хотела чтобы он мне сказал, что мне лишь показалось, что это все лишь плод моей фантазии. И, черт возьми, я бы поверила! Я бы глотала каждую его ложь! Но уже слишком поздно для извинений. На уроках учителя учтиво не прикасались ко мне, однокурсники обходили десятой дорогой, и я снова почувствовала себя одинокой, не потерянной, нет, заброшенной. Всеобщая жалость прошла и настало время для всеобщего игнорирования моей персоны. Это должно было меня порадовать, но мне нужен был кто-то, кому я могла бы выкричаться, рассказать все как есть, без единой лжи, без единого секрета, которые я, черт подери, так бережно хранила! Сидя на Астрономической башне, я смотрела вниз, вспоминая те дни когда наша жизнь начала рушиться, словно карточный домик. Какой ветер подул на нас? Дверь дома хлопнула и мы все втроем переглянулись. Альбуса все еще колотило от дозы, меня колотило от страха, и только Джеймс, старший из нас, сидел гордо и нерушимо, словно скала. Его тяжелая и теплая ладонь легла на мою руку, и доля страха исчезла, испарилась от его прикосновения. - Я крайне огорчен... Да что там, я зол! – врываясь в гостиную, отец сорвал с себя галстук, и, скинув пиджак, гневно смотрел на нас. Мы с Альбусом опустили глаза, как нашкодившие котята, и лишь Джеймс сидел как раньше. – Как вы могли опозорить нас с матерью? Вы опозорили и себя! Мы вам доверяли, мы не следили за каждым вашим шагом, мы считали вас взрослыми! – начал свою гневную тираду отец. Меня же волновал тот холод, который исходил от Ала, и тот жар, который я чувствовала от Джима. Они всегда были как лед и пламя, и всегда между ними была я. Всегда то, что сдерживало их обоих. - Это твоя вина. Нужно было больше следить за своими детьми, это ты упустил этот фрагмент нашего детства, – спокойно произнес Джеймс. Моя рука крепко сжала его. Нет, я не спрашивала что он делает, я не хотела попросить его замолчать. Я хотела сказать, что я с ним, что хоть в ад, хоть в Азкабан, но я с ним. Вторую мою руку сжал Ал. - Что? – тяжело дыша, отец смотрел на нас. Его глаза покраснели и лицо стало мертвенно бледным. Мать в углу комнаты удивленно смотрела на сына. - Что слышал. Где ты был все наше детство? Где? Мать одна справлялась с нами тремя, она одна следила за нами. Где ты был на нашем первом матче с Алом? Где ты был на показательном концерте Лили, где ты был когда мама болела? Ты следил за нею? Ты бегал в аптеку, ты вызывал врача детским голосом? Ты искал имя отца в справочнике, и ты не слышал ответа? Нам не нужен был герой, нам нужен был папа, – спокойно, ледяным голосом произносил Джеймс. Я его не узнала, но полностью была с ним согласна. Куда делось его пламя, куда делось его тепло? Оно осталось с нами и с мамой. - Так значит, – снимая очки и потирая переносицу, папа крепко держался за спинку дивана. – Тебе не хватало контроля? Ты его получишь. Завтра ты едешь в Дурмстранг и будешь учиться там. - Но папа, сейчас же каникулы! – вскрикнула я со слезами на глазах. Эти слова пронзили меня насквозь похлеще ножа. Как же я буду без Джима?! Я же не умею без него. - Лили! – рявкнул отец, и во мне что-то загорелось. Я собиралась встать и высказать свое мнение, но чья-то рука крепко держала меня. Я посмотрела на Джеймса. Тот качал головой, давая мне понять, чтобы я молчала. – Он уедет завтра утром на рассвете. Там он наверстает упущенное. - Не думай что я вернусь в этот дом слишком скоро, – сказал Джим и поднявшись с места ушел. Мы с Алом последовали за ним. На следующее утро я впервые почувствовала себя разбитой. Говорят, если разъединить близнецов, они сойдут с ума. Что же было с нами. Мы были втроем, мы были неделимы, мы были едины, нас нельзя было делить. Отец запретил нам спускаться и провожать Джеймса, и пока отец говорил с шофером, мы встретились с Джимом в саду. Альбус просто обнимал Джеймса, а я рыдала без умолку. - Почему ты не дал мне сказать, почему ты все взял на себя? – не могла успокоиться я. - Тише, тише, родная, – мягко улыбаясь и обнимая меня своими сильными руками, произнес Джим. – Он бы отправил тебя в Шармбатон и нашу троицу рассыпало бы по всему миру, а так, пока вы вдвоем, нет ничего, что могло бы вас сломать. - Джим, – зарыдала с новой силой я. - Я же всегда с тобой, ты же это помнишь? Неугомонная троица, для нас расстояние это не преграда. Расстояние оказалось для нас преградой. Для нас с Алом. Несколько этажей разделили нас максимально. *** С Сидней мы не пересекались в комнате. Уроки она учила в общей гостиной, возвращалась поздно, ведь так лучше. Каждый раз когда я ее видела меня брала такая злость, будто бы она виновата во всем, что со мной произошло. И она была виновата. Если она дружила со мной только из-за жалости ( а так оно и было) то лучше бы она мне нож в спину воткнула и при этом говорила: « Так будет лучше для тебя.» Сегодня папа позвал меня на чай, поэтому сейчас я в его кабинете. Я прекрасно понимаю, что позвал он меня не для того, чтобы поесть сладости из Хогсмида. Он будет говорить со мной по душам, а это ещё хуже. Он будет жалеть меня, как это делают все. Но мне-то этого не нужно, как они этого не понимают?! Я решила прийти пораньше, поэтому папы ещё не было в его кабинете. Да и вряд ли ещё час он тут будет. Я достала несколько книг на подоконнике - так удобней - и начала писать эссе по зельям. Минут через пятнадцать я посмотрела в окно и едва не разрыдалась - вдали, на стадионе, летали на метлах фигурки моих знакомых, в прошлом друзей. Я бы, наверное, всё на свете отдала бы за возможность быть сейчас с ними, летать, полностью отдавать себя стихии воздуха, сопротивляться ветру и в конце концов побеждать. А потом, уже твердо стоя на земле, смеяться с друзьями, пускать шуточки, над которыми все будут громко и искренне смеяться, быть той, кого все боготворят. К сожалению, такому инвалиду как я, невозможно быть такой. Я ненавижу себя. Ненавижу за то, что стала такой, какой я была, что делала, и к чему это привело. Я всегда была ничтожеством и только сейчас это поняла. Я резко очнулась от своих мыслей и собрала свои вещи. Я отправилась к выходу из школы, чтобы немного подышать свежим воздухом, потому что больше находиться в замке я не могла, это было слишком сложным для меня. Но одного я не учла. Как раз когда я выезжала на крыльцо, наша команда по квиддичу возвращалась с тренировки. Да уж... Это будет сложно... Впереди всех скакали наши обычные шуты - Ноттингтон и Коллинз. Чуть дальше громко смеялась Мия Брэнсон. Да, с этого года она заняла моё место в команде. И да, это было самым неприятным. Я, кстати, даже не знала, как она летает. Ни разу не видела. Но сейчас она смеялась со всеми, как когда-то я. Чуть позади всей команды брел Альбус. Он уже заметил меня. Через несколько секунд меня заметили и остальные. Смех прекратился. - Привет, Лили. - Привет... Как тренировка? - Я надеюсь, на этот вопрос ответит не Мия, потому что именно её противный голосок я слышать не хочу. Да и вообще, этот вопрос я задала исключительно ради вежливости, ответ я не особенно хотела услышать. Но он последовал. - Замечательно прошла, - это Альбус, слава Мерлину, - Мие даже удалось пару раз увернуться от бладжера. Я слабо улыбнулась и, развернувшись, быстро въехала в замок, оставив позади всю команду. Быстро проехала один коридор, потом пару других. Я находилась практически рядом с лестницей, оставался один поворот, когда услышала шаги и через пару секунд знакомый голос: - Наша тренировка тоже прошла отлично, Поттер. Судорожно вздохнув, медленно проговорила: - Зачем давить на больное, Малфой? Я тут же повернулась к нему. Скорпиус стоял, опершись на стену, и что-то жевал. Услышав вопрос, он усмехнулся и ответил: - Просто мне плевать, что ты сидишь и думаешь только о том, что ты инвалид. Я была уже готова расплакаться, когда подняла на него глаза и пробормотала: - Поздравляю. Но мог бы и не говорить этого. - Нет, ты не так поняла, - Малфой медленно подошёл ближе, - я имею ввиду, что ты не должна жалеть себя из-за того, что случилось с тобой и не должна злиться на людей, которые жалеют тебя. Что он несёт? Полнейший идиот... - Не должна? Малфой, я полностью ограниченна в возможностях, я не могу больше ничего делать! - Можешь. Например, не думать только о себе и продолжать жить. Делай это ради своей семьи, ради друзей. - У меня больше нет друзей, - потухшим голосом ответила ему я. - Это ты так думаешь! - воскликнул Скорпиус, - друзья у тебя оставались до последнего, до того момента, пока ты всех не начала отталкивать видом снежной королевы! Все хотели продолжать общаться с тобой, просто тебе это не нужно и ты не замечаешь этого. Нет, нет. Это точно не так. Как только все меня увидели, все начали меня жалеть, но всем плевать на меня. - Если бы они хотели, чтобы я чувствовала себя нормально с ними, то были бы со мной на равных. - Да, они бы вели себя как я. Но ведь тебя бесит, как я обращаюсь с тобой, Поттер. И ты бы себя вела точно так же. Если бы однажды кто-нибудь вернулся бы на инвалидной коляске, что бы ты сделала? Да ничего, чёрт возьми! Ты бы абсолютно ничего не сделала. Не жалела бы этого человека, но и не вела бы себя с ним по-свински, я уверен. - Слушай, Малфой, ты уже злишь меня. В этот момент его лицо озарила победная улыбка. Казалось, я обрадовала его этими словами, казалось, он ждал этого. И то, что он сказал мне, ужасно удивило меня: - Ну и хорошо. Ведь лучше злиться на белобрысого идиота, чем жалеть себя, да, Поттер? Он подмигнул мне, улыбнулся, и оставил одну, ошарашенную, в коридоре. Но он был прав. Весь вечер я даже не думала о себе или о ком-то. Я ужасно злилась на этого ублюдка, а потом пришла к выводу, что этого он и добивался. Но я бы ни за что не сказала ему спасибо. хотя и была благодарна.