***
- Па? Тебе не кажется, что это ну как минимум не честно! – Кира тяжко вздыхает и подпирает щеку рукой. – Ну почему Шерри всё позволяется?! Мужчина, к которому был обращен вопрос, лишь улыбнулся и оторвался от микроскопа. В волосах его, тщательно уложенных не одной порцией мусса ( Он ли научился у Вескера или Вескер понабрался от ученого? ) проглядывалась то здесь, то там контрастирующая с шоколадными волосами проседь. Приятное лицо, что удивительно, почти без морщинок, хоть Грегору Волковских и было уже без малого 41 год. - Зая, Шерри просто маленькая. - Маленькая? – Подросток недовольно изогнула бровь, скептически оглядывая своего отца. – Ей уже почти 12, па. Она уже давно не ребенок. - Тебе уже 16, но ты всё равно для меня будешь ребенком, Ки. – Бледная рука мужчины треплет недовольную девчушку по волосам и та лишь морщится в ответ, с трудом сдерживая улыбку. - Но это же не логично. С биологической точки зрения я уже не являюсь ребенком. - Многие вещи, - снисходительно пояснил Грегор. – Просто не оцениваются с точки зрения биологии. Это здесь. Внутри. Ученый стучит пальцем дочери по солнечному сплетению и та лишь кивает, принимая услышанное к перевариванию. Разговоры с ним всегда были полны скрытой мудрости, которую Грегор пытался вложить в голову своей дочери, а та в свою очередь тщательно пыталась эту мудрость для себя вычленить. От размышлений Киру оторвал голос Шерри, что вместе с отцом вошли в лабораторию. Она обнимала его за руку и о чем-то весело и оживленно болтала, а Уильям, кажется, внимательно слушал то, что его дочь стрекочет. По его лицу всегда было сложно понять, что именно он испытывает, думает, слушает ли. А вот Шерри Кира могла читать как открытую книжку. Она видела эту любовь в ее глазах, эту нежность и привязанность в действиях, плавность и легкость в движениях. Кира всё это видела. Видела всё то, чего сама почувствовать в полной мере не могла.***
Шатенка тяжело вздохнула, кинув очередной взгляд на Эшли, которая продолжала висеть на руке Леона и оживленно шепталась. Видимо, сама с собой, ведь Кеннеди героически молчал и смотрел почти на 360 °. Кира внимательно наблюдала за пленницей, наконец, уловив что-то знакомое в ее взгляде. Не удивительно, что ей вспомнился тот эпизод с Шерри. Тот же оттенок любви, только, немного иной, не дочери к отцу, а женщины к мужчине. От чего-то внутри стало пусто и грязно. Ей не хотелось, чтобы Эшли так смотрела на Леона. - Эшли, спрячься. Мне стоит пойти одному. Кира, ты тоже. Волковских не сразу поняла, что обращаются к ней, настолько она погрязла в этих мыслях. Что-то мерзкое и доселе незнакомое ютилось колючим комом в груди, мешало глубоко вздохнуть и просто спокойно наблюдать за той парочкой впереди. Что-то давящее, холодное. - Ну уж нет, в этот раз ты от меня не отделаешься, Кеннеди. – Кира недовольно фыркает, наблюдая, как Грэхэм, как «послушная девочка» бежит в засаду. Нет. Она в засаду не побежит. - Ты что, выд…. - Пойдем, герой. – Леон вздрагивает едва заметно, когда девушка так легко и быстро открывает странного вида ржавую дверь и сразу бросается за ней. Жди беды от таких дверей. От таких поселений. От таких вот хреновых жизней. Наверное, не стоило им так резво залетать в неизведанное место, но на то они и американцы, чтобы не думать о последствиях до того момента, пока не клюнет петух в одно место. Последний, кого действительно сейчас хотелось видеть, так это тот самый бугай староста, от бороды которого бросало в дрожь. Боже правый, как много крошек и блох там могло завестись? Борода. Почему-то от мысли о бороде в голове появился образ дедушки, с которым она постоянно играла в казаков. Борода у деда была пышная, мягкая, длинная, цвета свежего декабрьского снежка, на который еще не осели выбросы заводов. Дед всегда говорил, что бородой он вдохновлялся у самого Льва Николаевича Толстого, с которым, по заверению самого деда, он распивал в былые времена чай. Лишь позже, когда дедушки не стало, Кира раскрыла его маленький обман, но, увы, любимый бородач уже не мог с ней посмеяться. Кира пришла в себя, когда Леон с громким звуком упал на землю после точного броска уродливого громилы. Неужели она снова отключилась?! Леон, похоже, двигается. А вот она не может. Всё как в замедленной съемке. Шаг за шагом пародия на богатыря надвигалась на кашлявшего после удара Кеннеди, мозг Волковских вопил «соберись! Помоги!», но тело отказывалось реагировать на любые импульсы. Паническая атака, кажется, взяла своё. Снова. Леон уворачивается, но задевает бочку, кажется, в ней был бензин. Точнее, девушка надеялась, что это он. Звук выстрела, жидкость мгновенно начинает гореть, и агент понимает, что взрыв сейчас может просто-напросто убить её к чертям собачьим. Тело лениво отзывается на приказы сверху, но только поздно. Отрезвляющее жжение кожи на руке помогло девушке заскакать, словно лани, прямо в сторону Кеннеди, которого так же отбросило взрывом, как и это нечто. - Прости, я не понимаю… Ты в порядке, Леон?... – Девушка заботливо оглядывает его голову и тело, выискивая открытые повреждения. Нет, так, лишь пара ссадин, даже её ожог выглядел и того более устрашающим. Тем временем бугай-на-стероидах поднялся с земли и запузырился, начиная свою отвратительнейшую трансформацию. - Мать моя, что это за херня… - Смог только выдавить Кеннеди, неохотно вскакивая на ноги и вскидывая ружье. Нужно было уничтожить это нечто раз и навсегда. – Прикрой! - Хорошо!...