Комнатный философ

      Я оказался в магазине. Это было понятно. Но я ещё никогда не видел ничего подобного.       Из себя этот магазин представлял огромную комнату, уставленную стеллажами, да так, что в них можно было заблудиться и потеряться.       Прохожу вперёд и рассматриваю товар. Товар здесь такой же странный, как и всё остальное в этих местах. Я остановился у стеллажа, который был недалеко от выхода. Я не хотел идти дальше. После всех приключений, что успели со мной произойти, мне хочется спокойствия. А если я потеряюсь в лабиринте из стеллажей, то ни о каком спокойствии и речи быть не может.        Но мне и не хотелось далеко идти. Уже на первых полках я увидел то, что меня заинтересовало. Да, здесь рассмотреть что-нибудь сложно, а уж тем более найти то, что тебе нужно, ведь все вещи грубо навалены на полку. Нет никакой системы! Рядом лежат вещи, которые никак не связаны между собой. Старые очки с одной линзой, свисток на верёвочке, карты, полосатые носки, ошейник и главное — карта! Вот, что мне нужно. Уж с картой я непременно смогу выбраться из этого места.  — Тебе нужна карта, да! Тебе нужна карта, я вижу, как ты на неё смотришь! — раздался звонкий девчачий голос.       Я вздрогнул от неожиданности и обернулся.       Когда я вбежал в магазин, спасаясь от птиц, я совсем не заметил девушку, сидящую за столом и, наверное, всё это время наблюдающую за мной.       По сравнению со стариком в длинном, чёрном пиджаке и говорящей обезьянкой она показалась до странности обычной. И я стал внимательно её рассматривать, чтобы понять, что я упустил. Она точно не может быть совершенно обычной! Здесь всё с подвохом. Но сколько я в неё ни всматривался, мне никак не удавалось понять, что с ней не так. Обычная девчонка. Такой может оказаться любая прохожая.  — Я удивлена, что ты успел убежать от чаек-минуток! — раздражённо заметила она.       И не удивительно, что она сказала это так раздражённо. Я ведь молча смотрел на неё и, наверное, как всегда, казался злым и надменным. Всегда имею такой вид, когда что-то обдумываю, черт возьми.  — Чайки? — растерянно переспрашиваю я и улыбаюсь.       Как же глупо! Чего я так улыбаюсь? Полным дураком себя представил. Или нет? Может, мне просто кажется. Может, я вовсе и не казался злым.  — Нет, не чайки! — вдруг резко вспыхнула она.  — Ты ведь сама только что сказала, что я от чаек убежал! — подхватил грубый тон я.  — Я сказала по-другому!  — Разве?  — Я говорила не о чайках! Это ведь глупо разговаривать о чайках. Я говорила о чайках-минутках!        Я рассмеялся ей прямо в лицо. Мне не так уж и смешно, но я хочу, чтобы она видела, что чайки-минутки ещё глупее, чем обычные чайки.  — Ты, видимо, ничего не знаешь, если смеёшься, — грустно сказала она, кивнув на стул у её стола.        Я присел. Мне уже не было смешно. Её лицо стало таким печальным и задумчивым, что мне казалось, ещё немного, и она заплачет.  — Я ничего не знаю о чайках-минутках, — постарался серьёзно сказать я, но невольно улыбнулся.  — Я вижу. Ты бы так не улыбался, если бы знал.  — Злобные птицы с голодным взглядом. И всё! Чего их минутками называть?       Девушка недоверчиво посмотрела на меня. Кажется, она пыталась понять, правду я говорю или просто шучу над ней.  — Чайки-минутки… Да, злобные, мерзкие птицы! — быстро-быстро заговорила она. — Ты правда не знаешь, что они делают?  — Правда.  — Они крадут всё твоё время. Откусывают по минутке, и потом у тебя ничего не остаётся, и ты умираешь.       Я снова почти специально рассмеялся.  — А чайки здесь причём? Мы сами стареем. Конечно, каждая минута нас убивает.  — Нет, вовсе нет. Мы не стареем. Только чайки могут сделать нас старше. Только они крадут наши минуты жизни. В большинстве случаев в смерти человека виноваты чайки. Это статистика.  — То есть, если бы я не успел убежать… — я не договорил.  — Да! Тебя они бы съели!       И она так это сказала, будто её бы они не тронули. Я недовольно посмотрел ей в глаза.  — Тебя бы тоже.  — А вот и нет, — обрадовалась она. — Не угадал!  — И почему? Разве им есть дело до того, чьи минуты поедать? Мои, твои: какая разница?  — Огромная. Им нужно время только тех, кто его ценит. Тот, кто сам готов растрачивать свою жизнь, им не нужен. Я не люблю жизнь. Я бы умерла, попадись мне такой шанс.  — Подожди. И они тебя не трогают? Из-за того, что ты готова умереть?  — Да. Тот, кто сам ищет смерти, их совершенно не волнует. У таких людей времени много. Будто бы на зло, — тихо добавила она.  — А если я выйду из магазина, чайки-минутки набросятся на меня?  — А ты бы бросился с обрыва прямо сейчас? Вместе со мной? — она схватила меня за руку и заглянула в глаза.  — Нет, — я освободил руку, но глаз не отвёл.  — Значит, набросятся.  — Но подожди? Как же я тогда уйду отсюда.  — Разлюби жизнь и уходи спокойно. Иначе не получится.  — Нет, никогда я её не разлюблю.  — Как много разлюбивших это говорили. Чай! — вдруг испугано закричала она и столкнула со стола стакан чая.        Он разбился, а недопитый чай превратился в чайную лужу.  — Ты чего?!  — Чай! Я ведь могла утонуть сейчас.       «Такая же странная, как и все», — подумал я и сказал:  — Никто не может утонуть в чае.  — По утрам любой человек способен утонуть в собственном стакане чая.  — Нет. И уже далеко не утро.  — Моё утро начинается не тогда, когда оно начинается у тебя. Ты хотел купить карту?  — Хотел, да ведь мне теперь она не нужна. Я не могу отсюда выбраться.  — Я помогу тебе. Я расскажу, как разлюбить жизнь.  — А мне это нужно?  — Да. Любому человеку это нужно. Даже тому, кто никогда своими глазами чаек-минуток не видел. Жить нужно так, чтобы смерть не казалось чем-то пугающим. Её нужно принять. Она должна стать другом, а не тем, кого сторонишься. Только тогда ты на самом деле начнёшь жить.  — Ну и как я её разлюблю?  — Прими как должное.  — Я и без того принимаю. Вот ты, — резко сказал я, сообразив, что нужно делать. — Ты! Тебя чайки-минутки не трогают. Расскажи мне, как ты видишь мир. Если я пойму тебя, если я с тобой соглашусь, то они больше не захотят моего времени.  — Хорошо, слушай.       И она начала свой рассказ.  — Я не люблю жизнь и не только свою. Я не люблю жизнь вообще. Она бессмысленная. А те, кто ищут смысл, занимаются ерундой. Но в ерунде ведь для всех и есть счастье. В ерунде сама жизнь! А мне это мерзко. И все эти люди, которые живут мелочами, мерзки.        Я не смог промолчать.  — Иногда стоит и ради мелочей жить.  — Не смей меня перебивать! — закричала она. — Не смей меня перебивать… Жить ради мелочей омерзительно и жалко. Но все этого не понимают. Они прекрасно окружают себя всякой ерундой. Вот представь, что ты целый день путешествуешь и тебе весело, и погода тебе нравится, и вот ты захотел пить, достал бутылку с водой и утолил жажду — и уже от одного этого счастлив! А потом уставший после тяжёлого дня лёг в свежую постель — и снова тебе хорошо и уютно! А мне нет, никогда! Я вижу, как это бессмысленно. Радоваться, что твои косточки лежат в свежей постели, а не в сырой земле… Это ведь глупо. Но так много тех, кто этого не понимает. Да и я не понимаю, если объяснить тебе хорошо и понятно не могу. Я ведь уже столько сказала, а кажется, что даже и сути тебе не раскрыла. Но суть в чём? В жизни нет смысла. Её заполняют всякой ерундой: развлечениями, путешествиями, другими людьми, вкусной едой, и получается даже не плохо… Но всё равно бессмысленно. А я бессмысленности не переношу. Не могу я так жить!        И она замолчала. Теперь я мог ответить.  — И ты думаешь, что если умрёшь, то смысла станет больше?       Мне хотелось сказать это спокойно. Мне хотелось, чтобы это как-то повлияло на мысли разочарованной и грустной девушки. Но прозвучало это как насмешка. Мне так сложно делать именно то, что я планирую сделать в своей голове.  — Нет, смысл не появится. Но…       Она вдруг испуганно распахнула свои голубые, как снег вечером, глаза.       И лишь сейчас я понимаю, что не так. Она мне всё ещё казалась нормальной. Нормальные часто несут чушь ещё худшую, чем больные. Но она не нормальная. Она другая. Конечно, мои основания глупые, но лично мне их хватает.       Почему я решил, что она абсолютно невменяема? Из-за её глаз, конечно! Они у неё удивительно странные. Голубые, ярко голубые, но в то же время такие тёмные и бесцветные. Это удивительно! В них вся боль этого мира. Вся пустота, весь страх и вся ненависть. И такой у неё внутренний мир. Мир, который всё ненавидит, который всего боится. Мир, который разрушен.       Это всё звучит совсем не убедительно, но просто верьте мне. Глаза человека — это окно, сквозь которое можно заглянуть в его душу.  — Если я умру, то счастливей не стану, но я хотя бы перестану быть несчастной, — говорит она.  — А я, думаешь, счастлив?  — Хочешь жить?  — Не знаю.  — А я не знаю, счастлив ты или нет.  — Съедят меня теперь чайки?  — Нет. Думай обо мне, вспоминай мой рассказ, и они тебя не тронут.  — Тогда я пойду, — я встал.       Девушка тоже встала и покачала головой.  — Тебе разве не нужна карта?  — Карта, — опомнился я. — Мне нужна карта, конечно! Сколько с меня?  — Сколько хочешь, — она пожала своими худыми плечами.       Я сунул руки в карманы и понял, что денег у меня нет. Они в рюкзаке, который… Который я забыл в автобусе! Но меня это всё уже не волнует. Я просто хочу домой.  — У меня нет денег.  — Так даже лучше. Не люблю деньги. Давай то, что у тебя есть.  — У меня ничего такого нет, что я мог бы отдать за карту.       Я покрутил в руках пожелтевший листок, сложенный пополам несколько раз.  — Тогда я сама буду назначать цену.  — И?  — Я хочу твою душу.        Я снова захохотал.       Душу! Она хочет душу! Разумнее просить почку. Она хотя бы существует.        Никогда, повторюсь, никогда я не верил в душу. Когда я был ещё маленьким мальчиком, я отчётливо понимал, что душа — всего лишь слово. «Ничего не бывает вечно», — говорили мне. «Душа живёт вечно», — говорили мне. И я выбрал, во что буду верить. Мороженое кончается, из садика, где все мои друзья, нужно уходить, любимая майка стала мала — это всё я видел. А вот вечную душу мне не удалось лицезреть. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я выбрал первое утверждение.       И сейчас я тоже в душу не верю. Её нет. Её выдумали. И выдумали её для чьей-то пользы. Душа — это просто блестящее, красивое и сияющее слово, а вот суть, истинная сущность — это как отражение всего этого блеска в грязной луже.  — Отдаю душу! Отдаю и ухожу!       Девушка грустно на меня посмотрела и сказала:  — Какой ты, однако, болван. Душа — это единственное, что у тебя есть важного. Душа — это нечто большее, чем внутренний мир. Нет, лучше отдай мне честь. Ты слишком мне нравишься, чтобы я забрала у тебя душу.        Она схватила бумагу и написала на ней: «Я отдаю свою честь несчастной Марии в обмен на карту».  — Подпись! — она подала мне ручку.       Честь? А в честь я верю? Возможно. Но абсолютно точно я не верю в то, что её можно отдать, продать или обменять. А уж тем более таким образом.       И я поставила свою подпись. Так я получил карту. И получил я её просто так. Никогда ещё никто не получал что-то желанное, ничего не отдав в ответ. А я получил. Сегодня удивительный день!  — Ну, я пойду, — улыбнулся я.  — Да, конечно.       Но Мария не это хотела сказать. Я видел. Я видел по её сумасшедшим голубым глазам, что она не об этом подумала. «Нет, не уходи» — вот, что было у неё на уме. И это было удивительно ясно. И я, и она понимали, что она имеет ввиду. Её «да, конечно» так редко значат то, что подразумевают под «да, конечно». Я совсем её не знаю, но это мне очевидно.       Я не хотел уходить. Мне здесь было неплохо. По крайней мере в меня не стреляют, и осколками я не режусь. Жизнь разлюбил, правда, но это разве важно? Мне здесь хорошо. И я стоял на месте, не решаясь выйти наружу. Там так опасно. Там меня поджидают одни неприятности. И вдруг чайки-минутки решат, что я ещё люблю жизнь? Я разочарован бессмысленностью, но даже, когда разочарован, можно продолжать любить.  — Подожди! — вскрикнула девушка.       Она покраснела, и от былой бледности не осталось не следа. Тихо и молча она уселась за стол, взяла ручку и начала что-то быстро писать.        Я наблюдал за ней и не нарушал тишины. Я думал.        Этот её крик: «Подожди!» Что он значит? Я ведь даже и не пытался уходить. И она это понимала. И чего это меня так волнует?       Я медленно подошёл к столу и заглянул в лист бумаги. Ничего не увидел: она прикрыла лист рукой и злобно посмотрела на меня. Я попятился. Не хочет, чтобы я смотрел. Так маленькие дети прячут свою работу от соседа по парте, который хочет списать. Маленькие и весьма бестолковые дети.       Я смотрел в окно, когда почувствовал затылком взгляд.  — Я написала тебе записку, — она попыталась улыбнуться.       Отчего-то теперь её поглотило меланхолическое настроение. Ей к лицу. Наверное, это её призвание, быть вот такой.  — Зачем записка? Я же рядом. Ты можешь сказать всё, что хочешь.  — Нет, не могу, — она вдруг сконфузилась. — Ты всё поймёшь, когда прочтёшь. Я правда не уверена, что это хорошо. Я о записке. Может, это даже и нехорошо, что я написала. Но всё это не важно. Я делаю, что хочу, вот и всё. И, пожалуйста, читай её только тогда, когда отойдёшь далеко от этого места. Не смей читать её раньше! Лучше бы тебе сейчас прислушаться к моим словам!  — Ладно, — я безразлично принял лист, сложенный пополам, и сунул его в карман.  — А теперь ты уйдёшь?  — Да.  — Ты думаешь, чайки-минутки тебя не тронут?  — Да. В жизни нет смысла. А бессмысленность тяжело любить. Невозможно. Люди ведь такие правильные. Нам непременно нужна система и порядок. А если что-то бессмысленно — это уже за гранью разумного! И…       Я скривился.  — И это мне чертовски не нравится!       Грустные голубые глаза на миг засияли. Она улыбнулась.  — Можешь идти. Теперь тебя никто не тронет.  — До встречи, — я горячо пожал её руку.       Из всех, кого я успел сегодня встретить, она мне понравилась больше всех.  — Не будет встречи, поэтому прощай, — грустно сказала она.       И я ушёл.       Чаек-минуток не было. Вот и славно. Спустившись с холма, на котором стоял магазин, я открыл карту и напряжённо начал её рассматривать.  — Тьфу! Не удивительно, что я получил её за просто так! Тут ведь ничего не разобрать. А, впрочем, вот эта дорога ведёт к… замку?! Чудовищно похоже на замок! Я не удивлюсь, если это и правда окажется замок! Я, наверное, больше ничему никогда не удивлюсь. Всё, что со мной приключилось — это прививка от удивлений.       И я зашагал по дороге, ведущей к замку, потому что дороги, указывающей на мой дом, не было.  — И что сейчас произошло? Что это была за девчонка? Странное создание. Девчонки так не думают и не бывают такими искренними меланхоликами. Меланхолия не для женских плеч. Да и все эти размышления о бессмысленности! Разве девушки так думают? Они ведь самые несерьёзные существа на земле. Не им рассуждать о смысле! Если в гардеробе полно тряпок, есть подружки-сплетницы и маникюр идеален, они счастливы. Им ли думать о времени, которое утекает на укладку и макияж, о времени, которое не вернуть?       Я прошёл немного молча, но не смог удержаться от рассуждений.  — Она ненормальная! Ненормальнее, чем тот старик. Но мне это нравится! Недоволен, злюсь почему-то, а ведь нравится! И записка! Что ещё за идея с этой запиской, когда в лицо мне всё можно сказать. Может, воротиться? Фу! Что ты развёл? Домой ведь идёшь, а покорять сердца — это дело не срочное. А ведь запиской-то тревожишься. Может, посмотреть? Или я ещё недалеко отошёл?       Я оглянулся. Магазин не было видно. Но это ещё не значит, что я ушёл достаточно далеко. А ведь мне бы так хотелось, чтобы значило! Но я понимаю, что это глупо. Это, словно думать, что ты надёжно спрятался, если закрыл глаза ладошкой и никого не видишь.  — Тогда я побегу!        И я неожиданно для себя рванул с места. Если буду бежать достаточно быстро, то совсем скоро смогу прочесть эту записку, захватившую весь мой разум. И мне вдруг так весело стало. Наверное, от бега. Когда был маленьким, никогда не мог усидеть на месте. Постоянно куда-то зачем-то бегал. И мне было весело. Ветер дует сзади, так что бежать вдвое легче, солнце уже не так палит, оно опустилось, и мне так хорошо. Но только я поймал себя на этой мысли, как глупая улыбка сползла с лица. Вот я всё-таки дурак. Как бессмысленно радоваться бегу. Бег. Когда нормативы в школе сдавал, я так не улыбался. А сейчас точно в детство впал. И счастлив ведь был! А сейчас что? Одна мысль о бессмысленности, и в душе пустота.        Вот мне интересно, с какой скоростью мчится от меня моё счастье, если я, несясь сломя голову, никак не могу его нагнать? Кто-нибудь знает? Я нет. Может, я всё не так делаю? Может, оно стоит на месте, и мне достаточно просто замедлить ход.       И я перешёл на шаг. Нет никаких знаков, но я интуитивно чувствую, что уже достаточно далеко от магазина и Марии, которой я заплатил честью. Мне нравится эта Мария. Жаль, как жаль, что мы с ней не друзья. Да ведь мы даже и не знакомые. Я и не сообразил ей назвать своё имя. А ведь она потрясающая! Идеальна. Боже, что за чушь я несу. Но это не страшно. Здесь все несут чушь. Только этим и занимаются, ну, а насчёт идеала… Я даже и думать не стану. Слишком зыбкая тема для рассуждений. А я не хочу отвлекаться, не хочу оттягивать прочтение записки. Остановлюсь лишь на том, что знаю уже давно. Абсолютного идеала и совершенства не существует и баста!       Достаю из кармана записку, медленно и спокойно разворачиваю её. Я не из тех, кто читает письма и записки с огромной скоростью, желая поскорее прочесть всё. Я читаю медленно. Мне нравится замечать, на каком месте у человека дрожала рука, а где он в порыве мысли слишком сильно жал на ручку. Я люблю все эти мелочи.       Медленно шагая вперёд, я начинаю читать. Отмечу только, что записка была написана почерком, который менялся едва ли не через каждое третье слово.       «Забудь! Забудь всё, что я тебе сказала. Я должна была так говорить, иначе ты бы просто не смог бы спастись от чаек-минуток!       Но теперь, когда ты в безопасности, я могу открыть тебе всю правда. А правда в том, что я люблю жизнь! Я её так люблю! Мне нужно было заставить тебя поверить, что всё плохо и бессмысленно, но сейчас я хочу тебя переубедить. Я не хочу, чтобы из-за меня ты возненавидел жизнь. Нет, не хочу, не хочу! Поэтому люби жизнь. Люби её, как я.       Я уже давно не выходила из своего магазина, я не выходила уже несколько лет. Моё время съедят тотчас. Учуять мою любовь к жизни чайкам-минуткам не составит ни малейшего труда! Ты помнишь, как я боялась утонуть в чае? Я всегда боюсь. Ведь мне так не хочется умирать. Я хочу жить. Я люблю жизнь. Я врала. Врала! И ты не должен верить. Ты тоже должен любить жизнь. Забудь про бессмысленность, пожалуйста. Забудь, что я говорила. Да, всё бессмысленно, все наши заботы мелочны… Но плевать! Ведь всё просто, всё так просто…       Мы не знакомы, я не спросила твоего имени. Но ведь, чтобы знать человека, необязательно знать его имя. А я тебя знаю. Всегда знала. Знала, что где-то ты есть. И я не хочу, чтобы ты из-за меня разлюбил жизнь. Я и так поступила с тобой плохо. Твоя честь стоит дороже, чем карта. Ты даже не представляешь, как я тебя обманула. Наша сделка выгодна только для меня.       Отчасти из-за этого обмана я и пишу тебе. Я забрала твою честь, но любовь к жизни хочу оставить. Ты странный тип, а мне нравятся странные типы, поэтому я так добра. Я так добра, что рассказала тебе, что жизнь стоит любить. Стоит её любить, пусть она и бессмысленна, пусть несправедлива порой. Она как человек, а у всех людей свои недостатки. Так что живи! Не ищи смысла, радуйся мелочам, будь счастлив. Счастлив тот, кто способен видеть красоту даже в самых простых вещах, а мы с тобой способны. Я верю, я знаю. Ведь ты такой же как я. А я люблю все эти бессмысленные мелочи, которые ничего ни для кого, кроме меня, не значат. Я люблю золотой песок пляжей, я люблю, когда небо совершенно чистое и на нём нет ни малейшего облачка, мне нравится, когда весной, весь вечер, льёт дождь и громыхает гром, а небо рассекают жёлтые молния и весь воздух наполнен свежестью. В такие моменты ты понимаешь, что жив. Ещё мне нравятся камни, которым уже много миллионов лет, и песни, которые никогда не умрут и которые просто смешиваются с твоей кровью, и ты буквально живёшь ими, пока не найдёшь другие песни, ещё более прекрасные. Мне так нравятся зелёные глаза у людей и карие у животных. Я счастлива, когда мне читают вслух книги, но ещё я люблю слушать голос человека, а не его слова. Мне нравятся люди со спутанными волосами, но не со спутанными мыслями. Я люблю тех, кто улыбается мне, даже если мы и незнакомы. Я люблю вспоминать, как я была маленькой и деревья казались огромными, и играть под ними было так весело, но и сейчас, когда я выросла, мне нравится то, что я могу забраться на любое дерево, если этого захочу. О, как я люблю смотреть с земли на небо или с неба на землю! Любоваться звёздами я просто обожаю, но смотреть с высоты на огни города не хуже: горящие окна многоэтажек становятся соперниками звёзд. Я так люблю петь песни, которые выдумываю на ходу, когда никто не видит, и танцевать с воображаемым партнёром. Мне нравятся незрелые бананы и ежевика, которая появляется только в августе. Мне нравится лепить из песка замки и смотреть в калейдоскоп. Меня сводят с ума все яркие цвета, но я готова признаться в любви и пастельным тонам тоже. Я обожаю головные уборы, и всё, что вешают на шею, пусть мне и кажется, что украшения слишком похожи на ошейники и петли. А ещё как можно не радоваться, когда впервые после зимы видишь бабочку? А снег? Ты любишь снег? Я ведь просто обожаю! Я люблю, когда он падает хлопьями и когда дует суровая метель, и даже когда он почти не заметен, я всё равно радуюсь. И мне нравится идти посреди дороги, зная, что машин нет. И мужчины в деловых костюмах и кроссовках мне тоже нравятся. И спускаться на велосипеде с горы, и выдувать мыльные пузыри, замечать, что кто-то им рад, и смотреть на старые бумажные фотографии мне тоже нравится безумно. А ещё я люблю, когда люди идут прямо по лужам и не обращают на это никакого внимания. Мне нравится, когда женщины носят много колец, а мужчины всегда носят часы, пусть даже ими и не пользуются. Я люблю вещи, про которые можно рассказывать истории, и вещи, про которых пока ещё нечего рассказать. Мне нравится, как строгие люди иногда позволяют себе становиться детьми. Я люблю запах земли после дождя и запах сена.       Я так люблю мелочи, пусть они и не имеют смысла в масштабах человечества. Но ведь во вселенских масштабах и человечество уже не имеет смысла. И что это за сортировка на то, что имеет смысл, и то, что его не имеет? Смысл имеет то, чему мы его придаём. А я придаю смысл тому, что делает мою жизнь чуть приятней и светлей. И ты предавай тоже. Ты ведь что-нибудь любишь, я знаю. Нельзя ничего не любить. Ты ведь даже и не видел всего, что есть у этого мира. Поэтому полюби бестолковые и бессмысленные на первый взгляд мелочи!        И помни: ты рождён, чтобы жить.

Счастливая Мария».

 — И как это всё понимать? Сначала заставляет смириться с безысходностью, а потом говорит: «Люби мелочи!» Я ведь теперь слишком разочарован, чтобы быть счастливым! — меня переполнило негодование. — И что значат слова о моей чести? Она верит, что я её на самом деле продал. Вот наивная…       Я бы с удовольствием продолжил этот монолог, если бы у меня вдруг не пропала способность говорить. Я так увлёкся запиской, что и не заметил, как добрался до замка. Ворота были открыты. Сотни людей туда входили и, насколько я понял, я пришёл вовремя.       Во дворе что-то праздновали.