Морские узлы

      — Ты даже умираешь не вовремя, — раздражённо шипит себе под нос Юнга, выжимая тряпку, смоченную пресной водой, — бочку перетащили прямо в каюту. — Это нужно записать одним из главных качеств хорошего капитана — умение нормально и вовремя сдохнуть. Но нет, для нас-то это слишком просто, вот ещё! — Юнге кажется, что даже сейчас Капитан специально привлекает к себе слишком много внимания.       «Чёртов ты выпендрёжник!»       Капитан спит, и горячий лоб покрыт испариной. Рана в боку всё же воспалилась, и ничего с этим сейчас не сделаешь — злись, не злись. Или жди. Или меняй влажные тряпки у него на лбу и сжимай горячую ладонь. Если бы можно было хоть что-нибудь ещё изменить, Старпом сейчас сидел бы здесь сам. Юнга садится на пол у кровати, трёт красные — разумеется, просто от усталости — глаза и по одному снимает золотые, изукрашенные драгоценными камнями, кольца. Складывает их на край кровати, у смятой подушки. Болезнь заострила все черты Капитана, пальцы стали бледнее и, кажется, почти тоньше, да вообще он сейчас кажется моложе своего возраста, и Юнгу от этого пробирает ужас.       Старпом, сминая машинально в руках окровавленную тряпку, говорил, что сегодняшней ночью должен наступить кризис, и Капитан либо переживёт её и пойдёт на поправку, либо… Он не договорил тогда, и теперь Юнга тоже не заканчивает про себя предложение. По Старпому видно, как же ему не хотелось этой ночью оставлять друга, но от усталости его всего уже бьёт дрожь, голова раскалывается как с похмелья, а внутри скопилась не уходящая болезненная горечь. Остальная команда занята: плаванье в этих водах — не самое лёгкое и приятное занятие.       Капитан умирает поразительно не вовремя и как-то неумело.       Юнга не спит, вообще вряд ли кто-то из команды сумеет сомкнуть глаза этой ночью, они бы все толпились у двери, не смея войти в каюту, если бы могли себе это позволить. Юнга не спит, и причиной тому не окрики команды, не то наказание, которое его ждёт, если он уснёт здесь и сейчас. Юнге холодно и страшно, и он цепляется за руку Капитана, чувствуя себя как никогда ещё слабым и маленьким. Он ненавидит Капитана за то, что тот сильнее даже сейчас.       Капитан говорит во сне, и даром бы звал кого-нибудь по имени, ладно бы вспоминал кого-то или что-то, но он отдаёт приказы, и его обычные интонации в этом сорванном больном голосе звучат страшно, а потом он начинает браниться, и Юнга почти плачет, крепче цепляясь за руку, потому что даже на него ни разу так не ругался и никогда не говорил таким ледяным страшным тоном.       Он вообще не думал, что Капитан может кого-либо так ненавидеть.       Юнга машинально гладит его пальцы, просто чтобы успокоиться, будто огонь, сжигающий изнутри Капитана, может сейчас отогреть его. Он бы молился, если бы умел, но вместо этого с губ срываются злые слова, которые ещё не успел высказать. «Крыса! Трусливая крыса, что, решил сбежать и бросить меня?!» По щекам градом катятся слёзы. Но это, разумеется, только от злости, слишком уж всё несправедливо. Он, конечно, не жалеет Капитана, он вообще всей душой желает ему смерти, ещё более мучительной, чем эта.       Капитан спит, и ему снится холодная морская вода, заполняющая лёгкие. И сквозь прозрачную воду нужно во что бы то ни стало дотянуться до тощего светловолосого мальчишки, хотя это ещё вопрос, кто из них тонет. Схватить бы только за руку, и… Только что-то тёмное держит — кого из них? — тянет обратно на глубину, и мужчина ругается, на чём свет стоит, наплевав на солёную воду, потому что она совсем не мешает кричать, только лёгкие раздирает изнутри страшной болью.       А Юнга поправляет одеяло и замирает, упёршись взглядом в пятно крови. У Капитана треснуло несколько рёбер, он то и дело надсадно кашляет и шипит от боли, пытаясь глубоко вдохнуть, а мальчишка самыми кончиками пальцев касается края огромного синяка, заметного из-под бинтов. Капитан мечется во сне, и Юнга вздрагивает, когда стальной крюк несколько раз проходится в опасной близости от его лица. Слышится треск рвущейся ткани, и мальчишка грязно ругается, потому что надоело уже штопать рубашки, а ходить в рванье не хочется. Это Капитану нравятся драные и грязные кружевные манжеты, судя по тому, что он носит.       Юнге бы вскочить и бежать прочь, но он только сильнее сжимает в руке мозолистую сухую ладонь. Лучше было бы держать крюк, он опаснее, но для этого придётся вставать в чертовски неудобную позу, а Юнга вообще не уверен, что устоит на ногах. Голос у Капитана надтреснутый и чужой, но только бы он не стихал!       — Я убью тебя, если… — сипло начинает Юнга, но осознаёт весь идиотизм, ещё не договорив. По-детски шмыгает носом и вытирает его грязным рукавом.       Когда эта трусливая крыса убила отца, он не плакал. Рычал, как дикий зверёныш, бросался на всех и кусался. Он не любил отца. Не за что было его любить. Капитана он не то что не любит — ненавидит. Но остановить слёзы почему-то не выходит. Юнга сжимается на полу в комочек и тихо воет от совершенно невыразимой тоски, поселившейся глубоко внутри.       Капитану снится шторм и чужие лица в воде. Лица друзей, матросов, лица, до которых всё никак не выходит дотянуться, и они погружаются всё глубже, пока и он не падает за ними, перевалившись через борт. Нужно выплыть, нужно вытащить их всех, на то он и главный. Только у него не выходит даже вынырнуть на поверхность, тоже ещё, Капитан, сам себя-то спасти не может! Капитану самому почти смешно. Он мог бы быть счастлив, умирая вот так в море — а в том, что он умирает, сомнений нет — только бы не утянуть за собой других.       Но смех обрывается, потому что это море — неправильное, тяжёлое, глухо рокочущее и будто прилипающее к рукам и ногам. Его чуть не выворачивает наизнанку от запаха и привкуса на языке тухлого мяса и прогорклого масла. Здесь нет соли, нет ветра и водорослей, вообще ничего нет. Серая и вязкая пустота, уже затянувшая других, и теперь пытающаяся затянуть и его тоже.       Нет уж, так не пойдёт! Он прожил у моря всю жизнь, сколько себя помнит, и умирать хочет в нём, а не в этой бесцветной жиже! Плыть наверх тяжело, дыхание с хрипом вырывается, но в странной воде не видны даже пузырьки воздуха. Через некоторое время он перестаёт понимать, плывёт вверх или вниз. Всё это похоже на затянувшийся кошмар, но Капитан не сдаётся.       Потому что кто-то зовёт его. Потому что кто-то ругается последними словами. Потому что его просят вернуться. Потому что он не может не откликнуться. Потому что он узнаёт этот голос, не может не узнать.       Юнга ревёт в голос и не может остановиться. Жар, кажется, стал меньше, но и дыхание тихое, со свистом вырывающееся из груди, и чёрт разберёт, приходит Капитан в себя или умирает. Чёрт его разберёт. Мальчишка утыкается носом в краешек подушки и плачет, сотрясаясь всем телом, последний раз так ревел, наверное, в детстве.       Он чуть не орёт от неожиданности, когда холодная сталь касается его загривка. Поднимает голову и натыкается на мутный, но внимательный взгляд Капитана. Тот лихо улыбается, будто говоря: «Видишь, щенок, я опять выкарабкался, получи!», и Юнга готов прибить его на месте за эту улыбочку на бледном осунувшемся лице.       Капитан обводит Юнгу взглядом, стараясь запомнить побольше мелочей, хоть в каюте и темно. Рубашка разодрана чуть не на клочки, по чумазому лицу размазаны слёзы, глаза красные, руки дрожат, он стоит на коленях. Капитан не может сдержать счастливой улыбки, когда Юнга такой, его хочется обнимать, прижимать к себе и говорить какие-нибудь глупости — он понятия не имеет, что там в таких случаях принято, даже неловко как-то. Юнга сам прижимается к нему, и у Капитана перехватывает дыхание. От боли в рёбрах и ещё от того, что мерзкий мальчишка тыкает его кулаком прямо в огромный синяк на боку.       — Это больно вообще-то, — фыркает он во встрёпанную светлую макушку.       — Я знаю, — ядовито бормочет Юнга. У него кулаки чешутся побить Капитана, врезать ему прямо по лицу.       — Ударишь? — усмехается Капитан.       — Лежачих не бьют, — Юнга выпячивает губу и отворачивается.       Капитан откидывается на подушку и закрывает глаза, пытаясь восстановить дыхание. Засыпает. Юнга чересчур внимательно разглядывает испорченную рубашку, эти лоскуты уже не сшить. Потом садится на пол поудобнее, подтягивает к себе руку не сопротивляющегося Капитана и начинает по одному надевать кольца обратно.       Кризис миновал. Теперь всё точно будет в порядке.       Капитан спит, и снится ему море.