Морские узлы

      Капитану до сих пор не дают спать страшные фантомные боли в правой руке, которой больше нет. Он чувствует каждый онемевший от бездействия палец, нервы натянуты, как во время шторма. Только бури нет. Есть лёгкий бриз и удушающая жара. Они остались на стоянку у острова, чтобы подлатать корабль. Завтра днём будет много дел, и надо хорошенько отдохнуть, но уснуть ему не удаётся. Капитан судорожно трёт металлическое запястье, проводит дрожащими пальцами по крюку, напоминая, что рука у него теперь только одна. Этого уже не изменить.       Капитан отчаянно, до скрипа зубов, злится на Врага и мысленно обещает ему самые страшные пытки за то, что тот отнял у него ладонь. Этим закончилась их самая первая встреча. Потом было много других, но Капитан всё ещё не чувствует себя отомщённым.       Жарко, Капитан снимает рубашку и ложится на спину, глядя в потолок. Поднимает правую руку и долго разглядывает стальной крюк. Иногда ему кажется, что так было всегда. Иногда — потому что не забыть той мучительной боли, которая была сначала. Не забыть, как учился всё делать левой рукой и злился, когда не получалось. Но он упрям, он не сдался. Это, конечно, к лучшему. Он опускает крюк и прикрывает глаза.       Юнга тихонько прокрадывается в капитанскую каюту и замирает у двери настороженным зверьком. Затем пробирается дальше, поближе, и замечает подвох, только когда Капитан приподнимается и садится. Мальчишка дёргается к двери, но Капитан тянется и крюком ловко поддевает край его рубашки.       — Куда собрался, щенок? Давай сюда, раз уж пришёл.       Юнга садится рядом с ним — рядом, но на расстоянии — и украдкой косится. Ему на пару секунд становится дурно, когда он видит кривой шрам на боку. Тот, что остался от раны, чуть Капитана не убившей. Мир ненадолго переворачивается вверх ногами, как во время сильной качки. Крови Юнга не боится, столько раз её видел. И умирающих видел, и мёртвых, вообще целую кучу всего, если хорошенько подумать. Дурно становится всего-то на секунду, но именно сейчас. Когда даже злые слёзы уже выплаканы, и бояться нечего. Юнга мотает головой и поднимает грязные ноги, подгибает под себя.       — Чего пришёл-то? — спрашивает Капитан, голос у него усталый, видно, что и говорить-то ему не очень хочется, но и молчать больше сил нет. На юге бывают такие ночи, когда молчание сводит с ума тех, кто не спит.       И вот, опять, в который уже раз, им не справиться в одиночку. Упрямая слепая судьба снова толкает друг к другу, и как ей только не надоест.       Юнга пожимает плечами и опускает голову. Не говорить же, что прибежал из-за жутких снов, не желающих отпускать его из своих объятий. Не говорить же, что пойти ему больше не к кому, а если бы и было, всё равно пришёл бы к Капитану. Он уже взрослый, ему больше нельзя так себя вести. Давно уже нельзя.       — Соскучился? — ехидно спрашивает Капитан и машинально трёт запястье правой руки, ровно там, где живая плоть переходит в холодный металл. Боль жжёт изнутри, ядовитой змеёй снова и снова впивается в одно и то же место.       — Ещё чего! — рычит Юнга. — Может, я… Может, я вообще пришёл убить тебя, пока ты спишь!       — И ты ещё называешь трусливой крысой меня! — с удовольствием вступает в перепалку мужчина. Юнга захлёбывается ответом и уже собирается повернуться к Капитану спиной, но тот хитро насмешливо щурится и успевает первым. Демонстративно, как обычно делает сам Юнга, с совершенно невозможно узнаваемыми движениями. И мальчишка бы рассмеялся, не удержавшись, над столь откровенной пародией. Рассмеялся бы, будь на Капитане рубаха. Или не будь вся его спина покрыта старыми шрамами. Тонкие скрещивающиеся ниточки, широкие полосы там, где плётка содрала плоть почти до кости… Юнга смотрит на них, почти не дыша. А чего ты ждал, глупый мальчишка?       Ближе к правому плечу шрамы глубже — с трудом, неумело сведённое клеймо, Юнге и думать об этом не хочется. Его пробирает дрожь, он смотрит неотрывно и тянется, чтобы коснуться кончиками пальцев, но именно в этот момент Капитан окликает его, словно разрывая заколдованный круг:       — Эй, щенок, ты чего, уснул там?       — Нет! — поспешно отзывается мальчишка, и голос звенит и вообще странно высокий, хотя вроде бы сломался уже давно и перестал звучать так глупо и по-детски. Капитан стремительно оборачивается и смотрит на него очень внимательно. Он хочет спросить, в чём дело, потому что в глазах у Юнги плещется что-то совсем уж непонятное, но тут Юнга всё же преодолевает себя и касается шрама на плече. Капитан меняется в лице.       Этот след ему оставил отец Юнги.       Мужчина хватает Юнгу за руку и хрипло шепчет:       — Помнишь тот день?       Помнит — это сильно сказано, но Юнга всё-таки кивает, судорожно сглотнув. Тогда погиб тот, кто так и не сумел стать ему даже отцом, и появился тот, кто давно уже больше, чем просто капитан.       Пират криво улыбается:       — Хочешь отомстить мне, щенок?       Юнга смотрит на него с недоумением. Отомстить? Нет, мстить ему не за что. Он хочет сразиться, победить, убить, доказать, что он лучше — да! Но мстить… Он проводит пальцами вдоль шрама и опускает глаза. Ещё одна белёсая линия идёт наискосок по груди Капитана, её Юнга тоже хорошо помнит. Пытали в тюрьме, когда пытались найти остальных. Мальчишка вспоминает, как бежали тогда, и как страшно ему было потом, когда думал, что какая-то часть Капитана осталась в камере вместе с запахом моря. Он бы оставил ему тысячу шрамов, он бы сам выжег ему на втором плече клеймо вместо того — сведённого — потому что Капитан его, и только его. Он тянется вперёд и утыкается мужчине в плечо. И насмешка застывает у пирата на языке. Капитан запускает крюк в светлые взлохмаченные волосы и перебирает их, успокаивая и успокаиваясь. Если бы у него была настоящая ладонь, он бы гладил по голове, и теперь он почти до боли чувствует, как шевелятся призрачные пальцы. Юнга тоже чует, напрягается, как пружина.       — Откуда это?.. — робко начинает он и проводит дрожащими пальцами вдоль позвоночника. Ещё не ласка — уже не просто движение. Это всё как-то непристойно, непозволительно, невозможно и ещё много других «не». Капитан потягивается и усмехается ему в волосы:       — Били в детстве. За воровство. Но мне же нужно было что-то есть и как-то жить.       — Родители? — глухо спрашивает мальчишка.       — Кто поймал, тот и бил. Я не знаю своих родителей, — пожимает плечами Капитан. Говорит легко, потому что ему и тогда-то не нужно было другой семьи, кроме лиса, а теперь есть целая команда, и не о чем тут сожалеть. Обошёлся тогда и без отца с матерью. Но Юнга весь сжимается, и его странный, почти виноватый взгляд Капитан чувствует кожей. Треплет мальчишку по голове, заверяя мысленно, что ничего страшного и не произошло.       Юнга жмурится и ощупывает его спину, водит ладонями, и это поразительно приятно, а ведь никому раньше не позволял до себя дотрагиваться вот так. Ничего такого, щенок, бывают раны и похуже — но Юнге всё равно страшно. По Капитану не видно, сколько раз его пытались ломать.       А потом Капитан повторяет зеркально его движение, запускает левую руку под рубашку и проводит по спине. Золотые кольца чуть ощутимо царапают кожу.       — Вот видишь, — спокойно говорит Капитан. — У тебя тоже такие есть.       Есть, только Юнгу секли по приказу его же собственного отца. Били, чтобы не забывался, чтобы повзрослел скорее. Пару раз втаскивали в пьяные драки. Юнге чудовищно нужно снова почувствовать себя мальчишкой, которому можно иногда быть беспечным, задиристым и глупым. Он сам знает, когда нельзя, когда нужно собраться и выполнять приказы несмотря ни на что. Но иногда…       — По-моему, мы свихнулись, — тихо смеётся Капитан. Золотая южная ночь всё-таки свела их с ума. Всё-таки столкнула лоб в лоб. Юнга шмыгает носом, отпускает и утыкается горящим лицом в грудь мужчины. Ему как-то даже стыдно за неровный шрам на лодыжке — в детстве напоролся на гвоздь.       — Эй! — Капитан щекочет его ногу и смотрит с насмешкой. — Что, собачонка перестала беситься?       — Не дождёшься, драная крыса! — скалится Юнга, но скорее по привычке. Отодвигается и долго разглядывает Капитана.       — Повернись, — то ли просьба, то ли приказ — не поймёшь, но и не ослушаешься. Капитан задирает на нём рубашку и долго рассматривает спину. Наклоняется ближе, кладёт ладонь на живот, водит грубыми пальцами по едва ощутимому шраму — ударили ножом в какой-то таверне. Юнгу дрожь пробирает то ли от лёгких щекотных прикосновений, то ли от горячего дыхания, касающегося спины, а наверняка и от того, и от другого.       Капитан осторожно меняет руки местами, и теперь тёплые пальцы скользят по спине, а ледяной металл крюка касается живота. Юнга инстинктивно цепляется за него, держится, почти ощущая внутри пульсацию живой крови, потому что теперь и это — тоже Капитан, тоже его часть. Сталь постепенно согревается в его ладонях, боль уходит, Капитан закрывает глаза и всё-таки быстро, мимолётно прижимается губами к его спине.       Звёздные южные ночи любят кружить головы тем, кто не спит. Чтобы остаться наутро собой, нужно всего лишь бодрствовать не в одиночку.