***
Вечером на корабле отовсюду раздается звон монет, пьяные беседы матросов вплетаются в мерный гул волн за бортом. «Дочь морей» слушает ушами Старпома, что происходит на борту, хмурится носовая фигура — никто из матросов не замечает, когда линии её лица чуть меняются. Или, может, просто свет вечернего солнца так падает? Юнга сжимается в комок на своей койке, слышит и матросов, и волны, и кричи чаек. Мальчишка думает, что если Капитан придёт снова забрать к себе в каюту, он не позволит точно, будет вцепляться пальцами в руки, царапать ногтями, зубами вгрызаться, как будто бешеный пёс. Только на самом деле он этого не сделает — сделает он ещё хуже. Капитан приходит немногим позже, весь помятый, от него разит дешёвым ромом — запах бьёт в нос, и едва от него глаза не слезятся. Юнга ждёт, когда Капитан, крадучись, подберётся к нему, только крадётся он шумно, слышно его тяжёлое дыхание, нетвёрдые шаги, он даже едва не падает, благо успевает уцепиться за койку Счастливчика. Юнга утробно рычит, и когда чувствует на своём плече чужие пальцы, резко разворачивается — Капитан сглатывает, чувствует как прижимается к шее холодное лезвие. — Это бунт, щенок, — тихо усмехаясь, произносит он. — Смотри, выброшу на дикий остров, будешь жрать ящериц… Должно быть, Капитану в голову так ударил ром, что ему всё равно уже, что там могут сделать с его жизнью. Юнга чувствует — и трепещет весь от этого чувства, что в руках у него нить Капитана. Он представляет её — шерстяная толстая нитка, длинная, так что впору смотать громоздкий клубок, и потрёпанная — так и грозит рассыпаться на волокна. Он рвано вздыхает, прикрыв глаза, почти нежно проводит пальцами по этой нити и приставляет к ней свой клинок. Он впервые так близко к тому, чтоб, наконец, порвать её. Капитан не двигается, молчит — давай, щенок, если сможешь. — Я думаю иногда, почему до сих пор тебя не убил. — Юнга почти трезв, но ключевое «почти» — это ему, а не Капитану, в голову ударил ром. Капитан прикрывает глаза, дёргается на шее кадык. — Ну же, — хрипло шепчет он Юнге, смеётся. Лис слышал всё до единого слова, понял всё и явился — зачем? Старпом прикрывает глаза, нервы у него на острие клинка несносного мальчишки, а Счастливчик цепляется за его локоть. Матросу хочется войти, открыв дверь с ноги, прекратить эту глупую игру Юнги, взять за загривок мальчишку, как щенка, и встряхнуть. «Что ты делаешь?!» — проорал бы он, и уже представляет себе это. Юнга в его руках, и он трясёт его, и кричит. Только они стоят всё ещё перед дверью в эту самую чёртову каюту. Старпом бы услышал, если б Капитана убили. Грохот падающего на пол тела, струёй стекающая кровь, вскрик или что-нибудь ещё, но он не слышит ровно ничего. Шорох, стук, невнятное шипение на краю слышимости — всё, что преследует его каждый день, на что не стоит обращать внимания. Ничего, кажется, не происходит, и он не выдерживает. За громогласным безмолвием следует тихое «к чёрту», лис кладёт ладонь на дверь и собирается было войти… — Пошёл вон, — говорит тихо Капитан. Юнга рычит — этот пьяница снова бредит. Капитан сжимает ладонью лезвие в тщетных попытках отвести его от своей шеи, шипит от боли, а потом резко дёргает нож вбок — ребро ладони упирается в рукоять, и мальчишка выпускает оружие. На руке у Капитана остаётся длинный порез. «Вот задачка посложнее, щенок — почему я до сих пор тебя не убил?..» Старпом хватается за волосы, упирается локтями в борт. Счастливчик мечется по палубе, взмыленный, едва не лезущий на стенку — только стен в море не сыщешь. — Почему мы ушли?! — Мы не можем им помешать. — Ты обезумел! — Это приказ. — Нет, ты, право слово, сумасшедший! Капитан не обращает внимания на боль, думает только, что у этого мальчишки будет-таки его собственный шрам — во всю капитанскую ладонь. Юнга сжимает кулаки, сам сжимается весь, и глядит с вызовом на него. Капитан не знает, что вдруг нашло на мальчишку, что он сделал, что сказал, чем напомнил об этой смертельной ненависти. Они оба, кажется, уже позабыли… Только Юнге снятся ещё дурные сны, сводящие с ума. Про тех, кто всё решает за него. Мальчишка глядит на Капитана, а потом начинает говорить — сбивчиво, заплетающимся языком, надеясь, что пьяный Капитан ни слова не поймёт. Про то, что если б он сам выбирал, ни за что бы не влюбился — впервые он это говорит, — что не стал бы Капитана спасать, не стал бы по собственной воле не спать ночами и не есть из-за него. Он бы просто сделал всё как нужно — нож, кровь, простая месть, он и пытался, и всё ещё хочет! Только не сможет всё равно — медлить будет до последней секунды, когда Капитан проснётся, очнётся, отразит удар. Юнга скалится, вжимается в стену. Он слишком слаб, а вот Капитан сильный — он может их оттолкнуть друг от друга с такой силой, что больше никогда они не сойдутся, мальчишка этого желает и страшится одновременно больше всего на свете. Но Капитан почему-то всё понимает — до единого слова, даже несказанного. Как? Чёрт его разберет. Может, потому что чувствует иногда то же самое. — Ты не желаешь меня видеть? — тихо спрашивает он Юнгу, и мальчишка качает головой, чувствует почти, как его снова сталкивают, сплетают, сплавляют с Капитаном — чтобы стали единым целым и не смели расставаться. Он ненавидит это чувство. — Уходи, — просит Юнга, и цепляется одновременно пальцами за рубашку Капитана. Безмолвное «Не уходи». У мальчишки в душе будто бы под ясными небесами бушует буря, он любит и ненавидит одновременно, а Капитан отходит от него, поднимает с пола окровавленный нож и вытирает об штанину. А потом, поглядев на дрожащего, от злости, страха и боли, Юнгу, сует «зубочистку» себе за пояс. Думать отвратительно, но… Что может сделать с собой мальчишка? Когда он выходит снова на палубу, Счастливчик проносится мимо, бормочет что-то себе под нос, а потом оборачивается и говорит злым, тихим шепотом: — Все свихнулись! Лис зажмуривается крепко, слышит шаги Счастливчика, хлопок двери, сиплый, глубокий вдох матроса… — Любишь Капитана? — Нет! — Ненавидишь? — Ненавижу! А потом мальчишку хватают за шиворот, будто непослушную псину, и тащат, орущего, в капитанскую каюту. Счастливчик толкает его к оторопевшему Капитану, сдувает со лба мешающую прядь, и, развернувшись на каблуках, выходит. У Счастливчика другие методы — не судьба, не удача, он латает ослабший узор грубыми, изуродованными руками. Всего лишь натягивает нитки до отказа. А чтобы не расплетались, вяжет крепкие морские узлы.Узоры
19 апреля 2015 г. в 09:39
В таверне стоит гвалт и шум, слышится стук кружек и звон бутылок, скрип прогнивших половиц — кто-то запевает протяжную, тоскливую песню, но не подхватывают, и матрос стыдливо замолкает.
Старпом глядит сквозь зелёное стекло бутылки на искажённые лица команды, посмеивается забавным рожам про себя. Рядом Канонир и Счастливчик, чокаются кружками с пивом так, что пена летит во все стороны. Юнга скучает.
Капитан отошёл куда-то, может прогуливается по шумным улицам большого портового города, может смеётся в другом кабаке с матросами, может вернулся на борт. Кто его знает? Юнга вертит в пальцах пробку, и не слушает совсем, что говорят вокруг — ему отчего-то тоскливо и пусто внутри.
Счастливчик замирает внезапно, уходит с его лица щербатая улыбка. Он глядит на Юнгу пронзительно-ясными глазами, щурится, а потом толкает в бок Старпома.
— Парнишка что-то загрустил, — замечает он, а Канонир фыркает.
— Он всегда такой, не обращай на него внимания.
Лис внимательно смотрит на Юнгу, тот уткнулся в свои руки, кажется, заснул, или, может, внимательно слушает, что о нём говорят.
— Дай бог нам с тобой терпения, Счастливчик… — тихо шепчет Старпом и прикладывается снова к бутылке.
Счастливчик понимающе кивает, и на миг тоже становится задумчивым, но сзади их с Канониром окликает какой-то матрос, и он тут снова же забывает о Старпоме.
Судьба плетёт свои причудливые узоры, и почти все они оказываются замешанными в них против своей воли. Если и правда у каждого есть ниточка жизни, то Юнгу с Капитаном сплели уже так крепко, как не бывает крепок иной корабельный канат. Но всё же… Всё же они сами этого не желают, и оттого иногда стремятся зачем-то забыть, разрушить, расплести пресловутый узор.
А Счастливчик сокрушается иногда — почему он? Зачем ему эта ноша — следить за склочным мальчишкой, у которого на душе всегда бушуют бури, который даже во сне хмурится, сжимая руки в кулаки. Но всё равно, бормоча себе под нос проклятия, иной раз расталкивает Юнгу, когда тому снится очень уж плохой сон, тащит на себе мальчишку, вусмерть пьяного, сочувственно кивает, когда тот разливается соловьём, как же надоела ему служба на корабле и особенно Капитан. Не предлагает, даже в шутку, сбежать с корабля — вдруг Юнга послушает? Разбросает все чёртовы нитки этого узора, просто потому что упрям, просто потому что ему не слабо. А Счастливчик вместе с Лисом знают, лучше других, что Капитан с Юнгой друг без друга помрут от тоски.
Отчего же они знают? «Потому что друзья», — впервые об этом подумал Счастливчик совсем недавно. Юнга тащил его, раненного, на себе, и шипел злобно, что он неуклюжий и драться не умеет. Ругал, но тащил, отдуваясь и утирая свободной рукой пот со лба.
«И Старпом тоже Капитану друг, — думает он. — Вот и вертимся вокруг них, чтобы не разбежались и порознь не подохли».
Канонир толкает его в бок локтем, и Счастливчик воет от боли.
— Смотрю, сидишь, задумался — совсем как эти, — он кивает на Старпома с Юнгой. Счастливчик хмыкает.
— Да я только с ними и общаюсь. Может чего понабрался.
Канонир изображает гримасу ужаса, а потом хлопает его по плечу, сочувственно качая головой.
— Это ты зря.
Вокруг смеются пьяные матросы, и Счастливчик чувствует себя вдруг оторвавшимся от команды, потерянным. Трясёт головой, чтобы отогнать наваждение, и решает пересесть за другой стол, подальше от Старпома с Юнгой.
Идёт, покачиваясь, уворачивается от мечущейся туда-сюда девушки из трактира. Ухмыляется, заглядывая в вырез платья, и получает подносом по лицу. Матросы смеются — «Счастливчик, ай да Счастливчик!».
Юнга поднимает мутный взгляд на Старпома, морщится, увидев знакомую лисью морду. Откуда-то издалека, из монотонного шума таверны, доносится хриплый голос Счастливчика.
— Лежу я, значит, на палубе, и лужа крови вокруг меня. Думаю, значит, откуда ж во мне столько крови. А матросы на том корабле, который мы захватывали, думают, будто я мёртвый. И вижу я, как к Юнге сзади подбирается один из них. — раздается нестройный хор разочарованных охов и ахов. — Да подождите вы! Говорю же, он драться умеет, да получше некоторых из вас. Сабли у него уже нет, выбил кто-то, в руках один нож — что зубочистка. Ну, я ору что есть силы «Сзади!», а он разворачивается так резко, да этот нож прямо в глотку матросу. Видали, а? И ещё потом нескольких убил этой штукой, а меня тащил на себе. Так что оставь-ка это «Зачем нам мальчишка?» при себе, приятель. Юнга иногда полезнее, чем ты.
Пол таверны оборачивается поглядеть на Юнгу, а он скалится злобно, и матросы хохочут.
Капитан пытается, кажется, войти в таверну незаметно, но это не в его природе, так что получается только ввалиться, нетвёрдо держась на ногах. Его появление сопровождают окрики матросов и пьяный хохот, кто-то орёт «Выпьем за Капитана», и ему вторят десятки глоток.
Юнга прячет лицо в ладонях.
Примечания:
Автор — Астроном