Морские узлы

      Рядом с морем — совсем не то же, что в море, хотя, казалось бы, всего немного пройдись, и окажешься на самом берегу. Это не то, и ощущение неправильности сводит Капитана с ума.       «Дочь морей», потрёпанная бурей, стоит на ремонте, и они просто застряли в этой гавани, пока починка не окончена. Жизнь становится адом почти для всех, потому что местным тоже явно не слишком хочется, чтобы пираты задерживались здесь. Каждый день наполнен ожиданием того, как скоро появятся военные корабли. Старпом сдерживает команду, как может, и до откровенного разбоя пока не доходит, но ясно, что все на пределе. Будь Капитан в порядке, проблем бы и вовсе не было, и Старпом мог бы ругаться на друга, но на того и смотреть жутко, спасибо, что хоть сам не подзуживает команду. Хорошо бы матросы его вообще таким не видели.       Капитан пьёт беспробудно. Ему бы сейчас же в море, но внутри осталась сухая пустыня, раздирающая болью, царапающаяся, упрямая, как тоска. Душевное похмелье, если можно так сказать. Капитану срочно нужен океан, волны, бури, чёрт знает, что ещё. И крики чаек — не тоскливые, как здесь, а громкие, шумные. Он чувствует себя выпитым и высушенным, уже показалось каменистое дно, ещё чуть-чуть, и всё рассыплется в прах. Капитану кажется иногда, что он умирает, и часто снятся кошмары о смерти. Но это, конечно, не так. Он уже умирал, и это было чуть ли не проще. Он заливает болезненную шероховатую пустоту ромом, хотя это мало что меняет.       Штурман потихоньку выносит из его комнаты бутылки, но Капитан упорно достаёт откуда-то новые.       Юнга мечется и не знает, куда деваться, потому что и его суша начинает откровенно отравлять. Смотреть на пьяного Капитана — мерзко, оставаться без него — невыносимо. Юнга чуть не воет, скоро о стены головой биться начнёт. Счастливчик сидит за столом, ест похлёбку и благословляет бури, которые не бушуют у него внутри.       Юнга чуть ли не прячется от Капитана, видеть его таким невозможно и страшно, хотя в сущности мало что меняется. На корабле всё было по-другому только потому, что это корабль. «Дочь морей» меняет всё одним своим присутствием, переворачивает все чувства с ног на голову. Юнге стыдно почему-то думать, что он скучает по ней, как по человеку, а то и сильнее. Стыдно видеть Капитана, который своей тоски и не скрывает.       Но Капитан приходит к нему сам. В очередной раз напивается, вваливается в комнату, грубо сгребает Юнгу в объятия и тащит к себе. Юнге противно и почти страшно, он вырывается, шипит и кусается, до боли впиваясь зубами в руку, пока не ставят на ноги.       Мужчина смотрит абсолютно трезво, и от того ещё страшнее. В зрачках играют горячечные острые грани сухих скал, шуршит бесцветный мелкий песок, больше не прикрытый яростными тёмными волнами.       — Не дёргайся, щенок, — хрипло бросает он.       — Да пошёл ты! — огрызается мальчишка, вцепляется пальцами в ткань чужой рубашки. Капитан приставляет крюк к его горлу, заставляя вскинуть голову и зло зашипеть. — Не смей меня трогать!       — Скажи, — как-то холодно произносит Капитан. — Давай, щенок, решай. Скажешь сейчас — и я тебя больше не трону. Пальцем не коснусь. Ну, чего замолчал?       Юнге тошно от мысли, что сейчас ему действительно дают возможность сбежать, вырваться, оттолкнуть по-настоящему, как никогда ещё не было. Капитан выглядит, как сумасшедший, и ведёт себя соответственно. Юнга смотрит исподлобья хмуро и вцепляется крепче. «Да чёрта с два ты от меня избавишься!»       Капитан смотрит почти равнодушно, опускает руки, прикрывает глаза. Юнге хочет кричать на него, да хоть по лицу ударить, а в лучшем случае застрелить на месте. Вместо этого он судорожно сжимает обеими руками твёрдую грубую ладонь Капитана и тянет его за собой.       — Пошли, — бормочет он, сам путаясь в мыслях и пугаясь внезапно нахлынувшего смущения.       — Куда? — спрашивает Капитан, но ответа не получает. Они проходят через общую залу, Старпом бросает быстрый взгляд, но даже с места не двигается, только поводит ушами. А Капитан с Юнгой выходят из гостиницы, расположенной почти на самой окраине, понезаметнее выбирали, поближе к морю, и идут уже не такими наполненными народом улочкам. Темнеет, алое солнце тонет в океане, и Капитану тоже хочется последовать за ним. Он молчит и не спрашивает ни о чём, и в голове тоже совсем пусто, ничего не осталось, и слава морским богам. Юнга цепляется за его руку, гладит машинально шероховатые кольца, словно боится, что Капитан сейчас исчезнет.       Они выходят к морю, спускаются по скользким камням ниже, к самой черте прилива, туда, где мелкий сероватый в сумерках песок шепчет, когда его касаются волны. Капитан закрывает глаза и слушает этот шёпот, не может разобрать слов, и ему кажется, что причина этого в том, что моря внутри не осталось. Как ему жить, если солёная вода больше не примет его, куда податься, если вся его жизнь — там?       Юнга тянет его ближе к находящим на берег волнам.       — Решил меня утопить? — спрашивает Капитан, и сам больше не слышит в голосе чего-то, что было там раньше. Ему страшно становится от этого, но виду показывать нельзя. До тех пор, пока он капитан, даже если не в море, и если душу рвут на части голодные острые камни. — Я не против, щенок, вперёд.       Юнга не отвечает, он упрямый, а сейчас нужно действовать. Капитан сильный, Юнга это помнит. Но на то он и собачонка, чтобы просто быть рядом, не давать укусить другим и кусать, когда нужно, самому. Иногда и мелкие злобные щенки могут изменить очень многое.       Мальчишка садится на песок, и Капитану приходится опуститься рядом с ним. Юнга не говорит ничего, вцепляется только в его руку, хотя чёрт разберёт, кому из них сейчас нужно за кого держаться. Капитан неотрывно смотрит на далёкий горизонт, и всё внутри натягивается до предела, того и гляди, порвётся.       И давно бы порвалось, не будь он так крепко сплавлен с Юнгой, что пока есть один, никуда не деться и второму, если только не разорвать в клочья эту нить. Капитану смешно думать, потому что нить-то всё больше напоминает якорную цепь, и вполне возможно, что это он тянет Юнгу на дно. Или просто под воду, дальше от горячего солнца и жадных чаек — это уж с какой стороны посмотреть.       Благодарить он не умеет. Просто молча поглаживает пальцами тыльную сторону ладони мальчишки. Тот почему-то и не думает вырываться, хотя Капитан его и не отпустил бы. Мальчишка свой выбор уже сделал.       Затихают птичьи крики, на волнах начинают плясать первые звёзды — ранние и бледные, дует прохладный ласковый ветер. Юнга жмурится от удовольствия и смотрит, как Капитан тревожно принюхивается, втягивает пахнущий водорослями привычный воздух, без которого тошно становится и жить невозможно, потому что там, в океане — вся жизнь, и если он вдруг не примет обратно, если дохлой рыбой выкинет на берег, то только послушно сдохнуть и останется.       — Скоро всё кончится, — ворчливо замечает Юнга, и не уточняет, о чём говорит, ему сложно разговаривать с Капитаном вот так, спокойно, но море забирает злость, усыпляет потихоньку. Юнга зевает, прижимает колени к груди, голову кладёт на плечо Капитану, бормочет что-то неразборчиво, когда на него накидывают край камзола и притягивают ближе. Вернуться он не предлагает. Они могут просидеть здесь всю ночь — лишь бы не искали. На это Старпому должно хватить ума, как бы пьян он ни был.       Одно море на двоих, потому что сейчас иначе и быть не может. Капитан всегда расплёскивал свою жизнь пополам с морской водой, не задумываясь, Юнге доставалось чуть ли не больше остальных. Наверное, нужно отдавать долги.       «Дочь морей» танцует на волнах вместе со звёздами. Скоро она вернётся в море, и паруса снова наполнятся ветром.