Морские узлы

      Буря мечется, бьётся, швыряет корабль с гребня одной волну в тёмную бездну, чтобы потом подкинуть на другой, обдать ледяными брызгами, взвыть в парусах так, что мачты скрипят, и снова подкинуть. Прекрасная русалка бьётся, почти взлетая над морем, полощутся на ветру спутанные волосы.       На корабле все заняты своим делом, вывести бы «Дочь морей» из шторма, тихонько шепчут под нос молитвы — кто какие знают, — не отрываясь от того, что делают. И не найдётся такого морского бога, которого не поминали бы сейчас на этой палубе.       Старпом прислоняется к борту, а потом машет рукой Капитану.       — Это не просто шторм, — хмуро произносит он. — Там в волнах что-то есть. Оно с нами играет, и эта буря — его затея.       Капитан коротко кивает, давая понять, что услышал. Они молчат, не хотят пугать других, да только и остальные шепчут, хватаются крепче за что получится, видят в воде тёмные извивающиеся щупальца, нет не волны это и не водоросли под водой колышутся… И чьи-то злые глаза следят, заставляя ноги подгибаться от необъяснимого панического ужаса, Такелажник вообще бледнеет и оседает на палубу у мачты, проводит дрожащей рукой по лицу, откидывая мокрые волосы назад, вот уж специалист по фантомам и страшным видениям. Нечто подбирается ближе, касается скользкими длинными конечностями днища. «Дочь морей» брезгливо содрогается крупной дрожью и снова подлетает над беснующимися волнами.       Юнга стоит и смотрит, как зачарованный, вниз, держась за ванты, пока Канонир не отдирает его от них, и как же хочется скинуть глупого мальчишку за борт, но сейчас не время для ненависти.       — Чего застыл? Делом займись!       И Канониру тоже страшно, чудовищно страшно, живот сводит, страшно потому, что русалка, которую он не видит, но ощущает всем существом, содрогается от ужаса, чуть ли не впервые ощущая себя настолько беззащитной, и ищет спасения у своей команды. Счастливчик тихо молится, спрятав в ладонях амулет, по лицу стекает морская вода, как нельзя лучше заменяя слёзы.       Старпому иногда кажется, что у его лучшего друга какое бы то ни было шестое чувство отсутствует целиком и полностью, ни черта он не чувствует, а монстры для него — просто монстры, и лис теперь готов благословить это странное умение. Потому что «Дочь морей» находит успокоение рядом с Капитаном, крепко держащим штурвал и отдающим приказы. Голос почти сорван, да только его всё равно невозможно не слушаться.       Чудовища ненавидят таких, как Капитан — кто не боится, потому что не чувствует, не воспринимает всерьёз. Лис бы что угодно отдал, чтобы защитить лучшего друга, но сделать ничего не может, не загородить от всевидящего взгляда, не объяснить ему, не отвлечь даже внимание на себя, потому что буре нужен Капитан. У кошек девять жизней, и только на это Старпом сейчас и надеется. Он рад, что привык прятать хвост, потому что не хватало ещё, чтобы увидели, как рыжая шерсть стоит дыбом от ужаса.       Страшные злые глаза смотрят неотрывно, Штурман прерывисто выдыхает, когда длинное серовато-зелёное щупальце на пару секунд показывается над поверхностью воды. Штурман скептик, но попробуй тут не верить в морских монстров, когда никуда от них не денешься в очередной раз.       Чудовище выжидает, игралось с ними раньше, разве же это серьёзная добыча, почему не позабавиться, но теперь оно взбешено. «Дочь морей» упрямо вскидывает голову, обнимает своего Капитана за плечи, заражаясь его безрассудным бесстрашием, волосы развеваются ореолом вокруг головы, она скалит в ответ буре острые зубы и бьёт хвостом по волнам, она бы сейчас сама впилась в длинные щупальца, если бы только могла коснуться их, если бы до конца принадлежала этому миру.       Буря, как и положено во всех сказках, бьёт три раза.       В первый раз надсадно скрипят мачты, паруса хлопают на ветру, Такелажник падает на палубу с громкой руганью, штурвал выскальзывает из рук Капитана, Старпом помогает другу удержать его. Корабль птицей рвётся из объятий разбушевавшейся стихии, ему бы взлететь сейчас, да только русалки не расправляют крылья.       — Только бы мачта не упала… — шепчет Старпом себе под нос, не нравится ему этот скрип.       Во второй раз «Дочь морей» накреняется, чуть не переворачивается, соскальзывая с гребня волны, русалка вцепляется тонкими зеленоватыми пальцами в плечи своего Капитана, так что тот почти физически ощущает её прикосновения. Капитан с трудом удерживается на ногах, кричит на матросов, не боится он умирать, ему бы только не потерять корабль. А ещё перед глазами стоит лицо Юнги, бледное, хмурое, упрямое, мальчишка так старается не показать страха, что ещё чёрт разберёт, не злится ли он на бурю больше, чем она сама на них всех. Капитан смотрит на Юнгу долго, запоминает, ради чего вообще ещё стоит жить.       И буря находит его слабое место.       Когда волны бьются в борт в третий раз, Юнга даже не сразу понимает, что палуба исчезла из-под ног, не сразу слышит крики, и до конца осознаёт всё, только когда горло вместо воздуха наполняется горькой водой, а холодные щупальца касаются ног, ещё немного — и обовьют, утянут на глубину. У Юнги в голове только и бьётся, что он хочет жить, чёрт побери, до ужаса хочет жить! Он тянется, только не понимает уже, вверх или вниз, не знает, где что, а буря торжествующе воет. И русалка забывает о страхе, ныряет в волны вместо своего капитана, рвёт когтями и зубами проклятые щупальца и тянет Юнгу наверх за собой. Каким-то чудом мальчишка цепляется за канат, обдирая руки, держится за него, хрипло выдыхает, пока тянут наверх, не успели бы иначе, хорошо ещё, что Канонир и Штурман вцепились в Капитана мёртвой хваткой, его бы море уж точно не выпустило бы.       Капитан перетаскивает мальчишку через борт и прижимает к себе крепко-крепко, обеими руками держит, чтобы больше никогда не отпускать, ругается себе под нос, гладит по мокрым волосам. А потом приходит в себя через пару минут, снова кричит, не выбрались ещё, нельзя забываться. Ветер разочарованно воет, потому что теперь придётся отпустить корабль. Русалка танцует с ним, она больше не боится, совсем ничего не боится, ловит руками бешеные порывы и насмешливо скалит зубы, глядя вниз.       — Пусти, крыса! — шипит Юнга, дёргается, хотя под чужими руками как-то странно тепло и спокойно, не хочется ему уходить, если хоть раз быть честным с самим собой, но Юнга себе этого не позволяет. Капитан смотрит, как-то странно щурится и всё-таки отпускает. Но только тогда, когда подходит Счастливчик, уводит мальчишку на камбуз, греться и сохнуть.       Полупрозрачные щупальца скрываются глубже под водой, чудовище посылает наверх последний разочарованный вздох и уходит на глубину, а по поверхности моря в последний раз проходят крупные волны, как дрожь.       Матросы, дрожащие, промокшие, опускаются на палубу. Штурман вытирает лицо и отпускает борт, в который, оказывается, до боли вцепился побелевшими пальцами       Капитан уходит на камбуз, как только появляется такая возможность, нельзя забывать о том, кто он для всех этих людей. Накинул бы камзол на плечи Юнге, да только вся одежда вымокла насквозь, только хуже станет. Он остаётся в рубашке, садится рядом с мальчишкой и обнимает за плечи.       — Пусти, — снова бормочет Юнга, а сам прижимается, цепляется за рубашку, закрывает глаза на пару секунд, чтобы почувствовать себя в безопасности. Капитан молчит и не отпускает. Больше — никогда, щенок.       Он уходит так же стремительно, как пришёл. Чтобы Юнга не заметил, как у него пальцы дрожат, чтобы не видел то странное, что появилось в глазах. Никогда раньше он всерьёз не думал, что может потерять наглого мальчишку.       Капитан сидит у себя в каюте долго, глядя на стальной крюк, медленно поворачивая его из стороны в сторону. Думает о том, почему всё сложилось вот так, почему сплелось и закрутилось. Может, всё могло бы случиться по-другому. Может, для этого нужно было бы лишь пожелать. И был бы другой корабль, другие люди, другая судьба. Не лучше и не хуже — иначе, стоит только смешать карты. У него могло бы быть всё, что пожелал бы…       Что пожелал бы кто-нибудь другой.       Капитан выходит из каюты. Выглянувшее из-за туч солнце пляшет в глазах стоящего на палубе мальчишки. Живого.       И этого достаточно.