Морские узлы

      Юнгу давно уже мучают ночные кошмары.       Словно по расписанию, раз в неделю он просыпается в холодном поту, бешеным взглядом обводит стены, сжимает до боли кулаки и дышит — хрипло, прерывисто, громко. Чувствует, как мерзко, до мурашек холодно катятся по спине крупные капли, колючие пряди налипают на лоб, а горло раздирают, жгут нестерпимо его сухие, надрывные вздохи. Он пытается набрать побольше воздуха, едва вынырнув из болезненно сжимавшего горло кошмара. Он чувствует и днём иногда сжимающуюся на шее железную хватку, и хрипит, закашливается, а матросы шарахаются от него, словно косяк пугливых рыб.       Постепенно всё чаще, всё дольше длится ночная пытка. Теперь он уже подскакивает каждую ночь, а то и по несколько раз, а иногда и вовсе мечется в бреду, не в силах проснуться, сбросить с себя яркое, кошмарно-реальное наваждение. Тогда его расталкивает Счастливчик, и иногда не сдерживаясь, не скрывая злости, дает затрещину, такую, что у Юнги весь день потом слышится надоедливый звон в ушах — на самой грани слышимости. Матрос и сам не очень хорошо спит, слишком много у него боли — что в теле, что в тяжёлых, тёмных мыслях. И он, конечно, ненавидит, когда мальчишка будит его. Но изредка Счастливчик ныряет в мысли с головой, в чернильную бессмысленную бездну, которую ни сном не назовёшь, ни задумчивостью, и тогда уже Юнгу ничего не может спасти.       Он просыпается под утро, с трудом просыпается, будто бы возвращается к жизни заново, дёргается от солнечного света и пальцы у него весь день холодные, подрагивающие. А от тепла по всему телу дрожь, и если к нему прикасается Капитан, мальчишка приникает тут же к нему, обхватывает руками, старается стать как можно ближе, вжаться, раствориться. И ещё почему-то прижимается щекой к груди, да так и замирает, не двигаясь.       В его мыслях гулко отдается стук сердца Капитана, его дыхание — спокойное и умиротворённое, такое успокаивающее.       — И что с тобой, щенок? — спрашивает Капитан.       Юнга только вжимается сильнее, крепче обнимает и зажмуривается. Тогда удушающий в реальности кошмар чуть отступает.       Русалка сплетает и расплетает косы, нанизывает на нити прибоя крупные звёзды-бусины, зазывает сны, для всех и каждого без исключения. Но Юнге отчего-то по ночам причитаются только кошмары, Счастливчику — тёмная бездна, а Такелажнику мутные и туманные образы.       Капитану зато шум прибоя и лязг клинков, Лису то же. Боцману жаркое, палящее солнце, Канониру запах пороха да пушечные залпы, Штурману звёзды.       У мальчишки внутри слишком много рвущих ветров, страшно вздымающихся волн и темноты, чтобы хорошие сны приходили к нему.       Правда, он может уснуть вовсе без сновидений — рядом с Капитаном, слушая биение сердца в его груди, чувствуя живое тепло и чужие тёплые пальцы в своих ладонях.       В кошмарах у Юнги руки Капитана всегда холодные, ледяные. Во снах бушует море, погибают люди, смешивается звон стали, вой ветра и крики, но иногда, что страшнее всего, сводит с ума тишина.       После короткой встречи Юнга снова убегает, оттолкнув от себя Капитана — так будет, должно быть, продолжаться вечно. Они будут сходиться и снова расставаться, иногда по собственной воле, а иногда по чужой. То ненавидеть, то любить — так их жизнями распорядился рок, так они решили сами.       В ту же ночь Счастливчик без сил падает на койку и засыпает тем сном, из которого не получится выбраться до самого утра.       Юнге снится…       Холодные пальцы Капитана в его дрожащих ладонях, страх, бесконечный страх, от которого обычно просыпаются, но не мальчишка — это только начало. Где-то вдалеке слышно, как падают, разбиваясь вдребезги о влажные чёрные камни, крошечные капли воды. Они блестят в тусклом рассеянном свете, едва пробирающемся в пещеру, и звук отскакивает хрустальным звоном от неровных, покрытых потёками стен.       У Капитана на лицо надвинута треуголка и видны только бледные губы. Мальчишке хочется протянуть руку и открыть его лицо, но он боится, он не двигается, только крепче сжимает руку мёртвого Капитана. Если бы он подвинул треуголку, на него бы уставились широко раскрытые пустые глаза.       Юнга отчего-то помнит, что они здесь из-за бунта. Обрывками — Штурман, сжимающий саблю, Боцман с мушкетом, на Юнгу с Капитаном ощетинился весь корабль, даже русалка раскрыла акулью пасть и шипит, тянется когтистыми лапами к обессиленному Капитану. Лис, Счастливчик, Канонир и ещё три матроса заперты в трюме, Капитан едва держится на ногах, и мальчишка один против всей команды, между ними и мужчиной с одним лишь ножом. У Штурмана взгляд холодный, он отчего-то озлоблен. «Бросим на острове» — решает он, Боцман согласно кивает. Кто-то в толпе смазанных лиц предлагает мальчишку убить, а Капитана оставить на острове, но тот поднимает голову на миг, на один лишь миг, и человек тут же замолкает. Весь мир замолкает.       Капитан угасает быстро, они укрываются в пещере от бури и ливня, и на утро пират просто-напросто не просыпается. Так легко уходит, а у Юнги внутри всё обрушивается пенным валом и замолкает, кажется, навеки. Тишина и безбрежное ничто.       Мальчишка сжимает в руках холодные пальцы, не в силах двинуться, он умер бы прямо здесь, не сумев выпустить руки Капитана.       Если бы не то, что Юнге всё это снится.       В его снах корабль терпит крушение, и морская пучина смыкает пасть над его разваливающимся остовом, в его снах умирают Капитан, Счастливчик, даже смерть ненавистного Лиса становится вдруг ужасной, потому что Капитана непременно тянет вслед за другом на другую сторону, и его глухую тоску не выбить и не залить обжигающим ромом. У Юнги в кошмарах смерть, тьма и страх, и он снова по-глупому злится на самого себя. Отчего никому больше не снятся такие сны?..       Юнга встаёт, и колени у него дрожат, ноги подгибаются, дышит мальчишка неровно, хрипло. Он на ощупь в потёмках, чёрт знает как проскользнув мимо стоящего на карауле, пробирается в каюту Капитана.       Его продавленная, жёсткая постель ещё сохранила тепло, и мальчишка осторожно оглядывает тёмную каюту. Капитана нигде не видно — он встаёт, видимо, раньше всех на корабле, ещё до восхода солнца. Юнга вздрагивает от каждого звука, будто воришка, пробравшийся в чужой дом. Только ведь ничего не будет, если он украдёт самую малость тепла у Капитана?..       Тот возвращается, когда у горизонта только показывается кромка солнечного диска, и у самого порога останавливается на секунду. А потом широко улыбается и прикрывает дверь. Мальчишка лежит на его койке, свернувшись в комок, его бьёт от холода крупная дрожь.       Капитан, живой, горячий, прикасается тёплыми пальцами к щеке мальчишки, опускаясь рядом с койкой на пол. И Юнга подаётся к нему, чтобы прижаться щекой к груди.       Услышать частое биение сердца.