Морские узлы

      — Тебе не надоело это? — Юнга вздрагивает и оборачивается. Капитан смотрит на него сверху вниз из-за тесного переплетения нитей и цепей. Мальчишка тянется к нему, потому что это сон, а во снах — можно, хоть здесь можно — вот так. Ему бы прижаться к Капитану, вцепиться обеими руками…       Но тот снова повторяет:       — Тебе не надоело? — а взгляд холодный, презрительный даже. Никогда такого в реальности не было, но Юнгу будто хлещет, как холодными брызгами. Он дёргается, отшатывается, отступает, не решает приблизиться. Его страх сковывает так, что и с места не двинуться, Юнга цепляется онемевшими пальцами за канат, чуть не падает, теряя равновесие, Капитан ловит его в последнюю секунду, просунув руку между цепями и подцепив крюком рубашку. Ткань почему-то не рвётся, а Юнга хватает его за запястье, закрывает с облегчением глаза. Хочет сказать и осекается.       Капитан глядит на него так, словно и сам не знает, зачем мальчишку удержал, словно тот наскучил ему безумно. Юнга опускает голову и тут же вскидывает снова, потому что вниз смотреть невозможно — там, под переплетением канатов, нитей, цепочек и узлов, развернулась чёрная бесконечная бездна, и Юнга знает, что, если упадёт туда, то никогда больше не выберется.       Мальчишка кусает губы почти до крови. Не привык он к такому, а дурацкая злость даже во сне не перестаёт мучить, обжигая его и других.       — А если и надоело — то что?       Капитан щурится, глаза у него — два тёмных бархатных провала на лице, даже зрачков не видно, у Юнги мороз по коже от этих глаз. Холодно сверкает сталь крюка.       — Тогда, может, порвём это?       Он поддевает крюком толстую нить и дёргает. Несильно, но тонкие волокна рассыпаются, падают в глухую черноту. Юнга молчит. Юнга молчит, потому что язык не поворачивается сказать то, что накипело на душе. И он только странно тихо спрашивает:       — Разве ты не видишь? — разве можно не понимать, что друг без друга они тут же рухнут в эту пропасть?       — Я уже ничего не вижу, — бросает Капитан, а из чёрных провалов на его лице сочится капельками кровь. Юнга бы закричал, но не может, язык прилип, присох к гортани. Мальчишка просто смотрит на Капитана неотрывно, долго. На его страшное окровавленное лицо. На губы, искривлённые некрасивой злой усмешкой. На крюк, потихоньку разрезающий на клочки нить…       Любовь всегда побеждает, это знает любой. Только на этот раз, чтобы победить, нужно назвать это больное, страшное чувство любовью, а на это у Юнги снова язык не поворачивается. Никто так ещё не измывался над самым светлым и сокровенным, раз за разом втаптывая его в пыль и пачкая в крови. Любовь их — усталая, грязная, израненная, — поднимает голову, глядит прозрачными русалочьими глазами. И скалит острые зубы.       Юнга бросается вперёд одним рывком, цепляется за острый крюк руками, раня ладони, высвобождает нити и прижимается, дрожит. Одинокий несчастный щенок, которому никуда не деться от своего бешенства.       — Не смей! — шепчет он, даже не уверен, что произносит это вслух, только губы шевелятся. — Ненавижу тебя, подлая корабельная крыса! Не смей!       Он всё ждёт, что на спину ляжет чужая горячая ладонь, надавит слегка, прижимая ближе, согревая и успокаивая. Капитан не шевелится, будто бы неживой. Капитан хохочет, и смех у него страшный, ледяной и тоже мёртвый. Сон рассыпается на клочки, как пресловутая треклятая верёвка недавно.       Юнга просыпается, дрожа, как парус под сильным ветром. Во сне и правда вцепился до боли в крюк Капитана, так что кровь пошла. Капитан спит рядом, улыбается сквозь сон. Ему снится море, корабли, ласковый южный ветер и больше-не-бездомный щенок, с рычанием свернувшийся рядом. На Юнгу он во сне почти наваливается, а тот не пытается вырваться даже, не шевелится, до боли зажмурившись, чувствует рядом живое тепло. Ему почти смешно становится, потому что раньше ревновал глупо, злился, что Капитан спит не с ним рядом. А теперь по одиночке они почти и не засыпают. Или Капитан чуть не насильно тащит его к себе в каюту, или Юнга ночью, хмурясь и мелко дрожа, пробирается и устраивается сам у него под боком. До чужих косых взглядов им и дела нет. Юнга ворочается, не может уснуть снова, но встать себя заставить не может. Стыдно признавать, как страшно колотится сердце от страха. Он до синяков почти вцепляется в плечи Капитана. Тот устало открывает глаза, чуть приподнимает голову. Юнга вглядывается, смотрит на серебристые тёплые блики в тёмных глазах. Капитан целует его коротко, губы сухие, шершавые и обветренные.       Надорванные нити срастаются заново, становясь ещё крепче.