Морские узлы

      Солнце никак не желает уйти за горизонт — корабль преследует его, и матросы готовы взвыть уже, потому что Капитан, усмехаясь, приказал работать до заката. Канониру начищать пушки, Плотнику латать пробитые борта, а в помощники Такелажника, и чтобы не смели снова устраивать драк. Матросам, конечно, вычерпывать воду из трюма и надраивать до блеска палубу. Когда солнце заходит наконец, каждый из них, кажется, не может разогнуть спины.       Юнга дремлет в вороньем гнезде, свернувшись в клубок вокруг мачты, Канонир — привалившись к боку орудия, и по обе стороны от него садятся, хотя скорее падают, Такелажник и Плотник.       Бой оставил ещё несколько шрамов на теле прекрасной русалки.       Доктор, встав на колени рядом с мёртвым чернокожим пареньком, прикрывает ему глаза. Счастливчик, только выбравшийся на палубу, вздрагивает — ещё вчерашним вечером они с этим матросом, давясь смехом, хрипло горланили что-то под звон лисьей гитары.       Кровь на палубе, крошечными алыми пятнами возле ног Доктора, вовсе не принадлежит мёртвому матросу. А Доктор и не обращает внимания на глубокий порез возле самой шеи.       Русалка защищает тех, кто ей по нраву, и даже несносного Такелажника, а Плотника с Доктором, кажется, вовсе не жалует на своём корабле. Только они отчего-то живучие, вовсе не боятся её. В безумии, должно быть, есть и плюсы.       Канонир глядит внимательно на Доктора, морщится с отвращением.       — Он что, совсем боли не чувствует? — Канонир взмахивает руками, будто нет и не будет хуже преступления, чем не чувствовать боли.       — Чувствует, — Плотник едва приоткрывает глаза, а потом зевает и сонно бормочет: — Я проверял.       Только уснуть ему не дают.       — Ты его бил?! — Канонир глядит со страхом, а Плотник от резких звуков его голоса морщится и трёт виски.       — Я похож на идиота? — Такелажнику хочется ответить, что похож, но он не решается и только хмуро глядит на свои руки. — Я уколол его булавкой. Он чувствует, но не боится и просто… Не обращает внимания.       Плотник пожимает плечами и принимается тоже глядеть на руки Такелажника. Руки без единой занозы. Когда Плотнику в ладони впились длинные щепки, и он не в силах сам уже их достать. Он встаёт и подходит к Доктору, о чём-то тихо бормочет, и они уходят с палубы. На место Плотника тут же садится Счастливчик, а Такелажник вздыхает с облегчением.       Доктор открывает перед Плотником дверь, потому что тот уже не может ни к чему прикоснуться — вспухшие, красные ладони жжёт нестерпимо, и он тихо ругается. Доктор глядит удивлённо, потому что Плотник, кажется, бранится сразу на нескольких языках, шипит сквозь зубы.       — Можно быстрее, а?       — Сейчас, — Доктор озадаченно оглядывается и принимается рыться в инструментах. Он достаёт пинцет и бритву.       Пальцы у него отчего-то мелко дрожат, а когда Доктор снимает плащ и закатывает рукава рубашки, Плотник, кажется, забывает разом все ругательства. От запястья до локтя на бледной коже тянется багровый ожог.       — Это от чего? — Плотник протягивает Доктору раскрытые ладони.       — Я готовил кое-что, — Он вскрывает кожу у большого пальца — иначе не получится, а Плотник крепко жмурится, и Доктор понимает, что лучше бы ему продолжать говорить.       Он ледяным голосом рассказывает что-то об отварах, которые даже лучше, чем грог, спасают от цинги, Плотник даже старается внимательно слушать. Но всё равно вздрагивает то и дело, шипит от боли.       Доктор до ужаса аккуратен и медлителен.       — Можно побыстрее? — выговаривает с трудом Плотник, а Доктор качает головой.       Когда он заканчивает, даже в полутьме каюты видно, как бледен Плотник. Он вдруг криво усмехается почти белыми губами.       — Не любит она нас, да? Только я уже не могу уйти, — тихо, почти шёпотом.       Русалка злобно скалится и рычит, а Доктор вздрагивает, спиной почувствовав внимательный взгляд из тёмного угла. Он притворяется, будто не слышал, молча бинтует руки Плотнику.       — Ты не сможешь работать, — сообщает он. — А ещё повязки нужно менять.       Дочь Морей всё ещё здесь, и Плотник, заглянув Доктору через плечо, замечает внимательный блеск прозрачных глаз. Он сам не знает, откуда взялась смелость говорить о ней — каждому ясно, что верить в такое может только безумец. Но в том и дело.       — Ты можешь идти.       Плотник кивает и выходит из каюты.       В коридоре он останавливается и долго глядит на свои руки, прижавшись спиной к стене. Белые бинты пропитываются кровью. Мир качается из стороны в сторону, темнота сгущается перед ним, и Плотник вдруг видит в нескольких дюймах от своего лица лик прекрасной русалки. Неясные линии, всего лишь игра теней, но он чувствует на своей шее её длинные когти.       — Ты должен будешь уйти, — слышит он шёпот в собственной голове. Русалка не размыкает губ.       — Я не смогу. — Плотник глядит испуганно, чувствует холодное дыхание на своей коже. — Ведь я уже говорил!       Русалка скалится угрожающе, а Плотник вжимается в стену, глядит с ужасом.       — Я должен быть здесь, я не смогу уйти, я должен… — он бормочет неразборчиво, а Дочь Морей смотрит, кажется, удивлённо.       Когда со скрипом распахивается дверь каюты Доктора, русалка растворяется вместе с темнотой — в руке тот держит огарок свечи. Воск стекает на его ладонь.       — Ты всё ещё здесь?       Плотник сползает по стене, обнимает колени и глядит пустым взглядом в стену — «Я не смогу уйти, не смогу…»       Доктор стоит рядом, пока свеча не догорает и в его руках не остается потухший фитиль в расплавленном воске.