Морские узлы

      Абордажный бой гремит выстрелами, звоном клинков, криками и руганью и диким шумом крови в висках.       Лис мечется в самой гуще битвы рыжим вихрем, и вздрагивает вдруг, услышав за спиной визг сошедшихся лезвий. Доктор выворачивает клинок, отбрасывая в сторону чужую саблю, направленную секунду назад в спину Старпома. Лис совсем незаметно, на один-единственный миг, склоняет голову — благодарно кивает. Доктор кивает в ответ.       А потом они расходятся, и Старпом спешит к сражающимся у мачты матросам.       Такелажник едва двигается, он всё ещё до ужаса слаб, и Счастливчик непременно держится рядом с ним, хотя спасать чужую шкуру в таком бою — глупее ничего не придумаешь. Такелажник едва отбивает чужие удары, а на матроса вдруг наваливаются трое разом, и он отскакивает, теряя друга в кишащей на палубе толпе.       У Штурмана сердце стремительно уходит куда-то вниз, когда он видит краем глаза, как Такелажник оказывается так опасно близко к чужому клинку. Он изранен, и рубашка до ярко-алого пропитана кровью, и Штурман спешит к нему, едва отбиваясь от неточных случайных ударов, потому что Такелажник уже упирается спиной в борт — ещё один чужой выпад, и он окажется в воде.       Штурман буквально вклинивается между Такелажником и чужим матросом, почти что закрывает его собой, и крепко хватает друга за руку, чтоб не упал.       Он не успевает отразить удар. Конечно, не успевает — с самого начала понимал, что будет так, но все же поднимает саблю, крепко жмурясь, предчувствуя ужасающую боль… Клинки встречаются с металлическим звоном. Матрос на секунду открывается, а Штурман подаётся вперёд, вонзает саблю ему в грудь.       Они потом слышат страшный грохот и восторженные крики команды — они, кажется, победили.       Такелажник хрипло дышит ему в спину. Штурман ошалело смотрит перед собой.       А потом Такелажник трогает его за плечо, напоминая, что всё ещё здесь, за его спиной, и Штурман отскакивает от него. И уходит, не оборачиваясь.       Он только что, кажется, должен был умереть, непременно должен был, но…       В груди у него жжёт до боли тревога, почти что паника, бессмысленный страх.       Когда Такелажник вернулся с острова, Штурман был рад, но лишь легко хлопнул его по плечу и ушёл сразу же, даже не сказав ни слова. А потом долго допытывался у Доктора, что с Такелажником будет теперь. Всего лишь истощение — хорошо?..       Штурману дурно, и слова встают комом в горле, а сердце бьётся глухо и тяжело. Вина ложится на сердце, кажется, громадным валуном.       Это он виновен в том, что у Такелажника пузырящаяся от солнечных ожогов кожа, запавшие глаза и когда никто не видит — почти сумасшедший, затравленный взгляд.       Лис подходит неслышно, почти крадётся, наклоняется над застывшим посреди палубы Штурманом и принюхивается.       От Штурмана пахнет старой бумагой, книжной пылью и чернилами, но Старпом ищет не это. Слабые отголоски, прячущиеся в запахе карт — свежее дерево, сухие травы, пряности, щекочущие нос и… Колдовство. Самую малость.       — Где ты нашел амулеты? — Как будто бы отстранённо интересуется Лис. Он видел, что произошло — он многое замечает.       — Я не знаю, о чём ты, — Штурман резко поворачивается к нему лицом, доски палубы скрипят под каблуками. Старпом морщится — у Штурмана военная выдержка, он двигается иногда, будто в строю.       — Да ладно, — Лис шумно втягивает воздух. — Вот они.       Штурман отступает, странно глядит на протянутые к тонкой бечёвке на шее руки Старпома.       — Это не амулеты, — тихо отвечает он, — но они мне дороги. Прошу, не трогай.       Лис пожимает плечами — мол, как скажешь.       Штурман потом, тяжело опустившись на койку в своей каюте, долго разглядывает подвески, сделанные Такелажником. Он, сам того не подозревая, хранит лучшего друга от бед вязью зачарованного узора на крошечных кусочках дерева.       А потом Такелажник приходит к нему без стука, почти что вваливается, и Штурман крупно вздрагивает, поднимая на него взгляд.       — Ты знал? — Штурман приподнимает подвески, сжимая в пальцах грубую верёвку.       — О чём? — Такелажник застывает в дверях, глядя на Штурмана удивленно. Тот отпускает подвески и качает головой.       — Ничего, — он встаёт и выпрямляется, смотрит холодно на друга. — Что-то случилось?       Такелажник кивает и заходит, прикрывая за собой дверь.       — Послушай… — Он усмехается и разводит руками. — Я идиот.       Штурман смотрит на него пару минут, а потом протягивает руку и кладёт ему на плечо, чуть сжимает пальцы.       — Возможно.       Такелажник смотрит сначала ошарашенно, а затем, миг спустя, радостно хохочет. Под рубашкой у Штурмана стукаются друг об друга зачарованные его смехом подвески.