Канонир закуривает трубку, потягивается и блаженно улыбается. Они играют в карты в очередном трактире, матросы шумят, кто-то пьёт. Канонир полудремлет, здесь он ощущает себя в кои-то веки в своей стихии. Можно сидеть и вполуха слушать чужие разговоры, сказки, сплетни, ругань — неважно, главное, чтобы слова сплетались в причудливые узоры. Он сам ничерта не умеет рассказывать, зато слушать — это точно по его части.
— Шли, говорю, вдоль восточного берега…
— Штиль, чтоб его, несколько дней простояли!
— Такая огромная рыбина, я тебе клянусь, в жизни такой не видел!
Канонир зевает, выдыхает горьковатый дым и устраивается удобнее. с ухмылкой смотрит, как Счастливчик переминается с ноги на ногу и тихонько говорит что-то, а темноволосая девушка слушает его, склонив голову набок и забыв про пустой поднос. Хозяин бы прикрикнул на неё, да явно боится разозлить пиратов, которые, посмеиваясь, не сводят со Счастливчика глаз. Он и его отношения с девчонками во всех трактирах всех портов — одно из главных их развлечений на суше.
— Интересно, что он там говорит, — задумчиво протягивает Канонир.
— Нет, не интересно. Совсем не интересно, — огрызается пьяный Старпом, шевелит под шляпой чёртовыми лисьими ушами, которые вообще слышат слишком хорошо и слишком много, и снова прижимается к бутылке. Старпом пьян, наверное, ещё похлеще Капитана. Старпому осточертело всё знать, всё слышать и всё понимать. Старпому отчаянно хочется напиться настолько, чтобы забыть себя, забыть дурацкий человеческий самоконтроль…
Канонир хлопает его по плечу и пододвигает ещё одну бутылку. Сам встаёт и пересаживается поближе. Матросы дают ему сесть, хмыкают, кто-то спорит на то, чем кончится для Счастливчика этот вечер.
А девчонка действительно хороша. Чёрные косы почти до пояса, острый носик и зелёные глазища — яркие-яркие! Что уж тут говорить, и сам бы… Но Счастливчик каким-то образом всегда успевает первым, возможно, потому, что Канонир вечно садится слушать чужие байки. А потом собираются матросы, и тут уж попробуй посоревноваться со Счастливчиком, когда всем нравится наблюдать именно за ним, тихонько посмеиваясь и делая ставки. Традиционное развлечение, ничего не поделаешь.
— А я слышал, здесь раньше жили ведьмы… — затягивает Боцман. Вечно он обо всём слышал или читал. Кто-то шикает на него, но Канонир подползает поближе и просит:
— Расскажи.
— Ну, значит, зашёл я как-то в таверну…
— Не об этом! — Канонир отмахивается. — Не о себе. О ведьмах!
Боцман чешет в затылке и пожимает плечами:
— Ну, что говорить-то. Нечего особо. Жили тут когда-то ведьмы. Разговаривали с морем, лечили людей. Но и шторм могли устроить, а потом как-то раз началась эпидемия, ведьмы помогать отказались, ну понятно было, что они и устроили. Вот тогда пришёл священник…
Канонир перестаёт слушать его бормотание. Нет, очередная лекция о том, что вера это хорошо и правильно, ему не нужна. Вот если б Боцман помнил какие-нибудь легенды про этих самых ведьм…
— Пойдём отсюда? — спрашивает вдруг девушка у Счастливчика, бросая красноречивый взгляд на глазеющих матросов. Счастливчик хмурится:
— А это… хозяин не удивится, что ты…
— Это уж моё дело, — она своенравно встряхивает головой, и очень легко поверить, что ни хозяин, ни кто другой ей не указ. Счастливчик пожимает плечами, грубовато обхватывает её за талию и тащит к выходу. Девушка негромко смеётся. Канонир завистливо вздыхает и отбирает кружку у задумавшегося Боцмана.
— Она, наверное, ведьма, — шутливо произносит он. Только ему и самому больше почему-то не весело. Помнит, что сам же Счастливчик про любовь говорил. Влюбишься — и останешься на суше умирать от тоски. Любовь, она хуже смерти, потому что смерть это, может быть, всё-таки покой. Не для них, конечно. А вот влюбившемуся покоя не будет. Капитану ещё, можно сказать, повезло. Канонир усмехается, вздыхает и закуривает снова. Завтра отплывать. Счастливчик должен будет вернуться на корабль.
***
— Я тебя никогда не забуду, — обещает Счастливчик. Спотыкается о порог, но девушка ловит его за локоть, не давая упасть. — Обязательно вернусь, веришь?
— Нет, — она качает головой и ласково улыбается. — Не обещай, ты этого не выполнишь. Лучше пообещай что-нибудь другое.
Счастливчик смотрит на неё растерянно и чешет в затылке:
— И что тебе пообещать?
Они выходят на побережье, идут, оба босые, по мелким обкатанным морем камням у самой кромки воды. Красавица, может, сказала бы что-нибудь о том, как тут замечательно ночью, если бы не понимала, что Счастливчику это совсем не нужно.
Девушка прижимается на пару секунд к его плечу и просит:
— Пообещай, что не погибнешь? Можешь больше никогда не возвращаться, никогда не встречаться со мной, только не погибай.
Счастливчик смотрит растерянно и пожимает плечами:
— Как это я могу обещать? Я же не знаю…
Она улыбается грустно и кивает:
— Видишь? Ты уже учишься. Не обещай мне ничего, в чём не уверен. Пожалуйста. Так всем будет лучше. Сейчас есть ты и я. Пока есть это сейчас, нет ничего после. Договорились?
— Тебе бы не в таверне работать, а это… в школе какой-нибудь, — ворчит Счастливчик. — Ты слишком много говоришь и думаешь.
— В школу бы меня не взяли, происхождением не вышла, — усмехается красавица. — Но, если хочешь, мы можем не говорить дальше.
Они падают на шуршащий мелкий песок пляжа, падают в серебристую чешуйчатую бездну, наполненную то ли звёздами, то ли отсветами городских огней, чёрта с два тут разберёшься.
— Можно было бы и вернуться в трактир, — ворчит Счастливчик, но на деле не хочет он никуда возвращаться, просто срочно нужно что-то сказать, чтобы вернуться с небес на землю, что-нибудь глупое, несвоевременное и совсем не нужное. По части таких фраз он вообще мастер.
— Можем и вернуться, — спокойно соглашается девушка, оправляет и отряхивает от песка юбку. Счастливчик не понимает, как ему повезло, повезло в кои-то веки! Он совсем ничего не понимает, но так гораздо лучше. Девушка задумчиво смотрит, и само время песчаными змеями танцует на дне зелёных глаз. Счастливчик целует её, обнимает, поднимает на руки и тут же почти роняет. Но она не визжит, не вырывается, не притворяется, а просто смеётся и прижимается лбом к его лбу. Счастливчик всё-таки удерживает её, несёт, то и дело запинаясь о собственные ноги, пока они снова не падают на песок. Вставать ни он, ни она не торопятся.
***
Утром Счастливчика на корабле нет. Старпом уныло смотрит на поднимающихся на борт матросов и зевает — снова почти не спал. Канонир теребит его за рукав:
— Эй! Счастливчика нет, он так и не вернулся!
— Одним пьяницей на корабле будет меньше, — отзывается Старпом, хотя кто бы уж говорил про пьянство. Юнга нервно барабанит пальцами по мачте. Побежал бы к Капитану, да чёртова гордость снова не позволяет.
Счастливчик поднимается на борт самым последним, едва успевает. Сонно трёт глаза и тут же приваливается к борту, смотрит на берег то ли тоскливо, то ли просто устало. За спиной перешёптываются, хотя с ним, в общем, и так всё ясно. Канонир хлопает приятеля по плечу и сочувственно спрашивает:
— Что, скучаешь по ней уже?
— По ней? — растерянно уточняет Счастливчик. — Это по кому я должен скучать?..
