Морские узлы

      Встрёпанный мальчишка, пробегая мимо стола на жаркой, пропитавшейся ароматами готовящейся пищи, кухне, стягивает с него кусок свежего хлеба, отламывает половину и тут же суёт в рот, чтобы не успели отобрать. Вторую половину прячет за пазуху. Жмурится от удовольствия.       — Ах ты, дрянной мальчишка! — возмущённо кричит Кухарка, замахивается на него поварёшкой, но без особого энтузиазма, знает, что он всё равно сбежит. И правда, он сразу же ныряет под стол и проползает под ним поближе к окну.       — Ребёнку нужно есть, — устало говорит мать, домывающая тарелки. Голос у неё усталый и равнодушный. Мальчик вжимает на пару секунд голову в плечи, а потом выбирается из-под стола и жадно принюхивается, косится хитро на кастрюлю супа.       — Ещё не готов! — замечает его взгляд Кухарка. Но затем смягчается: — Беги уж, позову, как доварится, в конце концов, ты помогал… — и поворачивается к его матери: — Зря ты шалопая своего опять притащила. Хозяин узнает — убьёт.       Мать мальчика только плечами пожимает в ответ. Сын — центр её серой и пустой жизни, смысл, с которым она никогда не знала, что делать.       Мальчик пытается вылезти в окно, пока на него не обращают внимания, но Кухарка в последнюю секунду хватает его за ухо.       — Матери сердце разобьёшь, паршивец, — ворчит она, а в глазах сквозит жалость, и не понять, к подруге или всё-таки к её сыну. У Кухарки сухое узкое лицо, мальчику она напоминает козу, бродящую по двору у соседа, то есть, в целом даже нравится.       — Я помогаю. Иногда, — бормочет он, выворачиваясь из чужих рук, только бы отделаться. Вообще-то, в свои то ли девять, то ли всё-таки десять лет, он уже неплохо умеет готовить простые каши и похлёбки, которые и подают в этом трактире. Что уж тут, ему это даже нравится. Чуть-чуть. Гораздо меньше, чем играть с другими мальчишками в войну.       Отца он никогда не видел, но мать рассказывает, это был какой-то моряк с торгового, что ли, судна из далёких земель. Мальчик ей не особо верит. Уж если бы он был моряком, так в их трактир точно бы не заявился. И вообще, у моряков всегда полно денег, а в городке есть бордели и всякое такое. Вон, у кого-то матери там работают. И выглядят они совсем не так, как его мать! Девки из трактиров нужны только нищим, у которых денег ни на что не хватает, в это он свято верит. Впрочем, при упоминании о том моряке лицо женщины светлеет и становится почти счастливым, так что мальчишка снисходительно позволяет ей фантазировать дальше.       А что она учит его готовить… ну, мало ли, может, и это пригодится. Он, правда, пока не может придумать, как, потому что потом обязательно пойдёт на войну, и у него будет две… нет, пять вот таких красивых пушек, как те, которые он видел однажды, когда через городок проходили солдаты.       Приятели, правда, частенько бьют его во время драк, но, в конце концов, у него, у единственного из них, всегда есть еда. А еда — это не так уж мало. Пропажу припасов с кухни или из кладовой всегда можно списать на крыс, которых тощий хозяйский кот даже не пытается ловить.       «Стану солдатом или моряком, — думает он. — Буду ходить с ружьём, научусь стрелять из пушки».       Вчера далеко в море грохотали взрывы, Кухарка говорит, было слишком далеко, чтобы услышать, но ей кто-то из рыбаков рассказывал… Но мальчишка-то слышал. Мальчишки вообще всегда всё слышат и видят. «Пираты совсем обнаглели», — сказала Кухарка. «Конечно, — подумал он. — Им-то можно наглеть. У них такие пушки…» Но у него пушки будут ещё лучше. Большие, блестящие и красивые. И бить будут дальше, чтобы уж точно слышно было.       У ворот безногий бродяга разглагольствует, выпрашивая милостыню, о тех временах, когда он служил на торговом судне. Врёт наверняка, но мальчишка всё-таки суёт ему припрятанный кусок хлеба, садится рядом и готовится слушать. Слушать он умеет хорошо, самозабвенно, если, конечно, говорят об интересных вещах.

***

      — Ухо до сих пор ноет, — жалуется Счастливчик. — Но я ему тоже врезал неслабо, это точно! Потом, правда, споткнулся о кого-то, упал…       — Хорошо хоть голову не разбил, — усмехается Канонир и жмурится от удовольствия. Счастливчик рассказывает о ночной драке, и Канонир вроде бы рад, что ему не пришлось при этом присутствовать, но послушать-то всё равно интересно. — А ещё что было?       — Хочешь, расскажу, какую девчонку видел? — предлагает матрос. — Там же работает, наверняка видела, как я… — Канонир прислоняется к чёрному боку пушки и зевает:       — Нет уж, спасибо. Готов поспорить, с моей Милашкой она всё равно не сравнится, — он гладит пушку снова и тепло улыбается ей, как самой прекрасной возлюбленной. Слева от Милашки — Красавица, справа — Ласковая. Счастливчик выразительно крутит пальцем у виска и морщит нос. Канонир тянется за трубкой.       Трубку у него отбирает чужая рука, высунувшаяся из-за бочки с порохом. Вторая — такая же, с тонкими длинными пальцами, хватает его самого за ухо и заставляет встать на ноги. Штурман хмурится в ответ на обезоруживающую улыбку Канонира:       — Мне бы не хотелось, чтобы всё здесь взлетело на воздух.       — Мне тоже, — радостно соглашается Канонир. — Очень рад, что мы хотя бы иногда сходимся во мнениях!       Штурман щурится:       — На первый раз я не расскажу Капитану и Старпому, но… Впрочем, я пришёл напомнить, что принесли новые продукты. Ты собирался посмотреть.       — Будет сделано! — отдаёт честь Канонир. — Будь спокоен, сварганю из них что-нибудь съедобное.