Истинный Волк

      В полудреме Сарга видел густые заросли вереса и цветущий багульник на склонах холмов. Беззвездное черное небо тянулось бесконечным коридором в глубину вселенной, и Сарга чувствовал в ней нечто родное. Руки свои виделись ему могучими крыльями, и он бы воспарил, но луч солнца ослепил его и разогнал сладкий морок.       Он нашел себя на заичьих шкурах в небольшом чуме. Было тепло, хоть кострище и не горело. Рядом никого не оказалось, и он выглянул из чума.       Стойбище разрослось, будто празднество какое — столь большого племени Сарга никогда не видел, он сосчитал более двадцати чумов, и то только тех, что смог разглядеть. Стояло сухое лето. Солнце пряталось за тучами, а с неба падали хвоинки.       — Братец, ты проснулся!       Сарга оглянулся. Из-за чума выглядывала девушка, да такая красавица, какой никогда не видел. Две черные толстые и длинные косы, глаза горящие, нагрудник вышитый ракушками. Одно только было не так — бледная сильно.       — Мы за рекой? — спросил он, когда девушка подошла.       — За нею, матерью.       Сарга обернулся к реке. Ее шелест был едва слышен, над гладью мерцали красные блики. Вдали виднелся высокий утес, тянувшийся вдоль всего горизонта.       «Видимо, оттуда я и упал», — решил он. Упал прямо в бурный поток Амаргэн-реки, чудом не разбился о пороги и был выброшен на берег нижнего мира. Тяжело стало на сердце Сарги. «Ив Оли не должен переходить Амаргэн-реку, раз желает вернуться», — наставлял его дикий волк.       — Меня здесь зовут Айинчан. Это мое второе имя. — девушка стояла близко-близко, с любопытством осматривая Саргу с ног до головы. — Здесь у всех вторые имена, первые никто не помнит. Все стирается после того, как окунешься в Амаргэн-реку. Ты уже придумал себе имя?       — Но я помню свое имя, — растерянно ответил Сарга.       — Быть того не может! Не зря шаманка ждет тебя у себя!       Айинчан взяла его за руку. Ее ладонь была мягкой и непривычно холодной.       — Я тебя отведу. Так как тебя звать, братец?       — Сарга.       — Сарга, я отведу тебя к нашей шаманке, пока другие до тебя не добрались! Она мне больше всех нравится, да и тебе тоже, я думаю, придется по духу.       Шли через стойбище. Все виделось Сарге знакомым — и чумы как дома, и лица словно знакомые. Местные жители отвлекались от своих дел, когда Айинчан вела Саргу мимо, и приветствовали его кто сдержанным кивком головы, кто успевал похлопать по плечу. Не смотря на произошедшее, Сарге делалось от этого светло и тепло, и он отвечал незнакомцам доброжелательной улыбкой.       Шли долго. Айинчан рассказывала, что живет своим родом у реки, что заняты они в основном собирательством, но не ягод, их здесь не ели, а ели кузнечиков. А Сарга думал, сможет ли помочь ему местная шаманка вернуться домой.       Вышли из поселения к березовой роще, за ней по тропе из столпов с засечками — к мосту через болото. В центре темной тягучей воды стоял небольшой чум в красных шкурах. Сами же шкуры были расписаны крупными сюжетами о мировом древе, так, что видно было издалека. Сарга отметил, даже их чум с Сааге и Далором был шире.       — Дальше сам. — Айинчан отпустила его руку. — А как освободишься — найди меня, я познакомлю тебя со своим родом.       Девушка помахала Сарге вслед.       У кострища в мехах и дымке сидела бородавчатая лягушка ростом с локоть в холке. На шее у нее висели пластинки и клыки зверей, а на поясе — онгоны из дерева. Сарга опустил за собой полог и поклонился, затем сел напротив.       — Ты — шаманка?       — Назовись сам, — лягушка растягивала слова, — прежде чем обращаться ко мне.       — Меня зовут Сарга.       — Не это, другое.       — Но у меня только одно имя.       Сарга задумался.       — Еще один близкий друг звал меня вороном, Оли.       — На это имя твоя душа отзывается, я чувствую.       Сарга оглядывал лягушку, пока та наливала ему горячий чай. Он знал наверняка, то не просто шаманка, которая нравилась Айинчан, то сам страж всего нижнего мира, наравне со стражем среднего мира — медведем, и верхнего — орлом. Оглядывал и чум, изнутри он был не так богат, как Сарга ожидал. Как в чуме Умры, стояли туеса, лежали шкуры, висели с жердей онгоны, бесчисленное количество пластинок переливались в отблесках огня. Плошку с чаем принял, но пить не стал.       — Твои мешочки у меня.       Сарга спохватился, ведь действительно, не было при нем мешочков, которые стащил с пояса бальбуки.       — Мудрейшая лягушка, верни мне их, там то, что мне очень нужно!       — Много душ в мешочках. Как ты собрался найти среди них ту, что тебе нужна?       Сарга не находил, что ответить, ведь этого он действительно не знал.       — Расскажи, зачем тебе душа, пойманная бальбукой?       — Я должен вернуть половину души младенцу, что выхаживает моя сестра, пока он не умер.       — Сестра твоя из живых получается? Оли, ты переплыл реку, а отсюда не возвращаются.       — Пересекать амаргэн-реку не входило в мои планы, — честно признал и пожал плечами, от движений немного пролился чай. Сарга оттряхнул испачкавшиеся руки.       — Ты не знаешь, как найти среди всех душ нужную тебе, не знаешь, как покинуть нижний мир. Что ты знаешь, Оли?       — Я знаю, что мне нужно за реку, домой! Я должен исполнить обещание. Мудрейшая, помоги мне.       Лягушка утерла лапами морду.       — Хорошо, я подскажу, как можно отсюда выбраться, не перемоловшись на порогах Амаргэн-реки. Взамен мне нужна услуга.       — Что угодно может желать от меня мудрейшая шаманка! — Сарга несказанно обрадовался. Как и думал, есть шанс вернуться, спасти младенца, обрадовать сестрицу!       Лягушка глядела на него немигающим взглядом, дымка сгущалась за ее спиной.       — Верни домой мое дитя.       ***       Заканчивался медвежий праздник — вот-вот должен был проснуться из спячки медведь. Мани верили, что вместе с пробуждением медведя приходит и к ним основная сила. Праздник шел несколько дней, но это никак не мешало маницким воинам совершать набеги на соседние стойбища. Один охотник обнаружил берлогу, другие обнаружили слабых сородичей на берегу реки — все шло своим чередом. Охоту отложили на несколько дней, а подготовку к войне с соседями, игричами, шаманка велела ускорить.       Дневная звезда ложилась спать, а маницкие воины все строили деревянное укрепление вокруг стойбища. Шаманка предсказала, что разведчики со стороны иргичей придут через две ночи, а значит, им следовало работать быстрее и на опережение. Мани, почитавшие медведя-первопредка, или как их звали другие рода, алые манги, действительно были людоедами. Но враждебность к соседям они не носили. Мани считали, что по природе своей сильные пожирают слабых, и человек не был исключением. Потому, срывая скальп с врага и развеивая тем самым его прах по ветру, все же считали проигравшего достойным того, чтобы его съесть.       Племя игричей, почитателей великого волка, они приметили недавно, и спешили воспользоваться их главной слабостью — неуверенностью. Ходили слухи, что не было шамана в их племени уже три зимы, но мани не разбирались, отчего промысел волчат слыл неудачным. Им было достаточно посмотреть, как велась охота, и, приметив неловкость движений, отсутствие слаженности работы, посчитали, что слабые должны отдать им силу сердец, остроту глаз и быстроту ног, и конечно, мани должны присвоить меха, мясо и женщин.       Кроме медведя, ждали еще одного. Мир просыпается, мир ждет первого вестника весны — ворона, проводника между летом и зимой, между мудростью и глупостью, женщиной и мужчиной. Каркнет ворон в полночь, и пробудится медведь, придет весна. Мани перетягивали луки, точили топоры, запрягали по два оленя в нарты. В полночь им выступать. На совете шаманка наколдовала удачу: решили напасть перед рассветом.