Истинный Волк

      Не пойти на зов Чангоя было невозможно – больно уж разгорячено махал да с опаской оглядывался по сторонам.       В который раз Сарга встречал мальчишку у старого лабаза – так и подумать можно, что местечко привороженное для свиданий. А само оно в высоту по макушку Сарге будет, да в ширину в три шага. А внутри вещей – со всего племени собрано.       Подходя к краснощекому мальчишке, Сарга, пригнувшись на его манер, чтоб не виднелась за крышей лабаза шапка, спросил:       — Ты чего прячешься?       Чангой выглянул за угол, пристально осмотрел стойбище и вновь спрятался.       — Так если дед мой вдруг увидит меня без дела – высечет! А дело-то, оно есть. К тебе у меня дело, аки Сарга.       — Строго держит тебя Умра.       Чангой кивнул.       — Договор мы с тобой заключили, сонницу-то ты взял, а ледянку мне не оставил.       Саргу точно громом оглушило: сам же и не сдержал обещание! Щеки его залились стыдливым румянцем.       — Что же ты молчал, Чангой, — проронил он неторопливо, виновато глядя на мальчишку.       — Так как же я бы сказал раньше – ты то на охоту убежишь, то дома спрячешься… Вот только сейчас и смог тебя поймать.       И ведь правда, забегался Сарга с обманом и позабыл об обещании. Как же к духам предков теперь обращаться, точно не услышат его слова, и, что хуже, совсем отвернуться от его деяний.       — Ты прости меня, Чангой, — тихо признался Сарга, жмурившись. — Пойдем, сейчас же отдам все, что припас.       Хоть и стыдно было юноше, и домой совсем не хотелось идти – смотреть в глаза Сааге и Далору, – но с Чангоем ему не придется изъясняться сразу: не выгнать же гостя из чума ради строгого семейного разговора.       А в чуме никого не оказалось. Сарга с облегчением выдохнул. Пригласил гостя, усадил на почетное место, как полагается, а сам полез в сумку.       — Все при делах?       Сарга кивнул: где еще быть сестре и ее мужу, как не заниматься своим делом. Только он сегодня бездельничать удумал.       — Дед говорил, что слабо ловится дичь ныне.       — Так без заговоров шамана на удачную охоту сколько может ловиться?       — Нимат ужесточат, говорил.       Сарга печально пожал плечами и обернулся с обещанной сладостью в руках. Чангой разглядывал подвешенные онгоны.       — На что смотришь?       — Ни на что, аки Сарга!.. Просто будто тень беличья шмыгнула.       Чангой зарделся, испуганно взглянул на юношу, будто застал его тот за недобрым. Но испуг быстро сменился кроткой улыбкой. Сарга вложил ему в руки в рукавицах ледянку, большую, с пол ладони, нигде не треснутую и не подтаявшую. Сел напротив и стал наблюдать, как знахарский внук отломил маленький кусок сладости и хотел было положить в рот, но одумался. Вместо этого крошки от разлома осторожно клал на язык и поджимал губы от удовольствия.       — А ты скажи мне, — заинтересовался Сарга, не веря, что мальчишка говорит всю правду, — я никому не проболтаюсь. Честно! И взамен тебе свой секрет расскажу.       — Мы с тобой, братец, менялись уже, да мне чуть боком мен наш не вышел.       — Так в этот раз моя очередь начинать.       Сарга сел ближе к Чангою. Тот не противился, и, казалось, даже заинтересовался.       — А о чем твой секрет?       — Так если расскажу, какой же это будет секрет?       Сарга задумался, отвел глаза в сторону. Секретов он не хранил, а узнать, что скрывал мальчишка, хотелось. Подумал, что рассказать бы о своем большом обмане, да стоит ли впутывать его?       «Сегодня-завтра все узнают», — подумал и, приставив палец к своим губам, тихо прошептал:       — Хорошо. Поведаю тебе свой самый важный секрет. Про дикого волка, что в чуме поодаль вождя держат.       Сперва Чангой не понял, о каком секрете говорит юноша, ведь известно каждому, что посланник по воле Маас Тулайя остается в племени, но затем глаза его азартно блеснули. Он положил ледянку в карман парки и приготовился слушать.       — Ты только никому не говори. Ты ведь сдержишь обещание, Чангой?       — А как же!       Поделиться Сарге хотелось неимоверно: тяжело было на сердце от своего поступка. Но слова вдруг сами полились совсем не о том, что хотел сказать.       — Дикий волк совсем никакой не волк, — говорил и сам дивился. — Он дух-манщик, как из предания, тот, что манит человеческие души в нижний мир, помнишь? Он вышел к людям, чтобы найти свою половину – черного ворона.       — А я знал! — воскликнул Чангой.       Сарга с подозрением глянул на мальчишку, а тот закрыл ладонью рот и испуганно смотрел в ответ.       — Откуда прознал?       — Слышал я, что духа тот ищет…       — От кого? Не говорил я никому, я только додумал, а кроме меня знать никто не знает.       Глаза у Чангоя забегали, сам он сжал кулаки, сел по-иному – занервничал.       — Неужели от мудрейшего? Или ноёна Муренчана? Они могли как-то догадаться…       Мальчишка стыдливо замотал головой и сдавленно пискнул:       — Духи так шепнули. А еще сказали, что тебя он, аки Сарга, ищет.       Сарга глядел на знахарского внука, словно тот в больном бреду находился.       — Быть того не может. Его дух – черный ворон, что парит высоко над миром в цветном калейдоскопе… — шепотом закончил Сарга, а Чангой подхватил мысль и продолжил:       — Черный ворон, половина души волка, хранитель и проводник. Черный ворон, который переродился однажды в пламя, а затем – в человека, сына волчьего племени...       Сарга не находил слов. Сидели в тишине, пламя горело тихо, будто тоже прислушивалось, боялось подкинуть лишнего.       — Только это мой секрет. И ты никому не говори.       — В реке сгинуть мне, если проболтаюсь...       Чангой осторожно снял узорчатые рукавицы и показал Сарге раскрытые ладони. Сарга глядел во все глаза на растопыренные пальцы мальчишки и не верил в то, что видел. Тогда взял его ладони в свои руки и пересчитал по несколько раз пальцы на обеих его руках.       — Двенадцать... на каждой по шесть!       — Тише! — зашипел Чангой, снова пряча руки в рукавицы.       — Почему же и дед твой, и ты молчали?       — Дед наказал… Я же только и слышу духов. То тут шепнут, то там… Они постоянно шепчутся, да громко так! Прислушаться – так любой услышит.       — Как же мне держать такое в секрете… Все племя без шаманской силы погибнет.       — Обещал ты, братец! Не говори никому!       — Да как же! Как промолчать... Мудрейший и ноёны считают, что шаману у нас появиться, только если моя экин к волку в ночь уйдет. А если признаешься, посвятишь себя – не будет жертвы.       Чангой печально поднял брови.       — Не могу, аки Сарга. И ты теперь не можешь – обещание дороже всего.       Сарга резко поднялся на ноги, покраснел от нахлынувшей на него злости. Ничего не сказал – выскочил остыть под снег.       «Сам себя повязал!» Злился на себя, да поделать уже было нечего: дал слово, так держи. А хочешь выкрутиться, так дай остыть голове, и придет верное решение.       Ветер обдувал его горячие щеки, морозил, покрывал колким тонким ковром снега. Сарга поднял сощуренные глаза к небу. Солнце тусклым диском мелькало из-за затянутых снежных туч. Из чумов, клонясь от ветра, валил дым.       Сарга глубоко вздохнул, обжигая грудь морозным воздухом, а затем набрал ладони, полные хрустящего снега, и растер им лицо.       Чангой ждал его, чуть покачивался, держась за голени. Сарга вернулся мокрым и тихим, сел у кострища и утер рукавом лицо.       — Куда же теперь деваться, — мягко сказал он, задерживая взгляд на огне. — И так натворил дел, хоть тут свое обещание сдержу.       Чангой поклонился ему: столь благодарен был.       — Но скажи, Чангой, могу я просить у тебя помощи, когда понадобится? Такой, чтобы никто не видел и не слышал?       Чангой задумался.       — Такой можно. Пойду я, потерял меня, видно, дед.       Сарга глядел, как мальчишка перебежками пересекал стойбище до своего чума. Бежал он неуклюже, сродни медвежонку, и Сарга неосознанно улыбался. Прошлого шамана Сарга помнил высоким и крепким, с громким басом и острым языком. Шаман тот всегда пах жжеными травами, и запах в чуме Умры порой будил далекие воспоминания. Чангой не походил на него ни внешне, ни по привычкам, ни ясностью ума. Но духи выбрали его своим проводником, а не следовать их наставлению – беда для всех. Зачем же тогда ноён Умра скрывает Чангоя ото всех?..       А раз говорят духи с Чангоем, то есть в его словах правда.       — Но не могу я быть вороном дикого волка... — неразборчиво говорил себе Сарга, поглядывая на выглядывающий конус чума посланца Маас Тулайя.       «Сны – это подсказки», — говорила Сааге. Порой Сарга действительно находил во снах ответы на то, как поступить в терзающей его дух ситуации или разрешить насущную проблему. Вот и теперь он стал припоминать свой сон в чуме у дикого. Душистые травы и бесконечная небесная чернота встали перед его глазами, а загадочный голос вновь позвал странным прозвищем. Волк звал Саргу Оли, вороном, и Сарга покорился, будто безвольный, его слову.       Припомнил и слова Чангоя, какие шепнули духи. Если бы не поведал знахарский внук свою тайну, то и не подумал бы Сарга сложить две половины картинки в целое.       — Но даже так, какой толк волку от меня? Я хутэ из волчьего племени и до смерти своей не смогу духом вернуться к нему, какую бы жизнь не проживал ранее.       Сарга не понимал, отчего волк вышел в человеческий мир, а не остался дожидаться манщиком духа-ворона. Спросить мог лишь у Чангоя или самого волка.       Сарга ожидал сестру и ее мужа в чуме, сидел в одной позе и только напряженные кулаки сжимал-разжимал.       Первым вернулся Далор. Он устало скинул парку, опустился на кумланы. Сарга отодвинулся от него почти незаметно, не желая оскорбить, но чувствуя, что мужчине неприятно находится совсем близко с ним.       Далор тянул остывший чай, а Сарга никак не мог начать разговор. А когда решился, пламя кострища гневно встрепенулось, словно остерегало от беды. Но то лишь Сааге чуть не спугнула огонь, резко подняв тяжелый полог.       Лицо Сааге было печальным, взгляд растерянно блуждал по полу. Далор поинтересовался о ее самочувствии, но Сааге не ответила. Присела рядом с ним, положила голову на плечо и сжала его ладонь. Далор не был приучен к нежностям и, подобно покойному отцу, выражал свои чувства делами. Но теперь, будучи сам в мрачном настроении, не смел мешать жене.       Сааге держала ладонь Далора, рассматривала мозоли и шрамы, выпуклые вены, напоминавшие рукава рек. Ей бы хотелось сейчас окунуться в прорубь, отдаться бурному течению, но сбегать от проблем не в ее крови.       Сарга сгорбился, ощущая на себе небывалого размера груз вины. Он подложил полено в кострище и едва не обжегся о колкие огненные языки.       — Прошу, — начал Сарга осторожно, едва ли не шепотом. От его голоса у Сааге мелко задрожал подбородок.       — Да что ты со своим оленьим взглядом!..       Далор порывисто взмахнул рукой. Сааге прикрыла ладонью рот, сдерживая слезы.       — Позволь мне объясниться! — взмолился Сарга, и не понятно было, к кому обращается. Он знал манеру мужчины: гневается тот редко, да гнев его страшен. А если Сарга отступит сейчас, расплачиваться будет всю жизнь.       Далор привстал на колено. От звонкого шлепка женщина вздрогнула, резко подняв взгляд на брата. Сарга усиленно сжимал кулаки и зубы, терпел боль в щеке и настаивал на своем:       — Позволь мне объясниться.       Сааге испуганно бросилась Далору за шею, принялась целовать и нашептывать сквозь слезы волшебные слова. Сарга не слышал, что она говорила, но мужчина смягчился, сел на место, взяв жену за запястье, и больше не думал поднимать на стрелка руку.       — Как бы мне хотелось выпороть твои ступни и выставить босиком в снег... Но Сааге хочет слышать оправдание.       Сарга боязливо глянул в покрасневшие глаза сестры. Та смотрела в сторону от огня и с силой моргала, стараясь унять жжение. Он хотел бы дотронуться до сестры, дать понять, что переживает не меньше, и успокоить заботливым поглаживанием. Но вместо этого резко наклонился вперед.       Слова сползали с языка неохотно, туго выстраивались в рваное повествование. Тогда Сарга, прикусив язык и прервав рассказ на самом начале, не поднимая головы, сипло прошептал:       — Я трус, самый большой трус на всей земле. Я испугался, что сестра моя окажется не готовой принять свою судьбу.       Далор зло хмыкнул.       — Трусливо повел себя, не поверив в семью. Трусом был, сразу не раскрыв единственным своим всей правды.       Стоило признаться Сарге, как и говорить об обмане стало проще. Его выслушали в тишине и полумраке – горело одно полено. Далор подложил еще поленьев – Сарга про себя выдохнул: Далор стал отвлекаться на дела, значит, понемногу оттаивал после признания.       И только в сестре он не заметил изменений. Она держала руки на груди, будто мерзла. А когда Сарга вздумал предложить ей шкуру, она проронила бесцветным голосом:       — Тыарха поймала меня недавно. Как бы ты не хотел отгородить меня, Сарга, но своего предназначения мне не избежать.       Сарга мог бы предвидеть, что, раз обман раскроется, то и Сааге вновь пошлют к дикому. Но разве можно так скоро? А теперь, когда волк признал Саргу своим, опасно ли и женщине его крови появляться перед посланником?       — Избежать!       — Ты снова хочешь обманом заняться? Снова хочешь навлечь на нас гнев духов предков? – Далор с презрением и непониманием смотрел на юношу.       — Да разве же могу я так теперь поступить?       Сааге утирала ладонями, смоченными в холодном чае, щеки. Легко, лишь бы припухлость снять.       — Раз говорит мудрейший, что велит Великий Волк выйти нашей женщине к посланнику, то так тому и быть. — Далор покачал головой и отвернулся от Сарги.       — Вот только не нужно тебе быть с волком, моя милая экин, — Сарга ободряюще положил ладонь на колено сестре, план складывался в его мыслях. Она подняла на него недоверчивый взгляд. — Не думайте, что во мне ачингэны говорят! Поверьте мне. Дикий волк не ради шамана к нам вышел.       — Что ты такое придумал, Сарга? Не устал ты сочинять…       — Поверьте мне, прошу, в последний раз. Провалится мой план – сам уйду к белым людям!       В глазах у Сааге помутнело от таких слов – не терпела она, когда Сарга говорил о таких страшных вещах.       — Что же у тебя за мысль?       Далор вскинул брови, но промолчал.       Сарга засиял от радости и низко поклонился сестре и ее мужу.