Алита
Уф! Наконец-то мы с Корин собрали «Путь Предназначения»! Фигурка вышла – заглядение! И мамам нравится, и сестрёнкам. Жаль, папе показать нельзя – уехал. После мы немного поспорили, что же собирать дальше, и после небольшой драки единогласно решили: мозаику «Рахнийские войны». Правда, она очень грустная – рахни жалко! Ну почему, почему насекомых истребили, они же классные?! Я даже заплакала, как об этом узнала. Будь я маленькой девочкой, обязательно попросила бы папу привезти мне рахни с Новерии! Но мы пока только разложили мозаику. Сейчас вообще телевизор смотрим. В галактике такое творится, куда там комиксам! Я так за Сарена болею. Надеюсь, скоро он накажет мерзких гетов! – Здравствуйте, дорогие зрители! Вы смотрите FCCNews, и с вами я, ваша бессменная ведущая Эмили Вонг! – всё та же уродливая человечка стояла где-то на Цитадели, рядом с ней толпились репортёры разных рас, – Напоминаю вам, что несколько часов назад на Феросе произошёл теракт, а вслед за этим систему занял флот гетов. Огорчённо вздыхаю. Ну почему эти геты всё время расстраивают папу? Скорее бы их победили! – К сожалению, из-за учений флота в Солнечной системе перебросить достаточные силы в Бету Аттики удастся лишь через двое-трое суток. Однако Сарен Артериус на разведывательном фрегате «Делувия» вылетит в систему Тезея в течение часа. – Поскорей бы! – подумала Корин, и я мысленно с ней согласилась. – До начала информационной блокады колонисты успели сообщить прискорбно мало, – продолжила Эмили Вонг, – однако личность человека, осуществившего теракт и организовавшего нападение гетов, установлена, – на экране появилось изображение ещё одной уродливой человечки, – это некая Аманда Хогарт. Тщательно замаскировавшись, она долгое время работала на колонии Надежда Чжу, показав своё истинное лицо только сейчас. Точные подробности теракта до сих пор неизвестны, – на экране появилась смазанная картинка. Эта самая Аманда бросается к сидящему за столом человеку и вонзает массэффектный клинок ему в руку, – известно лишь, что в ходе произошедших событий получил ранение инспектор компании «Экзо-Гени» Итан Джонг. Камера показала того самого безобразного человека. Он зажимал рану и кричал кому-то «Убить её! Это террористка! Террористка!!!» На экране вновь возникла Эмили. – К сожалению, это всё, что мы знаем о происходящем на Феросе. Но СПЕКТРы умудрились установить истинную личность «Аманды Хоггарт». Это – некая Эллен Рипли, некогда сотрудничавшая с общегалактической террористической организацией «Цербер». – Ты знаешь, что такое цербер? – спрашиваю у Корин. – Не-а, – думает она. – Журналисты раскопали тёмную историю Рипли и взяли интервью и у одной из её жертв. Изображение сменилось – теперь в телевизоре была печальная голубокожая азари, спокойно сидящая за столом и пристально смотрящая на меня. Надпись внизу экрана гласила: «Рана Таноптис, специалист в области нейрофизиологии, в прошлом – старший научный сотрудник НИИ на Тессии, текущее место работы засекречено». Голос за кадром сочувственно спросил: – Рана, каким образом вы оказались связаны с «Цербером»? – Они проводили эксперименты на живых существах, – грустным голосом начала Таноптис, – для их чудовищных опытов требовались азари. Я была подопытным материалом и, несомненно, скончалась бы после очередного эксперимента. – Как же вы выжили? – На базе «Цербера» произошла катастрофа, и мне удалось спастись. В коридорах базы я встретилась с Эллен Рипли, которая тоже бежала от своих работодателей. – Каково ваше первое впечатление об этой террористке? – Она была очень жесткой и сильной женщиной, способной к блестящим импровизациям в самых сложных ситуациях, – Рана смущённо улыбнулась. – И вместе с тем она казалась доброй и жалостливой. Парадоксально, правда? – Когда же вы осознали её истинное нутро? – Мы угнали корабль и дотянули до Омеги. А там, – Таноптис сжала ладони и потупила взгляд, – она продала меня в рабство к батарианцам. Сбежать получилось лишь через год. Корин недоумённо нахмурилась и подумала: – Эта Рана Таноптис какая-то… – Да, она «какая-то», – согласилась я. «Какая» – непонятно, но точно «какая-то»! Тем временем интервью резко прервалось, и передача переключилась на Эмили. Группа репортёров пришла в движение; журналисты толкались, как малыши в песочнице. Человечка ввинтилась в толпу: – А сейчас у нас есть шанс задать вопрос лично Сарену… – человечка проскользнула под локтём турианца, отодвинула в сторону саларианца и очутилась за спиной азари, стоящей прямо перед ограничительной ленточкой. Автоматическая камера следовала за Вонг. Сарен вышел из лифта и быстрым шагом направился к кораблю. Я во все глаза следила за героем галактики. К СПЕКТРу со всех сторон потянулись микрофоны, посыпались вопросы. На некоторые он даже отвечал. – Эмили Вонг, FCCNews Могла ли Эллен Рипли стоять за атакой на Иден Прайм? – Неизвестно, – бросил Сарен, – предполагаю, что да. К ленточке пробилась ещё одна человечка. – Калисса Бинт Синан аль-Джилани, Westerlund News, – а дальше начала спрашивать всё быстрей и быстрей, не дожидаясь ответа: – Как Рипли умудрилась атаковать Иден Прайм, если она пять лет работала на Феросе? Какие эксперименты проводились в «Экзо-Гени»? Каким образом вы вышли на Рану Таноптис, и где она работает в настоящее время? Сарен затормозил, обернулся к Калиссе и ударил её кулаком по лицу. Не стой женщина в толпе, упала бы на пол. – Так ей и надо! – подумала я. – Ну не знаю, – возразила Корин. – Вопросы-то интересные.***
Все убежали играть в салочки, а я отказалась. Корин надулась, но я пообещала рассказать ей Страшную Тайну. Сестрёнка нехотя согласилась. Я заметила, как некоторые мамы иногда покидают монастырь, идут куда-то, но потом возвращаются. При этом стараются делать это втайне от нас! Вот и решила разведать, что там и как. Тропинка скачет по скалам туда-сюда. К счастью, натоптано, в узких местах перила сделаны. Подхожу к ним и смотрю вниз. Крутой каменистый склон убегает к далёкой реке. Или склон не каменистый, а каменный? Не помню! Ну когда у меня начнётся биотика, а?! Вот прямо сейчас прыгнула бы вниз, с камня на камень, лишь слегка притормаживая своё падение! А не могу. Оглядываюсь. В хорошую погоду видны зубастые ледяные пики. Или пики не зубастые, а зубчатые? Или вообще зубные? И не ледяные, а ледовые? Льдистые? Тьфу, неважно! Тем более, что сейчас их не видно: метёт снег, и ветер бросает в лицо пригоршни снежинок. Некоторые мамы жалуются, что в монастыре холодно. Заливисто смеюсь: обожаю холод! – Везёт тебе, сестрёнка, – думает Корин. – Может, я с тобой, а? – Не, – отвечаю ей, – в первый раз одна схожу. Да и мам лучше не беспокоить. Сестра соглашается, я хохочу и вприпрыжку бегу по обледенелым ступенькам. Разгадывать Страшную Тайну – что может быть лучше?! Уже долго иду. К моей радости, вьюга усиливается. Теперь ветер хочет откинуть меня прочь, а за снежной завесой в нескольких шагах ничего не видно. Самое то для поисков! – В следующий раз пойду я! – Хорошо, но в следующий раз! Из метели проступают приземистые контуры здания. Прикладываю ладонь к замку, и дверь открывается. Вау! Кричу и поспешно закрываю мысли. Внутри огромного полутёмного помещения стоит несколько прозрачных контейнеров. А в них беснуются… Я не знаю, как описать это чудо. Чёрная шкура, как пасмурное ночное небо, как темнота самых глубоких подвалов. Пасть с остренькими зубками, о которых можно порезаться при самом аккуратном прикосновении. А там, глубоко, внутри глотки, пульсирует ещё один маленький ротик. Надо ртом – ни носа, ни глаз, чистая, гладкая шкура, которую так и тянет погладить. Вытянутая назад голова, далеко нависающая над спиной и шеей. Я думала, что у азари красивый затылок, но у них он ещё лучше! Мощное тело, значительно выше, чем у мам. Из груди выпирают рёбра, спину украшают костяные наросты. Длинные ручки с мощными коготочками. Я мысленно облизываюсь, представляя, как буду делать маникюр этому красавцу. И хвост! Длинный, гибкий, костлявый, почти как у папы! Или хвост не костлявый, а костный? Костистый? Неважно, у папы всё равно лучше. Но папа – это папа, он взрослый, всё время занят и вообще папа. А тут – самый настоящий домашний любимец, куда там рахни!!! А уже какая у него злоба, какая ярость, как сильно он хочет меня съесть… Никогда таких мыслей не ощущала! Не знаю, сколько я стояла перед контейнером, балдея от эмоций зверёнка. Ладно, хватит. Хорошенького понемножку. Нажимаю на кнопку. Пароль? Какой ещё пароль? Так, попробую общий, которым всё в монастыре запирается: @! 0799;. Не подходит! Прикусываю губу. Неужели не получится? Так, у мам есть 'секретный' пароль. Лина давным-давно его подсмотрела и всем рассказала. Вспоминаю: @!44*1#686&)|257*(714^/+*1. Получилось! Вхожу в вольер. Лапушка пристально смотрит на меня своим безглазым лицом, а потом начинает приближаться – медленно, неторопливо. Распрямляются задние ноги, раскручивается хвост, из полуоткрытого рта тянется ниточка слюны. Улыбаюсь. Приказываю: – Сидеть. Зверёк приближается. Когтистая лапа подтягивает меня поближе. Склоняется безглазая голова, открывается пасть, и в вольере раздаётся громкий рык. С наслаждением вдыхаю причудливую гамму запахов. Сильнее приказываю: – Сидеть. Чёрненький милашка склоняет голову набок. Чувствую, как он ищет во мне страх, отчаяние, панику – и не находит. Сама мысль о страхе кажется абсурдной. Игрушек не боятся. Игрушками играются. Сильнее приказываю: – Сидеть. Красавец отступает на полшага. И садится. Из-за его спины выстреливает хвост. Длинная верёвка крепко обвивает меня, прижимает руки к телу, не даёт пошевелиться. Улыбаюсь. Приказываю: – Дай лапу. Зверушка поднимает меня в воздух. Чувствую, как хвост обвивает шею. Дышать становится трудно. Сильнее приказываю: – Дай лапу. Меня ставят на землю, хвост опадает, исполинская ладонь тянется вперёд. Охватываю один из коготков и начинаю трясти: – Хорошая зверушка, хорошая. Почешу, почешу. Чёрненький недоумённо смотрит на меня. Сильнее приказываю: – Почешу. Новый питомец ложится набок, я присаживаюсь и чешу его грудь между выпирающими рёбрами. Он дрыгает ногами, бьёт хвостом, но потом успокаивается и начинает урчать от удовольствия. Мне хочется прыгать от радости. Теперь у меня есть домашний любимец! Дикий, яростный, злостный. Или злой? Или вообще злобный? Неважно, главное – он обожает меня и слушается любых приказов! Нет, приказы папы главнее. Ну так это же папа! Не отберёт же он у меня эту чёрненькую игрушку? – Сидеть, – зверёнок крайне неохотно поднимается на лапы. Чесание ему понравилось. – Дай лапу. Почешу, почешу. Сидеть. Дай лапу. Почешу, почешу. Хороший, хороший. Как бы тебя назвать? После короткого размышления решаю: – Будешь Тузиком. Тузик обиженно взрыкивает. Имя ему не нравится. – И не спорь! Раз Тузик, значит, Тузик. Лапушка обречённо трясёт хвостом. Деваться ему некуда. – Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? Зубы давно чистил? Давай рот раскрывай! Тузик отступает на шаг назад – боится, что может мне навредить. Успокаиваю, шагаю вперёд и засовываю ручонку в его пасть. И вправду зубы острые! Надо аккуратнее, а то опять порежусь. Хихикаю: слюна у него какая прикольная! Очень липкая и щиплет немного. Значит, кислотная. Или кислая? Вытираю ладошку и заглядываю в пасть. Так, кариес Тузику пока не гро… Ааа! Меня с силой откидывает назад, Тузик рычит от боли. Стены отсвечивают синим светом. На пороге сияет биотикой мама Рила. Что с ней?!! Глаза – безумные. Дыхание отсюда слышу. Тело окутано биотикой, на ладони пылает синее пламя. Корин цепляется ей за шею и радостно смотрит на Тузика и его родичей. Мама притянула меня биотикой? Зачем? Ого, она и дверь в вольер биотикой закрыла. И – ничего себе!!! – оттолкнула Тузика! Какая сильная у меня мама! Только ведёт себя странно. – Мама? – неуверенно спрашиваю я. Мама Рила на заплетающихся ногах бросается ко мне, падает на колени и с рыданиями обнимает меня. Что происходит? – Ты мысли закрыла, – мысленно отвечает Корин, – я разволновалась и рассказала маме Риле. Она тоже разволновалась и побежала сюда. По дороге всё спрашивала, жива ли ты. – Но со мной всё хорошо! – возражаю я. – Да, странно, – соглашается Корин. – Какие красавцы! Ты одного приручила? Круто! Я тоже хочу! – Выбирай! – щедро предлагаю я, – На всех не хватит, но кое-кому достанется. Я своего Тузиком назвала. Отвлекаюсь: мама спрашивает, всё ли со мной в порядке, цела ли я. Глупые какие-то вопросы. Мама встаёт на ноги и поворачивается к смирно сидящему Тузику: – Я убью эту тварь!!! Э? Кого мама имеет в виду? Тузика, что ли? – Нет!!! – С криком повисаю у мамы на руке. Рила останавливается, не успев дойти до консоли. – Он тебя чуть не съел! – Он ручной и ласковый! – Я уничтожу чудовище! – Я возьму его в монастырь! Мы с мамой посмотрели друг на друга. И одновременно выкрикнули: – С ума сошла!!! Тузик заворочался: чувствует, что я нервничаю, и хочет меня защитить. Успокаиваю. – Алита, ты что? – вмешивается Корин. – Это опасный монстр! Его нельзя в монастырь! – и мысленно добавляет. – :Подыграй!: – Дочка, если ты меня не слушаешься, так хоть сестру послушай! Черныши – уродливые, отвратительные и смертельно опасные чудовища. Я не знаю, как он тебя околдовал, что ты зашла в вольер, но я едва-едва вытянула тебя из пасти. Это, – мама на миг прикрывает глаза, – это слишком. Черныша надо уничтожить. Хочется орать, плакать, топать ногами. Едва сдерживаюсь, не могу и рта раскрыть. – Мама, – тихо говорит Корин, – а что скажет папа? – Только одобрит, – уверенно отвечает Рила, – хотя… Дена лучше всё-таки спросить. – Мама, я всё поняла, – хоть бы она не передумала! – Не знаю, что на меня нашло. Тузик – страшный, ужастный и монструозный монстр. Прости, больше не буду. – Пообещай, что никогда сюда не придёшь! – Обещаю, что никогда не приду в это опасное место, – твёрдо отвечаю я. А так как здесь безопасно, то прийти сюда я могу в любое время. Мама уткнулась мне в плечо. И разрыдалась.***
Возвращаемся. Снег метёт, ветер воет, мама наговориться не может. Красота. – Когда мне Корин сказала, куда ты пошла, я чуть с ума не сошла от ужаса. Бегу, погода полный мрак, ветер с ног сбивает. Сил не хватает, ужасы представляю, думаю, как тебя в этот момент доедают. И только Корин успокаивает, каждые пять секунд говорит «Жива, жива, жива». Я её биотикой обезвесила. Алита! О чём ты только думала?! Почему закрыла свои мысли? – Сестрёнка, это было ужасно! – добавляет Корин, – Я так переволновалась! – :Зачем мысли-то закрыла, дура? Хоть бы показала мне чернышей! Я бы маму беспокоить не стала: – Не знаю, – признаюсь я. – Сглупила, – :Да понимаю, что дура. Просто чернышей приручают с закрытыми мыслями: – Из последних сил вбегаю в чернышатник, – продолжает мама, – а тебя почти проглотили. Я даже не помню, что сделала. Никогда так с биотикой не работала. Ты зачем в вольер полезла-то? – Я бы так никогда не поступила, – добавляет сестра. – :Эх, повезло тебе! Свой черныш уже есть: – Думала приручить, – виновато отвечаю я. – :Не волнуйся, твой следующий.: – И что, приручила? – ядовито спрашивает мама. – Как тебе только в голову пришло! Они же страшные, отвратительные, чудовищные… – Я чуть со страху не умерла, – поддакивает Корин. – :Я своего назову Бобиком. Надо только от мам ускользнуть: – Не понимаю. Дурная мысль, – вздыхаю я. – :Обязательно остальных предупредить, чтобы опять к мамам не побежали. Лину в первую очередь: – Не «дурная», а «дурацкая». Ещё и метель эта! – мама поправляет меня и со вздохом ставит объёмный щит. – Дочка, а если бы ты потерялась, что тогда? – Но погода красивая, – возражает Корин. Осторожно. Никогда не поймёшь этих взрослых. – :Я Лине уже сказала. Она обрадовалась и обещала подумать: – И дорогу к монастырю я легко найду, там ярко мыслят, – так же осторожно добавляю я. – :Значит, завтра пойдём за чернышами: – Ох… Более четырёх веков тут живу, а к холоду так и не привыкла. Это вы у меня… морозоустойчивые, – интересное слово, надо запомнить. – Слава Богине, всё закончилось хорошо. – Алита, больше никогда так не делай! Никогда! – строго добавляет Корин. – :Представляю, сколько драк сегодня будет! Ведь все же старшенькие захотят такое чудо. Да и младшенькие тоже: – Хорошо, больше никогда, – :Не, младшеньким нельзя. Там сложно. Но вечер будет буйным: – Скорее бы Ден приехал и разобрался с этими питомцами! Мы согласно вздохнули. Скорее бы папа вернулся! Он быстро поймёт, что никакой опасности нет, и разрешит нам играть с чернышами. По другому и быть не может, это же папа! Замираю на месте. Когда папа говорил, что из яйца вылезет бяка, и я стану страшным монстром… он не про чернышей говорил! Он не мог говорить про чернышей! Или мог?