Ne Me Quitte Pas

      И без того беспокойный сон прервала мелодия Happy birthday, и Стефан, не открывая глаз, попытался припомнить, кто вчера трогал его телефон. По всему выходило, что только Роб. Вот уж от кого он не ожидал такого ребячества… Наощупь нажав качельку на ребре гаджета, он с головой укрылся одеялом. День рожденья… вот чёрт…        Больше всего на свете ему хотелось, чтобы этот день как-нибудь волшебным образом был изъят из его сознательного существования. Вот чтобы откинуть сейчас одеяло, а там уже третье апреля, а второе как будто бы куда-то делось. Миновало. Кончилось. Испарилось. Вместе со всеми неизбежными атрибутами «звёздного» празднования: звонками, смс-ками, присылаемыми отовсюду букетами, официальными телефонограммами и поздравлениями от разного рода и ранга чиновников… А потом обед с семьёй, и это тоже традиция… Хорошо, что банкет по этому поводу только в субботу, и, в принципе, с него можно по-тихому свалить, если станет совсем невмоготу. Клуб на то и клуб, чтобы неформально было, Анна-Софи это хорошо придумала. Стеф поймал себя на том, что впервые в жизни не хочет на вечеринку, причём на собственную… А ведь всего год назад Лозанна аж вздрогнула от их гулянки! Они начали в ресторане, потом пошли по клубам… Стефан отчётливо помнил три, расплывчато ещё два, а потом — вспышками — ещё какие-то танцполы, бары и один сортир, потрясающе пафосный бронзовый хайтек… Ужас…        Ламбьель свернулся калачиком и ещё плотней закутался в одеяло. Как всегда, любые мысли и раздумья были наполнены образом Джо. Вейр ни на секунду не выходил из головы. Вот сейчас он вспоминал своё двадцатидевятилетие и думал, что веселился тогда с Максом, смотавшись от Кристофера и удрав в другой клуб, и даже не подозревал, что Джонни переживает очень тяжёлую ситуацию, что ему плохо и больно, и что все вокруг только сплетничают и злорадствуют, и никто не хочет поддержать и понять… Для него в то время Джо ещё был женат, и сердце, словно покрытое твёрдой запёкшейся корочкой, не чувствовало, не дрожало… не знало, что осталось меньше двух месяцев…        Джон уехал всего пять дней назад, а Стефану казалось, что он уже вечность его не видел… Как пронеслась эта неделя — единым мигом… Мучительным и сладким… Господи, он опять не смог сказать! Опять испугался, засомневался, да ещё это «сероглазое приключение» так не вовремя объявилось… И Джо, который опять говорил с ним о Максе, предпочёл не заметить намёка. Джо уверен, что у них любовь, и не желает всё усложнять, Стеф понимал это совершенно отчётливо. Ох, как оборвалось сердце, когда любимый осторожно, но настойчиво отнял руку от жадных губ, дрожащих от нежности и страха, потому что Стефан впервые его — целовал… Не чмокал по-приятельски, не касался дружески, не шалил эпатажно — целовал… Чтобы ощутить тепло и вкус кожи, насладиться линиями таких родных пальцев, почувствовать, как они могут прикоснуться, представить всё… Что он тогда говорил, он помнил смутно. Но он точно говорил по-французски, а Джонни прекрасно знает, что на родном французском Стеф всегда искренен… И он сделал вид, что ничего не понял. «У тебя шок, Стеф!» Ламбьель невесело усмехнулся воспоминанию. Увидев на аватарке в вотс-апе Джо имя «Слава», он мысленно проклял своё минимальное знание русского, позволяющее, как говорил в таких случаях Траньков, «слышать звон, да не знать, где он». Он ведь не знал, о чём идёт речь, но ревность снова сделала так больно… Однако, он не позволил себе раскиснуть. «Ты сдался в прошлый раз, но больше не смей», — сказал он себе, пожелал Джонни спокойной ночи и ушёл.        И все остальные дни были просто чудесные! Вейр выглядел таким увлечённым и счастливым, таким спокойным и нежным… А на катке! Боже, Стеф не мог наглядеться, как друг ведёт себя с детишками! Особенно на третий день, когда тот смог надеть коньки и выйти с группой на лёд. В полной форме русской сборной, такой яркий и такой строгий одновременно… Он занимался с тройкой «правшей» и ещё четырьмя совсем малышами, недавно только научившимися твёрдо стоять на лезвиях своих коньков, и ухитрялся шутить и играть с ними, но в нужные моменты вдруг в его голосе и жестах появлялся красивый металл, которого невозможно было не послушаться. И они слушались… И у них получалось! Он что-то тихо, почти на ухо, подсказывал Андреа, и тот, отработав положенные прыжковые сеты, тщательно, любовно катал шаговые элементы, время от времени вскидывая на Вейра вопросительный взгляд и всегда встречая ответный — ободряющий и внимательный. Он легко объяснил Леа, как не падать с акселя, и она штамповала этот дупель, как автомат, после чего Джо поинтересовался у Стефана, не возражает ли он, если они попробуют другой заход на прыжок. Джо выдумывал на ходу какие-то подвижные игры, в которых надо было обязательно делать упражнения на скольжение, и они играли в них под конец тренировки, не замечая, что продолжают тренироваться. Он по очереди работал с каждым, держал за руки, объяснял, и его французский становился всё уверенней и легче, а ребята прибегали на тренировку не то что без опоздания, а сильно заранее, и уходили нехотя. А они, сняв коньки и слегка поостыв, шли обедать или ужинать, смотря по времени, а потом вновь сидели на террасе или на кухне, обсуждая прошедший день или просто лениво болтая. Стеф боялся сглазить, но ему казалось, что тот первый вечер на качелях не прошёл бесследно, что Джонни как-то иначе стал к нему относиться… Например, прикасаться стал реже… А он сам, стоило закрыть глаза, как наяву чувствовал на губах горячие твёрдые пальцы и чёткую линию жизни под языком. И сердце падало, падало…        Сколько раз за эти дни он сбросил или проигнорировал вызовы Макса, он не считал. А вот ответил он на четыре — два звонка и два вотс-апа. Он всё ещё не представлял, как дальше вести себя с Траньковым, поэтому старался максимально сократить контакт, отговариваясь загруженностью или усталостью. Свидетелем одного из разговоров случайно стал Вейр, и после страшно ругал его и прочитал целую проповедь об ответственности в отношениях. «Что ж ты сам не пользуешься собственной философией, а?» — не удержался от колкости Стефан, о чём сразу пожалел, потому что Джо нахмурился и строго сказал: «Именно поэтому я и хочу, чтобы ты не ошибся… Потому что исправить вообще ничего никогда нельзя. Можно только начать сначала. Но не заново…» Ламбьель тогда едва не заорал ему в лицо: я и хочу сначала! Всё сначала! Как будто и не было никого другого, только ты и я! Но в горле снова пересохло, язык не слушался, словно под уколом у стоматолога, и единственное, что получилось, это упрямо помотать головой. Джон тогда вздохнул и натянул ему капюшон до самого носа, буркнув что-то вроде «принц, блин, чтоб тебя»… Друг уже ушёл в спортивный зал, последить за занятиями физической подготовкой, а он всё сидел в тренерской раздевалке, боясь расплескать грубоватую ласку этого прикосновения, тем более дорогого, что они стали редкими и сдержанными… Нежный след Шанель в воздухе уже совсем рассеялся, но Стеф почему-то чувствовал себя счастливым, вопреки всякой логике.        В аэропорт он отвёз его сам, хотя Джонни протестовал, уверяя, что прекрасно доберётся на такси. Но разве мог Стефан пожертвовать ещё несколькими часами рядом? Он и слушать не стал, а просто запихнул небольшую сумку в багажник своей Ауди и приглашающе распахнул дверцу. Джон закатил глаза, а потом рассмеялся и грациозно шлёпнулся на сиденье… Стеф крепче зажмурился и вздохнул: он не знал никого, кто умел бы быть одновременно забавным и элегантным так же естественно, как Вейр. Сердце стало частить от воспоминаний… На прощание там, перед посадочным терминалом, Джо его наконец поцеловал — иначе, чем при встрече, сдержанно, как-то вопросительно, но очень тепло и нежно, и сразу ушел на посадку, смущённо отведя глаза. Он был ещё не готов…        Перевернувшись на спину, Стефан снова глубоко вздохнул. Тело тогда оказалось умнее разума и отозвалось звонким возбуждением: эти опущенные ресницы, эти строго сжатые влажные губы, этот еле заметный розовый оттенок на красивых скулах заставили кровь закипеть и прицельно устремиться к собственным губам, щекам и прочим важным местам. Тело запело желанием прежде, чем до разума дошло — лёд тронулся! Джонни сделал вид, что ничего не изменилось, но изменилось всё… Господи, дай терпения…        Облизнув вдруг пересохшие губы, Стеф осторожно провёл ладонью по животу. Обычный утренний привет организма, как правило, проблемы не составлял, сходя на нет под душем или ещё раньше, от неромантических мыслей о предстоящих заботах рабочего дня. Но сейчас возбуждение перевалило черту, когда уже не остановиться, и он прикусил губу и согнул одно колено, приподняв одеяло шалашиком. Чёрт побери, а ведь секс у него был ещё в Мексике! Больше трёх недель… И ему даже в голову не приходило… Надо Крису рассказать, а то он считает его сексуально озабоченным… Лучше, конечно, рассказать Джонни, но… не сейчас… когда-нибудь… Руки сами знали, что делать, и Стефан мог весь погрузиться в фантазии: пальцы Джо, губы Джо, плечи Джо… кожа… запах… изгиб шеи… штанина задрана на ноге, и к колену хочется прижаться щекой… скользнуть ладонью вокруг стройного торса, подхватить под лопатками, прильнуть всем телом… и чтобы не было одежды… совсем… о боже, Джо!.. Оргазм вспыхнул так быстро и ярко, что Стеф почти закричал, запрокинув голову с края кровати и хватая ртом воздух. Happy birthday, чего уж тут…        Лица вдруг коснулось что-то щекотное — это любопытный Эмги пришёл проверить, что такое творится с хозяином. Серьёзная Вонка себе такого никогда не позволяла. Ласковый голубоглазый кот ткнулся прохладным носиком в пылающую щёку и замурчал так умильно, что Стефан невольно заулыбался.        — Привет, разбойник, что, опять весь корм подмёл? И у Вонки тоже, да? Ладно, встаю уже, не подлизывайся.        На столике под зеркалом лежала пачка влажных салфеток, Стеф наскоро ими обтёрся, но едва потянулся взять халат, как телефон запел вызовом. Экран мигал лёгким росчерком автографа – J.Weir. Сердце снова заметалось в груди, пока он дрожащим пальцем разблокировал отзыв.        — Стефан, дорогой, с днём рожденья! — Голос Джонни был таким неожиданным и желанным в этот миг, что у Стефа сжалось горло, и, чтобы отозваться, ему пришлось слегка откашляться и сглотнуть. К счастью, у Джо было что сказать, и он продолжал: — Надеюсь, я тебя разбудил, потому что, во-первых, мне хотелось быть первым, кто поздравит тебя с такой красивой датой, а во-вторых, потому что сам я ещё не ложился.        — Это почему же? — не нашёл ничего лучшего для поддержания разговора Стеф.        — Программы вкатывал для летних шоу. Ты же знаешь, я люблю по ночам, когда на катке никого. — В глубоком мягком голосе была улыбка и, как Стефану показалось, легкая печаль. Впрочем, возможно, это было просто усталостью… — Но ты не ответил, я первый или нет? Может, меня кто опередил?        — Только Эмги, даже Вонка ещё не успела, — чувствуя, что день действительно становится праздником, засмеялся Ламбьель. — Практически с постели поднял, трудоголик.        — О! Извини! Что я наделал! Испортил тебе страстное утро? — притворно раскаялся Вейр. — Мне нет прощения, да?        — Тебе нет прощения, что ты в Нью-Джерси, когда должен быть здесь! — продолжая смеяться, ответил Стефан. — Но, поскольку я тебя за это уже простил, то не о чем говорить. А утро мне испортил Роб. Представь, вчера втихаря поменял мне на будильнике звук, я проснулся под Happy birthday! Это кошмар!        — Это не самое страшное, поверь. Он ведь мог поставить Глорию Гейнор… — голос Джо стал зловещим, и оба захохотали.        — Да, тут ты прав, пожалуй, Роб меня пощадил! — снова откинувшись в подушки, согласился Стеф. — Ты дома? Спать собираешься?        — Нет, собираю чемодан. Ты забыл? Мне же в Сочи, — напомнил Джон. — Самолёт через два часа, в полёте и посплю. Я уже даже привык, знаешь… И мне нравится! — словно желая предупредить любые попытки сочувствия, весело добавил он. — Я, пока был, типа, в браке, столько времени зря потерял. И столько друзей… — А вот это прозвучало с досадой и нетерпением. — Спасибо, что ты у меня остался. Хотя тоже мог бы послать подальше. И прав бы был, наверное…        — Джонни, что за хрень ты несёшь? — ужаснулся Ламбьель. — Я что, похож на того, кто разбрасывается дружбой?        — Стеф, Стеф, я не говорю, что ты мог это сделать, я говорю, что имел право! — воскликнул Вейр. — Но не будем о грустном, лучше о хорошем! Ты как праздновать будешь сегодня?        — Всё веселье в субботу. Клуб, тусовка, песни, танцы… Как всегда. А сегодня почти никак, только к родителям съезжу на обед, а потом в школу — две группы вечером.        — Мои будут? — озабоченно спросил Джон.        — Твои вчера были, — ласково улыбнулся Стефан, — сегодня старшие. Допоздна.        — Если устанешь, оставайся в Шампери. Я не хочу платить за пустующую квартиру. Пользуйся ей, пожалуйста, даже когда меня нет, ладно? — настойчиво попросил Вейр.        — Хорошо, хорошо, Джо, обещаю! — удивлённо сказал Стеф, с восторгом чувствуя, как эта просьба расцветает внутри благодарным теплом. — Тем более что завтра у меня малыши спозаранку. Я с удовольствием останусь.        — Вот и хорошо, — отозвался довольный друг. — Квартиры для того, чтобы в них жить, и наша — не исключение. Ладно, пора мне собираться, поэтому прощаюсь. Я тебя ещё раз поздравляю, Стеф. Que se réalisent tous tes rêves, mon prince*. А мои пожелания всегда сбываются! Voici, tu le verras**…        Уронив погасший телефон на постель, Стефан легко вздохнул и мечтательно уставился в потолок. Ах, если бы пожелания Джонни вправду всегда сбывались… Уж он бы знал, о чём мечтать, и мечтал как следует, качественно и настойчиво… Джону понравилось бы…        Телефон снова зазвонил. Надо поставить подзарядить, подумалось Стефу лениво, а то не продержится до вечера. Нашарив гаджет в складках смятого одеяла, он поднёс его к лицу. Звонил Траньков…        В единый миг искристое счастье сменилось в груди сосущей тоской. Стеф понимал, конечно, что Максим не может не позвонить сегодня, но всё же по-детски надеялся, что это, по крайней мере, произойдёт попозже, ближе к вечеру, или днём, когда вокруг будет народ, дела, движуха… Что его не застигнут в постели, голым, ещё пахнущим сексом… переполненным мечтами о другом человеке…        Не ответить было немыслимо. Ламбьель закрыл глаза и поднёс к уху динамик.        — Привет, Макс… ***        День тянулся, тянулся, но вдруг как-то резко закончился, когда Роб и Анна чуть не силой выпихнули его с тренировки, потому что ребята при нём сегодня совершенно не желали работать: несмотря на то, что поздравили все вместе в самом начале занятия, всё равно, то один, то второй норовили подкатиться со своими неуклюжими, но такими искренними поздравлениями и пожеланиями… «А иди-ка ты, именинник, отдыхать, — со вздохом сказала Анна. — Сам еле на ногах стоишь, и нам работать не даёшь!» И он вышел из здания в апрельский ранний вечер, свежий и светлый, пахнущий молодой зеленью и нарциссами.        Остановившись на ступенях, Стефан подставил лицо косым лучам заходящего солнца и, на секунду зажмурившись, от души порадовался, что никуда не надо ехать, что у него есть поблизости место, где можно спрятаться от всех и расслабиться. «Наша» — сказал про квартирку Джо, и это слово, которое, скорее всего, для Вейра было просто словом, для него прозвучало как обещание. Неспешно спустившись по пологой лестнице, он проигнорировал свою машину, припаркованную на школьной стоянке, и, забросив на плечо рюкзак с коньками, пошёл было в сторону дома, но спохватился: мама дала ему с собой фирменное жаркое в горшочке, которое он чуть не забыл в багажнике. Вот и ужин, думал он, с улыбкой пристраивая герметичный термоконтейнер в объёмистом рюкзаке. И бутылка портвейна, кажется, у них с Джо оставалась непочатая…        Всё-таки, это был знак, что Джонни позвонил сегодня первым, думал Стеф, поднимаясь по наклонной улочке вверх. Он сам сказал, что хотел поздравить раньше всех, значит, он помнил, думал… скучал, может быть… он ещё сомневается, но он не пугается такой возможности, не отвергает сходу… Как жаль, что он не сможет приехать на его праздник! О господи, сколько праздников они задолжали друг другу… Вот бы он был рядом… Стефан поймал себя на том, что совершенно готов признаться другу в любви. Готов, наконец, абсолютно! Только вот Джон, наверное, уже скоро приземлится в России…        Поднявшись по ступенькам на третий этаж и уже нацелившись ключом в скважину замка, он внезапно похолодел: из-за двери слышалась музыка, и красивый мужской голос пел по-русски: «Kazhetsya, nikogda nam na planete etoy ne vstretitsya»… Слух зацепился за слово «nikogda», его частенько говорил вполголоса Максим, и оно было печальным. Jamais… Jamais? Боже, но не мог же Макс… Из дрогнувших пальцев выпали ключи, громко зазвенев на светлом метлахском полу. Стеф наклонился поднять, и в этот момент музыка стихла, а дверь распахнулась, и из квартиры вырвался оранжевый сноп закатных лучей, обрамляя золотым ореолом мужской силуэт.        — Э, ты чего так рано? Я сюрприз хотел…        Услышав голос, Ламбьель чуть не разрыдался от облегчения! Ну, как он мог сомневаться! Джонни! Выдумщик, озорник, любитель устраивать сюрпризы и розыгрыши! Его Джо! Его солнце! Стеф шагнул через порог и, уже ни в чём не сомневаясь, обнял того, кто сделал для него этот день праздником, настоящим праздником.        — Джонни… — шептал он, прижимаясь щекой к слегка заросшей щеке, сминая под пальцами странно текучую ткань экстравагантной курточки, упиваясь знакомым и знаковым для себя ароматом. — Mon dieu, Jean, quel bonheur! Voici un cadeau!*** — безотчётно твердил он. — Mon rêve… mon souhait le plus cher…**** — Резкий скачок от испуга к радости совершенно выбил его из колеи, утомительный и нервный день куда-то провалился, осталось только потрясающее мгновение совершенного счастья — неожиданное и очень осязаемое, до иголочек в пальцах, до мурашек на затылке, до жгучего восторга внутри, около сердца. — Jean, mon mignon… ma lumière… ma joie…*****        — Стеф, Стеф, je suis très heureux de te voir******, — Джон отстранился с лёгким смущением, и только тогда до Стефана дошло, что он сейчас бормотал.        Он залился густым румянцем и со смехом замотал головой:        — Ой, Джо, извини, но ты сам виноват! Разве можно так пугать! Я в состоянии аффекта!        — А, понятно! — подхватил интонацию Вейр. — А на самом-то деле я не свет и не радость! И не подарок, это уж точно!        — Ты не подарок, ты сокровище! — по-прежнему смеясь, объявил Ламбьель. — Форт Нокс, Алмазный Фонд и все банки Швейцарии сразу! Но при этом ты такая зараза, Джо! Ну вот откуда ты взялся тут! Ты уже в Сочи должен быть!        — Ой-ой-ой! — сморщил нос Джон. — Кто-то утром говорил, что я сильно неправ, что меня тут нет… Кто это был, а? Я не надеялся увидеться, потому что мне через сорок минут надо выезжать обратно в Женеву. Вот этот самолёт уже до Сочи, да… — В весёлом голосе проскользнула тень, хотя возможно, что Стефану померещилось. — Но ты пришёл пораньше, и теперь я посмотрю своими глазами, понравится ли тебе подарок, и смогу выпить бокал шампанского за твой юбилей!        — Ты сумасшедший! — обалдело выдохнул Стеф. — Ты выбросил чёртову уйму денег, чтобы привезти мне подарок? А что есть службы доставки, ты вообще в курсе?        — Так, мне всё забрать и послать через DHL, да? — подбоченился Вейр. — Или ты всё же соизволишь сказать спасибо?        В нарочито саркастичной интонации не было ни малейшей обиды. Стеф знал, что Джон всё понимает правильно. Они всегда понимали друг друга правильно… и Стефан отчаянно надеялся, что не перестали…        — Джо, прости! — он огляделся по сторонам. — Я действительно в полном ахуе… Но я счастлив тебя видеть, ты не представляешь как! — На банкетке в прихожей одиноко лежала сливочно-кремовая Биркин, под вешалкой красовались странные туфли на толстой платформе, а Джон, в любимых шлёпанцах на босу ногу, тянул его за руку в комнату. — О боже! О боже…        На полу стояла ваза, полная роскошных белых роз. Сколько их там было, понять не удавалось. И каждый полураскрытый цветок словно светился жемчужным светом, упругий и свежий, чуть влажный… Аромат наполнял гостиную, снова напомнив — праздник! Праздник! Стеф зачарованно опустился на колени перед букетом, нерешительно коснулся кончиками пальцев перламутровых лепестков и, обернувшись, поднял лицо:        — Мне никогда не дарили ТАКИХ цветов, Джо… Я боюсь даже представить, сколько это стОит… Ну, зачем ты…        — Тебе нравится? — тихо спросил Вейр, и в его глазах Стефан увидел и сомнение, и нежность, и… господи! Любовь! Да! Он не мог в этом ошибиться!        — Разве может такое не нравиться? Они прекрасны… — Он по-прежнему стоял на коленях, делая вид, что вдыхает нежный запах, и просто пока не имел смелости подняться, чувствуя, как предательски ослабели колени.        — Ну и причём тогда деньги? — с лёгким укором произнёс Джон. — С днём рождения, Стеф. Чёрт возьми! Тридцать лет бывает раз в жизни! Всё, достаём бокалы! — В мгновение ока он очутился у холодильника и торжествующе предъявил имениннику бутылку любимого «Кристалла». — Остыло как раз! Давай! Я пока откупорю, а ты смотри подарок.        — Ещё и подарок? — восхитился Стефан, не вставая, развернулся к маленькому столику, на котором лежал красивый небольшой свёрток, уселся на ковре поудобнее и принялся распаковывать шероховатую плотную бумагу, тёмно-синюю с путаницей серебристых линий.        Занятие это неожиданно окунуло его в детское нетерпение и предвкушение, словно он маленький сидит под рождественской ёлкой, и жизнь такая большая и яркая, и, конечно, безумно интересная, и вся-вся впереди… Вскинув на секунду глаза на Джо, тоже шуршащего фольгой на горлышке бутылки, он вдруг замер в изумлении: освещённый лучами уже почти севшего за горы солнца, тот был похож на золотую статуэтку великого Бенвенуто Челлини — такой же чеканно-безупречный, драгоценный в каждом изгибе и жесте, прекрасный и почти неземной… Вот он — мой настоящий подарок, подумал Ламбьель, чувствуя, как бешено зашлось от волнения сердце. Вот он. Он приехал, чтобы я увидел его таким. И никогда, никогда не забыл этот миг…        — Ох ты! — разрушил магию момента Вейр. — Сейчас темно станет! Но у меня тут свечи есть, я зажгу. Давай-давай, смотри скорей, мне же интересно! — Он отставил бутылку в сторонку и извлёк из ящика небольшого комода упаковку толстых свечей, которым были не нужны подсвечники. Через минуту комната уже озарилась трепещущим светом живых огоньков, потому что у Джона в кармане и зажигалка имелась, как выяснилось.        Вернувшись к подарку, Стеф извлёк на свет божий продолговатый футляр с логотипом Bvlgari. Он поднял крышку и затаил дыхание, чтобы не вскрикнуть. Внутри, красиво утопленные в чёрно-синий бархат, покоились два маленьких ювелирных шедевра — булавка для галстука и зажим для шейного платка. Традиционное для марки серебро мягко мерцало, и каждое украшение несло на себе по божьей коровке из красной эмали, а пятнышками на спинках служили крошечные чёрные бриллианты. Это был такой личный, такой тёплый подарок, что у Стефана защипало в носу от непрошеных слёз… Он представил, как друг заказывал эти вещицы, как объяснял, как рисовал эскиз, быть может… Как вёз через полмира — именно сегодня… Не выдержав, он прикрыл ладонью глаза, стирая мокрые следы и стараясь не всхлипнуть.        — Я хотел, чтобы ты, независимо от ситуации, меня вспоминал, — услышал он голос Джона, а в нём мягкую улыбку. — И при галстуке, — тут раздался хлопок пробки и шипящий звук шампанского, льющегося в хрусталь, — и при шарфике… Ну как, что скажешь?        — Это удивительно, — немножко хрипло произнёс Стеф и невольно шмыгнул носом, а Джо сделал вид, что не заметил, и непринуждённо опустился на пол напротив, протягивая наполненный бокал. — Я просто сражён наповал… Так изящно и так дорого… Ой, не в смысле стОит, Джо, хотя я уверен, что недёшево, а в смысле выглядит! — Он принял у друга шампанское, слегка соприкоснувшись пальцами. — Спасибо тебе. Ты умеешь удивить и угодить одновременно. Спасибо, Джонни…        — Sois heureux, mon cher*******, — Джон коснулся его бокала своим, и изящный баккара отозвался глуховатым от шампанского звуком. — Simplement être heureux…********        Стефан сделал глоток Кристалла, не в силах отвести глаз от друга: в колышущихся от света свечей сумерках тот казался ему таким прекрасным, что было почти больно. Лицо Вейра за последний год стало мужественней и чётче, странным образом приобретя ещё большую сексуальность, особенно когда он, вот как сейчас, не играл, не кокетничал, был естественным, настоящим… Страсть и страх пронизали насквозь, руки задрожали, и Стеф поспешно отставил на столик фужер и, набрав воздуха побольше, отчаянно выдохнул:        — Джо, знаешь, я хотел тебе сказать…        Дальше слова и смелость кончились, он смутился и ощутил, как загорелось лицо. Взгляд Джона стал из мягкого пристальным, а потом он тоже поставил шампанское на стол и, придвинувшись, осторожно взял руки Стефа в свои.        — Я знаю, Стеф… не надо слов пока…        — Пока? — совсем растерялся Ламбьель. — В каком смысле?        — Пока мы не разберёмся… оба…        — Ты… про Макса, да?        — Да. Рассказывай.        — О господи… — застонал Стеф, пытаясь закрыть лицо руками, но Джонни держал крепко. — Он звонил утром, поздравлял… Они назначили дату… Всё решено, Джо, понимаешь? Всё кончено, и слава богу!        — Когда свадьба? — Голос Вейра стал очень низким и странно завибрировал.        — В середине августа… — Стефан вдруг почувствовал огромную радость, что Джон держит его за руки, потому что его с утра пополам резало это известие, определившее окончательную границу прошлого и будущего. Он словно бежал по осыпающемуся краю обрыва, бежал вперёд, а за спиной с шелестом уходила куда-то в небытие пережитая сумасшедшая юность… Тридцать лет… почему сегодня, господи… И он сам безотчётно ещё крепче вцепился в пальцы друга.        — Ещё четыре месяца, — тихо, но твёрдо проговорил Джон. — Ты должен с ним поговорить. Не прячься от него. Вы должны всё решить вдвоём. Нельзя просто так оставить это… висеть в воздухе.        — Но почему? — жалобно спросил Стеф. — Я так не люблю выяснять отношения…        — Так не нужно их заводить, эти отношения, — строго, как маленькому, ответил Джо. — А они у вас есть. Или были, если тебе так больше нравится. Потому что я видел, как ты ему улыбался, как он на тебя смотрел… как он краснел — Траньков краснел! Конец света! Как он тебя украдкой касался, а у тебя аж колени подгибались… Я тебя таким никогда не видел… до него. А когда я смотрел, как ты плачешь в Сочи, когда он выиграл, я так был счастлив за тебя! А теперь ты говоришь мне, что уже давно любишь другого! А его?! Ты ему лгал? Или мне лжёшь? А я тебя знаю почти всю жизнь, и помню, что врать ты никогда не умел! Да тебе и нужды не было… — Вейр тряс и сминал в руках его руки, и голос его звенел гневом и недоумением, а потом вдруг упал до полушёпота: — Стеф… я хочу тебе верить… но я боюсь тебе верить… Я ещё не готов… снова ошибиться…        — Джонни… — Стефан прижался лицом к его рукам и виновато прошептал: — Я не лгу… и не лгал… Давай, я всё тебе объясню, а?        — Давай. Только не сейчас. У меня уже нет времени, прости. — Джон осторожно освободился из сжимающих его рук и встал. — Я верю тебе… хочу верить… Но ты должен сам закончить то, что начал. Я знаю, это ты захотел его… ты его получил. Ты за него в ответе, разве нет?        — Да, я знаю, — покаянно опустил голову Стефан и тоже поднялся. — Я обещаю, Джо, я поговорю с ним… У нас вся Азия впереди…        — Вот именно, — кивнул Вейр, быстро собирая со стола обрывки бумаги и фольги и заталкивая в мусорную корзину вместе с упаковкой от цветов. — Всё! Я полетел! Ещё раз с днём рожденья!        Он обнял Стефана, прощаясь, но тот неожиданно откинул голову и спросил:        — А можно аванс на будущее, как залог того, что ты мне веришь?        — Смотря что ты хочешь, — лукаво приподнял бровь Джон.        — Поцелуй меня… пожалуйста… — обмирая от собственного нахальства, прошептал Стеф, совершенно уверенный, что в ответ получит насмешливый и решительный отказ или, в лучшем случае, нежный чмок в щёчку.        Но зеленые глаза в пушистых ресницах вдруг потеплели.        — Залог, говоришь? — И Джон, мягко придержав его голову под затылок, коснулся губами губ. А потом нежный рот отвердел, стал властным, и поцелуй внезапно превратился в требование, в ультиматум: не смей, не смей обмануть! И вот тут у Стефа по-настоящему подогнулись ноги, и он почти повис на плечах Джо, обнимая того за шею непослушными руками. О господи, что он знал о поцелуях до этого дня?.. Задыхаясь от потрясения, когда Джонни отстранился, он с трудом сквозь звон в ушах расслышал тихий шёпот: — Стефан… Стефан… mon mignon… ma lumière… ma joie… * — Пусть сбудутся все твои мечты, мой принц. ** — Вот увидишь! *** — Господи, Жан, какое счастье! Вот это подарок! **** — Моя мечта… моё заветное желание… ***** — Жан, мой милый… мой свет… моя радость… ****** — я тоже очень рад тебя видеть ******* — Будь счастлив, дорогой… ******** — Просто будь счастлив…