Ne Me Quitte Pas

Слэш
NC-17
В процессе
87
автор
Размер:
планируется Макси, написано 190 страниц, 23 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
87 Нравится 567 Отзывы 40 В сборник Скачать

14. Конец апреля 2015

Настройки текста
Примечания:
      Макс не верил глазам… Если это шутка, то очень злая, а если не шутка, то что?.. На страничке Ламбьеля в инстаграме красовался свежий перепост с инстаграма Таньки: фотка с мексиканского пляжа, где они втроём смотрят в камеру Таниного телефона, загорелые и лохматые от ветра. Стефан подписал под снимком «Спасибо, Канкун», а потом в комментариях Таня написала «Надеюсь, ты будешь шафером», в ответ Стеф наставил сердечек и смайликов и добавил «Только позови!» Максим перечитал всё это раз шесть. Развидеть не удалось. Больно… Больно-больно-больно! За что они с ним так, за что!        Подавив первый порыв позвонить в Швейцарию, он бросился к Татьяне. Она возилась на кухне, взбивая в блендере что-то низкокалорийное.         — Что это такое? — сунул он ей под нос планшет с открытым диалогом. — Вы с ума съехали оба, что ли?        Таня скосила глаза на экран и пожала плечами:         — Лучше бы спасибо сказал.         — Вот за это?! — еле сдерживаясь процедил он. — Да как вы могли вообще! Это… это… — Максим бросил планшет на мягкую кухонную банкетку и рухнул на неё же, закрыв руками лицо. Слов не было. Впрочем, может, он всё это и заслужил, как знать… Но чувствовать себя настолько беспомощным и одиноким было отчаянно паршиво.         — Вот зачем ты драматизируешь, — услышал он через пару минут, когда перестал жужжать блендер и шуметь вода из крана. — Ты же не понял. Неправильно понял. А Стефан сразу согласился, что нельзя резко прекращать. Получается, только про свадьбу слух прошёл, и вы с ним тут же перестали дружить, да? А ведь друзья обычно радуются счастью своих друзей, разве нет?        Траньков ощутил её тепло: она присела рядом и погладила его по спине, а потом прижалась щекой. Привычное раздражение пополам с виной медленно подступало к горлу, мешая дышать и думать. А ведь если всё же подумать, то эти двое правы… Макс глубоко вздохнул, борясь с муторным ощущением, медленно выпрямился и так же медленно выдохнул.         — Ладно, — голос прозвучал сипло, горло всё ещё сжимала обида и тоска. — Давай сначала мне всё… чтобы я тоже в курсе был…         — Но ведь всё очень просто, милый, — тихо сказала Таня. — Надо просто доиграть это… доиграть вместе… Вы это придумали, я сдуру повелась, теперь нам нельзя всё бросить. Понимаешь?        Макс скрипнул зубами и сжал кулаки. Легко сказать — доиграть…         — У вас, небось, и сценарий есть уже? С деталями и милыми подробностями? — смягчать сарказм интонации он даже не пытался.         — Без подробностей, — печально ответила Таня. — Но ведь ещё азиатские шоу надо отработать. И вот там вам придётся ох как постараться… Я помогу, чем сумею, но… Милый! — воскликнула она вдруг. — Если бы ты знал, как мне жаль, что всё вот так… Я ведь люблю тебя… Правда люблю… Я бы всё на свете отдала, чтобы по-другому у нас было. Но раз оно так, то будем так… Улыбаться, вместе ходить развлекаться, фотографироваться. Постепенно снижать дозу… И ты должен позвать его на свадьбу. Шафером. Обязательно. Иначе… ты знаешь, что рискуешь. Знаешь чем…        Неожиданно Максим ощутил, что должен немедленно куда-то уйти из дома. Иначе он скажет или сделает нечто — ненужное и бесполезное, а главное — непоправимое. Необратимое. То, от чего так стараются его уберечь все вокруг. Начиная с Ламбьеля, кстати…        Резко поднявшись, он обернулся к Татьяне:         — У меня сегодня ОФП и тренажёры, так что я поеду, наверное. Ты только на лёд будешь? Или на хореографию тоже?         — На лёд. Я хотела в университет успеть. Я ж говорила вчера, — растерянно посмотрела она, доверчиво подняв лицо.         — А, точняк… Забыл… — он потёр переносицу пальцами, пытаясь прогнать мрачные мысли. — Ладно, тогда как? Машину оставить тебе?         — Не надо, езжай. Я такси вызову. Только мою сумку захвати, чтобы мне не таскаться…        Дорога до «Вдохновения» была изучена до малейшей трещинки в асфальте, вызубрена до автоматической работы пальцев на рычажках поворотников и самых экономных манёвров в вечном московском трафике. Коробка-автомат позволяла, в принципе, без напряжения говорить по телефону традиционным методом, но сейчас Максим был в машине один, поэтому, набирая номер, включил громкую связь.         — Привет, Макс, — отозвался мягкий голос после нескольких мучительно длинных гудков. — Надеюсь, ты веришь, что я рад твоему звонку?         — Я верю, Стеф… — Голос подсел, пришлось откашляться. — Привет… Я тоже рад… Как твои дела?         — Серьёзно? — удивлённо и чуть насмешливо спросил Ламбьель. — Ты хочешь, чтобы я рассказал?         — Ну да… А что такого? — в свою очередь усмехнулся Максим.         — Что ж, ты сам попросил…        Стефан принялся рассказывать свои новости, делиться планами, болтать об общих знакомых, и Траньков вдруг словно выпал в иную реальность, в которой ничего — ни-че-го! — ещё не произошло. Голос швейцарца наполнял салон и, если смотреть вперёд, на дорогу, можно было представить, что он там, на заднем сиденье, как предпочитает всегда, возится в своём ноутбуке и болтает, чтобы Макс не заскучал… И тем краешком разума, который остался в настоящем мире, Максим тоскливо осознавал, какими счастливыми были те мгновения. То есть, не то чтобы он их тогда не ценил… Просто жил в них, дышал… А вот сейчас словно нечем стало дышать. Гипоксия. Мир выцвел и потускнел. Только здесь, в машине, ещё есть кислород, пока звучит голос, пока витает иллюзия…         — …и мне ужасно стыдно, но я так загружен в школе, что даже не поставил ни одного нового номера к этому лету, — сокрушённо каялся между тем Стефан. — Снова придётся катать «Nessun Dorma», «Sence», наверное, ну, и ещё что-нибудь из старенького…         — Из немеркнущего, хочешь сказать, — мечтательно улыбнулся Траньков. — «Carmina Burana», «The Water», Фламенко… Может быть, «Ne Me Quitte Pas»?         — Нет! — как-то испуганно даже вскрикнул Стеф. — Только не её! Уж скорее «Вильгельма Телля»…         — Почему? — искренне изумился Максим. — Она такая… потрясающая!         — Нет, нет, она в прошлом, — твёрдо произнёс Ламбьель. — Это как тебе сейчас предложить катать Ромео и Джульетту… Что сказал бы?         — О, это нет! — невольно содрогнулся Траньков. — Но то была соревновательная прога, а твоя-то для гала-шоу… И она охуенная… Жаль. Ты её совсем больше не будешь катать?         — Думаю, совсем не буду.         — Очень жаль… — Что-то в Стефовом голосе вновь сместило «точку сборки» и Максим вдруг резко спросил: — Стеф, ты действительно согласишься быть моим шафером?        Пауза длилась секунды три, а потом мягкий голос тихо, но очень настойчиво ответил:         — Обязательно. Ты только пригласить не забудь.         — В инстаграме? — горько бросил Макс. Где-то ниже горла плавились и вскипали распавшиеся клочья иллюзии. Было горячо и тесно.         — А хорошая мысль… Давай в инстаграме.        Пришла очередь Максима взять паузу. Он как раз парковался на стоянке у спорткомплекса, сосредоточенно вписывая Мерс между Крузаком и другим мерседесом. Он знал, что Стефан слышит писк парктроника, и старательно делал вдох за вдохом, потому что не годилось приходить в тренажёрку, рыдая. Он ненавидел слёзы при свидетелях. А в одиночку плакать казалось как-то глупо…        Стеф первый прервал молчание:         — Без обид, Макс… Так лучше будет, поверь. Убьём всех зайцев… Не согласен?         — Согласен, — собственный голос показался чужим, злым и колючим. — Прости, Стеф. Я на лёд приехал. Пойду… В Японии ещё увидимся… Скоро… — Набрав побольше воздуха, чтобы точно хватило силы это выговорить, он произнёс: — Я пришлю приглашение… В инстаграме и в твиттере. Пускай уж наверняка… *****        Джо стоял в душевой кабинке квартирки в Шампери, которую уже привык считать своей, и ему не верилось, что только двадцать пять часов назад был Сочи и крошечная ванная в стареньком доме на его окраине. Казалось, прошло полжизни. Как во сне…        В Женеву он прилетел вечером и самостоятельно поехал в Шампери поездом, решив не дёргать Стефана по такой ерунде. В городок добрался уже заполночь, устало поднялся по лестнице в квартиру и сразу уснул, еле набравшись сил раздеться. Спал очень крепко и на удивление выспался, и сейчас предвкушал, как потихоньку войдёт на каток школы и увидит всех… Увидит Стефа…        Он соскучился. Соскучился так, что затылок ломило от нетерпеливого желания встречи. Он любит, господи! Как он любит его! Джонни закрыл глаза и подставил лицо тонким шипящим струйкам. Как странно, что он осознал до конца своё чувство, когда был с девушкой… Когда смотрел в серо-голубые затуманенные глаза, а думал о карих; когда целовал послушные губы, а вспоминал жадные; когда вдыхал карамельно-клубничный аромат, а мечтал о запахе смолы… При всём том ему нравилось с Женей: тело нежное, кожа мягкая, и вся она была такая удобная, оказывается, все эти линии, изгибы, выпуклости. Конечно, он знал, как устроены женщины, и не понаслышке, но дойти до конца ещё никогда не решался, а с ней это вышло неожиданно легко и естественно. Её откровенное желание захватило, возбуждение завело. Ласкать, изучать реакции — её и свои — оказалось тонкой, полной удовольствия игрой. Он, видимо, стал достаточно взрослым, чтобы перестать стесняться, и достаточно уверенным в себе, чтобы рискнуть. Да, разумеется, не было бешеной страсти, да и не могло быть, но любопытство и адреналин были и прекрасно справлялись. С лёгким самодовольством Джо вспоминал, как Женя благодарно и восхищённо прижималась к нему, ещё трепеща от оргазма. Он сделал это, чёрт возьми! Да!        Конечно, тут у него было преимущество перед парнями-натуралами: желание не зашкаливало, потому он смог терпеливо и неспешно довести девушку до сильнейшего возбуждения. Когда она бесстыдно сползла под ним, разводя колени, и хрипло выдохнула «больше не могу, презерватив в тумбочке возьми», Джон уже почти не удивился, что его член заинтересован ситуацией до крайности… Чёрт! Она хаотично гладила его горячими ладошками, покрывала быстрыми поцелуями плечи и грудь, шептала «такой красивый… такой нежный… такой сильный», и — странное дело! — он именно таким себя и чувствовал. И это было безумно приятно! Сквозь непривычно тонкий кондом он в нюансах прочувствовал первую свою женщину и мысленно улыбнулся различиям: беспрепятственному мягкому проникновению, лёгкому жару и дрожи там, внутри, а потом всё более плотному горячему сжатию, обволакивающему, топящему в себе. Между мужчинами это всегда чуть болезненно в первые мгновения, что с одной, что с другой стороны, здесь же было только удовольствие: физическое — от ощущений, и ещё психологическое, которое для Джо вдруг даже стало, пожалуй, главным. Он помнил, как в тот момент ему в голову пришло, что секс с мужчиной как абсент — терпкий, жгучий, рвущий тело и разум, а с женщиной — как чистая вода в знойный полдень, естественный и правильный, и нет ничего более простого и всеобъемлющего одновременно. Вот только он-то уже отравлен «зеленоглазой феей», водой ему этой жажды не утолить…        Джонни налил в ладонь шампуня и запустил пальцы в волосы. Воспоминания приятно волновали, но гораздо больше волновала мысль о Стефане. Потому что там, в Сочи, сделав ещё один шаг к самопознанию, Джо перестал пытаться себя обмануть… И вместе с облегчением тут же пришла тревога: он ещё боялся поверить, что у Ламбьеля с Максимом всё закончено. Он видел Транькова, тот был в отчаянии. Что если всё серьёзнее, чем, может быть, думает сам Стеф? Джону очень хотелось защитить его, уберечь от той боли, что приносит разбитое сердце. Стефан не должен страдать, как страдал он сам когда-то, а Вейр очень хорошо помнил те печальные времена. Вновь подставив голову под воду, чтобы смыть пену, он решительно фыркнул, закрыл кран и потянулся за полотенцем. Как бы ни хотелось ему быть с Ламбьелем, признаться ему, он должен подождать… В конце концов, он тоже никогда не брал чужого. Он потерпит ещё. Не так уж много осталось. Чуть больше месяца…        Запивая кофе круассан, стратегический запас которых в квартирке поддерживал Стеф, Джо вспомнил, какой кофе сварила ему утром Женя — в красивой медной джезве, с плотной ароматной пенкой. Это тебе не кофемашина, подумалось ему тогда. Он спешил, ждала последняя репетиция, а потом самолёт; прощание вышло неловким, хотя нежным и светлым. Девушка ничего не сказала ему, кроме тихого «спасибо», и Джонни точно знал, что никогда не забудет поцелуй в дверях, когда уже подъехало такси… Она не рассчитывала увидеть его ещё когда-нибудь, не пыталась удержать, ни о чём не просила. Она просто желала ему счастья — всем своим существом. Джон ощутил это как тёплую волну, что накрыла, окутала и долго ещё провожала, почти до отеля. Странно, но не было неловкости, смущения, а ведь он подчас даже со случайными любовниками расставался с лёгким чувством вины, будто оставался должен что-то человеку, подарившему ему своё тепло. А к Жене осталась только огромная благодарность да светлая грусть по невозможному… Уже собираясь в аэропорт, он заказал по интернету огромный букет белых тюльпанов, сам не зная почему, и оформил доставку на вечер, когда Женя уже точно будет дома. Жаль, что он, скорее всего, никогда не узнает, понравились ли ей цветы. А ещё, прихорашиваясь перед отъездом, он машинально взял флакон Шанель и вдруг его словно кто-то толкнул: он бросил парфюм в мусорку и решительно обрызгался новым образцом с загадочным названием. Шанель останется в Сочи… навсегда.       И к тому моменту, когда, закинув на плечо сумку с коньками и спортивной формой, Джонни сбегал вниз по лестнице, все его мысли уже были только о Ламбьеле. Тот писал ему, что будет ужинать и ночевать у мамы в Мартиньи, но утром у него малыши, поэтому он сразу поедет на каток. Джо собирался застать его врасплох, потому что не сказал, что приедет ещё ночью, и весело распахнул стеклянную дверь школы, кивнув приветливому охраннику, который показал ему рукой — в кабинете, мол. Это было странно, потому что малышня уже гомонила у бортика, и Софи что-то им негромко растолковывала. Но в кабинете так в кабинете; Вейр двинулся было в сторону служебного коридора, как вдруг резко развернулся и бросился назад, в вестибюль, запоздало сообразив, что там на банкетке в одиночестве сидит Леа.       — Доброе утро, мадемуазель! — воскликнул он, усаживаясь рядом. — Я вернулся как раз к твоей тренировке, а ты ещё не переоделась! Что случилось? Ты не болеешь, не дай бог? Почему грустная?       Девочка подняла на него огромные, какого-то нереального лавандового цвета глаза, полные невыплаканных слёз, и тихо сказала:       — Доброе утро, месье Джон. А я, наверное, больше не буду кататься… Мама забирает меня из школы… Мне так жалко…       — Что-что? — в первую секунду ему показалось, что он ослышался. — То есть как это забирает? Не может быть! Почему?       — Так получилось… — не удержавшись, она шмыгнула носом, и Джон разглядел, что она крепко прижимает к себе свои коньки, маленькие белые ботиночки, видавшие виды, побитые, с ярко-жёлтыми чехлами на лезвиях… Сокровище… — Мама как раз сейчас у месье Стефана… что-то оформляет…       — У месье Стефана? Мама? — Джо вскочил и показал ей на свою сумку: — Вот, я оставлю здесь свои коньки, присмотри за ними, ладно? А я пойду с мамой познакомлюсь.       Известие в голове не укладывалось. Скорее всего, девочка что-то не так поняла или преувеличивает, как свойственно детям. Такого быть не могло. Эта девчушка была рождена для фигурного катания, Джон видел это так же ясно, как альпийский пейзаж за окнами. Все его заботы и проблемы куда-то разом провалились, осталась только Леа. Неожиданно охватила абсолютная убеждённость, что этот ребёнок — его предназначение, его судьба. Он вихрем влетел в приёмную, где как обычно было пусто, и без всяких колебаний рванул дверь ламбьелевского маленького кабинета.       — Доброе утро! — контролировать голос было трудно, но он старательно улыбался. — В приёмной никого, так что простите за вторжение! Здравствуйте! Мадам Бенуа, если не ошибаюсь?       Стефан вскочил ему навстречу, обнял со смешанным выражением облегчения и смущения и тут же поспешил представить его сидящей возле небольшого переговорного стола женщине:         — Совершенно верно! Мадам Бенуа, знакомьтесь, это месье Вейр. Он, собственно, и тренирует Леа…         — Кто же не знает месье Вейра… — Она поднялась, чтобы пожать Джону руку и оказалась очень маленькой, едва ему по плечо. — Такая честь познакомиться с вами лично… Хотя бы напоследок…         — Так, мадам Бенуа, — решительно заговорил Джо и, не выпуская её руки, усадил на диванчик под окном и сел рядом. — Я видел Леа внизу, она мне сказала совершенно невозможную вещь! Мадам…         — Катрин… просто Катрин, пожалуйста, — тихо попросила женщина, и Джонни разглядел, что она совсем молодая, хорошо если лет двадцать семь, а то и меньше. — Месье Вейр…         — Ну уж тогда Джон! — воскликнул он, волнуясь всё сильней. Было видно, что проблема нешуточная, и он всерьёз запаниковал: — Катрин, прошу вас, подумайте! Девочка плачет! Но не это главное! Главное, что вы можете совершить огромную, непоправимую ошибку! И сломать ей жизнь, понимаете? Зачем? Почему? Объясните мне, прошу!       — Я понимаю… — она опустила глаза, а потом вновь подняла и прямо взглянула ему в лицо. — Думаете, я такая чёрствая, жёсткая мамаша, которая по прихоти своей привела ребёнка заниматься, потом по прихоти забрала… будто мне всё равно…         — Я так, разумеется, не думаю, — Джо понял, в кого у Леа такой редкий цвет глаз. — Но она не обычный ребёнок! Она уникальная! Уникальная! Вам никто не говорил? Даже Стефан?         — О нет, месье Ламбьель мне говорил… — она обернулась на Стефа, словно прося подтвердить. — Но у меня нет выбора. Потому что нет денег… Вот так банально. — Щёки её покрылись лёгким смущённым румянцем.         — Были и кончились? Что случилось? — продолжал настаивать Вейр.         — Просто за работу тренеров с дочкой платил муж, и за форму, за коньки, — потерянно глядя в пол произнесла Катрин. — А теперь мы разводимся, и он сказал, что кроме положенных алиментов, никаких денег больше не даст… А мне всё это не по силам одной. Никак… Леа понимает, на самом деле! И мне от этого ещё хуже… Она ещё и меня утешает… — Катрин выдернула руки из ладоней Джона и закрыла ими лицо. — Пожалуйста, Джон, не думайте! Я бы никогда!.. Но… — и она наконец заплакала, хотя держалась сколько могла.        Джо тоже оглянулся на Стефана: тот чуть заметно развёл руками. И тогда Вейру показалось, что погасло солнце, такое охватило отчаяние! «Нет! — хотелось ему закричать. — Не забирайте её у меня! Она моя! Моя!» Несколько секунд он испытывал реальную физическую боль в сердце, словно действительно кто-то сжимает его безжалостной рукой. Было страшно и пусто. Поэтому он сам удивился, услышав свой голос, твёрдо заявляющий:         — Нет, не спешите, Катрин! Выход есть всегда! Только не вздумайте отказываться! Я вам не прощу этого! И вы сами себе не простите! — В мозгу стремительно прощёлкивались варианты, выстраивались многоходовки, завывали тревожные сирены рисков и взрывались фейерверки возможностей.         — Выход? — она отняла от лица ладони и шмыгнула носом, точно как дочка. — Что вы имеете в виду?         — Вы будете платить только за лёд для Леа. Это вам по силам? — Джо перевёл дыхание и понял, что так и сделает, вот именно так, как внезапно решил. Или он не Джонни Вейр! И ебись всё конём! — А экипировку, тренировки, хореографа я возьму на себя. И, как бонус, я бы хотел быть её тренером. Если вы доверяете мне, конечно…         — Я доверяю, безусловно доверяю… — растерялась Катрин. — Но ведь это большие деньги! Как это возможно?..         — Ну, представим, что я дал вам взаймы, — улыбнулся Джонни, с удовольствием переводя взгляд с изумлённого Стефана на потрясённую Катрин и обратно. — Понимаете, Катрин, я очень люблю этот вид спорта. А Леа — она просто создана для него. У неё умное, очень координированное тело. Врождённая грация. Чувство позы. Музыкальное чутьё. Невероятное трудолюбие и терпение. Правая толчковая, как у меня, — лукаво прищурился он. — А ещё я теперь вижу, что она, скорее всего, и не вырастет выше моего плеча, что тоже очень немаловажно, согласитесь. И главное: Леа любит это. Она счастлива на льду. И поверьте мне, лет через пять всё, что вы в неё вложите, вернётся с процентами. Она — второй Ламбьель Швейцарии, только в девичьем обличии. Стефан, подтверди!         — Надеюсь, она превзойдёт меня! — чуточку напряжённо засмеялся Стеф, и Джо понял, что тот взволнован не меньше. — И всё же получит олимпийское золото!         — Вы оба так думаете? — всё ещё недоверчиво переспросила Катрин. — И всё-таки мне ужасно неудобно… как это будет выглядеть? Как объяснять людям…         — Никому ничего не надо объяснять! — Джону уже хотелось скорее порадовать Леа хорошими новостями и выйти с ней на лёд. — А юридически — вон у месье Ламбьеля наверняка есть тут адвокаты и финансовые агенты, разберётесь! Готовьте документы, я всё подпишу! Катрин, мы ещё увидимся не раз и не два, потому что теперь я — тренер вашей дочки, за что безумно вам благодарен! Я очень рад знакомству! Но теперь мне надо на тренировку! Они там все по мне соскучились, надеюсь, да?        Стефан, которому был адресован этот вопрос, утвердительно закивал, Джо стремительно схватил руку маленькой мадам Бенуа, запечатлел на ней галантный поцелуй и вылетел за двери, буквально задыхаясь от эмоций. Вот зачем, зачем он такой чувствительный! Как он будет тренировать, если так всё переживает! Впрочем, он подозревал, что справится. Потому что надо. А деньги… Да, он не миллионер, но он найдёт эти средства. Потому что надо, и всё.        Выйдя в вестибюль, он увидел, что девочка не утерпела, вытащила из сумки его коньки и с интересом и нежностью изучает: рассматривает, гладит, трогает заточку, водит пальчиком по клеймам на каблуке и лезвии. Коньки для неё были не просто вещью… Сердце снова замерло от нежности. Джону пришлось переждать несколько секунд, чтобы как ни в чём не бывало подойти и снова сесть рядом.         — Ну что, мадемуазель, не заскучала тут? У тебя такая красавица мама, между прочим. А ты будешь ещё красивее, ты знаешь? — Он подхватил маленькую заколку, которая собралась упасть с выбившейся прядки. — Что скажешь о моих коньках? Что думаешь?         — Не знала, что у вас ножи Eclipse, — с важным видом знатока заявила эта кнопка. — Круто. А сколько заточку держат? Долго?         — Ну, как катать, — изо всех сил стараясь не улыбаться пожал плечами Джо. — Ничего вечного не бывает. А у меня хорошие новости, мадемуазель! Мама передумала забирать тебя из школы, поэтому беги переодевайся, у нас тренировка!         — Иииииииии! — восторженный девчачий визг заполнил, казалось, не только вестибюль катка, но и весь Шампери. — Спасибо, месье Джон! Я знала, что если вы приедете, то всё будет хорошо! Я вас так ждала! Спасибо! Спасибо, месье Джон!        Она висела у него на шее, как обезьянка, и брыкалась, как котёнок. Джон был удивлён, потому что обычно девочка вела себя очень сдержанно, и в то же время счастлив её счастьем. Он бережно прижимал к себе вертлявое, восторженно вопящее создание, и открывал в себе новые, совершенно неизведанные чувства… Восхитительные и пугающие. На миг стало очень страшно, но на попятный идти не годилось. Да он и не хотел. Ни за что не хотел!         — Ну всё, всё, мадемуазель Леа! — напустив на себя суровости, сказал он наконец. — Время дорого! Переодевайся! И я пойду переоденусь и буду ждать тебя на льду! Через пять минут!         — Но ведь у нашей группы уже лёд закончился, — огорчённо сказала девочка. — Мы опоздали.         — Ничего, я попрошу, чтобы нам с тобой в виде исключения дали полчасика перед заливкой.         — А можно? — огромные глазищи засветились такой радостью, что Джон не сумел оставаться серьёзным и дальше, заулыбался.         — Сегодня можно. Беги скорей!        Когда Леа, быстро семеня ботиночками, прибежала из раздевалки, он уже придумал, что они будут сейчас делать. На самом деле полчаса — это ни о чём для нормальной тренировки, но ещё ведь есть душа… Поэтому, раскатавшись и разогревшись вместе с девочкой минут за десять, Джо объявил:         — Сегодня учим поклоны!         — А я умею! — развеселилась Леа.         — А покажи!        Та немедленно изобразила смешной мультяшный книксен.         — Неплохо, — кивнул Джонни. — Для детского утренника. Но мы же тренируемся, чтобы выигрывать большие соревнования, правда? А там и поклоны нужны серьёзные. После весёлого танца один поклон, после грустного другой. Ошибалась в прокате — кланяешься извиняясь, откатала с блеском — кланяешься с торжеством. Это как театр. И на все случаи жизни у тебя должен быть готов поклон. Вот, смотри! — Сняв с шеи лёгкий шарф, Джо повязал его как юбочку. — Вот это был драматичный номер. — Он описал изящную дугу, встал в позицию и плавно склонился в реверансе, придерживая краешек «юбки». — А вот это весёлый! — Он сделал пару оборотов на месте, вскинул руки, легко присел, прижав одну ладонь к груди, а вторую отведя в сторону. — Понимаешь? Давай, как у тебя получится?        Она всё хватала на лету, грациозная и лёгкая как птичка. «А вот это я четыре раза упала!» — смеялась она и показывала поклон умирающего лебедя. «А вот это я прыгнула триксель!» — и на льду был полёт валькирий. «А вот… а это… а тут…» Джон хохотал, хвалил, показывал и заставлял повторять, потом повторял её варианты, поддразнивая и подбадривая, до тех пор, пока на лёд не выехала Замбони.         — Ну вот, мадемуазель, — ещё улыбаясь, но уже серьёзно сказал Вейр, помогая девочке перешагнуть высокий порог бортика, — а теперь вторая новость…         — Хорошая? — с ещё привычным беспокойством спросила Леа.         — Сейчас кончился сезон, каникулы. Но когда через два месяца ты вернёшься, у тебя будет постоянный тренер. Я. Хорошая новость или нет?         — Вы будете моим тренером? Правда? — недоверчиво прошептала девочка и стала в этот момент так похожа на Катрин, что Джон даже сморгнул. — Это самая лучшая на свете новость, месье Джон… Самая-пресамая!
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.