Ne Me Quitte Pas

      — Э, а ты чего, Стефана не поехал встречать? — удивилась Таня, войдя с Декстером домой. — Или рейс задерживается?       — Я заказал машину, написал сообщение. Рейс вовремя, — отозвался Максим, изо всех сил стараясь звучать спокойно.       — Ааа, — неопределённо протянула она и подхватила шпица на руки. — Декс, лапы мыть, не вертись!       Конечно, она всё понимает, как всегда! Чёрт возьми! Все всё понимают, такие милые люди! Макс добавил усилие велотренажёру, хотя и так уже работал весьма интенсивно. Устать! Выложиться! Переключить голову! Что ж так трудно-то, а!       Самое интересное, что проснувшись утром, он совершенно уверенно собирался встретить Ламбьеля сам, на своей машине, побыть с ним… вдвоём побыть хоть недолго, хоть помолчать, если не будет слов, просто осознать его рядом — возможно, в последний раз. С этой уверенностью он вышел на пробежку, принял душ, позавтракал… Таня ночевала в отеле, задержавшись допоздна с организаторами; он спокойно побрился, заклеил пластырем локоть, рассаженый о борт катера позавчера на мальчишнике, и уже достал свежую футболку, как вдруг ощутил явственное нежелание никуда ехать. В том числе в Шарик! И вообще никуда! Никогда! Особенно завтра… Злобно зашвырнув футболку обратно в ящик комода, Макс заказал бизнес-такси к прибытию женевского рейса и написал Стефу сообщение с информацией и извинениями. Сухое. Как чужому. Потому что Стефан оставался последним недостающим звеном, и с его приездом всё будет готово… Вместе с дикой тоской и мечтой увидеть внутри билось отчаянное «не сейчас, пожалуйста, не сейчас». Приезжай не сейчас, не как шафер, не как хранитель колец! Просто увидеться! Просто так! Просто… За окном было пасмурно, то и дело принимался дождь. Очень хорошо, что он никуда не поедет.       Бесцельно слоняясь по квартире, отвечая на звонки и сообщения, глядя с тихой тоской, как летят по циферблату стрелки часов, Максим испытывал какую-то детскую обиду на Стефа за то, что тот приезжает. Как будто бы без него всё предстоящее завтра не могло произойти, отменилось бы, рассосалось. Как будто он был проявителем и закрепителем, подписью и печатью, финишной лентой, за которой — иная реальность. А ещё иррационально злился, что давно не звонил Лайсачек. За эти два месяца после Алматы, оказывается, так на него «подсел»… И на себя тоже злился: забудь, забудь уже! В конце концов взгромоздился на велотренажёр, а тут и Татьяна вернулась. От её присутствия словно приподнялся потолок, нависавший подозрительно низко, но парадоксальным образом вернулось и привычное раздражение. Да, он отлично знал, что во всём виноват исключительно сам, а толку-то?       Правду сказать, порой он ловил себя на том, что о Стефане думает как-то по инерции, гораздо чаще в мыслях мелькает Эван. И свершившийся факт под названием «Джо плюс Стеф» уже не плавит мозг яростью, а сердце ревностью. И значит, неизбежные рано или поздно встречи с ними обоими не станут чем-то трагически-ужасным. И вообще, со всем этим вполне можно жить, как оказывается, худо-бедно можно. И хорошо подготовить новый сезон, потому что, слава богу, плечо уже почти в норме, и планово поехать в Нью-Йорк после Небельхорна, в знакомой клинике обследоваться с Танькой вместе, у неё тоже связки проблемные… Задержаться до Skate America… Повидаться с Лайсом… И свадьба уже стала восприниматься чем-то обыденно-неизбежным, как допинг-контроль приблизительно: неприятно, да, но таковы условия игры, ребята. Вот только почему ж всё пошло прахом, когда пришло время встречать Ламбьеля? Ответа не находилось. Да Макс и не старался, в общем-то…       — А ты что Стефану сказал? — поинтересовалась Таня, войдя в комнату с охапкой высушенного белья. — Объяснил, почему не встретишь?       — Много дел, сказал, — отрывисто выдохнул он, продолжая крутить педали. — Без подробностей.       — Вот и отлично! — почти весело заявила она. — У нас в семь вечера репетиция, он уже приедет. Примет участие. Он же важное лицо! Нужно, чтобы всё представлял себе хорошо. Там же народу будет — ужас! Я только сейчас вдруг поняла, сколько! И телевидение, и пресса… Оё-ёй… Так что ты давай, закругляй эту свою экзекуцию, — внезапно серьёзно произнесла Таня. — Не поможет…       Она ушла в спальню, где принялась сворачивать и раскладывать в шкафу бельё, а Максим на автомате переключил режим тренажёра и лёг лбом на сложенные руки. Конечно, не поможет…       — Стеф! Стефан! — Таня, размахивая руками, побежала куда-то вправо от входных дверей отеля. — Мы тут! Ой, как я рада!       Макс почувствовал, как одеревенела спина, и медленно повернулся всем телом в том же направлении.       Ламбьель уже поднялся с роскошного нежно-серой кожи дивана навстречу, они обнимались с Таней, из лифтового холла торопливо шёл к ним Федя, следом цокала каблучками Настя Задорожная, все радостно приветствовали друг друга, весело гомонили, перебивали, смеялись. Надо было идти к ним, вливаться, так сказать, но ноги не несли. Сделав вид, что развязался шнурок, Траньков присел на одно колено и опустил лицо, борясь с паникой. Какое забытое, но очень знакомое состояние. Оттуда, из юности, из мальчишеских комплексов, зажатости, унизительного страха и беспомощности… И все его регалии и медали сейчас ничего не перевешивали, ничего не решали. Сам, всё только сам, Макс! Ну!       Краем глаза он увидел знакомую пару кроссовок: чёрные, уже изрядно потрёпанные Reebok’и. Шнурки завязаны хитрым бантиком, он когда-то пытался повторить, но так и не научился. На правом всё ещё видны несколько параллельных неглубоких царапин: в Канкуне зацепил «звёздочку» велосипеда, когда ездили кататься по окрестностям… Перед глазами полетели картинки воспоминаний, яркие, звонкие, горячие и такие далёкие, словно видел всё это в кино. Трудно переглотнув пересохшим горлом, Максим заставил себя поднять голову. В конце концов, хуже не будет. Потому что уже было…       — Привет, — тихо и серьёзно проговорил Стефан и протянул руку, словно предлагая помочь подняться.       Максу на долю секунды безумно захотелось взяться за знакомую до мелочей ладонь, твёрдую, всегда тёплую… нежную… И выйти из высоких дверей отеля на прохладную Тверскую не размыкая рук, и уйти куда-нибудь, и плевать, что будет завтра! Но Стеф смотрел на него грустно и сочувственно, и не было в этом взгляде былого огня. Поэтому Траньков встал самостоятельно, быстро вздохнул и лишь тогда пожал руку Ламбьеля своей:       — Привет. Извини, что не встретил. Как добрался?       — Всё отлично, не извиняйся, — встряхнул чёлкой Стеф. — Свадьба не каждый день, дел полно, понимаю. Как ты? — неожиданно тревожно вдруг спросил он.       — В двух словах не расскажешь. Ты же не поверишь, если я скажу, что отлично, — слегка охрипшим голосом отозвался Максим. — Пить хочу… Пойдём, там есть кафетерий… Ты не голодный?       — Я перекусил, я же давно тут уже, — согласился на смену темы Стеф. — Дорога оказалась на редкость свободная, таксист хороший. Таня сказала, репетиция через полчаса, нас позовут же, да?       — Без нас никак нельзя, — натужно ухмыльнулся Макс. — Ты лучше расскажи, как у вас там жизнь?       — Ты правда хочешь знать? — насторожился Стеф.       — Да, — твёрдо сказал Макс. И добавил тихо: — Я привыкаю, понимаешь? И привыкну, не волнуйся, лады?       — О… а… — растерялся Ламбьель. — Тогда… с чего бы начать?.. Ну, вот, например, скоро Урманов приедет со своими ребятками! Я так волнуюсь почему-то!       Рассказывать про Шампери Стефан мог часами, и Максим, заказав себе крепкий флэт-уайт, а ему по-венски, слушал, почти не слыша, изредка что-то спрашивал, смотрел в оживившееся лицо, следил за движением губ, за игрой ресниц, когда-то сводившей с ума, любовался… прощался. Возвращался на четыре года назад, когда они были добрыми товарищами, коллегами, просто приятными друг другу людьми. Вот теперь всё снова станет как тогда. Словно не было этих лет и всего, что в них уместилось… Словно приснилось…       Внезапно в кармане уркнул сообщением смартфон, Макс, извинившись, достал посмотреть. «Летал в Японию, прости. Как ты?» Лайсачек был лаконичен до абсурда, но настроение неожиданно качнулось в позитив. «Спроси завтра вечером, если останусь жив», набрал он в ответ и добавил эмодзи с невестой. Мгновенно прилетел значок фэйспалма и короткое «Держись». Через пару секунд появился рыжий осенний лист и Эван вышел из мессенджера. Он тоже помнил про осень…       — Мальчики! — заглянула в кафетерий Таня. — Пора! Нас все ждут!       Часа через полтора, когда девушка-организатор окончательно удостоверилась, что действующие лица твёрдо усвоили сценарий и порядок своих действий, все эти лица смогли, наконец, отправиться по домам. Для Ламбьеля номер забронировали прямо тут, в Ритц-Карлтон, поэтому ему все завидовали и шутливо набивались «переночевать». Впрочем, Татьяна немедленно заявила, что хранитель колец слишком важная персона, чтобы ночевать в таком цыганском таборе, и вообще всех уже ждут у дверей такси, так что до завтра!       — Я тоже поеду, — помахав вслед Аделине, укатившей на последнем автомобиле, обернулась она к Максиму. — Машину тебе оставлю. Постарайся не поздно, не выспишься же… До завтра, Стеф! — обняла она Ламбьеля. — Спокойной ночи.       Мужчины молча постояли у подъезда, а потом Стефан вдруг сказал:       — Я давно не был в Москве летом. Давай пройдёмся? Просто так?       Траньков кивнул и сунул руки в карманы. Для августа было весьма нежарко.       — Хочешь в Замоскворечье? Через Красную площадь, напрямик.       — Хочу. Веди. Кстати, я хоть в шарфе, а ты не замёрз? — заботливо спросил Стеф.       — Любовь греет, — хмыкнул Макс в ответ и заметил, что швейцарец помрачнел. Почему-то захотелось сказать ещё пару колкостей, но он промолчал и сделал шаг со ступеней.       Неторопливо поднялись они вверх по Тверской, пронырнули подземными переходами, миновали Иверские ворота и двинулись вдоль ГУМа, невольно любуясь иллюминацией, кремлёвскими башнями, слушая голоса людей и шум машин, которым не было никакого дела до времени суток, погоды и, тем более, двоих неброско одетых мужчин, молча и спокойно шагающих по брусчатке. Впрочем, на всякий случай Траньков натянул бейсболку поглубже. На его взгляд, их с Таней лица всё ещё излишне часто мелькали в прессе и в телевизоре.       Всё так же молча перешли мост, свернули на Балчуг, странно безлюдный к вечеру; пытался накрапывать дождь, но так и не разошёлся. На Чугунном мосту Стефан подошёл к перилам и остановился, облокотившись. В воде канала зыбились блики фонарей, изредка прилетали струи ветра. Максим встал рядом и тоже принялся смотреть на воду.       — Это ничего, что я молчу? — спросил вдруг Стеф.       — Это ничего, — с лёгкой заминкой отозвался Макс. — Я же тоже молчу.       — Ты — понятно, а я твёрдо собирался говорить, — растерянно произнёс Ламбьель, — только вот не знаю, как. А я должен.       — Должен — что? — Максиму стало тоскливо и тошно. Он это слово уже много лет ненавидел.       — Прощения просить, — повернул к нему серьёзное лицо Стеф. — Нет-нет, не надо! Я знаю все твои слова! Что взрослые люди, знали, на что шли и так далее! Знали, да! Но первый шаг был мой, и это был чистый эгоизм с моей стороны! Я был тогда в отчаянии! Из-за Джо, конечно… И меня понесло! Максим, я низко поступил с тобой! Я не имел права вообще! Если ты после свадьбы вашей перестанешь меня замечать, я пойму… Но если надо продолжать эту игру — я в игре! Я готов! Я просто хочу, чтобы у вас всё было хорошо! И чтобы ты простил меня… И я всегда буду тебе другом… Merde, что ж так жалко звучит… Но я не навязываюсь! Если ты не сможешь, значит, не сможешь! Ты только не бойся обидеть, я заслужил вообще всё, что ты скажешь! Потому что любовь нельзя вылечить другой любовью. Жалко, я поздно понял… Макс! Прости меня, пожалуйста!       Горло перехватило, пришлось отвести взгляд. Захотелось вывалить сразу кучу возражений, сказать, что и сам был не прочь, что и сам был эгоист и сволочь, но слова не шли на язык, и Максим просто обхватил плечи Стефана в охапку, прижал крепко и прошептал во влажные от мороси волосы:       — Молчи… молчи.       Ламбьель прижался по-детски как-то, целомудренно и просто, уткнулся носом и грел плечо дыханием. Он вообще был тёплый, и Макс внезапно заметил, что продрог, и осторожно передвинул руки, чтобы накрыть побольше уютной ткани светлой швейцарской курточки. Оба замерли, и Максим словно потерял счёт времени.       — Почему так холодно, а? — вдруг спросил Стеф куда-то между шеей и плечом. — Август — это же лето…       — Э, в России август — уже почти осень. Тем более вторая половина. — Было немного странно стоять, вот так его прижимать, и — не хотеть… А внутри что-то отпустило, вернулась способность произносить слова, но все те, несказанные, уже не имели значения. Между ними всё стало ясно и легко. Вдруг. Согрелось в этих простых объятиях. И согрело. — Но ещё будет bab’je leto, а потом второе bab’je leto …       — Что будет? — удивлённо запрокинул голову Ламбьель.       — Ну, индейское лето, вроде бы так называют в штатах? — пояснил Максим. — У нас их два. Так же, как новых годов.       — Как же непросто всё в России, — вздохнул Стеф. — Пойдём дальше. Там красиво впереди. Что там?       — Пятницкая. Самые московские места…       Наконец-то легко болтая и даже пересмеиваясь, они дошли по Пятницкой до Климентовского, пересекли Ордынку, миновали Третьяковку (Стефан вздохнул, что в очередной раз не попадёт посмотреть картины), и вышли на набережную точно к Третьяковскому мосту.       — Смотри! — показал на арку-сердце Макс. — Поссоришься с Джо — вези сюда. Это место называется «Скамейка примирения». Жуткий китч, правда?       — Ну, иногда, наверно, именно такие простые штуки и работают, — пожал плечами Стефан и недоверчиво покосился. — Слушай, может, уже вернёмся? Я на часы посмотрел, там скоро полночь!       — Давай. Да тут близко уже, не волнуйся.       — Я за тебя, в основном. Жених ведь должен быть свеж и бодр, или как?       — Или как.       — Это как?       — Сыт и пьян!       Стефан прыснул и привычно подцепил его локоть рукой, жестикулируя второй, хохоча и притворно ругая его за легкомыслие. Максим тоже смеялся и отшучивался, они быстрым шагом дошли по Кадашёвке до моста, на ходу согрелись, посмеялись, вспоминая сегодняшнюю репетицию церемонии, решили, что репетиции общих номеров на соревнованиях и шоу куда веселей, Стефан рассказал про своих кошек, Максим про свой плащ Дракулы, и вот он — Ритц-Карлтон.       — Всё, спокойной ночи! — Стеф привстал на цыпочки и крепко обнял. — Я приду к тебе в номер, как договорились. За кольцами! — многозначительно поднял он палец и скрылся за тяжёлыми стёклами дверей.       Макс проводил его взглядом и направился к машине. Москва никогда не спит, но всё-таки после полуночи плотность движения становилась разумной. Он ехал по ярким улицам, попав в зелёную волну, и испытывал странное горькое счастье. Словно действительно проснулся после цветного сумасшедшего сна, который ещё так свеж в памяти, что кажется реальным. И непонятно, почему все вокруг ведут себя как ни в чём не бывало, и всё не так как должно быть, всё такое прошлое! Сквозь цветную кисею миража постепенно проступает настоящая жизнь, а ты не хочешь, не хочешь его отпускать! Пусть, пусть мираж! Как он прекрасен, как невозможно прекрасен… Но жить в нём уже невозможно, он растаял, растаял, как положено миражу. Ты будешь помнить его — и жить дальше.       Уже сворачивая во двор к дому, он вдруг подумал, что о Стефане в его жизни, в конечном итоге, знало очень немного людей. «Что же, значит, про Эвана знать не будет никто», — возникла холодная мысль. *****       Таня приехала домой в десятом часу и сразу же повела Декстера гулять, только сменила стильный плащик и туфельки на кроссовки и уютное худи. Шпиц весело носился кругами, изучая все собачьи «доски объявлений», то и дело нырял в кусты, возвращался к ней, приглашая поиграть, и она машинально бросала ему маленький мячик, давно «прописанный» в кармане.       Увидев сегодня Стефана, обменявшись с ним взглядом и несколькими словами, она почти совсем успокоилась. Ламбьель приехал только потому, что они должны были «доиграть», как договорились. Она видела, что мыслями и душой он там, дома, с Джонни, со своими воспитанниками, в своих планах, в своей жизни… Он приехал подвести черту. Он был заинтересован в том, чтобы их свадьба состоялась, едва ли не больше, чем она сама. И весь вечер безупречно-дружественно (можно так сказать? Если вот прямо друг! И гори всё огнём!) во всём участвовал, помогал, повторял, твердил наизусть русские слова, чтобы кричать хором, с улыбкой демонстрировал, как подносит подушечку с кольцами, как после изящно отступает на прежнее место… Подавал руку подружкам невесты, забавно переспрашивал на ломаном русском «што-што?», если сомневался, что правильно понял… Её подруги, наконец получившие швейцарца в непосредственно близкое общение, мгновенно пали жертвами его очарования и млели под мягким карим взглядом. «Господи, какой же он милый!» — вариаций на эту тему Таня наслушалась от каждой бессчётно. О да, Стефан такой…       Однако когда все разъехались, она почувствовала, что Максиму и Стефу отчаянно нужно поговорить. Между ними с каждой минутой всё громче звенела струна незавершённости, и почти совсем не оставалось времени. И она уехала домой одна, оставила их, постаравшись передать Ламбьелю в прощальном объятии всё своё доверие и надежду…       Она действительно верила Стефану.       И почти не верила Максиму…       В последние недели он изменился. Как-то странно, неявно. В глазах появился шальной отблеск, он стал чаще смеяться и шутить, но так, словно играл роль в пьесе: талантливо, но будто не своими словами. Как партнёрша и просто как влюблённая женщина, она не могла не заметить легчайшей тени недосказанности, опаски, которая теперь лежала на его разговорах и поведении. Вдобавок он перенастроил смартфон, и на экран перестали всплывать превьюшки сообщений. И пароль поменял. У неё никогда и в мыслях, разумеется, не было подсмотреть его пароль, просто раньше он разблокировал телефон росчерком пальца по экрану, а теперь вдумчиво вбивал несколько цифр, явно больше четырёх… Сделав вид, что вдруг заметила это, она шутливо поинтересовалась, уж не от будущей ли жены он заводит секреты, и он так же легко ответил, что вечно бросает гаджет где придётся, а там же есть интимные фото…       Фото и вправду были. Макс повадился снимать её в домашней обстановке и не всегда предупреждал. Получалось и смешно, и трогательно, и порой довольно горячо. Он показывал потом ей, а на смешливое возмущение обещал, что удалит, если она настаивает, но только не эту! И не эту! И не эту, вот ни за что! Несколько раз эти перепалки заканчивались стремительным и жарким сексом, приносившим ей огромное удовольствие и такое же огромное недоумение: доведя её до сумасшедшего оргазма, заласкав, зацеловав и занежив, он всё равно словно был где-то не здесь, не сейчас и не с ней. Думал про Ламбьеля? Не похоже, слишком лёгким и уверенным выглядел. Но о чём? О ком?.. Ведь не спросишь…       Утром, когда он не поехал в Шереметьево, она насторожилась: снова тоскует? Снова жалеет о прошлом? Поэтому бросилась к Стефану в отеле, чтобы перехватить первой, понять, угадать… Но Макс словно оттягивал момент встречи, а Стеф так посмотрел, что без слов объяснил — всё будет как надо. И она успокоилась на время.       — Так, Декс, всё! Домой! — позвала она шпица, как раз успевшего результативно присесть под кустиком. — Того гляди дождь пойдёт. Давай, давай! Я ухожу, а ты как хочешь!       Весёлый колобок вприпрыжку помчался следом, и она подхватила пушистого на руки у лифта. Было совсем темно и пасмурно. Где, интересно, парни? В Ритце? В баре? В номере?.. Сердце непослушно стучало, и мысли лезли, как назло, самые неподходящие.       В квартире о свадьбе ничего не напоминало, всё ожидало торжественного дня в отеле, в номерах невесты и жениха. Только несколько образцов свадебных приглашений выглядывали из-под журнала «Фигурное катание», в котором был огромный материал про их пару. Таня вздохнула и, сковырнув с ног кроссовки, понесла пёсика мыть лапы. Раз уж он считает себя полноправным членом семьи и спит на всех подушках и постелях, пусть и моется дважды в день, как положено.       Потом она его вычесала, потом налила себе чаю, отрезала в него толстый кружок лимона, поколебавшись, позволила себе большую зефирину. Залезла с ногами на диван, включила планшет, немного полистала инстаграмы друзей и знакомых. Потом, осознав, что ничего не воспринимает, бросила его экраном вниз и решила полежать в ванне. Напустила ароматной пены, принесла маленький музыкальный центр, нашла какую-то нейтральную музыкальную станцию и погрузилась в мятно-лавандовый пар.       Чехарда мыслей замедлилась, но теперь каждая красовалась, давая себя рассмотреть со всех сторон, и это, пожалуй, было ещё хуже. Скорее бы завтрашний день прошёл, а потом скорее бы сезон! Тренировки, режим, подготовка. То, что привычно, то, что можно контролировать и предвидеть. Неожиданно ей стало страшно: вот Стефан был, и было тяжело, но понятно. А дальше? Дальше что? Потому что у Макса явно что-то на уме, и он не поделится с ней. Теперь точно нет. Как там Джо сказал? Два-три года? Божееее…       Зачерпнув пригоршнями воду, Таня плеснула в лицо, запрещая себе слёзы. Красных глаз у счастливой невесты быть не может. Привычно разминая в тепле воды больное колено, она постановила, что не станет выдумывать проблемы заранее. Пусть созреют, а уж тогда она будет с ними разбираться.       — У меня завтра свадьба, — произнесла она вслух, — и я буду радоваться этому дню. И всё пройдёт отлично. И я запомню этот день, как один из самых счастливых в жизни!       Вдруг сквозь музыку дилинькнул телефон. Небрежно промакнув руки, она дотянулась до пуфика, на котором он лежал.       «Он едет домой. Всё хорошо. До завтра)))»       «Спасибо, Стеф! Спокойной ночи!» — набрала она в ответ, пристроила телефон обратно и погрузилась в воду с головой.       Слёзы облегчения тоже не украшают взгляд, к сожалению.