Ne Me Quitte Pas

      Джон, всё ещё раскрасневшийся, шел в раздевалку с неизменной огромной охапкой цветов. Слава богу, венки ему плели только в странах Азии, в России ограничивались просто букетами. Но в России ему всё равно нравилось больше. Всё-таки, по-настоящему фигурное катание понимают и любят только в России и в Канаде, в смысле — публика любит, а не узкий круг специалистов и фанатов. Полный аншлаг на каждом представлении — такой успех даже организаторов ошеломил, кроме, разве что, самого «Снежного короля» — Жени. Он, как всегда, снисходительно усмехаясь, раздавал направо и налево интервью и комментарии, хваля команду, превознося таланты исполнителей и рассыпаясь в благодарностях зрителям. Порой Джо глазам не верил, так изменился за эти годы Евгений, стал шоуменом похлеще него самого, а уж уверенностью в себе он всегда мог с кем хочешь поделиться, от него не убывало ни грамма. Иногда Вейр думал, насколько искренен в своей дружбе с ним Плющ… Но очень быстро запрещал себе эти мысли. Ну их…        Настроение у него было превосходным. Как-то исподволь этот безумный год иссяк, и сейчас, в суете предпраздничных хлопот, шоу и поездок, среди друзей и поклонников, в морозной Москве, он внезапно почувствовал, что освободился от груза прошлого, словно в сердце растаял осколок льда, как у Кая. Сегодня они с Ирой собирались за подарками, а на вечер у него было уже назначено свидание с симпатичным пареньком из массовки, который не сводил с него глаз с первых репетиций. Джон наконец решил, что хватит жить монахом, когда, столкнувшись с ним в коридоре, вдруг ощутил укол возбуждения от смущённого «ой, извини»… Он тогда улыбнулся ему, так, как умел — многозначительно и обещающе, с удовольствием пронаблюдав очаровательный румянец на высоких скулах весёлого лица. Ну, и вечером он, конечно, не откажет себе в приключении. Впервые за несколько месяцев… Просто секс. Просто радость. Просто жизнь…        Усевшись на банкетку в раздевалке и постаравшись не развалить окончательно гору цветов, он стянул с головы берет и наклонился расшнуровывать ботинки. На стук в дверь даже головы не поднял:        — Открыто!        — Джо! Здравствуй!        — Макс? Вот это сюрприз! Привет! — Джонни вскочил, забыв о развязанных шнурках и, чуть не упав, со смехом плюхнулся обратно. — Иди сюда, садись, я сейчас! Как я рад тебя видеть, ты бы знал! Сейчас, сейчас, я переоденусь только! Поговорим, посидим где-нибудь!        — Джонни, я ненадолго, — улыбаясь, перебил его Траньков. — У меня скоро процедуры. Надоело, но надо доделать курс, если хочу после каникул начать тренироваться. Я пришёл шоу посмотреть, наконец. Здорово.        — Тебе понравилось? — довольным голосом уточнил Вейр, ловко избавляясь по очереди от коньков, шарфа, курточки. — Скажи, очень красивое зрелище? Я бы со стороны тоже посмотрел. Как тебе мы с Ирой?        — Честно? Зашибись! — искренне воскликнул Максим. — Ты мог бы быть великолепным танцором, Джо! Ты партнёршу чувствуешь, будто ниточкой связаны вы. Это редкость вообще.        — Нет, Макс, это я только с Ирой так могу. Ну, ещё, наверное, с Сашкой Коэн, и всё. Я индивидуалист, — рассмеялся Джон. — А как тебе постановка парного номера Король-Кай? Впечатлился?        — Да, ой, Джо! — снова воскликнул Траньков. – Ну, вы с Плющом в паре — это что-то! Я Женьку очень люблю и уважаю, он мастер, профи, не отнять! Но он должен кататься сам по себе. Знаешь, есть такие стихи: «В одну упряжку впрячь не можно осла и трепетную лань»… Ты улавливаешь смысл? Улавливаешь?        — Ма-а-акс! — захохотал Джонни. — Ты сейчас кого обидеть хочешь, а?        — При чём тут «обидеть»! — возмутился тот. — Вы раз-ны-е! От слова совсем! Когда вы рядом катаете, у меня разрыв шаблона! Я готов убить всю федерацию и написать новые правила для судей! Потому что… ай, нахуй, Джо! Это пустой разговор! Я не могу оторвать глаз, когда катаешься ты, и отмечаю каждый грёбаный мизер, когда катается Женька. И не хочу больше об этом! Он спортсмен, большой, великий спортсмен. Ты — артист. Для меня это вещи просто разного порядка. Я не хочу больше говорить об этом! Лучше расскажи, как ты вообще. — И Макс, нервно тряхнув отросшей чёлкой, примиряюще улыбнулся.        Немножко обидевшийся за Женю Джонни тоже улыбнулся.        — Да я-то ладно, как ты, Макс? Говоришь, скоро сможешь тренироваться?        — Да, недели через две-три, врачи обещают, по крайней мере. Слушай, я хотел извиниться, что не отвечал на твои сообщения долго… Не сердишься? — Максим, только что азартный и шумный, вдруг смущённо и виновато поднял на него ярко-голубой взгляд.        — Забудь, — решительно сказал Джон. — Я понимаю, даже не сомневайся. Я волновался, конечно, но мы же не в лесу живём, я спрашивал, мне отвечали. Всё нормально. Кстати, а ты не знаешь, почему не приехал Стеф? — стирая с лица грим, поинтересовался он. — Обещал на премьеру, но не приехал ни на одно шоу. Я ждал…        — Он тебе не рассказывал? — как-то странно удивился Траньков.        — Да, я знаю, конечно, у него там, в его школе, сейчас много работы, я ездил разок даже, посмотрел. Интересно как! — поделился впечатлениями Джо. — Ребятишки замечательные! Стефан у них такой добрый папенька, я чуть не прослезился! Как он собирается их тренировать, одному богу известно, вообще строгим быть не может. Они ставили какой-то рождественский праздник, помнится. Но он говорил, что сумеет вырваться. Не смог, что ли? — Поскольку Максим молчал, Джонни отвернулся от зеркала и взглянул на него.        Максим сидел побледневший и задумчивый, словно не слышал его слов, глаза были опущены на сцепленные пальцы рук, а губы плотно сжаты. Джон насторожился и осторожно тронул его за локоть:        — Макс, извини за прямоту, а у вас с ним… нормально всё?        — А? — поднял взгляд Траньков. — Да вроде нормально…, а почему вдруг спрашиваешь?        Джо пожал плечами, неотрывно глядя на Максима, отчаянно скрывающего своё замешательство от вопроса, на который всегда отвечал ему легко и весело, радостно делясь своим счастьем.        — Да просто Стеф тоже перестал о тебе говорить. Раньше прямо через слово «Макс» да «Макс», а тут я спрашиваю — он уклончиво так… Вы точно не поссорились?        Траньков как-то сник от его слов, а потом снова отвёл глаза.        — Знаешь, Джо, — тихо сказал он, помолчав, — я и сам не понимаю. Когда встречаемся, всё так хорошо, что… слов нет… А вот так, когда далеко… Пиздец, не умею я про это говорить! — закрыл он руками лицо.        Вейр вздохнул. Сколько его друзей так вот горестно признавались: не умею говорить! А говорить-то надо, Джонни был уверен, что можно и нужно договариваться с людьми!        — Максим, — старательно выговорил он полное имя, — он же расстался с Крисом. Он любит тебя. Ему очень непросто было это сделать, поверь. И он ничего от тебя не требует. А это вообще бесценно, согласись…        — Джо! — вдруг в упор взглянул в его лицо Макс. — Прости меня, ладно?        — А я за что? — изумился Джон.        — Я ревновал его к тебе. — Упрямое выражение лица совсем не вязалось с виноватым взглядом влажных синих глаз. — Я чуть не сошёл с ума, пока придумывал себе всякую хрень… Прости. Это просто…        — Брось, Макс, не за что тут прощать! — облегчённо засмеялся Джо. — Мы уже привыкли, что про нас сочиняют всякое! Так же веселей! Но он любит тебя, а я ему просто друг. Но настоящий друг, — подчеркнул он, — поэтому ты смотри, я за Стефана, если что… не посмотрю, что ты олимпийский чемпион!        — Ох, Джонни! — тоже заулыбался Макс. — Моя бы воля…        — Да-да, я понимаю, — похлопал его по запястью Вейр. — Но ты его тоже пойми и не осложняй вашу и без того сложную жизнь. На нём, между прочим, лица не было, пока я там с ним в Шампери общался. Я таким его вообще не помню, чтобы он всё время о чём-то думал, думал… Я старался не лезть. Но я надеялся, что он приедет на «Короля»… Жаль…        — Он в Питер приедет, Джо, обязательно, — уверенно сказал Траньков. — Я знаю, я ему отель заказал. На второе января. И до Рождества. Так что увидимся все вместе.        — Вот это — прекрасная новость! — обрадовался Джонни. — Я Новый год встречаю дома, с семьёй, но второго числа тоже уже буду в Петербурге. Ты уже пойдёшь? — огорчённо спросил он, видя, что Максим поднимается с банкетки. — Тогда вот! — Вейр выбрал из цветочного холма элегантный букет кремовых роз и подал ему: — Тане передай от меня! Я её видел на трибуне вчера, жаль, что она не подошла. Ну, ничего, увидимся в Питере.        — Наверное! Спасибо, Джо! — тихо сказал Макс, и Джонни понял, что это не за цветы…        Вволю нагулявшись со Слуцкой по московским бутикам на Арбате и в Камергерском, основную массу приобретённых подарков Джон добыл всё-таки в ЦУМе, название которого очень его всегда смешило. «ЦУМ, ЦУМ, цум-цум-цум», — напевал он на разные лады, таская Иру под руку из одного павильона в другой, перебирая наряды, сувениры, игрушки и украшения. Он любил походить по магазинам, особенно перед праздниками. Он любил делать подарки, выбирал их тщательно, хотел, чтобы им радовались. Он и Ирине купил красивый браслет, потихоньку от неё, пока подруга примеряла серёжки. Нагруженные пакетами, они загрузились в такси, он вылез возле своей гостиницы и, пока водитель подавал портье разнокалиберные покупки, расцеловал Иру, от души благодаря за чудесный день.       Составив пакеты в углу, рядом с огромным количеством цветов, Вейр утомлённо присел на кровать и в который раз уже вытащил подарок для Патти — огромных размеров пуховый платок, такой невесомо-воздушный, ажурный и волшебно-тёплый, что это казалось невероятным. Паутинно-тонкие шерстяные нити сияли снежной белизной и будто искрились, как иней. «Вот, мама, это от Снежного Короля, — улыбаясь, подумал Джо. — Так и скажу». Он взмахнул этим сказочным полотном, складывая вдоль, и набросил себе на плечи, которые сразу же словно согрело солнцем. Джонни поднёс чудесный пух к лицу, вдруг ощутив страшную тоску по дому. Под Новый год ему всегда безумно хотелось к своим, в семейный дом, в свою комнату, туда, где можно было быть таким, каким хочется… тем, кто он есть…        Стук в дверь вернул его в действительность, и Джон вспомнил о свидании. Неужели уже так много времени?        — Ох, привет, Слава! — Джо открыл дверь и впустил в номер темноволосого юношу, невысокого и хрупкого, вдруг показавшегося изящным и хорошеньким, как игрушка. — Извини, я только что вернулся, пытался покупки разбирать, но, пожалуй, отложим, да?        — Привет! — Мальчишка и кокетничал, и смущался одновременно, из чего Вейр сделал вывод, что тот нечасто вот так ходит по номерам гостиниц, и эта мысль оказалась неожиданно приятной. – Джо, я подожду, ты делай, что нужно…        — Ещё не хватало — ждать! — засмеялся Джонни и, закрыв дверь за спиной у парня, нежно поцеловал в горячие губы, придержав его голову под затылок. — Мы и так ждали весь день…        Мальчишке было лет двадцать, и он был ниже ростом, и у него были совершенно прямые каштановые волосы, длинной чёлкой спадавшие на худенькое лицо с высокими скулами, на чуть раскосые ярко-серые глаза. Джон залюбовался очень густыми щёточками ресниц, широковатыми прямыми бровями… Парень был хорош ломкой, неуверенной красотой юности, которая может расцвести самоцветной прелести харизмой, или оплыть в невнятный облик, незаметный и незапоминающийся. Со смутным сожалением Джон снова прижался губами к его губам, вдруг осознав, что уже сильно возбуждён… Чёрт! Почти год! Ещё бы! И он, не отстраняясь, прошептал в подавшийся навстречу рот:        — Ты ведь ждал?        Мальчик прижался к нему, и Вейр ощутил, что он вздрагивает.        — Ещё как… — тоже шёпотом ответил он, закрывая глаза и обнимая Джо за талию, не то, чтобы уверенно, но вполне осознанно, что для Вейра было немаловажно. Чего он не делал никогда, так это не пользовался ситуацией…        — Слава, — через несколько минут, испытав на мальчишке поцелуи разных видов и интенсивности, Джон слегка отодвинулся. — Нам всё же придётся немного подождать. Я в душ, пять минут, о’кей?        — А можно с тобой? — И парень покраснел так очаровательно, что Джонни с удовольствием снова его поцеловал:        — Конечно, только это, боюсь, тогда не на пять минут, да? Впрочем, ты же не особенно спешишь?        — Я спешил только сюда, Джо, — вскинул глаза Слава. — И очень боялся, что ты пошутил…        — Ну, так не шутят, — погладил пунцовую щечку Вейр и принялся расстёгивать на нём косую молнию джемпера. — По крайней мере, я — точно…        Они ласкали друг друга под тёплыми струями воды, Джон недоверчиво следил, как восхищённо и почти благоговейно смотрит на него парень. Сам он трогал его бережно и аккуратно, чувствуя, что тот, хоть и не девственник, но почти совсем неопытен, неискушён. Славик добросовестно пытался его возбуждать, но Вейру это совершенно не требовалось: мальчишка был живой соблазн, гибкий, тоненький и трогательный, отчаянно жаждущий ласки и мечтающий о страстях. Джон гладил светло-золотистую кожу, лёгкое тело трепетало и извивалось, подставляясь под его ладони и губы, неумелые руки застенчиво пытались отвечать; глаза Славик закрыл почти сразу, часто дышал, потом прижался всем телом, быстро шепча «Джо, пожалуйста, пожалуйста…», ахая и тихо постанывая. Определённо, нужно было действовать, и Вейр, чувствуя, что подкатывает пик, взял всё в свои руки. Парень кончил под его руководством через несколько секунд, и Джон вскоре его догнал, немножечко снизив градус собственного возбуждения, чтобы продолжить вечер уже в постели.        Он хотел продолжения. Парень его заводил. Глядя, как тот, придерживаясь за раковину, томно вытирается полотенцем, Джонни улыбнулся и подошёл помочь.        — Ты как? — ласково выдохнул он в розовое небольшое ухо, заложив за него мокрую тёмную прядь волос.        — Очень… — прошептал мальчишка, благодарно откидывая голову Джону на плечо. — Ты извини, я давно не был… ни с кем… так быстро всё…        — Ну, мы же помним, что мы не торопимся, — начал было шутливым тоном Вейр, и вдруг увидел их отражение в зеркале. Он поражённо смотрел на самого себя: широкоплечий мужчина, мускулистый, взрослый, красивое мужественное лицо, рассыпанные влажные волны волос и лёгкая щетина, сильные руки, прямая посадка головы — ни намёка, ни грамма гламурного кокетства или женственности. И прильнувший к нему мальчик: само изящество, сама нежность, покорный и чувственный, соблазнительно-порочный и в то же время чистый в своей мимолётной юности… Такой, каким был он сам десять лет назад… — Слава, — тихо сказал он, продолжая осторожно стирать с восхитительно-доверчивого тела капельки воды, — скажи, сколько мужчин у тебя было?        — Двое, — не задумываясь, просто ответил тот, закрыв глаза, — только давно уже.        — Ne compte pas*, — почему-то по-французски прошептал Джо, разворачивая к себе лицом и крепко прижимая парня. Он внезапно захотел сделать так, чтобы этот мальчик был сегодня счастлив в его объятиях. Вот такой — светлый, хрупкий, не очень понимающий, что делать с собственной чувственной натурой, живущий в суровой стране, занимающийся суровым видом спорта, не богатый, не знаменитый, ещё очень молодой, — такой, каким был он сам десять лет назад. Хотя бы здесь и сейчас — пусть будет счастлив!        И Джон подхватил на руки легкое тело, заглядывая в изумлённо распахнувшиеся глаза явно не франкофонного мальчишки.        — Всё хорошо, детка, — нежно сказал он, уложив Славу на кровать. — Представь, что их не было, договорились?        Проснулся Джонни от того, что ему целовали руки. В полудрёме показалось, что это сон, но потом он всё вспомнил и, открыв глаза, увидел нежную улыбку и грустный взгляд Славика, осторожно трогающего губами его пальцы.        — Прости, что разбудил, — чуть виновато прошептал мальчишка. — У нас раскатка рано, я не хочу опоздать…        — Ну, всё нормально, мне тоже не стоит долго спать, — ободряюще улыбнулся Джо. — Как ты?        Слава закрыл глаза и прижался щекой к ладони Вейра. Он уже был полностью одет, причёсан, совершенно готов, и Джон почувствовал, что парень ломает в себе всё на свете, чтобы не заплакать… Он сел и прижал к себе послушное тело, которое за ночь изучил так подробно, что мог сейчас в несколько секунд… Но, конечно, он не сделает этого, никогда не поступит так.        — Ты прекрасен, — шепнул он в шелковистый каштановый затылок. — Мне было с тобой очень хорошо. А ещё ты страстный. Поэтому послушай и не забывай: будь только с тем, кого по-настоящему хочешь, пусть хоть ненадолго, но обязательно по-настоящему. Иначе погаснешь… Ты понимаешь?        Мальчишка кивнул, всё так же прижимая к лицу его ладонь, и Джон замер, держа его в мягком прощальном объятии, а потом осторожно приподнял за подбородок и поцеловал, стараясь вложить в этот простой жест всю благодарную нежность и всю искренность, с которой желал парню счастья. Тот почти не ответил, лишь прерывисто вздохнул и отодвинулся, заторопившись вдруг:        — Джон, спасибо, я пойду, пора уже… мне ещё домой заскочить…        Чуть неуверенными шагами он вышел в прихожую, и Джонни, накинув халат, застал его уже обутым и натягивающим забавное зимнее худи.        — Слава, — протянул ему Вейр плотный глянцевый конверт. — С Новым годом!        Парень шарахнулся и вспыхнул гневным и стыдливым румянцем:        — Нет! Я не возьму! Джон! Нет!        — Стой, стой, это не деньги, ты что! — засмеялся Вейр. — Это подарок. Посмотри же, глупый!        Мальчишка нерешительно открыл конверт и поднял совершенно восхищённые глаза, из которых мгновенно ушли обида и гнев:        — Серьёзно? Мне? Это? О, Джон, о таком я и мечтать не мог! Спасибо!        Он кинулся на шею Джонни и позволил себе расплакаться, потому что повод был радостный, и это было не стыдно. Сертификат на элитные профессиональные коньки швейцарской фирмы Graf — это действительно был сказочный подарок для парня. На Graf’ах катаются звёзды. Джон и сам, бывало, не брезговал… Мальчишка убежал с мокрыми глазами, но счастливый, чего и надо было Вейру, и он снова забрался под одеяло и вытянулся, одолеваемый странными мыслями.        У него впервые был такой юный любовник. В смысле, настолько моложе его самого… Обычно его привлекали более взрослые и брутальные мужчины, или сверстники хотя бы. Да и не смотрели на него юнцы, чего уж там! И вдруг… Он нечасто проявлял активность и инициативу, позволяя себя ублажать и удовлетворять, даря себя, снисходя, что ли… А с этим мальчиком нужно было быть сильным и нежным, вдумчивым и осторожным, страстным и бережным — и всё это вместе. Джон вспоминал, как долго ласкал, преодолевая чисто физическое недоверие полудетского тела, на котором с умилённой жалостью видел характерные отметины фигурного катания. Он пересчитывал губами синяки, ссадины, сбитые локти и колени, зажившие и довольно свежие царапины от лезвий и зубцов, и вновь невольно думал, что сам был таким же худым и застенчивым, оббитым об лёд, вечно мечтающим о картошке-фри и победах. Он не торопился, находя непривычное, но острейшее удовольствие в том, чтобы соблазнять, распалять, доводить до исступления, до потери контроля, то того мгновения, когда острые колени призывно раздвинулись перед ним, а руки принялись слепо и хаотично гладить его тело, когда на прикосновение скользких от смазки пальцев тело отозвалось жадным встречным движением, а из груди вырвался жалобный стон… И потом, когда мальчишка уже его принимал, он с радостной гордостью видел, что тот наслаждается, что ему не больно, не страшно — хорошо. Джо вспомнил, что отметил это где-то на краешке рассудка, а потом просто любил парня — страстно и упоённо. Чёрт побери, в этом была его беда и счастье — в постели он всегда любил, и его партнёры это чувствовали. И потом стоило больших трудов как-то дать понять, что жизнь и постель — совсем разные вещи… С Виктором, например, ему это так и не удалось. Непонятливый оказался…        Прервав размышления, свернувшие в неприятное русло, запел телефон. Белая роза. Стефан… Как хорошо…        — Bonjour, mon précieux!** — воскликнул он в трубку. — Что так рано?        — Bonjour, mon trésor!*** — отозвался весёлый голос. — Я разбудил?        — Почти нет, — хмыкнул Вейр, — хотя я ещё в постели.        — Надеюсь, не один? — засмеялся Стеф.        — Уже один, к сожалению, — притворно вздохнул Джон. — Но приключение было прелестно.        — Да? — Ламбьель как-то натужно удивился. — Так это же замечательно! Расскажи немедленно!        — Ну, что сказать… — лукаво протянул Джо. — Приключение было темноволосым, сероглазым, изящным и юным, как королевский паж… Оно было невинно и чувственно, очаровательно краснело и самозабвенно отдавалось моей страсти. Ах, Стеф, Москва — это просто сокровищница! Я обожаю Россию!        — Ага, с её-то гомофобными законами, — неожиданно сердито буркнул Стефан. — Надеюсь, мальчишку не спалили…        — Я тоже надеюсь, — посерьёзнел Вейр. — Ты в такую рань звонишь, чтобы справиться о моей интимной жизни? У тебя там всего семь утра!        — Вообще-то, восемь, — сварливо отозвался Стеф. — И я хотел тебе сказать, что нашёл тебе квартиру в Шампери. Ты же хотел, чтобы не в гостинице, ну и вот…        — Серьёзно? — обрадовался Джо. — Шикарно! Какую? Дорого?        — Недорого, она маленькая совсем, но зато недалеко от школы. Два уровня, внизу кухонька и гостиная, наверху спальня — мансардой, прямо под крышей, но есть небольшая терраса. Впрочем, зачем зимой терраса, — прервал он неожиданно свой рассказ. — Приедешь смотреть? Ответ надо дать до нового года.        — Я постараюсь приехать, но если не успею, то соглашайся, я доверяю твоему выбору, — вновь весело заявил Джон. — И я обожаю мансарды! А у тебя всё нормально вообще? Что-то голос нерадостный. Устаёшь?        — Не так чтобы прямо очень, — словно нехотя отозвался Ламбьель. — Скорее нервничаю.        — Крис не дурит? Бизнес не пострадал?        — Нет, не идиот же он… Я же его ещё и уволю, если что.        — Тоже верно… Стефан, — вдруг тихо сказал Вейр, — мне очень жаль, что ты не приехал в Москву. Мне не хватало тебя на премьере и каждый день… Я всё смотрел, смотрел на трибуну…        — Зато ты смог испытать сероглазое приключение. — Эта фраза прозвучала так странно, что Джон её сразу не понял, а Стеф уже продолжал: — Я приеду в Петербург, тогда всё и посмотрю. У меня тут сейчас такое — никак не вырваться. Прости.        — Да я понимаю, — заверил его Джонни. — Мне Макс сказал про Петербург, я так обрадовался.        — Макс приходил на шоу? — снова удивился Ламбьель, но теперь как-то испуганно. — Как он?        — А ты не знаешь?        — Мы давно не виделись…        — Собирается через пару недель начать тренировки. Выглядит отлично, видимо, ещё на диету по-новой не сел, — ухмыльнулся Вейр, почему-то решив не рассказывать другу подробности своей встречи с Траньковым. — Он скучает по тебе, сердцеед.        — А ты? — В шутливом вопросе Джону послышалось напряжение.        — А я приеду сразу после Питера — поможешь мне с программой к MWO. Я только тебе доверяю, mon prince!        — Значит, квартиру берём? — В голосе зазвучало такое облегчение, что Джонни просто удивился.        — Конечно, берём, дружище, я смогу не возить с собой четыре чемодана! — весело подтвердил он, попутно выбираясь из-под одеяла и потягиваясь. — Ладно, пора мне вставать! Не приезжаешь, но хоть звонишь, тоже неплохо. Были времена, я тебя годами не слышал…        — Надеюсь, они прошли, — вполголоса обронил Стеф, словно про себя. — Ну, что же, тогда решено! Жду на новоселье! Je t'embrasse mille fois****! Au revoir!        Джон бросил айфон на кровать и с силой потёр лицо ладонями. С Ламбьелем что-то происходило. С Максом что-то происходило. И с ним самим тоже что-то происходило. Впрочем, такие мысли всегда посещали его под рождество…

*****

       Незадолго до того, как семья должна была чинно расположиться за праздничным столом, в дверь позвонили. Открыл Брайан, и Джон вскоре услышал, как он его зовёт. Выйдя в прихожую, он обнаружил курьера службы доставки, совершенно запаренного и замученного.        — Мистер Вейр, распишитесь! Вам посылка. Вот тут, и вот тут. Благодарю, с праздником, всего доброго, — скороговоркой протараторил парень, вручая Джонни небольшой свёрток, весь в наклейках и скотче, и пулей выскочил за дверь, даже не выслушав ответных пожеланий и благодарностей.        — От кого это, Джонни? — с любопытством спросил брат, и Джо пожал плечами: на коробке было ничего не понять, только какие-то штрих-коды, метки, номера. Разве что адрес получателя был хорошо читаем, но эта информация ценности для них не представляла. — Что там? Давай смотреть!        — Надеюсь, не сибирская язва, — хмыкнул Джон, которому почему-то не хотелось открывать посылку при всех. — Я потом посмотрю, Боз, а то нас ждут уже.        Быстро положив коробку к себе в комнату, он вернулся в гостиную и сел за стол. Мама наготовила любимых с детства яств, ароматы которых всегда заставляли его особенно остро ощутить себя дома, в тепле, под защитой любящих близких людей… Эти мгновения счастья он не променяет ни на что в мире. Он когда-то мечтал, что у него будет любовь — сильная и настоящая, ради которой можно будет покинуть дом, но, видимо, такой любви на свете не бывает…       Как старший сын, он откупорил шампанское и разлил по бокалам, сдержанно улыбнувшись отцу, который уже несколько лет назад передал ему это право. На стене начали звенеть часы. Джонни на мгновение закрыл глаза и… поймал себя на том, что снова загадал про любовь! Ну, что за натура проклятая! Зачем опять! .. И в следующую секунду он улыбнулся своим мыслям. Лучше ещё сто раз обжечься, чем никогда больше не полюбить. Ужас какой!        Когда настало время раздавать подарки, и все открывали коробки и разворачивали блестящую бумагу, он потихоньку ушёл к себе и, зачем-то заперев дверь, принялся потрошить упаковку посылки. Под парой слоёв толстого картона обнаружился нарядный свёрток из белой бумаги с серебряными звёздочками, украшенный алой узкой лентой и веточкой остролиста. Полюбовавшись, Джонни извлёк на свет очень красивую деревянную шкатулку с инкрустациями перламутра, похожую на индийскую, а под крышкой — серебряный браслет, мужской, очень элегантный, строгий и безупречный. Ни открытки, ни визитной карточки…        Вейр вынул украшение из бархатных лапок, прижимающих его к мягкому ложементу, и поднёс под торшер, чтобы лучше рассмотреть. Красиво соединённые некрупные звенья очень белого высокопробного серебра были покрыты изящными насечками, переливчато играющими на свету, и сходились к застёжке, на плоских пластинах которой была гравировка…       Джонни не знал, смеяться или сердиться. Ну, не знал… Впрочем, разве друг не может сделать такой подарок?       Лебедь и зебра. И чтобы браслет застегнуть, они должны встретиться…