Дело о винограднике

Кристель Шарье Кашель. Снова сильный кашель, который резко пробудил меня, застрял в горле, перекрывая дыхание. Не могу дышать, снова плохо. Плохо, как и в любое другое утро, как и во все дни. Грудную клетку сдавило, но уже не от корсета. Я снова задыхаюсь и не могу ничего сделать. Протягивая руку к прикроватной тумбе, я понимаю, что нахожусь не в поместье, но сейчас мне на это плевать. Я вижу на тумбе ингалятор и чувствую себя в некой безопасности. Тот, кто вчера, очевидно, и принес меня сюда, позаботился о нем, а значит, не желает моей смерти, по крайней мере, от удушья. Я жадно хватаю заветный ингалятор и делаю вдох, получая дозу сухого порошка, который облегчает дыхание. Дискомфорт постепенно отступает, и я падаю на мягкую приятно пахнущую постель. Закрываю глаза, и все встает на свои места. Все события прошлого вечера всплывают в моей голове, раскладываясь по полочкам в сознании. Что-то произошло. И я, очевидно, похищена? От этой мысли я резко сажусь на кровати и обвожу взглядом комнату. Приятная, светлая, не очень просторная. Кровать, на которой я сижу, кресло-качалка, словно принесенное из дома престарелых, кофейный столик, на котором стоит чашка недопитого кофе и разложена куча непонятных журналов или газет, и небольшой комод почти у самого окна. У окна я и заметила фигуру мужчины. Он стоял ко мне спиной. На нем простые джинсы и черная водолазка, подчеркивающая его спортивную фигуру. Он держит руку на старом радиоприемнике, принесенный, возможно, оттуда же, откуда и кресло, стоящее в углу комнаты. Незнакомец-похититель-маньяк-спаситель включает радио, и из приемника доносится неразборчивая иностранная речь. Я молча, ничего не говоря, но открывая рот, пытаюсь словно повторить бесшумно за диктором и только потом понимаю, что нахожусь за пределами Франции. Из радиоприемника доносится немецкая речь. В этот момент ко мне поворачивается мужчина, и я наконец вижу его лицо. На вид ему чуть больше тридцати. Морщинки вокруг глаз, волосы рыжего, но не огненного оттенка, губы сжаты в тонкую полоску. Он смотрит на меня изучающее, словно оценивая мое состояние, и кидает взгляд на мое тело. Омерзительное ощущение, словно он сканируем меня, и я пытаюсь пошевелиться. Шорох свадебного платья. Я все еще в нем, но корсет слега ослаблен. Мужчина позаботился о том, чтобы мне было комфортно в ту ночь. Спасибо и на этом. — Я рад, что ты нашла ингалятор, — кивнул он в сторону тумбы, и я узнала его голос и акцент. Теперь я была уверена, что мужчина, приставивший к моему носу платок в винограднике, — и есть этот мужчина в черной водолазке. Ничего не отвечая, я перевожу взгляд на радиоприемник, пытаясь понять хоть что-то из потока незнакомой мне речи, но безуспешно. Заметив это, он выключат радио, оставляя руку на приемнике, и смотрит внимательно на меня. Следил за моей реакцией. Думает, сбегу ли я? Начну ли истерику? Может быть, у меня начнется приступ? Но я лишь спокойно пожимаю плечами и заглядываю в его голубые глаза. — И что? Вопрос сбивает его с толку, и он ничего не отвечает, будто забыв мой родной язык. Мужчина замирает и напрягается, словно в его голове происходит сложный мыслительный процесс, который не может быть решен без его участия. Он снова поднимает взгляд на меня, а я не могу сдержать усмешку. Мне не страшно. — Выкуп? Убийство? Насилие? — начинаю перечислять я, продолжая смотреть на молчаливого похитителя. — Сколько тебе нужно? Молчание, и я снова усмехаюсь. — А вчера ты был более разговорчив. — А вот ты нет, — спокойно, но холодно проговаривает на французском он и переводит взгляд на часы на стене. — Завтрак скоро будет готов, а пока переоденься во что-нибудь более удобное. Мужчина прошелся от подоконника до комода и, открыв его, взглянул на меня. — Зайду за тобой через двадцать минут. Если нужен душ, то ванная комната за той дверью, — продолжая сверлить меня взглядом, произнес незнакомец и направился на выход из комнаты. Дверь за ним закрылась с противным скрипом, и я тут же соскочила с кровати, держа в руках край платья. Проходя мимо столика с газетами, я непроизвольно кинула взгляд на первые страницы и остановилась. Среди огромного количества незнакомых слов я увидела лишь одно, указывающее на место моего нахождения. Я нахожусь в Кёльне. Я быстро уложилась в восемнадцать минут. У меня еще оставалось две минуты до того, как в комнату войдет незнакомец. Приняв душ, я надела на себя растянутую футболку, очевидно, оставленную какой-то особой у этого мужчины, как и белые брюки, которые абсолютно не подходили к верху. Плевать. В оставшейся время я медленно, стараясь не скрипеть половыми досками в старенькой квартире, ходила по комнате, разглядывая ее, стараясь найти ответы на вопросы, которые в моей голове еще даже не сформировались. Пытаюсь найти хоть какую-то зацепку, и в голове всплывают с десяток предположений, почему я здесь. Но ничто в этой комнате ни о чем мне не говорит. Все, что я смогла сопоставить в своей голове, — это, то, что хозяин этой комнаты очень любит ретро вещи и не очень любит убирать пыль. Пожалуй, это все. Мои рейд по вещам прервал короткий скрип двери ровно через двадцать минут, и в проходе я увидела того же самого мужчину. Пунктуальный. Зашел не минутой позже. Кинув взгляд на мою одежду, он кивнул сам себе. — Завтракать будем на кухне, — так просто произнес он, словно это было чем-то вроде обычного разговора между нами. "Завтракать будем на кухне". Кажется, что после этой фразы он посмотрит в мои глаза, которые выражали полное недоумение, и добавит: "Мы ведь всегда так делаем. Завтракаем на кухне". Такая простая фраза, словно вчера свадьба была у нас. Кажется, что вот-вот мы начнем разбирать подарки и писать благодарственные письма всем гостям, параллельно завтракая на нашей кухне. Но вместо этого мужчина дождался, когда я дойду до него, и отступил, пропуская меня к выходу. У самой двери я остановилась, взглянув на него снизу вверх. Казалось, что я впервые нахожусь так близко к нему, но это было неправдой, я помню его запах. Он пахнет сигаретами, как и вчера. Это последнее, что я помню из своей свадьбы. Запах сигарет, горячие ладони на моей спине и платок у моего лица. Темнота. — Как тебя зовут? — задаю вопрос я, не надеясь, что он ответит, точнее, не надеюсь на настоящее имя. Какой похититель будет называть свое настоящее имя своей жертве? Но мне ведь надо его как-то называть. Пусть скажет любое, этого будет достаточно. — Эрих, — отвечает он, продолжая смотреть на меня сверху вниз. Я произношу его имя вслед за ним, пробуя его на вкус. Слишком сексуальное имя для похитителя. Интересно, а какое имя его настоящее? Я ничего не отвечаю, и он, аккуратно обходя меня, идет по узкому коридорчику своей квартиры, в которой стоит старый велосипед, никому не нужный. Кажется, здесь собрано все барахло, какое только можно себе вообразить. Интересно, что еще я обнаружу в этом доме? Старую печатную машинку? Пластинки? Патефон? Может быть, старый стационарный телефон с позолоченной трубкой или сотню потертых кожаных чемоданов, которые таскал повсюду еще мой отец, когда учился в университете? Мы выходим из узкого коридорчика направо и оказываемся в небольшой, но уютной кухне, в которой находимся не одни. Возле плиты хлопочет девушка, примерно такого же возраста, что и Эрих, с такими же рыжими волосами, собранными в конский хвост. Девушка делает омлет, насупив брови и абсолютно не обращая на нас никакого внимания, будто нас здесь не было. Эрих, оставляя меня в проеме, проходит к девушке, кладет ей руку на плечо, и она поворачивается, смотрит на него, а затем переводит взгляд на меня, а я замечаю, что она очень похожа на него. Почти как две капли воды. Она не может быть его матерью, и вряд ли его жена: на руке нет кольца. Сестра? Она довольно и расслабленно улыбается, так, словно потеряв что-то очень ценное, обнаруживает это сию же секунду после мимолетной паники. Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но понимаю, что это глупо. Боже, меня же похитили! Все происходит так, словно я была здесь не в качестве заложницы, а просто пришла пообедать или познакомиться с родственниками Эриха. Никакой опасности. Никакого насилия. Только приятный запах омлета и короткая расслабленная улыбка девушки. Я неловко делаю шаг вперед, когда Эрих говорит, чтобы я присаживалась за стол, стоявший у самого окна. Медленно опускаясь на стул, я провожу рукой по футболке и снова перевожу взгляд на девушку. Дальше словно выключили перевод. Эти двое начали переговариваться между собой на своем родной языке, а я ничего не могла понять. Разве что пару отдельных фраз или слов, которые были знакомы мне еще со школьной программы. Из общего потока речи я смогла выделить только такие слова, как "девушка", "ты", "машина", "парень", "отец" и, очевидно, имя этой девушки. Кажется, ее зовут Адель. И больше ничего. Вряд ли из этих слов можно понять, о чем эти двое так жарко спорили, но, в конце концов, этот диалог быстро подошел к концу, и они повернулись в мою сторону. Она с грохотом поставила тарелку с омлетом на стол, а затем стакан с апельсиновым соком, налитым до краев. — Вы Адель? — задаю вопрос я, девушка не отвечает, но и не отводит взгляда. Она не понимает, что говорю я, не знает мой язык, а я знаю только пару фраз на ее. Коммуникация почти налажена. Я снова кидаю взгляд на девушку, которая продолжает смотреть на меня. Наконец я спрашиваю ее имя на ее родном языке, чувствуя, что допустила массу ошибок. Адель кивает и с улыбкой поглядывает на Эриха. Он улыбается тоже. Чувствую себя абсолютно глупо. Адель и Эрих садятся за стол и молча начинают завтракать. Я поочередно наблюдаю за ними. Обычные люди. Адель не выглядит как убийца, не похожа на похитителя, Эрих не напоминает насильника. Простая немецкая семья, как на картинках в детских учебниках или на коробках из под печенья. Временами улыбчивые и в меру молчаливые. Наконец, сделав пару глотков сока, чтобы прочистить горло, я отодвигаю тарелку с омлетом, к которому не притронулась, и смотрю на них. Эрих и Адель поднимают глаза на меня с недоумением поглядывают то на мою тарелку, то на меня саму. Мужчина откладывает нож, и девушка непроизвольно делает это в зеркальном отражении один в один, как и ее брат. — Позвольте спросить, какого лешего я здесь делаю? — я задаю вопрос с нажимом, продолжая переводить взгляд с одного на другого участника нашего "круглого стола". — Вы решили похитить девушку с собственной свадьбы, чтобы накормить завтраком? Или это розыгрыш? Розыгрыш. Новое предположение, всплывшее в моей голове. Ведь невест похищают на свадьбах, ведь так? Я слышала, что такие традиции есть во многих странах. А что, если все это шутка и часть праздника, а мой муж сейчас выполнят всякие разные задания, чтобы вызволить меня из рук псевдо похитителей? — Кристель, ешь. А потом мы поговорим, — спокойно отвечает Эрих, но я не двигаюсь с места. Мне нужны ответы сейчас. Не минутой позже. — Я хочу знать ответ. Почему я здесь, и кто вы такие. И какого черта я вообще за пределами Франции! — Кристель, — произносит Адель, видя, как я начинаю закипать. Мне все это начинает надоедать. Если это шутка, то это самая глупая шутка, которую я когда-либо видела или слышала. Глупый розыгрыш, все это настоящая чушь! — Какого черта я в Кёльне? — Не начинай истерику и ешь, — Эрих говорит это, словно я должна его послушаться. — Да не буду я есть ваш чертов омлет! Демонстративное отстранение от тарелки, которая тут же слетает со стола в сторону холодильника, и полная тишина. Адель и Эрих смотрят на меня без улыбкой, абсолютно холодно и серьезно. Скрип стула по полу — и Эрих встает с места, обхватывая меня своими тонкими пальцами за руку. Больно сдавливая руку, Эрих тянет меня на себя, поднимая с места. Я пытаюсь дернуться, но тот лишь дергает меня на себя и впивается взглядом в мои глаза. — Не дергайся, — скрипя зубами, проговаривает он абсолютно не похожим на обычной его голос. Точнее на голос, который я слышала до этого. Может быть, это и есть настоящий голос похитителя? Интересно, так ли звучит голос убийцы? От этого я решаю сбавить обороты. Кажется, перевернутой тарелки вполне достаточно, и это почти накалило обстановку. Посмотрим, что будет дальше. А дальше ничего. Эрих ведет меня быстро обратно в комнату, я волочу за ним ноги, пытаясь хотя бы ослабить его хватку. Скрип все той же комнатной двери — и вот я лечу на кровать. Падаю, ударяясь об изголовье кровати, и смотрю на него. Он подходит все ближе и ближе, не спуская с меня своего пристального взгляда. Вот теперь мне страшно. Я боюсь молчания, начинаю бояться этого пристального взгляда. — Сиди здесь, — приказной тон и краткая фраза, словно сложнее он и не мог сказать. Эрих разворачивается и идет к выходу из комнаты, и я позволяю себе встать с постели, но вместо этого лишь спускаю одну ногу, прикасаясь кончиками пальцев к полу. Он останавливается. — Это все из-за моего приемного отца? — отчаянно задаю последний вопрос я и слышу, как Эрих усмехается. — Это не твой приемный отец, — последнее, что произносит он, прежде чем выйти из комнаты, оставляя меня в полной растерянности, недоумении и легком испуге.