Дело о винограднике

Месье Шарье остался один. Все ушли, и теперь в большом доме наступила гробовая пугающая тишина. Матье отправился к себе, заранее поругавшись с Оливье на почве глупых ответов детективам, а его Вивьен оставила его, умчавшись к одной из своих подруг, как сказала она, "поделиться горем". И вот он остался один. Прохаживаясь из комнаты в комнату, от окна к окну, Оливье сжимал на голове волосы, воя от неизвестности. Он не знал, где находится его дочь. Не знал, что с ней происходит, жива ли она? В его голове мгновенно возникла яркая и четкая картинка. Вот его единственная дочь лежит на холодом полу темного сырого подвала. Она избита, а ее свадебное платье покрыто ее собственной кровью и висит одними лоскутками на ее бедном изуродованном теле. С каждой минутой картинка становилась все ярче, а мысли и предположения мрачнее. Оливье издал рык раненого зверя и, ударив кулаком по стене, прерывисто вздохнул. Она там, а он ничего не может сделать. Прошли почти сутки, а это значит, что надежды на то, что она может быть жива, будет все меньше с каждым часом, с каждой минутой. Прошли почти сутки, а он был готов молить тех, кто украл ее. Он был готов на все. Ближе к ночи раздался звонок на стационарный телефон. Звук разнесся по всем комнатам, и Оливье, соскочив с дивана, ринулся к трубке, как ошпаренный. С минуту после того, как он ответил на звонок, Оливье молчал. Тяжело дыша в трубку, он надеялся услышать голос дочери, но вместо этого послышался голос с ярко выраженным акцентом. Ко всему прочему голос был ему знаком. Он был готов поклясться, что слышал его уже не раз. Голос мужчины грубо назвал имя Оливье, но Шарье лишь вздохнул. — Прослушка выключена, — снова знакомый голос и молчание. — Где Кристель? — задал вопрос Оливье, догадываясь, почему ему позвонили. Он мог бы задать этот вопрос каждому, кто звонит ему, но сейчас был уверен, что не ошибся. Ночью никто не станет звонить, чтобы назвать его имя. — В надежном месте и руках, — холодный голос в трубке, и мужчина на том конце провода сделал затяжку. — Что вы с ней сделали? Что вы хотите? Верните ее! Она ведь еще ребенок! Ледяной смех — и снова затяжка. — Она уже совершеннолетняя, тебе ли не знать, что значит ребенок. Ей далеко не пятнадцать. Оливье Шарье замолчал, прекрасно зная, о чем он говорит, и от этого становилось страшно вдвойне. Этот человек знал то, что знать был не должен. — У нее ведь астма! — взмолился Оливье, прислоняя голову к окну, всматриваясь вдаль. — Она в порядке. Пока. Но если ты не сделаешь все, что тебе велят, возможно, ты получишь свою дочь только по частям. Холодный пот покатился каплями по спине мужчины. По частям. Он получит дочь по частям, а в конце ему пришлют снафф видео с ее участием. Все это он представлял так живо и ярко, что казалось, будто сердце перестало биться, и он вот-вот потеряет сознание. — Сколько вы хотите? Только скажите, но умоляю, отпустите ее. Тишина на конце провода. Вдох-выдох, и снова вздох. Снова тишина, и Оливье слышит звук проезжающих мимо машин, и смех проходящих мимо людей. Снова сигнал клаксона, затяжка мужчины и вечерняя полифония города. — Деньги — это слишком просто. Думаю, пора отплатить чем-то иным, ведь так, Оливье? — Что вы хотите? — произнес Оливье, чувствуя, как сильно колотится его сердце. — Для начала, как насчет истории тридцатилетней давности? Оливье дернулся и вмиг осел на пол. Этот мужчина словно изучал его очень давно. Знал о нем буквально все. Но откуда? И что он имеет ввиду? Ведь если он знает то, что произошло на самом деле, все намного серьезнее, чем он предполагал. Голос похитителя снова показался ему знакомым, но он никак не мог вспомнить, где же его слышал, и подсказка пришла сама собой. — Январь, восемьдесят второй. Париж, Ресторан Ле-тран-блё. Все встало на свои места. Оливье почти догадался, о чем говорит этот мужчина. Голос. Поразительно, как он не изменился за это время. Догадка пришла сама собой. Он все понял. — Михаэль? — осипшим голосом произнес он, и на том конце провода без опаски ответили. — Мориц. Меня зовут Мориц. И я его сын.