Дело о винограднике

Днем четвертого дня Оливье Шарье приступил к поискам матери Кристель. Утром, не сказав никому ни слова, он как можно быстрее собрался и вышел из дома, даже не позавтракав. Видеть никого не хотелось, говорить, что он собирается делать, — тоже. Если не знать всего, то со стороны это смотрится абсолютно безумно. Безумно раскрыть все то, что ты хранил в себе многие годы. По пути к месту, где он в последний раз видел женщину, подарившую ему ребенка, он купил кофе и булочек и позавтракал, пока стоял в пробке. Наконец поток машин тронулся. Оливье нервничал, не зная, чего ожидать от этой встречи. В голове то и дело всплывали воспоминания о тех днях, когда ничего не предвещало беды. Он представил, какой могла бы быть сейчас эта девушка, а теперь уже и женщина. Вот на ней старый халат, спутанные волосы, красные и безжизненные глаза. Морщинки вокруг глаз далеко не по годам, кожа бледная. Она давно потеряла жизнь, хотя по-прежнему дышала. В груди больно кольнуло от этой картины, и Оливье на секунду зажмурился, отдаваясь мерному ходу машин. Наконец машина Ольвье остановилась возле живописного на первый взгляд здания, окруженного зеленью. Большой и уютный парк прямо перед входом, где прогуливались посетители этого заведения. Оливье сделал глубокий вздох и вошел, распахнув стеклянные двери. Перед ним предстал один из мужчин. На нем был темный костюм, из носа и ушей торчали пучки седых волос. Ему давно было пора на покой. Мужчина улыбнулся, скорее, ради вежливости, хотя и все же узнал посетителя. — Добро пожаловать, если можно так сказать, — хрипло, но бодро проговорил мужчина и протянул свою руку для приветствия Оливье. Месье Шарье неловко сжал руку мужчины и осмотрелся. — Проходите, не стесняйтесь. — Мужчина продолжал энергично трясти руку, а Оливье успел посмотреть имя на его пиджаке. — Я вам сейчас все покажу. — Доктор Рохус, я здесь не для того, чтобы посмотреть больницу. Седой доктор нахмурил густые брови, которые почти закрывали его веки, и жестом пригласил в приемную. По стенам ряды стульев, на столиках — журналы и газеты и повсюду разводы. Здесь, как и в самом холле, стоит запах медикаментов. Ощущение, что этот запах давно въелся во все стены здания. Доктор Рохус остановился у двери кабинета. — Чем могу помочь, месье Шарье? Гость вы у нас нечастый. Точнее, не было вас ровно двадцать один год. Если память мне не изменяет, — тон доктора быстро изменился на недружелюбный. Теперь старый Рохус смотрел на Оливье с неким неодобрением и уж тем более знал, о чем тот может заговорит. — Вы ведь знаете, почему я здесь. Доктор лишь пожал плечами, словно издеваясь. — Вы ведь читаете газеты, — продолжал Оливье, протягивая руку к свежей газете, на первой странице которой красовалось его фото. — Прошел двадцать один год. Ее здесь больше нет. Она вылечилась. Пять лет назад. Оливье посмотрел на доктора, который по-прежнему стоял у двери, не собираясь и сдвинуться с места. Разговор становился напряженнее. — Она оставляла какие-то координаты? Или говорила, где собирается жить? Мужчина нахмурился и покачал головой. — Нет, не говорила. — Доктор Рохус, вы лечили ее почти шестнадцать лет. Она должна была поделиться. Вы должны были поинтересоваться. — Я получал за нее деньги. И я не лечил ее. Это вы убили ее молодость. Если бы не мое положение, я давно бы рассказал об этом всему миру. Оливье резко встал с места и, проведя рукой по непослушным волосам, быстро подошел к доктору. — Я хочу сделать это сам. Но мне нужна помощь. Я должен найти Лару. Должен привести ее и рассказать обо всем, что произошло. Наша дочь в опасности. Мужчины стояли в тишине. Доктор пристально смотрел на то, как лицо Оливье медленно становится бледным, а на глаза проступают слезы. — Сколько вы не спали? — задал вопрос Рохус, но Оливье лишь покачал головой. — И не буду спать столько же, пока не верну дочь. Пожалуйста, доктор. Глубокий вздох, и наконец доктор отошел от двери. — Только ради Кристель. Пойдемте.

***

Дом, в котором располагалась квартира Лары, находился в не самом лучшем районе. Оливье даже не успел как следует накрутить себя, как его машина оказалась возле нужного дома. В меру уродливый, как и все дома в этом районе для иммигрантов. Располагался он в стороне от улице, смахивая на жилище, которое вот-вот должны стереть с лица земли. Из-за темных грозовых туч здание выглядело еще более мрачным и абсолютно потерянным в этом городе. Оливье, шагая по грязи в лужах, которые, кажется, здесь никогда не высыхали, прошел к двери дома и не успел ее открыть, как на порог тут же вышел чернокожий мужчина, засовывая руки в карманы. Он недовольно посмотрел на опрятно одетого Оливье, но, не сказав ни слова, ушел прочь. Месье Шарье дошел до двери, за которой находилось жилище Лары, и постучал. Через некоторое время тишину за дверью нарушили тихие шаги. Дверь ему открыла Лара. Живая и невредимая. Она не сильно отличалась от того образа, который прочно засел в памяти Оливье, правда, возраст постепенно брал свое. Перед ним стояла все такая же молодая, безумно похожая на саму Кристель Лара. Глаза широко распахнуты, тушь на ресницах наложена двумя слоями. Волосы по-прежнему оставались волнистыми и длинными. При виде Оливье молодая женщина открыла и закрыла свои розовые пухлые губы, и ее щеки порозовели. Оливье стоял неподвижно, ожидая любой реакции от женщины. Но та лишь молча отошла в сторону, пропуская его внутрь. — Я всегда знала, что однажды ты меня найдешь, — сказала она, впуская Оливье в свое жилище. Оливье стал осторожно пробираться через неубранную комнату, очевидно, служащую спальней, заставленную корзинами с бельем и детскими игрушками. В центре комнаты стоял манеж, в котором Оливье заметил малыша. Лара слега подтолкнула его вперед, и они прошили мимо ванной, дверь в которую была открыла. Главным украшением интерьера ванной комнаты было огромное количество разных кремов и баночек, а еще валявшийся пустой валик из-под туалетной бумаги на полу. Оливье и Лара продолжили путь по узкому старому коридору, завешенному парочкой пыльных картин, купленных на распродаже, и оказались возле двери, ведущей в кухню. Лара пошла первой, Оливье же последовал за ней, все еще озираясь по сторонам. Они оказались на кухне с небольшим обеденным столом и парой стульев по обе стороны. Обстановка отличалась от той, которую привык видеть Оливье, но это его не смущало. Из стоявшей на столе пепельницы поднимался столбик дыма, стены пожелтели, мебель была старой и изношенной. На низком желтом холодильнике стоял старенький телевизор. Кухня служила еще и гостиной. Лара молча убрала пепельницу со стола и открыла скрипучее окно, пропуская свежий воздух в квартиру. Все в этом доме казалось каким-то неопрятным, кривобоким и потрепанным. Возле окна Лара остановилась. Повернувшись к мужчине, она поправила волосы, от которых веяло цитрусовыми, старую мятую футболку с глубоким вырезом, приоткрыв грудь, не вполне помещавшуюся в лифчик, зато скрывая складку кожи над джинсами по всей талии. Она слегка наклонила голову и произнесла: — Ты изменился. Оливье напрягся. Положив ладони на стол, он оставил мокрые пятна от пота и снова принялся дергать и поправлять непослушные волосы. Лара продолжила говорить. — Доктор Рохус сказал где меня найти? — Пришлось его уговаривать. Ты неплохо спряталась, — неуверенно ответил Оливье, украдкой взглянув на Лару, которая усмехнулась один в один, как и ее дочь. — Я никогда не пряталась. Это ты меня запрятал в психушку. На целых шестнадцать лет. Точнее, устраивал мне там отпуск. Оливье заерзал на стуле и наконец посмотрел на Лару. Женщина стояла скрестив руки на груди, поглядывая на него не самым добрым, но заинтересованным и обеспокоенным взглядом. — Твоя дочь получила образование и лучшую жизнь, — начал Оливье. — Тебе было пятнадцать, что ты могла ей дать? — А теперь моя дочь неизвестно где. Хорошую жизнь ты ей дал. Ты занимался только собой. Жил только ради себя. Трахнул малолетку, запер ее в психушку, забрав младенца, и заставил заткнуться всех. Теперь же твоя жизнь покатилась в помойную яму, а моя Крис неизвестно где! — Лара всплеснула руками и повысила тон. Помолчав пару секунд, она снова произнесла, но еще громче и с возмущением: — Ты даже не оставил ей имя Кристалл. Ее должны были звать Кристалл! Некоторое время Оливье таращился на Лару, потом покачал головой. — Ты можешь заткнуться? Сейчас не время для истерик. Я высылал тебе деньги, пока ты не исчезла. — Да пошел ты со своими деньгами, — выплюнула она и кивнула в сторону телевизора. — Ты наконец признался, что это твоя дочь. Что ты хочешь? — Хочу, чтобы ты пошла со мной. — Что? — прыснула Лара и покачала головой. — Хочешь устроить из пропажи нашей дочери шоу? Или набираешь популярность перед выборами? — Не о такой популярности я мечтал, — серьезно сказал Оливье. — Наша дочь похищена. За все, что я натворил. Пришло время расплаты, ты одна из них. Если я не покажу тебя миру, нашу дочь убьют. Ты — мое задание. Лара прошлась от окна к столу и плюхнулась на стул, не сводя взгляда с Оливье. Она смотрела на него как на безумца. Он же смотрел на нее абсолютно серьезно. — Кого нужно было запереть в психушку, так это тебя. — Лара, пожалуйста, — сказал Оливье. Женщина подняла руку, прося его замолчать. — Не произноси мое имя. Я не хочу слышать его из твоего поганого рта. — Лара, ты должна пойти со мной. Иначе Кристель может погибнуть. — У меня ребенок, если ты не заметил, — ответила Лара и пожала плечами. — Я не могу оставить его здесь. Мы живем одни. — Он поедет с нами. Найму ему няню. Лара, ты не можешь отказать. Это твоя дочь. Ты не воспитывала ее, но ты должна любить своего ребенка. Лара сморщилась, словно от неприятного запаха, и губы ее дрогнули. Она убрала прядь волос за ухо и, глубоко вздохнув, посмотрела на Оливье, который уже почти склонился над столом. — Ты готов подорвать карьеру, готов разрушить все ради правды? — Не ради нее. Ради дочери. И ты мне в этом должна помочь. Лара положила руки на стол и усмехнулась. — Спасти дочь и испортить тебе жизнь, чтобы отомстить. Лучшее, что я могла себе представить. Ее голос переливался, как флейта, как будто ей пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Лара лишь хищно улыбнулась, обнажая клыки в верхнем ряду зубов. — Я согласна, — серьезно ответила она, и Оливье громко выдохнул.